Следующие три часа Кондрат мысленно, но от души материл графа Горского, призывая на его головы все кары, какие только пришли в голову, включая столь экзотические, как «чтоб тебя пьяные комары ночью сожрали» и «чтоб тебя два раза камаз переехал». Толку от этого, понятное дело, не было ни на грош, но хоть пар выпустил.
Затем вновь лязгнул засов. На пороге камеры появился Беллендорф. Выглядел он усталым, словно лично все эти три часа бегал за настоящим преступником.
— Нашли мерзавца?! — тотчас с надеждой спросил Кондрат.
Само вырвалось. Кондрат так жаждал услышать положительный ответ, что даже графское хладнокровие не справилось.
— Ищем, — спокойно ответил Беллендорф и, выдержав паузу, сообщил: — Но вы свою ссылку заработали честно. Поедете на войну. Там, глядишь, вас и без нас ухлопают.
«Не хотелось бы», — мысленно ответил Кондрат, но в этот раз хладнокровия хватило, чтобы не озвучивать помыслы. Выглядело так, будто бы самому Бенкендорфу эта идея нравилась. Кондрату означенные перспективы, напротив, не понравились, однако в сравнении с петлей или даже благородным расстрелом это уже был заметный шаг вперед.
— На Кавказ? — спросил Кондрат.
Вроде именно туда ссылали опальных поэтов вроде Лермонтова. Хотя из графа Горского, да и из Кондрата-студента поэт был, прямо скажем, никакой. Вот и Беллендорф покачал головой.
— Нет, там сейчас слишком спокойно. Поедете в Рулитанию.
— Рулитанию? — переспросил Кондрат, припоминая название. — Погодите, это же откуда был Леербах.
— Вот именно. Там сейчас заваривается серьезная каша, будете расхлебывать. Удачи не желаю, но чем черт не шутит. Вот ваше предписание.
Он вынул из-за обшлага рукава свернутый лист бумаги и протянул его Кондрату. Тот торопливо развернул бумагу. Буквы выглядели знакомо, но в слова поначалу не складывались. Кондрат тряхнул головой. Графская память стремительно вынырнула на передний план, и перевела текст с местного на понятный. Графу Горскому предписывалось «сим же днём» убыть к месту службы, в качестве каковой значился 78-й пехотный полк.
В настоящий момент полк был расквартирован близ городка Гранца, что в королевстве Рулитания. Остальное Кондрат пропустил на радостях. «Расквартирован» — это значит что он не рубился в полях неведомым врагом, а стало быть, не так всё плохо. Авось, как-нибудь и обойдется.
— Я готов! — объявил Кондрат поднимаясь на ноги.
— Это хорошо, — сказал Беллендорф; он вынул из кармашка часы в золоченом корпусе, откинул крышку и сообщил: — Поезд на Варшаву отправляется через двадцать минут. Вам надлежит быть в нём.
Кондрат поначалу удивился, потом припомнил, что и в его мире Варшава одно время входила в состав Российской империи. Здесь, стало быть, Польшу тоже поделили. Наверное, это неизбежное событие.
— А… — начал было Кондрат.
— Ваш багаж соберут и доставят на вокзал, — коротко бросил Беллендорф.
Кондрат, по правде говоря, об этом даже не подумал. Хотя настоящий граф тоже не стал бы утруждать себя таким вопросом. На это есть слуги. Но, кстати, о слугах!
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказал Кондрат. — Я бы только хотел увидеть своего слугу Аристарха. Это мой личный алхимик.
По крайней мере, так он официально значился в графской памяти, хотя по тем же воспоминаниям ему куда больше подошло бы звание доверенного слуги.
— А вот это самое интересное, — ответил Беллендорф, вновь буравя своего собеседника внимательным взглядом. — Пару часов назад Аристарх заперся в лаборатории и сгорел там. Полиция еще работает, но говорят, будто бы он сам устроил пожар. Вы ничего не хотите мне сказать по этому поводу?
— Вот уж и впрямь сгорел на работе, — проворчал Кондрат.
С гибелью Аристарха обрывалась последняя ниточка, которая привела бы к беглому графу.
— Но над чем он работал? — спросил Беллендорф.
Кондрат почти честно пожал плечами. О последней работе Аристарха он, конечно, знал не понаслышке, но в целом тот за хозяйский счет занимался какими-то алхимическими изысканиями и настоящий граф не вникал в детали. Время от времени Аристарх выдавал интересные решения, вроде нового стимулятора, заметно повышающего мужскую силу без серьезных побочных эффектов, а большего графу и не требовалось.
К большому сожалению самого алхимика, наладить продажу нового зелья так и не удалось. Ингредиенты влетали в копеечку и средство стоило дорого, а те, кто накачивался стимуляторами, обычно мало беспокоились о своем здоровье. По крайней мере настолько, чтобы заметно за него переплачивать. Граф был в этом плане редким исключением, и тут они с Аристархом, что называется, нашли друг друга.
— Я не слишком в этом разбираюсь, — признал Кондрат. — Он был, так сказать, в свободном поиске. Обещал в итоге сделать нечто феерическое.
— У него получилось, — сообщил Беллендорф. — Ваш дом выгорел дотла.
— Ну-у… В ближайшее время он мне всё равно не понадобится.
Беллендорф едва заметно кивнул, и указал на дверь. Кондрат не заставил себя уговаривать. Двое жандармов проводили его на выход, где уже поджидала карета, что было, к слову сказать, весьма кстати. В камере-то было относительно тепло. Очень относительно, но российского студента, закаленного перебоями с отоплением и регулярными отключениями горячей воды, простой холодрыгой не проймешь. Не на того напали! А вот на улице в рубашке было уже реально холодно.
Карета оказалась с подогревом. Не климат-контроль, конечно, а печка под сиденьем, но всё ж таки внутри было тепло. Когда карета тронулась с места, Кондрат откинулся на спинку сидения и облегченно выдохнул. Вроде выкрутился.
Разумеется, впереди его ждала война, но в представлениях Кондрата о войнах времен расцвета Российской империи те больше напоминали парады. Правда, с некоторым риском оказаться раненым или, увы, даже убитым.
— Какая же ты всё-таки падла, Горский, — прошептал Кондрат. — А еще граф.
За окошком проносились городские улицы. Вечерело. На улицах зажигались фонари. Их зеленоватый свет придавал городу некоторое сходство с фэнтезийным некрополисом. Причем из окон домов свет падал уже нормальный — желтый. Дома тут были в два-три этажа высотой и могли похвастаться таким количеством колонн, барельефов и прочих архитектурных излишеств, что в какой-то момент у Кондрата возникло впечатление, будто бы он ехал по музею городского типа.
Изредка на тротуаре мелькали люди. Усатый мужчина в белом мундире с саблей на боку, по мнению графской памяти — городовой. Еще один в черной шинели. Две дамы в пальто с меховыми воротниками. Затем снова мужчина, и снова в шинели. Пропадая из поля зрения, человек вспыхивал алым тепловым следом, который еще какое-то время шествовал по занавескам на окнах. Это быстро начало утомлять и Кондрат прикрыл глаза. Следы рассеялись.
Зато в памяти снова всплыл тепловой след на берегу. Чтобы увидеть его, граф должен был вначале увидеть самого человека, однако этого момента Кондрат в его памяти не откопал. Скорее всего, граф видел убийцу мельком, когда тот высунулся в момент выстрела. Как говорят, зацепил краем глаза. А вот сам след, пожалуй, он разглядел даже лучше, чем обычно. Не только контуры, но и прожилки других оттенков, хотя, к сожалению, не четко. А жаль.
Наставник в академии утверждал, будто бы их рисунок позволял при случае опознать человека. Этот рисунок не был уникален, как отпечатки пальцев, и менялся со временем, но если обойтись без потрясений для здоровья, то менялся он очень медленно. Тогда Кондрат-граф пропустил это знание мимо ушей, но кое-что всё-таки застряло меж них.
Впрочем, пока что выглядело так, будто бы у Кондрата-студента всё равно не будет шанса опознать злодея. Уже здорово, что он хотя бы смог вообще его заметить. Какой-то «магический дар» был практически у всего дворянства — собственно, оно так в этом мире и формировалось из одаренных свыше — однако тепловое зрение считалось большой редкостью.
Карета остановилась, прервав плавный ход его мыслей.
— Приехали, ваше сиятельство, — объявил густой бас откуда-то сверху.
Повернув голову, Кондрат увидел красный раструб переговорной трубы. За окном возвышалось серое монументальное здание с золочёнными гербами на стенах. С подачи графа Кондрат сразу узнал железнодорожный вокзал. Дверь кареты распахнулась. Дыхнуло холодом, и Кондрат зябко поежился.
Перед каретой стояли двое в синих ливреях. «Мои слуги», — сообразил Кондрат. Один придерживал дверь, второй уже держал наготове шубу. Всё-таки хорошо быть графом. Стоило Кондрату шагнуть из кареты, как этот второй набросил шубу ему на плечи.
— Спасибо, братец, — с подачи графа небрежно бросил Кондрат.
— Рад стараться, ваше сиятельство, — четко, по-военному, отозвался слуга.
Первый был тоже рад стараться и со всем усердием доложил, что багаж для путешествия уже собран и доставлен в вагон.
«Ну да», — с ехидцей подумал Кондрат. — «Когда граф играет в офицера, слуги играют в солдатиков». Первый слуга захлопнул дверь кареты и та укатила прочь. Подковы лошадок звонко цокали по мостовой. Внутри кареты их было практически не слышно.
— А что, Аристарх действительно погиб? — спросил Кондрат, продолжая подражать небрежной манере графа.
— Полиция нашла тело, ваше сиятельство, — доложил первый слуга. — Его опознали по челюсти.
Кондрат недовольно кивнул. Похоже, он тут действительно застрял.
— Ладно, где мой поезд? — бросил он.
— Пожалуйте сюда, ваше сиятельство.
В этом мире вокзал был один на весь город, зато настолько огромный, что и сам бы сошел за небольшой городок. Серые корпуса зданий, пути, платформы и переходы между ними образовывали как минимум полноценный микрорайон. И народу тут было не меньше. Потоки прибывающих и отъезжающих перемешивались со встречающими и провожающими. Взгляд Кондрата цеплялся за непривычные костюмы, но в целом вокзал — он и есть вокзал. Пассажиры, железнодорожники в темно-синих мундирах, следящие за порядком городовые. Ну и конечно — поезда.
Каждый локомотив был уникален. Первым попался на глаза массивный красный паровоз с золотым орлом. На втором пути стоял матово-черный с головой быка и, между прочим, острыми на вид рогами. Чуть дальше виднелся синий с серебряными волнами по бортам и русалкой, которая взмахом руки как бы призывала состав следовать за собой. Даже маленький маневровый паровозик походил на механического шмеля пузатыми бортами в желто-черную полосу.
— Сюда, ваше сиятельство, — подсказал слуга.
У шестой платформы ждал длинный состав. Во главе уже дышал паром красно-белый паровоз с парой мчащихся вперед коней. Женский голос возвестил, что поезд на Варшаву скоро отправляется. Кондрат прибавил шагу. Слуга остановился у третьего вагона. Кондрат по студенческой привычке шагнул было к тамбуру, однако стоявший тут же проводник вежливо указал дальше по борту. Как оказалось, здесь двери располагались с внешней стороны, позволяя зайти в купе прямо с платформы.
Кондрат зашел. Проводник закрыл за ним дверь. Тихо щелкнул замок, неприятно напомнив о камере в жандармерии, и вскоре поезд тронулся, унося Кондрата навстречу его новой жизни.