Пионер империи

Глава 9

Как и надеялся Кондрат, солдаты прекрасно справились без него. С другой стороны, идея вломиться внутрь через стену принадлежала всё-таки ему. Классическая перестрелка у ворот могла бы продолжаться долго и не факт, что успешно. У французов на площади за воротами стояла мортира, которая могла послужить отличным противовесом русским пушкам. Правда, к ней оказалась всего пара зарядов, но и те, удачно попав, могли нанести серьезный урон. Здешняя тактика предполагала сомкнутый строй стрелков. Так они могли нанести максимальный урон своим залпом, однако и им самим прилетало по максимуму.

Зато прорыв через стену оказался для французов полнейшим сюрпризом. Они растерялись. Поначалу в бой вступали лишь отдельные бойцы, оказавшиеся рядом с проломом, а к тому времени, когда французский офицер догадался отправить отряд к нему, было уже поздно. В итоге французов прижали к воротам и те, потеряв мортиру, не стали геройствовать и сдались.

Ополченцы сопротивлялись несколько дольше, хотя фактически больше тянули время, пусть и безуспешно. Пионеры разбирали их импровизированные баррикады быстрее, чем ополченцы их возводили, и взламывали двери быстрее, чем ополченцы из запирали. Всех, кто не сдался — перебили без всякой жалости. К легкому удивлению Кондрата, к ополченцам его бойцы относились куда хуже, чем к французам. Память графа подсказала, что, возможно, это потому что французы — враги политические, а эти — добровольные. Впрочем, тогда Кондрату было не до нюансов воинской этики.

— Политика — это я понимаю, — говорил он лорду и французскому офицеру, стоя перед ними в просторном холле городской ратуши. — Но охотник-убийца — это уже перебор. Вы не находите?

— Это война, месье, — ответил офицер.

— Формально ее нет, месье, — напомнил Кондрат.

Офицер усмехнулся, и кивнул.

— Да, это пограничный инцидент, — сказал он. — За который нам обоим влетит от начальства. Но, месье, солдаты тут погибают точно так же, как и на обычной войне, и если кто-то взялся убивать ваших, то должен ли я возражать?

К слову сказать, по части погибших он был прав. После штурма на здешнем кладбище упокоилось аж с полсотни человек. Серьезная вышла баталия. Впрочем, большую часть погибших составили ополченцы. Однако были там и французы, и русские. Хоронили всех рядом. Мертвым делить нечего. А вот живые в лице Кондрата хотели бы больше определенности в правилах местной войны. Он вперил максимально строгий взгляд в лорда. Тот поник под ним, как жалкий росток под палящим солнцем.

— Это не мой охотник, господин офицер, — поспешил заверить он Кондрата. — Мне вообще было обещано, что никаких эксцессов не будет.

— А могу я узнать, кто тут раздает столь опрометчивые обещания? — поинтересовался Кондрат.

Лорд опасливо оглянулся на стоявших рядом русских солдат. До состояния «мать не узнает» его еще не поколотили, но саму идею до адресата определенно уже довели.

— Это всё господин Фламербах, — поспешно ответил лорд. — Он гарантировал, что они, — тут он кивнул на француза. — Займут ущелье до того, как русские об этом пронюхают, а потом будет уже поздно.

Офицер смерил его не самым восторженным взглядом.

— Но кто-то из ваших нас предупредил, — негромко произнес Кондрат.

Не то чтобы он собирался сдавать неизвестного благодетеля, само выскочило на волне осмысления ситуации. В глазах лорда полыхнуло нечто, отдаленно похожее на гордость.

— Исключено! — заявил он. — Мои люди никогда бы не предали меня.

Учитывая, как дралось ополчение, Кондрат был склонен ему поверить. Хотя, конечно, в семье не без урода, как говорится. Но в то, что кто-то из французов преисполнился невиданного благородства и предупредил противника о нарушении неписанных соглашений, верилось еще меньше. Впрочем, Кондрат в свое время перечитал немало приключенческих романов и мысль о третьей стороне в конфликте пришла практически мгновенно. В исторических книгах она так и вовсе была чуть ли не обязательным элементом любой приличной интриги.

— Скажите-ка, — медленно, всё еще додумывая мысль, произнес Кондрат. — А я правильно понимаю: этот господин Фламербах — он ведь не местный?

Взгляд французского офицера тотчас вперился в лорда, и симпатии в нём вообще не осталось ни на грош. Выглядело так, будто бы сообразил всё вперед Кондрата. Лорд вздохнул, и едва заметно помотал головой.

— Тогда последний вопрос, — произнес Кондрат; мозаика в его голове уже почти сложилась. — Фламербах, часом, сам не охотник?

И он нисколько не удивился, услышав, что этот тип почитался лучшим охотником в Рулитании.

— Тысяча чертей! — взорвался француз. — Да этот же Фламербах и убедил нас занять ущелье. Сто лет эта дыра никому не нужна была, так нашел, каналья, нужные слова!

На словах «эта дыра» лорд гневно вскинулся, но вслух ничего озвучить не рискнул.

— Спасибо, месье, — сказал Кондрат.

— Не за что, — резко и четко произнес француз. — Он же стравил нас, чтобы выманить дичь и поохотиться, а французские солдаты заплатили за это своими жизнями. Если мои слова помогут вам покончить с этим охотником, я в вашем распоряжении.

Кондрат тотчас со всей вежливостью принял его предложение, и заполучил словесное описание Фламербаха. Описание было полным и четким. Правда, пока что это мало что давало Кондрату.

Такого человека граф Горский то ли не встречал, то ли напрочь не запомнил. Разве что рост и телосложение вполне вписывались в тепловой след убийцы, однако Кондрат уже и так не сомневался, что ночной охотник и Фламербах — одно и то же лицо. К сожалению, на этом помощь от француза закончилась. Лично он в переговорах Фламербаха с его начальством не участвовал, и потому подробностей не знал. Однако с его помощью мозаика сложилась окончательно, а кроме того Кондрат-студент вообще всегда руководствовался правилом: «заводи друзей, а не врагов», поэтому он очень вежливо поблагодарил офицера, после чего приказал отпустить его и его людей, вернув им, как тут заведено, оружие без боеприпасов.

— А вы останетесь под арестом, — сказал Кондрат лорду. — Пока я не выясню, что за игру ведет ваш приятель Фламербах.

Лорд угрюмо проворчал, что в таком случае он проведет в заключении весь остаток своих дней, чуть было не отхватил за это прикладом по шее от охраны и отправился отбывать заключение в своей весьма комфортабельной резиденции.

Сам же Кондрат прочно обосновался в городской ратуше. Это было массивное каменное здание, прочное как крепость, и неуютное, как военное укрепление. Оно дарило ощущение безопасности. Расположившись в просторной канцелярии, Кондрат погрузился в изучение карт поселка и окрестностей. Широкий стол, покрытый черным бархатом, позволял разложить их рядом, не перелистывая. Переводя взгляд с одной карты на другую, Кондрат пытался прикинуть, как бы он сам, будучи охотником, подбирался бы к своей жертве. Выглядело так, будто бы он лично дальше ограды пробрался бы вряд ли.

Причем российский отряд был побольше французского, и смог позволить себе выставить усиленные караулы на всех постах. Сверх того, по приказу Кондрата отряд стрелков-пионеров разместился в самой ратуше, как мобильный резерв на случай внезапного прорыва. Унтеры, похоже, восприняли последнее как перестраховку, но спорить никто не стал. Как сказал Медведев:

— Всё равно людей надо где-то разместить.

Так-то их отряд в добровольно-принудительном порядке взяли на постой местные жители. Добровольцев назначал лично лорд, поэтому никаких эксцессов не возникло, однако чем меньше было трений с аборигенами, тем проще. Опять же, раненых разместили в просторном левом крыле ратуши, превратив его в импровизированный госпиталь, и, с учетом всех обстоятельств, здание всё равно пришлось взять под охрану.

Тут Кондрат подумал, что нормальный командир должен был бы первым делом проведать своих бойцов. С другой стороны, граф Горский про них бы даже и не вспомнил. Мол, не по чину. Немного поколебавшись, Кондрат выбрал компромиссный вариант.

— Кстати, как там наши? — спросил он у Медведева.

— Жить будут, вашсвет, — ответил тот. — Там ими уже Евсеев занимается.

— Евсеев? — удивился Кондрат. — Разве он доктор?

— Он большой спец по травам, вашсвет, а здешние травки, как говорят, лечат любые хвори, кроме сердечных.

— Не удивительно, что все так сюда рванули, — проворчал в ответ Кондрат.

— Ну так большая война не за горами, вашсвет, — ответствовал Медведев, и ушел размещать стрелков.

Кондрат вздохнул. Если даже простой унтер предвидел приближение большой войны, то на карьере провидца точно можно было ставить крест.

Как, к сожалению, и на всех прочих карьерах попаданца. Собрать автомат Калашникова из подручных материалов он не мог, чай, не афганский моджахед, а сама по себе идея многозарядного оружия в этом мире давно уже была не новой. Из графской памяти с готовностью выскочила длинноствольная фузея с револьверным барабаном на восемь зарядов. Как пример. Вот только стоили подобные игрушки столь дорого, что никаких шансов вооружить им целую армию не было. Разве что придумать, как бы так круто удешевить производство, но гениальным экономистом Кондрат опять-таки не был.

Знание о победах русского оружия над нацистской Германией тоже представлялись сомнительным активом. Пруссаков с австрияками русские войска и без него здесь регулярно били. Проблемы были с французами, но интуиция подсказывала Кондрату, что рекомендация отступить до Москвы и сдать ее Наполеону под сожжение вряд ли будет воспринята российским правительством как гениальная идея.

— Ну что я за попаданец? — тихонько ворчал сам на себя Кондрат. — Нормальные люди приходят… ну, я не знаю… к князю Владимиру, например, и говорят, что против татар надо клепать пулеметы. Тот клепает и всех побеждает. А я? Меня даже слушать никто не хочет. Сами они, видите ли, знают. Знатоки, блин. А мне что делать?!

Идей, увы, не было, и Кондрат снова склонился над картами, размышляя, как бы ему для начала просто остаться в живых. Графская память ничем помочь не смогла. Заказные убийства в этом мире случались, однако приличному человеку заниматься подобным не пристало и Кондрат-граф никогда не вникал в суть дела.

— Но ты же охотник, блин, — ворчал Кондрат-студент на своего визави.

Впрочем, и охотником граф Горский был некудышным. Казалось бы, тепловое зрение давало ему серьезное преимущество в этом деле, однако излюбленной «дичью» графа были местные красотки, благо титул и состояние позволяли легко блистать в любом обществе. Правда, правила охоты граф всё-таки знал.

Значимых для Кондрата там было два пункта. Охотник должен был убить серьезную дичь сам, без посторонней помощи, и точно так же самостоятельно ему надлежало срезать с нее трофей. При этом он мог прибегать к услугам помощников в загоне дичи, да и выделкой шкур и прочих трофеев обычно занимались профессионалы, однако что касалось непосредственно добычи, то тут охотник и жертва сходились один на один. И если роли вдруг менялись — это исключительно проблема охотника.

— Ладно, приятель, — тихо проворчал Кондрат. — Давай махнемся местами. Мне не впервой.