Пионер империи

Глава 5

Путешествие заняло четыре дня. Кондрат постепенно привыкал к своему новому состоянию. Первую ночь он вообще не спал. Слишком много впечатлений. На следующий день Кондрат ощущал себя как зомби, что, впрочем, сыграло в плюс. Выполняя рутинные дела на автомате, он всё увереннее вживался в новую роль.

Ревизия саквояжа принесла ему чистую рубашку, три смены белья, пару шейных платков, документы, деньги и пистолет. Последний оказался не заряжен, но к нему прилагалась дюжина бумажных патронов с круглыми пулями. Местное оружие всё еще пребывало на том уровне развития, когда его надлежало заряжать непосредственно перед выстрелом. В голове тотчас мелькнула мысль: как же тогда граф оказался на берегу с заряженным пистолетом? Ответ пришел незамедлительно: заметив на берегу Леербаха, граф заподозрил ловушку и не придумал ничего лучше, как на всякий случай зарядить пистолет.

— Дебил, — с чувством констатировал Кондрат. — Тебя же посольский кучер видел с пушкой в руках. Как ты потом отмазываться собирался?

Как подсказала графская память, об этом он не подумал. Потому, когда, наконец, подумал, то и кинулся к Аристарху за чудом. Тот его сотворил, перенеся на место графа подмену. А потом зажарил себя вместе с лабораторией, заметая следы.

— Два дебила, — добавил к сказанному Кондрат. — Нет, три. Я-то тоже хорош. О чем я тогда думал?

Память услужливо подсказала, что он тогда думал о магической академии и гареме из местных красоток. Кондрат послал ее к черту.

В Варшаве он пересел на международный состав — здесь его именовали трансграничным — и помчался дальше. Билеты были заранее заказаны на имя графа Горского и Кондрату надо было только назваться проводнику. Даже паспорт не потребовался. Сам паспорт, к слову сказать, был довольно-таки примитивный и больше походил на справку, оформленную под грамоту, выданную победителю конкурса «Кто поедет за границу». К нему прилагались рекомендательные письма, подписанные людьми, половину из которых Кондрат-граф не помнил напрочь, и у него не было никакой уверенности в том, что их припомнят адресаты.

Утром четвертого дня проводник разбудил Кондрата ни свет, ни заря. Поезд прибывал в Гранцу. Это уже Рулитания. На серым зданием вокзала сиял серебром ее герб: остроконечная гора и пара перекрещенных дубовых листьев. Крошечный по российским меркам городок у подножия горной гряды служил Рулитании одновременно пограничным пунктом и окном в мир. Дальше в горы вели исключительно проселочные дороги. Асфальт тут еще не изобрели. Автомобилей — тоже.

На вокзале Кондрат нанял пролетку. Кучер не владел ни русским, ни французским, но Кондрат-студент легко договорился с ним, жестами и выражением лица изобразив русскую воинскую часть и в конце продемонстрировав монету. Между прочим, оказалось не сложнее, чем в каком-нибудь турецком Измире изобразить чашечку капучино или спросить как проехать до Чесменской бухты на местной маршрутке. Руссо-туристо — это вам не какой-нибудь граф. Кучер покивал, и меньше чем за час привез Кондрата к каменной крепости, над которой развивался черно-желто-белый флаг Российской империи.

Часовой в воротах подтвердил, что здесь расквартирован 78 пехотный полк и вызвал начальника караула. Тот проводил Кондрата через двор в штаб полка. Там, в просторной, залитой светом комнате сидел за столом упитанный мужчина в зеленом мундире с алой лентой через плечо. Седые волосы имели сероватый оттенок, отчего напоминали волчью шкуру. На плечах красовались генеральские эполеты с золотой бахромой.

— Поручик граф Горский, — отрекомендовался Кондрат, как того требовал устав и вытянулся. — Прибыл в ваше распоряжение.

Устав Кондрат-граф знал на отлично, а Кондрат-студент столь же отлично знал, как важно произвести благоприятное впечатление на начальство.

— Вольно, — небрежно бросил генерал.

Кондрат принял стойку «вольно» и вынул из-за обшлага рукава паспорт и предписание.

— Вот мои документы, ваше сиятельство.

Из предписания Кондрат знал, что командовал полком граф Ивелич, а из собственного опыта — что начальство нужно знать не только в лицо, но и по имени-отчеству. Генерала, к слову, звали Марк Константинович, но официально обращаться к нему надлежало по титулу.

— Да-да, господин Беллендорф уже телеграфировал мне о вас, Кондрат Викторович, — произнес генерал. — Он почему-то решил, что у меня тут институт для благородных хулиганов… — он покачал головой, и добавил: — Ну да ладно. От хулиганов на войне всяко больше проку, чем от паркетных шаркунов.

— Осмелюсь спросить, ваше сиятельство, а с кем мы воюем? — спросил Кондрат. — В газетах сказано лишь о каком-то дипломатическом кризисе.

Последние два дня он внимательно штудировал все газеты, какие только попадались ему в руки, но нигде не было ни слова о сколько-нибудь значимой войне в Европе, а уж слова о «дипломатическом кризисе» в Рулитании так и вовсе грели сердце, и сейчас оно жаждало услышать подтверждение.

— Чушь всё это! — решительно заявил генерал, и даже хлопнул ладонью по столу. — Абсолютная чушь. Нет никакого дипломатического кризиса. В Рулитании идет самая настоящая война. Старый король погиб на охоте, а два его сына слишком малы, чтобы занять трон. Вот придворные и рвутся к власти, не стесняясь в средствах. Формально мы их сдерживаем, но фактически тут уже все воюют со всеми. Пока нам удается избегать серьезных столкновений с другими державами, но я вам так скажу. Вся эта Рулитания — одна большая пороховая бочка, на которой сидит старушка Европа. И один Господь знает, когда она рванет!

Это был удачный момент, чтобы перевести разговор на войну предстоящую. В газетах вовсю обсуждалось противостояние Франции с антифранцузской коалицией. Здесь, как и в нашем мире, противостояние было не слишком успешным для коалиции. Из школьного курса истории Кондрат помнил, что всё это в итоге закончилось Отечественной войной 1812 года. Здесь всё шло к тому же, и этим следовало воспользоваться. В конце концов, главное оружие попаданца — послезнание, да и репутация провидца лишней не будет. Успешных провидцев обычно берегут.

— Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, — сказал Кондрат. — Возможно, это покажется странным, но этой ночью мне было видение. Франция всеми силами нападет на Россию.

— Разумеется, нападет, — легко согласился генерал. — Думаете, почему мы тут торчим? У вас какой дар?

— Кожное зрение, ваше сиятельство, — озвучил Кондрат с подачи графской памяти.

Здешние ученые полагали, будто бы человек с таким даром чувствовал тепло кожей, а глаз лишь достраивал изображение, переводя полученную информацию в привычный для восприятия образ.

— Угу, — генерал кивнул. — Нет, Кондрат Викторович, это было не видение. Это у вас мозги заработали. Для вашего возраста нетипично, но вообще случается. Поздравляю. Пригодится.

— Но видение было таким ярким.

Это прозвучало почти просительно. Очень уж не хотелось Кондрату отказываться от роли провидца.

— Это с непривычки, — с легкой улыбкой ответил генерал. — Да вы не переживайте. Хулиган с мозгами — это как раз то, что нам надо. Определю-ка я вас в первый батальон. Возьмете полуроту пионеров. Там как раз толковый командир нужен.

«Новобранцев, что ли?» — подумал Кондрат. Впрочем, графская память подсказывала, что чем менее опытны солдаты, тем менее требовательны они к своему командиру.

— Макар! — крикнул генерал.

В дверях тотчас материализовался худощавый унтер в пенсне.

— Проводи его сиятельство к Ивану Ильичу, — велел ему генерал, кивком указав на Кондрата. — Бумаги оформишь потом.

— Так точно! Прошу за мной, ваше сиятельство!

Малость удрученный своей сходу рухнувшей карьерой провидца, Кондрат молча последовал за ним. Они прошли через двор в дальний угол крепости, где прямо к стене лепилось двухэтажное каменное здание. Первый этаж занимали мастерские. Там вовсю кипела работа. Стучали молотки, гудела паровая машина, пахло горячим металлом и зельями.

Перед мастерскими стояли двое офицеров и одинаково хмуро глядели на сновавших туда-сюда людей. У обоих на плечах были красные эполеты без бахромы с цифрой 78. Звание у пехоты по старинке определялось по нагрудному знаку в виде имперского орла. У офицера помоложе орел был серебряный с позолоченным ободком — это подпоручик, а у второго золотым был сам знак, что означало капитана.

Макар подвел Кондрата к ним.

— Поручик граф Горский, — уже привычно представился Кондрат. — Назначен в первый батальон командовать пионерами.

— Спаситель мой! — воскликнул подпоручик.

— Не пугайте новичка, Антон Борисыч, — сказал ему капитан, и уже обращаясь к Кондрату, добавил: — Это славные ребята. А кроме того, у вас, граф, будет самая почетная должность в батальоне. Пионеры всегда первые.

— И пойдут в атаку первыми, — вспомнил Кондрат мем из своей студенческой жизни.

Подпоручик усмехнулся.

— Ну, это мы еще посмотрим, — негромко отозвался он.

— Обычно да, — сказал капитан. — Но вы не думайте, Антон Борисович у нас не из пугливых. Просто предпочитает командовать егерями, а не взломщиками.

— Взломщиками? — удивленно переспросил Кондрат.

— Военными саперами, — пояснил капитан. — Тут их основная задача — разрушать полевые укрепления, вот их взломщиками и прозвали. Сейчас я вам их представлю. Антон Борисович, скомандуйте построение.

Тот зычным басом прокричал:

— Пионеры, стройся!

Команду тотчас подхватили унтер-офицеры. Работа смолкла. Из мастерских выходили крепкие на вид бородачи в зеленых мундирах. Некоторые одевались прямо на ходу. Они привычно и без суеты занимали место в строю.

«Вот это я попал», — мысленно проворчал Кондрат.

Пионеры тем временем построились. Их было порядка полусотни. Все — крепкие мужики, многие с бородой, некоторые — с механическими протезами. Графская память подсказывала, что местная медицина в этом плане заметно ушла вперед в сравнении с XIX веком параллельного мира. До киборгов этим ребятам, конечно, было далеко, однако механика на зельях позволяла создавать протезы, почти равноценные потерянным частям тела.

С краю заняли позиции два унтер-офицера. Один — здоровенный и могучий, словно медведь. Небось, его потому и назначили старшим, что он мог любого из подчиненных в бараний рог скрутить. Второй унтер был по плечо своему коллеге и заметно субтильнее. На его воротнике розовели нашивки алхимика: колба и змея на фоне листьев.

Капитан представил солдатам Кондрата как их нового командира. Пионеры стройно, но без всякого энтузиазма прокричали положенное приветствие. Капитан оглянулся на новоиспеченного командира. Здесь Кондрату тоже надлежало что-то сказать, но он к этому совершенно не подготовился. В голове крутилась одна только фраза из «Фанфана-тюльпана», что он, мол, их командир и потому будет с удовольствием ими командовать, а они будут с удовольствием ему подчиняться. Фраза казалась Кондрату совершенно неуместной. Тем более что насчет подчинения уже сейчас было видно, что никаким удовольствием там и не пахло.

От необходимости произносить речь Кондрата спас вестовой. Он чуть было не врезался в офицеров, так быстро бежал.

— Спокойно, братец, — совершенно беззлобно сказал капитан. — Что стряслось?

Все дружно навострили уши.

— Господ офицеров срочно к штаб полка, Иван Ильич, — выдохнул вестовой.

И торопливо откозыряв, он помчался дальше.

— Похоже, началось, — негромко сказал подпоручик.