— Кто тебя поувечил, Анька. Признавайся!
— Никто. Сама изувечилась.
— Сама б ты так не смогла. Кто эта сволочь? Скажи, мы примем меры.
Аня молчала, как партизан на допросе в гестапо. Над её ногой поработали то ли ножом, то ли еще каким острым инструментом.
— Похоже на укус, сказала мне Галька. — Но какая тварь могла так искусать?
— Надо искать. Гад или в лесу, бродит по окрестностям. Или здесь в лагере, возможно, приехал со второй сменой.
Порешили искать. Зверя ли, человека с острым ножом и опасного настолько, что Анька боится его назвать. Искать неизвестно кого и неизвестно где. Следовательно, в любом месте искать.
— Маникюрный то набор Аньке дарить? Или повременить? Как подскажешь, Галя.
— Дари! Поправляться быстрее будет. Меньше о глупостях думать… Знаешь что, Боря.
— Что?
— Я бы на твоем месте пригляделась, какие к ней гости в палату ходят. Не верится мне, что враг там в лесу болтается. Стала бы она его выгораживать. Нет, тут кто-то поближе есть.
— Решено. Иду к медсестре….
— Как вы её замечательно лечите, Клавдия Павловна. Спасибо вам от лица всех друзей нашей Анечки, Клавдия Павловна. Разрешите вручить вам маленький сувенир. От всего сердца, от всех друзей Анечки. Примите милая Клавдия Павловна.
Маникюрный набор и духи. Прости девочка Маша, твой подарок тебя подождет, он должен умаслить упрямую старуху медсестру.
— Да что ты! Да нельзя так! Уважил старуху. Век не видала такой красоты. Засмеют теперь старуху, скажут, молодиться стала старая ведьма. Ну спасибо тебе сынок.
— Клавдия Павловна, а ведь Аню поранил недобрый человек. Не случайная это рана. Недруг Анин у нас в лагере кроется, может поинтересоваться, как там у Аньки дела. Нельзя ли поглядеть, какие там посетители днем к Анечке ходят. Мы так благодарны вам будем!!!
— Да не надо мне благодарности. Что я не понимаю. Только зря Анин недруг радуется. Девочка поправляется быстро, нога заживает на удивление скоро. Дня три, четыре и на волю выпускать будем. Погляжу сынок, погляжу.
Ничего удивительного, что Анька поправляется. О метаболизме у оборотней мне Галочка недавно рассказала. На удивление живучий народ, наши оборотни. Их так просто не убьешь.
На медсестру надейся, а сам не плошай. Мы договорились о посменном дежурстве в районе медпункта. Враг не пройдет. Только есть ли он, враг? Не блажь ли детская всё это?
И было утро, и был вечер. И провела допрос пионервожатая Вера Михайловна. Допрос с пристрастием, с кусанием разных частей хрупкого юношеского тела и выведыванием запретных тайн.
— Кто ж ты всё-таки Борька? Инопланетянин? Признавайся! Если марсианин, я тебя сдам в милицию. Будешь знать, как земных женщин соблазнять.
— Тепло Верочка, очень тепло. Под инопланетянина многое подходит. И деньги, мне на Марсе выдали подъёмные. И могучие способности. Мы, марсиане, очень способные. Прислали меня, конечно, чтобы земных женщин соблазнять. Софи Лорен мне не понравилась, Брижит Бардо соплюха. Я выбрал тебя, Вера!!! Полетишь со мной на Марс?!
И мы полетели. И летали много раз, пока за стенкой не постучали. Пока кровать жалобно не заскрипела: Уймитесь марсиане!!
— Стало быть так. Ходили к ней только девчонки из ейной палаты. Еще парень приходил, мордатый такой. Он с нею спортом в кружке занимается, спрашивал, когда поправится. Всё народ нормальный ходил. Ошибся ты парень. Может и нет никого, кто бы твою симпатию обидеть хотел. Всё, что увидела, тебе сказала.
— Только девчонки из её комнаты, Боренька. Ничего подозрительного.
— Ничего подозрительного?! Я к Аньке вечером заходил. На себя не похожа, боится чего-то. А на окошке, Галочка, следы. Интересные следы, Галя.
— Это были следы лап гигантской собаки, Ватсон!
Конечно же, сказал я. И Галочка, конечно же, восхитилась и заинтересовалась. Но никакая собака к Аньке в окно не лазила. А следы были другие. И вправду странноватые.
Мы играли в футбол. Свято место пусто не бывает. Пара мальчишек нашлась и даже стала играть с большим энтузиазмом. А на место Аньки пришла Красотка.
— Мне что, быть первой девочкой в лагере, чтобы пацаны за мною, как кобели хвостом бежали и слюни пускали. Спасибочки, накушалась в школе. Дал же бог наказание, смазливую рожу.
Галочка с завистливым уважением слушала монолог нашей новой полузащитницы и сочувственно вздыхала. Искренне и от души. Лена, она же Красотка, прибыла из культурной столицы нашей родины и привезла из Питера прекрасный набор ненормативной лексики и неплохую технику игры в футбол. Мама её заставляла играть на пианино, но Гендель и Бах девочки явно не нравились.
— Вот такая вот Сарабанда, Боренька.
Говорила она, забивая очередной гол. В пас Красотка тоже неплохо играла.
Досмотр окрестностей нашего пионерлагеря я провел, пользуясь вновь обретенными способностями с должным вниманием и основательностью. Новое появление медведя нельзя было отвергать. Косолапый вполне мог покуситься на беззащитную белочку. Только ни медведи белок не едят, ни белки медведям хвосты не подставляют. Таких дур нету. Кроме следов гуляющей сельской молодежи, да наших старых, ничего на земле вокруг лагеря не отыскалось. Если кто и нападал, то он не оставил следов.
Немного подняла общее настроение моя утренняя экскурсия на Невский, в милый моему сердцу магазин пирожных. Эклеры, эклеры с настоящим кремом, свежайшие эклеры. Я покупал их за честные, добытые секундным трудом рубли из карманов лиц нетрудовой национальности. Кавказцы опять приезжали в город Ленинград и опять трясли толстыми бумажниками. Не обеднеют.
Весь состав футбольной команды пил чай в нашей комнате и восторженно поглощал пирожное за пирожным.
— Мама покупала мне, но здесь вкуснее, говорила измазавшая нос кремом Красотка. Другие девочки ничего не говорили. Никто не боялся растолстеть. На роже Горчицы впервые появилось что-то похожее на довольство. Таня и Маша блаженствовали.
— Жизнь хороша!
Выразил общее мнение Димон.
— А хорошо жить еще лучше, закончил я.
Ане пирожные я занес с утра. Пусть чай пьет с пирожным и медсестру угостит.
— Загадочный ты человек, Боря Смирнов, хором сказали Таня и Маша. Но с тобой интересно. И вовсе не из-за пирожных.
Красотка нежно посмотрела на меня и подмигнула Гальке.
Над пирожными на Невском проспекте нависла большая опасность.
— Кто-то к девке ночью в окошко ломился. Она кричала. Да пока я доползла, дверь к ней открыла, того и дух простыл. Прав ты был парень, нехорошо с твоей подружкой.
Я проник в палату и долго смотрел на подоконник. Опять те же следы. Анька лежала в истерике. На слова не реагировала. Надо действовать, девчонка может пропасть.
— Ну скажи хоть слово Анечка. Кто тебя обидел. Кого нам наказывать и казнить. Чего боишься то?!
— Иди ты!!
Выла Анька и стучала руками по постели.
— Посетитель, покиньте палату. Больной надоотдыхать.
Через три дня Аньку и правда выписывали. Не думаю, чтобы на воле она была в безопасности.
— Боря. А Тонька из Аниной комнаты хахаля себе завела. Я их видела, в кустах обжимались.
Фраза настолько неожиданная для интеллигентной Красотки, что я не нашел что сказать.
— Нет, я не подглядывала, неправильно поняла мое смущение Красотка. Просто, ну случайно пересеклись. Может и ничего, может же девочка иметь личную жизнь.
— Очень даже ничего. А что тебя смутило?
— А парень этот. У тебя с ним, говорят, тёрки были в день приезда. Тощий такой, длинный. У него еще приятель, коротенький колобок. Маленький, а злобный.
А вот это уже интересно. Спасибо тебе, красавица из Ленинграда.
Тонька, Антонина из Аниной комнаты, девочка сама по себе никакая. Я заглядывал в запретный девичий рай вчера вечерком, поглядел на мордахи девок в домашних условиях. Все занимались мирными делами, красили ногти, обсуждали мальчиков, строили планы на ближайший танцевальный вечер. Тоня ничем не выделялась среди подруг. Может тревога моя вообще на пустом месте. И всё же, и тем не менее.
Доживем до понедельника. Завтра как раз понедельник.
Ночью я решил несколько раз наведаться к Аньке в палату. Ночевать там все равно невозможно, если её захотят ночью съесть, то съедят.
Ласкать одну женщину и думать о другой, тяжкий труд, товарищи. Особенно, если никакого секса. Особенно, если дружба и взаимопомощь. Не рехнулся ли ты, друг миллионер, не заигрался ли в пионеры?
На зарядку. По порядку. На зарядку, по порядку. Становись!!!