Пионер всем ребятам пример

Глава 58

— Верочка, готовится похищение. Капитан мобилизует свою команду. Посмотри на этих мичманов. Затанцуют до смерти и увезут к себе на корабль. Ты станешь жертвой порочных наклонностей старого морячилы.

— Ты заговариваешься, мой мальчик.

— Ничуть. Надо рвать когти моя кошечка. Натанцевалась и хватит.

Впервые я примеряю на себя роль старого ревнивца Отелло. Смотрится препотешно.

— Значится так. Идешь якобы в туалет. Что значит, я и так хочу в туалет. Тем лучше. После посещения туалета я отвожу глаза морякам, ты бежишь и садишься в такси. Отъезжаете, делаете круг. Меня ловите возле львов. Знаешь их, два мраморных льва у входа в музей. Садимся и рвем когти. Таксист нас ждет. Еще глоточек вина для храбрости. Пошла, моя кошечка! Помни, твой котик хорошо умеет отводить глаза.

— Смогу ли я перебросить довольно упитанную тётю Веру из ресторанного туалета прямо к машине такси. Вдруг сорвется?

Голова у меня слегка гудит, всё-таки я хлебнул из бокала Веры Михайловны и раз, и два. Я слежу за идущей в определенном направлении Верой. Вот она что-то сказала молоденькому морячку, наверное, пристыдила. Моряки следят за ней, как кошки за мышью. Моя подруга вышла из зала, моя подруга скрылась за запретной табличкой для дам. Журчит вода в кабинке, Верочка делает свои интимные дела. Я бы тоже не прочь, но потом… Ну, Иванова, давай, лети!

Ох, тяжела ты, женская натура. Шестьдесят кило, такую тяжесть я еще не передвигал. Она исчезла, она стоит в растерянности у машины такси. Что же ты, дура. Скорей садись.

Её едва не застукали. В момент, когда машина сорвалась с места, из дверей ресторана выскакивает мальчонка мичман и растерянно смотрит по сторонам. Прозевал морячок, прохлопал водоплавающий. Мне чего-то нехорошо, опять захотелось есть, слабость в ногах. Хватаю со стола недоеденный бутерброд с икрой и жадно заглатываю. Хорош, надо рвать когти, как бы меня не похитили вместо моей подруги. А что, подвергнут пытке протягивания на канате под днищем корабля, вот я и выдам все наши тайны.

Встаю, положив несколько крупных купюр на стол. Двигаюсь к выходу.

— Мальчик. А где твоя мамочка? Где твоя тётя, пацан?!

— Не зарьтесь на чужих тёть, дяденьки. Ушла тётя и не вернется. Чао славному черноморскому флоту. Гуд бай.

Меня не побили, я ушел цел и невредим. Южная августовская ночь над Феодосией. С неба падают звезды, августовский звездопад так романтично. Успела Верочка пописать? Вот я вынужден терпеть.

Я прошел по набережной, народу еще много. Гуляют, поют что-то. Но вообще очень скромный и сдержанный народ. Никаких тебе поцелуев на ходу, хулиганов вообще не видно. Хотя это-то понятно. Патруль военных морячков шутить не любит. Вон они прошли мимо картинной галереи Айвазовского. Так. Вот и львы. Творчество древних скифов, спинки уже блестят у бедных зверей. Мамочки навострились сажать на диких животных своих чад и фотографировать. Раз прошел мимо льва, два прошел. Тормозит рядом машина и из окна знакомая рука тянет меня внутрь кабины.

Мы несемся по ночной дороге прочь от развратного капитана, прочь от суеты портового города. В Феодосии хорошо, но дома лучше.

— Я уж думала не приедете, уж хотела собаку с цепи спускать. Загулялась твоя тётечка Боря. Ты смотри, в Феодосии у нас морячки бойкие, мигом украдут.

— Чуть не украли Клавдия Павловна. Опасный город Феодосия.

Клавдия охает, ахает и угощает нас клубникой. Хороша ягодка на ночь. Ночью у нас с Верой ничего не было. Упилась моя подруга. Да и перепугалась немного.

Плывет катерок вдоль берега. Конечный пункт Симеиз. Мы отправились с Верой в морское путешествие вдоль берегов Крымского полуострова. Полюбуемся с моря на потухший вулкан Кара-Даг, проплывем мимо древней генуэзской крепости в Судаке. Потом Алушта, Медведь гора, всё тот же Артек и южный берег Крыма, Массандра, Ялта, Ласточкино гнездо и прославившийся в будущем Форос.

За нами плывут дельфины, над нами кричат чайки: Держите его. Он только притворяется пионером.

Веру укачало, она лежит в шезлонге и жалобно смотрит на меня. Как далеко еще плыть Боря?

Пытаюсь воздействовать на неё внушением, но мой могучий дар сегодня слаб и бессилен. Впрочем, время исцеляет мою подругу. Через час она уже снова весела и подвижна. Как раз мы проплываем мимо Генуэзской крепости. Прекрасно сохранившаяся, выглядящая грозно и внушительно. Каких только фильмов в тебе не снимали. Тот же Мастер и Маргарита, чудная Двенадцатая ночь с очаровательным Вициным, сэром Эндрю Эгьючиком. Пираты XX века, Одиссея капитана Блада, всех не сосчитаешь, будут и еще фильмы и фильмы. Увы, но высадка на берег не предвидится. Но дальше идут новые чудеса, уютные посёлочки, Рыбачье, Малореченское, Солнечное, и вот уже на горизонте Алушта, а за нею высится Медведь гора, и звучат трубы Артека…

— Боря. Кто это там на берегу?

На набережной стоят какие-то очень солидные дяди. Дяди не из простых. Ну да, тут полно дач самого высокого начальства. Кто тут только не отдыхает. Я беру у Верочки бинокль, отличное кстати приобретение, правильно сделал, что купил. Карл Цейс, превосходная оптика…. Так, кто у нас там справа стоит у парапета? Ба, да это же популярнейший исторический деятель, единственный из этой шоблы уродов, кто делал дело. Точнее попытался, ему не дали. Тот же будущий бровеносный Леонид Ильич не дал. Алексей Николаевич Косыгин, заместитель председателя Совета Министров ССССР, член Президиума ЦК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС. И просто хороший человек. Человек, который хотел сделать стране много хорошего и которому мало что дали сделать.

А кто это рядом с ним маячит?

— Верочка. Посмотри, что это за дядя там, рядом с Косыгиным?

— С кем? С кем?

— С Косыгиным, горе моё. Здесь же правительственные дачи, любой начальственный зверь может обитать. Погляди в бинокль.

— Это Подгорный, член Политбюро. А рядом, да, это Косыгин. Ой, как интересно Боренька.

Да, интересно. Сахарный инженер, интриган, ничтожный и случайный человечишка. Особа, приближенная к Л. И. Брежневу. Будущий Председатель Президиума Верховного Совета. А так ли уж ты нужен в будущем, прохиндей? Много зла уже натворил, много зла еще успеешь натворить. Не пора ли тебя…того…?

«Этих двух дураков надо гнать взашей», кричал третий. Убавить количество дураков в руководстве великой страны, это ли не дело, почетная и ответственная обязанность для тебя, пионер Боря Смирнов.

Я решил попробовать совсем новый прием, ни камней, ни ножей, ни пистолетов. Всё должно быть максимально естественно… Ишь, как они смеются, Косыгин и Подгорный. Один из них сейчас смеяться перестанет. Я на мгновение отключился, перестав реагировать на восторги Верули. Я стоял рядом с Николаем Викторовичем Подгорным и смотрел на его грудь под легкой летней рубашкой. Вот грудная клетка, вот погруженное в массу кровеносных сосудов исправно тикающее сердце. Моя рука уходит в грудь партайгеноссе Подгорного, пальцы сжимают бьющийся горячий комок плоти. Крик, переходящий в хрип, оглушает меня. Человек рядом со мною падает на асфальт набережной и бьется головой о поребрик. Косыгин пытается его поднять, поддержать. Зовет на помощь. Двое в штатском тут же бегут к высокому начальнику. Пытаются сделать искусственное дыхание Николаше, щупают пульс. Не знаю, получилось у меня или нет. Но, похоже, получилось. Увы и ах, товарищ Подгорный. Интриговать вы больше не сможете.

— Что там такое Боренька, там, на берегу? Что случилось?

— Не знаю Верочка. Наверное, товарищ Подгорный перегрелся на солнышке. Сегодня жарко, все тридцать будет.

— Бедненький. Без шляпы стоял, вот ему головку и напекло.

И это была лучшая из эпитафий верного ленинца, выдающегося деятеля коммунистической партии. Во всяком случае, искренняя.

Мы доплыли до тебя Симеиз, мы получили массу удовольствия от поездки. Пожалуй, стоит и повторить. Время у нас еще масса, почти весь август в нашем распоряжении. И в Политбюро еще осталось некоторое количество членов. Хотя, торопиться нэ надо, торопиться нэ надо. Торопливость хороша только при ловле блох. А член Политбюро всё-таки более крупное насекомое.

— Боренька, как хорошо здесь! Только собака всю ночь гавкает, я боюсь выходить.

— Что ж делать Вера, над собакой я не властен. Она ночью хозяйка. Хочешь, поменяем место жительства?

— Неудобно перед Клавдией Павловной. Она к нам со всей душой, вареньем угощает.

— Поедем завтра в Лисью бухту?

— Давай поедем. Только ты там по камням и скалам не лазай. Еще сорвешься.