Планета-мать

* * *

Черная машина, возникшая в неурочный час возле университетской проходной, не привлекла к себе никакого внимания. Никому нет дела до посетителей, если соблюден протокол. Шлагбаум открылся, машина прошелестела сквозь пустую аллею, подкатила к служебному подъезду и остановилась. Пассажир с облегчением выбрался наружу, вдыхая прохладный воздух, и на тепловизионной картинке контраст особенно заметен.

Мысленный приказ, и экран заполнила картинка с другой камеры. Все в порядке, пассажир уже снаружи, в машине только водитель. Теперь можно и дверь открыть, тоже мысленным прикосновением, и еще немного понаблюдать переключаясь с камеры на камеру. Не за людьми, а просто за пустынной территорией, ведь это неплохо успокаивает нервы. Нечто вроде личной медитативной техники, помогающей сосредоточиться. Есть еще пара минут, третий этаж, все-таки.

— Добрый вечер, Илья Федорыч! — радостно прозвенело от двери.

Ну вот, опять не угадал! Ему теперь, очевидно, очень не хватает этих двух минут.

— Бегом бежала? — недовольно спросил профессор, отрываясь от системы наблюдения.

— Ну а как же, Илья Федорыч! — энергично отозвалась Аня Верзина, любимая аспирантка профессора Евсеева. — Нас же в Раменском ждут!

Как будто в Ялту собралась, а не в куда более дальние края. Но идея взять ее с собой лишь чуть уступает по гениальности главной идее. Лететь самому и основать сначала исследовательскую лабораторию, у которой есть все шансы через несколько лет стать институтом, а там уже и до университета рукой подать!

— Сейчас поедем, — спокойно осадил аспирантку Евсеев. — Теперь уже все готово.

Впрочем, за идею пришлось побороться. Он уже давно раскусил, на кого работает этот вежливый друг Ани по имени Иван, особенно после того, как в деле появились «наработки» по имплантам, которым самое место где-нибудь на Марсе. А потом, когда реальный Марс вышел на сцену, профессор загнал этого самого Ивана в угол, выложив ему все соображения и потребовав контактов с людьми, принимающими решения.

Иван Родин тогда странно усмехнулся и выложил на стол чипованные «корочки», выше которых только «утро красит нежным светом». В стены древнего Кремля профессор так и не попал, но зато попал в другое служебное помещение, предварительно подписав неприлично грозные бумаги о неразглашении. Там, в просторном подземном бункере, он и встретил одного покойника. Точнее, заново познакомился с бодрым и помолодевшим Борисом Мельниковым, старым соперником и непримиримым конкурентом по научной борьбе.

Он, конечно, ожидал чего-то такого, но масштаб перемен его потряс, не говоря уже о перспективах. А потом, когда он сам уже собрался высказать «свежую идею», этот старый хрен Мельников сам ее предложил! И тут уже не до интриг, потому что марсианская научная лаборатория к тому времени, по факту, уже практически зародилась сама собой, став вотчиной геологов, гидрологов и даже биологов. А теперь можно все это формализовать и объединить под единым руководством!

Сам профессор Евсеев не такой уж и старый, всего шестьдесят, при современном развитии медицины не возраст. А если учесть специализированные импланты, то о здоровье можно не волноваться много лет, а лучшего кандидата не найти, особенно учитывая время на подготовку, на которую выделили всего четыре месяца. Выдали грузовые квоты, выписали бюджет на закупку оборудования и дооснащение филиала, и завертелось!

А сегодня день отлета, а точнее, уже почти ночь. Вся его группа уже в сборе, в аэропорту, сидит на чемоданах, и только Верзина не усидела и сама помчалась забирать учителя из кабинета. Хорошо хоть, что она одна, и с ней нет этой бешеной кареглазки, Альбины. Профессор давно признался себе, что эта загадка ему не по извилинам, как он сам обычно выражается. Что эта семнадцатилетняя пигалица делает такого важного, что она вертится везде и всюду, и никому и в голову не приходит ее приструнить? Наоборот, «сверху» последовало строжайшее указание везде ее пускать и по возможности игнорировать. Или ей намного больше лет, чем кажется? Странная и немного пугающая особа, загадочная до дрожи. Профессор попробовал понаблюдать за ней через систему камер, и однажды увидел, на свою голову, такое!..

Кто-то из студентов попытался подкатить к ней и Ане, выдав нечто вроде комплимента. Мол, какая цыпа, да не одна! Альбина «поклонника» не ударила и даже не оттолкнула, но парень побледнел и отскочил метра на два, как ужаленный. Карие глаза «пигалицы» вдруг стали злыми и почти черными, а выражение сменилось на угрожающе-взрослое.

— За «цыпу» петушком станешь! — тихо сказала она, но микрофон камеры уловил интонации бывалой хозяйки своих слов. Потом она повернулась к бедняге спиной, взяла ошалевшую Аню за локоток и потащила дальше по коридору, весело хохоча совсем по другому поводу.

Страшновато и непонятно, плюс перемены настроения. Иногда она кажется наивной и простой, как ребенок, а через минуту у нее такое выражение, словно она обдумывает, куда будет чей-то труп прятать. При этом с окружающими она всегда вежлива, кроме того случая с «цыпой»…

Евсеев переключил систему наблюдения в автоматический режим и поднялся с кресла. Все, теперь в этот кабинет он вернется нескоро. Главное, это придавить мерзкий шепот подсознания о том, что шанс никогда не вернуться у него тоже есть. На кого хозяйство оставляем? Ничего, случайных людей профессор не держит, справятся ребята и без него. Но если вдруг кто-то почувствует вольницу…

Евсеев натянул свою теплую куртку и взялся за ремень сумки, но Аня его опередила.

— Я донесу, — в ее руках довольно увесистый баул оказался так быстро, словно в нем всего полкило веса. Сильна девица, ох, спортсменка!

Решив не спорить с молодежью, Евсеев махнул рукой, вышел вслед за аспиранткой из кабинета и запер дверь. Ну, теперь точно все! Лестницу он словно и не заметил, такая появилась внезапная легкость в его ногах. Впрочем, у него перед командировками всегда так бывает, непонятный прилив бодрости, а ведь дойти нужно всего лишь во двор, а там извозчик куда угодно довезет!

А на улице настоящий стылый февраль, да с поземкой! Даром, что снега маловато, но пробирает по-настоящему. Шустрая Аня уже упрятала сумку в багажник и открыла перед учителем дверь, хорошо зная его привычки. Евсеев с комфортом устроился на мягком заднем сидении, оценив недешевую отделку салона, а его ученица уже заняла место впереди.

— Добрый вечер, профессор, — произнес спокойный голос с водительского места. — Быстро вы собрались.

Да, а вот этого профессор не учел, а ведь должна была быть мыслишка! Уж больно Аня живая и веселая сегодня, да еще и в такой поздний час. И вот, темно-карие, почти черные глаза Альбины в зеркале заднего вида, и в них выражение абсолютного спокойствия и контроля, словно заслонка на печи, скрывающая неистовый жар и искры, готовые разлететься и обжечь. Это одно из ее «взрослых» воплощений, от которых слегка не по себе. Она, оказывается, и машину водит!

— И вам добрый вечер, — обреченно вздохнул профессор, смиряясь со своей промашкой. — Дела сделаны, пора в дорогу. Если без меня кто-то баловать начнет, то уже не сегодня.

На эту тему говорилось не раз! Он потратил значительную часть жизни на то, чтобы факультет и лаборатория работали как часы, и после собственного «отплытия», пусть даже с повышением, терять контроль совершенно не хочется.

— Не беда, — вдруг выдала Альбина тоном бывалого руководителя. — Если что, быстро привезем вас сюда на недельку. Совместим торжества и казни, как положено.

— Сурова, ты, подружка, — полностью выразив мысль учителя, поразилась Аня. — Настоящий диктатор!

Непробиваемое спокойствие. Сильная и уверенная рука привычно скользнула поверх переключателя режимов, трогая машину с места.

— Я не диктатор, — Образ Альбины вдруг стал грозным и надменным. — Просто у меня такое выражение лица. (эту фразу приписывают Пиночету — прим. авт.)