— Сегодня на ужин я могу предложить сардины и… сардины.
— Ну, я не знаю. Пожалуй, я выберу сардины.
— Отличный выбор.
Спускаясь от Гуру в лифте редкой чистоты, я достал из кармана телефон — тот был скорее мертв, чем жив. «Предатель, — подумал я, — хоть бы пикнул на прощание». И стал лихорадочно вспоминать, есть ли в машине зарядка.
Было около десяти вечера, когда я выруливал из Володькиного двора. Пробки все уже давным-давно просочились и рассосались, мне досталась полупустая дорога, блестящая мокрым асфальтом снизу и запускавшая через равные промежутки солнышки фонарей несколько повыше. Дорога вела в направлении заслуженного отдыха…
Скорость реакции человека составляет примерно 0,2 секунды — с момента принятия решения до наступления мышечной реакции. Возможно, у наркоманов эта величина несколько больше — а может быть, в конкретном случае, меньше — учитывая то, что это была чисто рефлекторная реакция без привлечения головного мозга.
Когда от рецептора сигнал по нервному волокну идет в спинной мозг и затем прямиком к мышце, побывав всего в трех нервных клетках — чувствительном нейроне, вставочном нейроне из спинного мозга и двигательном нейроне, то время синаптической передачи составляет порядка 0,1 секунды.
В любом случае, этих долей секунды до вылета пули вполне хватило Белому, чтобы уронить свой кулак сзади на макушку худенькому наркоману, и тот моментально скомкался, как перевернутый бумажный стаканчик, прихлопнутый сверху ладонью. Единственное различие — Аркаша не издал громкого хлопающего звука. Он с легким шорохом сложился на асфальте в кучку неопрятного тряпья и неожиданно запах дорогими женскими духами из повредившегося при падении украденного флакона.
Друзья посмотрели друг на друга — Белый развел руками, как бы извиняясь за опоздание, а Серый произвел глубочайший в своей жизни выдох, избавляясь от некрасивой бледности…
Как и просил шеф, Кулешова впутывать не стали — вскрытую дверь захлопнули и набрали «02». Наличие у этого наркомана воровских отмычек и огнестрельного оружия, очень смахивающего на табельное полицейское, было достаточным фактором для того, чтобы гарантировать Аркаше весьма серьезные неприятности…
Свет в окнах моей квартиры не горел — что было довольно странным. Я припарковал машину на ночную газонную стоянку и поболтал пару минут со сторожем. Потом зашел в магазинчик возле дома: очень хотелось яблок. На самом деле подобные желания — стопроцентные последствия 3-х дней без никотина.
Ну что ж, организм нужно было порадовать тем, что ему хотелось. С ним сейчас спорить нельзя — как с беременной женщиной, нужно старательно исполнять все его прихоти и желания. Все, кроме предательски вклинивающихся время от времени провокаций умирающей привычки — по поводу «давай закурим, товарищ, по одной». Слова песни я находчиво заканчивал чем-то вроде «давай закурим, и гробик — твой», и привычка, обнаруженная и разоблаченная, ненадолго отставала.
Я четко помнил опасные вехи на пути к здоровой жизни. Очень настойчивые желания закурить проявлялись обычно в первые три дня после отказа от сигарет, потом где-то на седьмой день, потом к концу второй недели — и к концу четвертой. Когда вы перевалите первый месяц, становится проще. Но и тут расслабляться не надо — прошла только физиологическая привычка, а психологическая — если она вообще пройдет когда-нибудь — то уж точно не через месяц после того, как вы перестанете ей потакать.
Да, чуть не забыл. Примерно на сороковой день призрак убиенной вами привычки припрется и устроит настоящее театрализованное представление — с заламыванием рук, звяканьем цепями и с ритуальными танцами эротического содержания… Все это будет очень соблазнительно, но нужно найти в себе силы не поддаться искушению.
Яблок в магазине было мало — всего два сорта: «Семеренко» и нелюбимые. Нелюбимые — это такие темно-красные, красивые, крупные, но рыхлые и на вкус, словно весенний чернозем. Таким образом, вроде бы имеющийся выбор для меня был лишь выбором кажущимся. Так как красные яблоки забытого сорта я отказался бы жевать и под пытками, взор мой благосклонно улегся на живительную зелень «Семеренко». Я уже было собирался нагрузить в пакетик с полдюжины плодов покрупнее, как до меня дошла некоторая несостыковочка.
Любой магазин пахнет по-своему. В крупных дорогих центрах не обойдется без запаха кофе — говорят, этот аромат способствует быстрейшему освобождению собственного кошелька от наличности реальной и магнитных карт — от наличности виртуальной.
В деревенских магазинах пахнет недорогим мылом, сладким печеньем и резиновыми сапогами, потому что тут хоть распространяй запах кофе, хоть не распространяй — все равно, кроме самого необходимого и водки, ничего не купят.
Магазинчик около моего дома был маленьким и очень тесным, и в нем обычно пахло тем, что недавно разлили или разбили. В этот раз уборщице определенно повезло, поскольку никакой аромат с пола не распространялся. Запахи аккуратненько построились по отделам и пахли по очереди, лишь слегка смешиваясь в районе границ.
Яблоки тоже пахли, наверное. Мне даже показалось, что я различил аромат красных и красивых, но когда перешел к ящику с зелеными и вкусными, запаха там не обнаружил. Зато нестройный хор голосов, надышавшихся гелия, начал прямо в левое мое ухо повторять одну и ту же фразу: «Кисло-сочный помпадур… кисло-сочный помпадур…»
При чем здесь известная куртизанка, я рассуждать не стал, просто отметил начало очередного приступа синестезии, набирая в пакетик яблоки посимпатичнее. Синестезия завершилась на кассе, когда, едва звякнув внутренностями, касса лишилась звукового ряда, а беззвучное выползание чека стало сопровождаться запахом зеленых кисло-сладких и очень сочных яблок. Я расплатился за этот «помпадур» и поспешил домой, слегка обеспокоенный темными окнами, которые диагностировали отсутствие Ирины.
Перед дверью в квартиру вился шлейф древесных сандаловых и кедровых нот с долей мускуса — судя по всему, прямо с асфальта. Было ощущение, что здесь неожиданно упала и принялась усердно тереться надушенными участками тела женщина, злоупотребляющая «Барбадосом» от Paolo Gigli. Я даже на пару секунд приостановился, с большим наслаждением вдыхая этот приятный стойкий аромат.
Дома любимой не было, хоть я втайне надеялся обнаружить ее дрыхнущей после тяжелого, но успешного трудового дня. Даже дверь не была толком закрыта — так, захлопнута. По кухне рыскал голодный Джин, тычась в мои ноги и урча громче морозилки средних размеров.
В квартире отчего-то воняло мокрой псиной. Не то чтобы я любил принюхиваться к влажным собакам, но именно это словосочетание выскочило из обоймы характеристик запахов. И это было вдвойне неприятно после неожиданной встречи с божественным ароматом на улице. Я открыл обе форточки у двери — пусть кобелиный запах выветривается…
К холодильнику огурцом-магнитом была прилеплена быстрая записка, как всегда каллиграфическим почерком, словно образец для прописей: «Проект принят, еду защищать его в Москву. Буду — не знаю когда! Звонила тебе, телефон отключен». Как-то не понравился мне текст, уж не знаю почему — то ли из-за того, что внизу не было ни «целую», ни подписи, ни времени написания. То ли из-за капризности, обострившейся после безалиментного ухода от курения.
Я провел по листу бумаги — ожидал, что синестезия выдаст что-нибудь вкусненькое. Но, кроме легкого запаха лака для ногтей, я ничем не вознаградил свои чувственные анализаторы. Поэтому в поисках положительных эмоций побрел к родному джакузи, захватив с собой Джина — чтоб не скучно было. Кота мочить не стал — что я, изверг, что ли?
Я посолил воду морской солью с запахом иланг-иланга и погрузился, принявшись читать дежурный номер «Моей веселой семейки», одновременно наслаждаясь гидромассажем. Курить не хотелось абсолютно. Организм радовался отсутствию отравы. Все-таки молодец, что бросил курить.
Когда Александру Борисовичу позвонил Юровский и сказал, что некто Аркаша арестован за ношение огнестрельного оружия, он слушал это очень внимательно. После чего зашипел, как десяток половозрелых королевских кобр, не в силах членораздельно выругаться, и разбил свой серебряный «Vertu Signature» о стену. Поэтому звонить киллеру дяде Вове пришлось с запасной трубки…