Все, совершенное тобой, к тебе же вернется.
Я обернулся и, старательно перебирая всевозможные варианты звучания буквы «ха», безуспешно пытался что-нибудь выговорить. Ибо в метре от меня стоял огромный пес с башкой, большей моей собственной раз в шесть-восемь. Все части, к башке прилегающие, тоже как-то не стимулировали желание срочно вступить в «Общество защиты животных».
Пес на меня никакого внимания не обращал. Видимо, его вкусовым качествам как нельзя лучше соответствовали именно мои недруги. Собачка угрожающе прыгнула вперед и остановилась одной лапой на крышке люка. Крышка, вспомнив проезжающие по ней время от времени груженые фуры, издала соответствующий этим событиям звук. Он прозвучал эквивалентом забивания гвоздей в крышку гроба всей гоп-компании. Однако не все трезво оценили возникшую ситуацию.
— Ишак тебя нюхал! Я твой дом труба шатал! — пошел на меня пузатый, не замечая Баскервилей и подняв биту.
Бита не успела прочертить дугу и была схрумкана, как сладкая соломка. И даже, как мне показалось, с некоторым аппетитом. У клоуна в зеленом галстуке, видимо, были серьезные неполадки с инстинктом самосохранения, и он попытался ударить собаку ногой.
Как и следовало ожидать, друг человека такое оскорбление сносить не стал и легким движением челюстей отхватил нехорошему дяде правую половину седалища — буквально. У меня в голове даже зазвучали слова из песни А. Новикова: «Кровь хлестала из разорванной щеки», — и я лихорадочно пытался заменить «щеку» на более подходящее случаю слово. И еще подумалось, что отныне, чтобы сидеть на попе ровно, дяде придется таскать с собой подушечку для правой стороны своего растерзанного багажника.
После такой наглядной демонстрации звериных челюстей бандюки растворились, как темная и необразованная нечисть после хорошей молитвы. За хорошую молитву впору было приниматься и мне, потому как пес не стал догонять свой ужин, а обернулся в мою сторону. Мои спина и затылок покрылись изморозью.
Но волновался я зря, ибо в поле моего зрения попал еще один собак. Давешний грязно-белый пес, которого я встретил после кабака. Тот самый, с которым мы пришли к консенсусу миропонимания.
Оказалось, что Огромный Зверь — это его подруга. Об этом я догадался уже после того, как присел на какой-то жбан, поглаживая обеих собак по голове. Причем ощущения от глажки Большой Девочки (у меня не было желания даже мысленно назвать это создание сукой) были точно такими же, если бы я гладил волосатую столешницу от стола на 12 персон.
Выйдя из закутка через несколько минут, я услышал сирену скорой помощи и увидел толпу зевак у разрытой траншеи, из которой валил пар. Оказалось, что покушавшаяся на меня троица, в темноте и с перепугу всем составом загремела в пятиметровую яму и умудрилась при падении повредить какую-то заглушку.
Это был их полный провал во всех смыслах. Из-за рокового падения потери банды заметно увеличились. Кроме оставленного в закутке полупопия вожака они еще сломали себе некоторые конечности и сильно обварились. Мне их не было жалко, но и особенного злорадства не ощущалось.
Я купил в близлежащем магазине пару килограммов вареной колбасы и честно разделил между своими помощниками: полкило досталось серо-белому, а остальное — Девочке. Справилась она со своей долей быстрее, чем мой недавний знакомый пес со своей…
Настя забежала в магазин, чтобы купить чуток недорогого сыра. Весь остальной продуктовый ассортимент девушки в последний месяц, за исключением одного-единственного нормального ужина «У Рыцаря» на дне рождения Оксанки, составляли дешевая китайская лапша и черный чай без сахара, более походивший на пыль.
Продавщицы долго не было, и у гастрономического отдела собралась небольшая очередь. Она была в ней третьей, а первым стоял парень, показавшийся ей знакомым. Она уже собиралась пройти немного вперед, чтобы увидеть его лицо, когда из подсобки вернулась девушка в белом чепчике, и парень попросил порезать два килограмма колбасы.
Голос был приятным, определенно незнакомым. И колбасу такую Настя не стала бы покупать, тем более такими дозами. А, он, оказывается, не для себя берет, а для собаки! Ничего себе собака. Наверное, жуткий монстр по сравнению с тем крохотным смешным котенком…
Почти все места на импровизированной парковке неподалеку от дома были заняты. Я еле втиснулся с самого краю, наиболее удаленного от дверей моей квартиры — почти квартал топать.
Шел домой и усмехался про себя, прокручивая в голове недавние события — а зачем я ношу в кармане шокер? Батарейку для него новую купил — зачем? Чтобы он играл роль плацебо в сфере безопасности? Я нащупал шокер в кармане. Было приятно ощущать его пластмассовый параллелепипед. И особенно осознавать, что он по моему хотению может предъявить усики-электроды, между которыми с голубым треском молнируют 60 тысяч вольт.
Однако как же я про него забыл сегодня? Ситуация была подходящей — дальше некуда! Как-то сразу начали вспоминаться сапожники без сапог, голодные повара и экономные в быту миллиардеры. Таскать в кармане довольно серьезное орудие самообороны, а в самый ответственный момент вместо заявления в виде сочных высоковольтных потрескиваний начать петь глупые обзывалки? Или просто не судьба моей Гюрзе покуситься на человеческую плоть?
До двери оставалось метров двадцать, когда одинокий встречный жестом попросил прикурить. Я уже собрался отказать, сославшись на то, что курить бросил, и так бы и сделал, если бы не одна заметная деталь на спортивном костюме этого типа. На груди куртки алела огромная буква S, прямо как у настоящего супермена…
Он стоял с крепко зажатой (нервничал, наверное) сигаретой в зубах, чуть приподняв локти — как-бы готовясь прикрыть ладонями ожидаемый от меня огонек. Правый карман его куртки был отягощен чем-то подозрительным. Шокер я достал, словно зажигалку, но ткнул им не в лицо, а, как это делают бойцы спецподразделений, в область подмышки и придавил, обеспечивая наилучший контакт.
Отреагировать на стремительно приближающегося со спины второго бойца я не успевал — мне не хватало какой-то доли секунды, чтобы уйти от удара занесенной резиновой дубинки. Я лишь рефлекторно зажмурил глаза, пригибаясь и закрывая голову руками, когда услышал звук, который мог родиться только лишь при тесном взаимодействии тяжелого, сильно пыльного ковра и какой-нибудь биты средних размеров.
— Мо́лодежь и п-по́дростки! — Жора заикался не столько от волнения, сколько от того, что запыхался. Именно его, тяжело дышащего, с плохо ошкуренным черенком от лопаты, я и увидел первым, когда глаза мои открылись.
Двое злоумышленников лежали без сознания. Третий, видимо, сидевший на подстраховке за рулем черной десятки, моментально оценил ситуацию и с пробуксовкой рванул прочь.
Пока ребятки лежали без чувств, я сфотографировал их рожи, внимательно слушая рассказ Колузаева. Он, так и не дождавшись возвращения Аллочки, смог развязаться через полтора часа после ухода бандитов и, первым делом вооружившись черенком от лопаты, бросился ко мне домой, чтобы предупредить об опасности. Потому что никаких номеров телефонов его мозг, давным-давно сдавший эту почетную обязанность мобильнику, не помнил, и кража трубки автоматически изолировала Жору от всех друзей и знакомых. К этому времени обварившихся и переломавшихся бандитов уже забрала скорая, а я как раз кормил колбасой своих четвероногих спасателей.
Когда братки у наших ног пришли в себя, я пообещал им гору неприятностей, показал снимки и сказал, что знаю, где их искать, если что, назвав адрес особняка Свина. Очень рекомендовал, чтобы они теперь молились о моей сохранности и безопасности, так как отныне оба — самые вероятные кандидаты на роль подозреваемых в моем несчастном случае, если таковой будет иметь место.
Потом они, лишенные дубинки, кастета и травматического пистолета, убрались, а мы с Жорой зашли ко мне. Там за чашкой чая (для меня) и рюмкой водки (для Жоры) я рассказал об смс-ке и бандюках, ее отправивших. Оказалось, что Огромная Собака давно знакома моему товарищу и Аллочке. Как знакома и всему тамошнему кварталу, где является всеобщей любимицей по причине безграничной доброты, общительного нрава и высокого интеллекта. Принадлежит ласковое создание неизвестной породы с невесомой кличкой Вата ни много ни мало бывшему председателю городского суда.
Вскорости Жора поехал писать заявление о разбойном нападении, а я после душа забылся беспокойным сном, пересыпанным множеством кошмаров, несколькими погонями и одной говорящей собакой, с завязанными глазами взвешивающей на весах правосудия зад чудака в зеленом галстуке…
Пятница началась часов в восемь звонком Слона, который кричал то на меня, сонного, то на продажных полицейских, сытых. Но, вопя на полицейских, он все равно вопил и на меня. Оказывается, Свина утром выпустили. Или даже еще ночью. Потому что в пакетике, изъятом из его машины, оказался не наркотик, а какое-то вещество, которое используют табачные компании в продвинутых фильтрах для дорогих сигарет. Имея целью более качественную очистку дыма от всяких там непонятных смол и понятного никотина…
Я упал бы, где стоял, когда все это услышал. Но валялся в кровати, поэтому травматизма Слон своим заявлением не нанес. Настроение — да, это он помял чуток. Я бы даже сказал, коварно так расплющил. И еще он с ног до головы облил меня какой-то липкой противной растерянностью, в возможность отмыться от которой я даже и не собирался верить.
Эмоции Слона были завязаны на зреющей необходимости запастись вазелином перед очередной встречей с подполковником ФСБ. А мне впору было интересоваться прейскурантом на ведущих кладбищах Ростова. Но вместо этого занятия я пристал к заползшему на кровать котенку:
— Это так получается, товарищ Джин? Вас из рабства выкупили, лампу нашли, потерли ее как следует. Желания в количестве трех озвучили. Что имеем? Ни тебе душевного спокойствия, ни сколько-нибудь приличного богатства, ни даже простой человеческой любви! Я непременно буду жаловаться в профсоюз, — с этими словами я хотел коварно напасть на удивленного Джина, но этот пройдоха отскочил в сторону, потом и сам напал на мою руку, обняв так же крепко, как всевозможные неприятности меня…