Проработав некоторое время в сфере экспортного производства в Китае, я хорошо знал, как старое оборудование попадало в развивающиеся страны. В одной южнокитайской типографии я встретил старый печатный станок компании «Хайдельберг», привезенный из Германии. На другой фабрике, выпускавшей колготки, мне попалось на глаза изношенное текстильное оборудование, купленное в Италии. Станки на обоих предприятиях выглядели сильно устаревшими, и я подумал тогда: «Старые станки приезжают в Китай умирать».
Поэтому, когда весной Мария попросила сводить ее в приехавший в город луна-парк, я запротестовал. Я проезжал мимо и видел его собственными глазами. Там были аттракционы, катавшие посетителей по кругу и переворачивавшие их вверх ногами. На некоторых сохранились надписи на английском. Скорее всего, раньше они развлекали посетителей на деревенских ярмарках в Соединенных Штатах. Я представлял себе, какой путь они проделали, прежде чем попасть в Китай, и сильно сомневался в их надежности.
Я сказал Марии, что мне не нравятся такие развлечения. Она стала возражать, и я поделился с ней своими опасениями.
— Может, эти аттракционы сделаны в Китае, — предположила она.
— И это должно меня успокоить?
Мария надула губы и продолжала настаивать на своем. Тогда я рассказал о своем походе в луна-парк в городе Далянь, на севере Китая. Я был там вместе с другом, и мы случайно набрели на стационарный парк аттракционов, где решили прокатиться на огромном колесе обозрения. Дело было осенью, и в парке кроме нас почти никого не было, так что мы оказались единственными пассажирами.
Когда мы поднялись на самый верх, оператор остановил мотор, и наша кабина закачалась. В парке было совсем тихо, если не считать страшного скрипа, издаваемого кабинами вокруг нас. Их не смазывали уже много лет, если их вообще когда-нибудь смазывали. Пока мы сидели в кабине, я хорошо рассмотрел окружавшее нас сооружение. Многие металлические конструкции в Китае возводились наспех, из подручных материалов, и я увидел, что металл вокруг нас был сварен особенно неумело.
Когда оператор запустил, а потом почему-то резко остановил мотор, вся конструкция содрогнулась, и в этот миг я был совершенно уверен, что сейчас что-нибудь сломается, и мы с другом полетим вниз. Увеселительная поездка на аттракционе превратилась в леденящее душу испытание только потому, что аттракцион был сделан в Китае.
Говорят, что цена профессионализма — близкое знакомство с неприглядной стороной профессии. Может быть, дело было именно в этом. Так или иначе, годы, проведенные мной в китайском производственном секторе, изменили мой взгляд на мир. На многие вещи я теперь смотрел по-другому.
Однажды Мария пожаловалась мне, что почувствовала в запасной спальне моей квартиры какой-то странный запах. Она подозревала, что дело было в мебели. Китайские производители мебели частенько использовали на производстве формальдегид — токсичное и канцерогенное вещество. Мария поинтересовалась, проверял ли я комнату с помощью специального набора для обнаружения формальдегида, чтобы узнать, не отравляла ли воздух моя мебель.
— Набор для обнаружения формальдегида? Где же я его возьму? — спросил я.
Название звучало слишком научно, я думал, что достать его можно только в лаборатории. Мария сказала, что их продавали везде, и такой набор легко было найти в универсаме или в строительном магазине. Действительно, найти их было совсем нетрудно, и многие китайские семьи проверяли с их помощью свою мебель. Мне захотелось узнать, в каких еще странах формальдегидные наборы были так популярны.
В Китае многие разбирались в том, как производят те или иные товары. Китайские потребители с недоверием относились к местным производителям, и у них были для этого основания.
После многочисленных проблем, возникших у нас при производстве мыла и шампуня, я заметил, что перестал доверять самым разным товарам, произведенным в Китае. Я перестал покупать косметические товары, произведенные местными компаниями, но вскоре понял, что даже гель для душа с маркой крупной международной компании, которым я пользовался, выпускали на фабрике в Южном Китае. Даже если штаб-квартира компании находилась в Соединенных Штатах, ее производственные мощности все равно располагались в Китае. Все сотрудники были местными, а я слишком хорошо знал этих начальников производства. Они смотрели на вещи так же, как и Сестра из King Chemical. Они были уверены: то, чего потребитель не знает, не может ему навредить.
Я заметил, что стал использовать все меньше геля для душа, полагаясь просто на горячую воду. Когда оказалось, что никто не замечает особой разницы между тем, мылся я гелем или нет, я совсем перестал пользоваться гелем для душа. Затем я перестал пользоваться и мылом. Это не было сознательным решением, просто подспудно я стал задавать себе вопрос: «Зачем зря рисковать?»
Моя работа в сфере экспортного производства заставила меня усомниться в качестве товаров, которыми я пользовался. Когда мои клиенты приезжали в Китай, мы проводили вместе дни и ночи. В какой-то момент я начал спрашивать у импортеров, не было ли у них таких же сомнений. Еще до того, как новости о крупномасштабных отзывах продуктов попали в газеты, импортеры, с которыми я работал, переживали по поводу качества товаров, произведенных в Китае. Они делали все, что могли, но старались не думать о нависшей угрозе. Им нужно было зарабатывать на жизнь, и, как напомнил мне один из импортеров, «в каждом деле есть свои опасности».
Дома, в Соединенных Штатах, разгорались споры. Экономисты, пропагандировавшие свободу международной торговли безо всяких ограничений, утверждали, что экономическое партнерство с Китаем помогало американским семьям экономить. Считалось, что каждая американская семья экономила в год 300 долларов в результате перевода производства в Китай. Даже если эта оценка была верна, сбережения выглядели незначительными, и не учитывались факторы риска, которые невозможно оценить количественно. Сколько стоит уверенность в том, что купленные вами товары не содержат свинца или меламина?
Когда кризис, связанный с качеством товаров, разразился по-настоящему, некоторые стали утверждать, что низкопробные товары существовали всегда. Америка прошла через точно такой же период в девятнадцатом веке. Каждая развивающаяся экономика должна через это пройти, и со временем все наладится. Тем не менее, когда политики настаивали на необходимости обеспечения свободной торговли с Китаем, они никогда не упоминали о том, что американцы в результате идут на некоторый компромисс. Если бы кто-нибудь пошутил о том, что перевод производства в Китай означал возвращение в 1849 год — время, когда в стране не было централизованной системы защиты потребителей, — в обмен на незначительные сбережения большинство потребителей было бы против.
После скандала с детскими игрушками, разразившегося в 2007 году, со мной связалось руководство компании Toys'R'Us. Они прочли мою статью об эрозии качества, опубликованную в том же году. Они хотели обсудить трудности, связанные с выпуском продукции в Китае, и один из основных руководителей очень надеялся услышать, что Китай сейчас переживает такой же период, какой Япония пережила в 1950-е годы, когда она славилась выпуском низкокачественных товаров.
Китай отличался и от Японии 1950-х, и от Соединенных Штатов девятнадцатого века. Одним из отличий был характер и широкое распространение манипуляций с качеством продукции в Китае.
Отчасти качество страдало в результате «срезания углов», связанного с экономией на сырье, или упрощением некоторых деталей технологического процесса. Но в то же время производители играли в сложные игры с импортерами, были случаи, когда производители манипулировали качеством продукции таким образом, что их клиенты не могли определить, что именно произошло с их товаром. Словосочетание «срезание углов» было слишком мягким и не описывало поведение производителей, изменявших свою продукцию так, чтобы она прошла контроль качества, выполняемый независимыми лабораториями. Никогда прежде столько производителей в одной стране не пыталось «протащить мимо инспектора» низкокачественные товары и никогда в одной стране не было такого количества иностранных специалистов, пытавшихся предотвратить катастрофу.
Моя работа в Китае состояла в том, чтобы содействовать налаживанию экономического сотрудничества между Китаем и Соединенными Штатами. Я был посредником, но после долгих лет работы в производственном секторе у меня начали зарождаться сомнения. Производители слишком хорошо умели играть в кошки-мышки. Аналитики утверждали, что качество со временем повысится и по мере развития страны проблем с качеством продукции будет меньше. Мой собственный опыт, однако, показывал, что дело обстоит иначе и со временем ситуация только ухудшается, хотя бы потому, что производители постоянно осваивают новые хитрости. Постоянный рост объемов заказов импортеров тоже не способствовал исправлению ситуации, а лишь подтверждал правоту владельцев фабрик и придавал им уверенности в собственной правоте.
Я все чаще делился своими взглядами на происходящее с импортерами, сотрудничавшими со мной. Я говорил им, что избежать манипуляций с качеством было практически невозможно, что руководство фабрики победить нельзя. Я стал циником. Работая в китайском производственном секторе, я иногда советовал клиентам не пытаться производить некоторые товары в Китае, хотя хорошо понимал, что подобные советы делали меня лицемером, похожим на мясника, шепотом рассказывающего своим покупателям о пользе вегетарианства.
Продолжая свою работу в экспортном производстве, я стал вести записи. Я пытался оправдать свою борьбу за качество продукции тем, что американские потребители только выиграют, если этим делом буду заниматься я, человек, которому действительно небезразличен результат. Но на самом деле, кого я пытался обмануть? Производителям, с которыми я работал, все сходило с рук, а у импортеров не было способов заставить своих поставщиков работать честно.
Некоторые считали, что проблемы китайского производства можно было решить, увеличив объемы тестирования продукции. К сожалению, по крайней мере, в сфере косметического производства такое решение было слишком дорогостоящим. На многих категориях своих товаров Johnson Carter зарабатывала не больше 10 центов за флакон. В двенадцатиметровый контейнер помещалось примерно 20 000 флаконов, так что импортер зарабатывал на нем всего 2000 долларов, а независимые лаборатории требовали больше двухсот долларов за каждый отдельный тест. Проверка одного флакона на наличие пяти токсических веществ могла стоить больше 1000 долларов.
Компания Johnson Carter предпочитала предоставлять инициативу своим клиентам. Если распространитель хотел проверить продукцию на наличие определенных ядовитых веществ, никто не возражал. Мы послали бы флаконы на анализ, а распространитель получил бы счет за услуги лаборатории.
После несложных подсчетов распространители быстро понимали, что вряд ли смогут что-нибудь заработать, если станут проводить детальные исследования изделий. Кроме того, что именно им следовало искать? Лаборатории нужно было сообщить, какое именно вещество она должна искать, и это вызывало трудности, ведь, если производитель использовал неподходящее вещество, нам нужно было точно знать, какое именно.
В итоге распространители предпочитали верить импортерам на слово, а тем, в свою очередь, ничего не оставалось, как довериться производителям — поверить, что они выпускали недорогие и безвредные изделия. Возможно, все так бы и оставалось, если бы не изменения, самовольно вносимые производителями в состав изделий, не создавали опасность, которую невозможно было оценить заранее.
Проверяя продукцию как-то утром, я заметил, что наше жидкое мыло с ароматом вишни странно пахнет. Я заметил этот запах впервые. Мыло, несомненно, пахло вишней, но почему-то отдавало лекарствами. Кто-то подменил ароматизатор, и вишневый аромат стал больше напоминать запах леденцов для горла.
Сестра утверждала, что ароматизатор никто не менял, но через неделю я получил из нью-йоркского офиса компании подтверждение того, что аромат действительно не соответствовал образцам, полученным от фабрики ранее. Берни беспокоился, что фабрика заменила качественные ароматизаторы дешевыми или такими же по качеству, но пахнущими не так приятно. В отношении запахов у нас были заметные культурные отличия: ароматы, привлекавшие китайских потребителей, не всегда нравились американским.
Я предложил начать закупать ароматизаторы у крупного международного поставщика. Привлечение уважаемого поставщика вместо анонимного местного производителя было единственным способом гарантировать, что руководство фабрики не испортит товар ради получения очередного крошечного выигрыша в цене. У нас был на примете один такой поставщик в Гонконге, и я отправился на встречу с ним.
Поездки в Гонконг всегда доставляли массу удовольствия. Гуанчжоу был старым китайским городом и выглядел немного запущенно. Вокруг преобладали оттенки серого. Гонконг же был городом мирового класса и всегда выглядел ярко, по крайней мере, его деловая часть.
Тем не менее жители Гонконга не понимали, как им повезло, и часто жаловались на загрязнение воздуха. Что касалось нас, жителей Гуанчжоу, мы видели так мало солнечного света, что жалобы наших соседей по ту сторону границы казались смешными. На улице в Гонконге вы, по крайней мере, могли видеть собственную тень. Фабрики континентального Китая выбрасывали в атмосферу столько мелких частиц, что небо было черным. Если солнце и проглядывало, оно казалось слабым и неуверенным, как тигр в китайском зоопарке, лишенный клыков и когтей.
Конечно, Гуанчжоу не был совершенно отсталым городом, многое вокруг свидетельствовало о быстром развитии. В городе было неожиданно много представительств компаний, продававших предметы роскоши, и других экстравагантных заведений с достаточно высокими ценами. В городе было несколько салонов немецких автомобилей, таких как Mercedes и BMW, и на удивление большие рекламные плакаты Bentley, Rolls-Royce, Ferrari и подобных компаний.
Это, правда, не означало, что в городе можно было найти все, что угодно. Здесь не было ни одного магазина, продававшего книги на английском языке, и было практически невозможно купить приличного хлеба. Пока мой поезд подъезжал к Гонконгу, я предвкушал удовольствие, которое получу от сэндвича с кусочками авокадо. Хотя в Гуанчжоу было много самых разных овощей и фруктов, авокадо там было не найти. Кстати, отсутствие некоторых овощей и фруктов в Южном Китае было серьезной проблемой для компании King Chemical.
Как ни странно, другим дефицитом в Южном Китае была обувь. Большая часть обуви, импортируемой Соединенными Штатами, приезжала из Китая, а в Южном Китае выбор обуви был очень ограничен, хотя от моего дома до фабрик и торговых компаний было рукой подать.
Как только поезд пересек границу, зазвонили сотовые телефоны пассажиров. Это гонконгские телефонные операторы извещали клиентов, что они находятся в зоне роуминга. Эти звонки словно были приветствием для въезжающих в бывшую британскую колонию. Торопливо выбравшись из поезда вместе с толпой пассажиров, так же довольных, что они, наконец, прибыли на место, я купил пару черных кожаных туфель, сделанных в Китае, и ланч: бутерброд с курицей и авокадо, и подумал, что путешественники, впервые попавшие в Азию и побывавшие в Гуанчжоу и в этой столице мирового масштаба, легко могли перепутать, какой из двух городов был центром производственного бума.
У меня как раз оставалось достаточно времени, чтобы встретиться со старым другом в деловом центре города перед тем, как отправиться на встречу с поставщиком ароматизаторов. Я увидел своего друга, занимавшегося изучением и оценкой компаний в континентальном Китае, на оживленной платформе для пешеходов, в Централе — главном деловом районе.
— Как дела в Гуанчжоу? — спросил меня он.
— То есть как дела в Китае? — уточнил я.
Это была наша старая шутка. Я для него был другом, жившим сразу по ту сторону границы, посреди хаоса. Он для меня был другом, ведшим размеренную жизнь в комфортных условиях.
В ответ на эту подначку мой друг поспешил сообщить, что собирается переехать в Китай.
— Возможно, наша компания отправит меня в Пекин, — сказал он.
В прошлом году его уже собирались отправить в Шанхай, но переезд так и не состоялся, и он продолжал анализировать экономику Китая из Гонконга.
— А почему не в Гуанчжоу? — спросил я, только чтобы увидеть выражение ужаса, промелькнувшего на его лице. Для работника финансовой индустрии переезд в любой город кроме Пекина и Шанхая был совершенно исключен.
При упоминании о Гуанчжоу он поправил галстук и пригладил рукой свои вьющиеся волосы.
— Я приеду в Китай, когда придет подходящее время.
И в этом было все дело, во времени. Китай по-прежнему считали развивающейся страной. Медицина и образование пребывали в плачевном состоянии. И потом, хотелось иметь возможность покупать книги на английском, обувь или авокадо. Загрязнение окружающей среды тоже часто вызывало нарекания, и в ближайшие годы оно могло только усилиться, так что эта проблема сама собой через пару лет не исчезнет.
Имя Джима Роджерса, знаменитого глобального инвестора, недавно попало в заголовки газет, когда он продал свой дом на Манхэттене за 15 миллионов долларов и объявил, что переезжает в Китай вместе с семьей. Он объяснил свое решение покинуть Соединенные Штаты тем, что континентальный Китай стал центром мировой экономики. Роджерс активно пропагандировал инвестиции в китайскую недвижимость, и складывалось впечатление, что он собирается последовать своему совету.
Он много путешествовал по Китаю, его внимание привлекали Шанхай, Далянь и Циндао, но, в конце концов, «китайский бык»[26] обосновался со своей семьей в Сингапуре. Это был приятный, безопасный, эффективно управляемый город, но, как и Гонконг, он находился за пределами настоящего Китая.
Финансовые аналитики, следившие за экономикой Китая из герметично изолированных анклавов вроде Гонконга и Сингапура, были настроены оптимистично. Разумеется! Им не приходилось постоянно сталкиваться с многочисленными трудностями.
Финансистов, анализировавших китайскую экономику, не смущал недостаток прозрачности в стране. Их смущала необходимость изучать эту загадочную систему изнутри. Они, конечно, были не прочь иногда съездить в Китай, но предпочитали надолго там не задерживаться. Почему-то такое отношение к стране, переживавшей экономический бум, не казалось никому удивительным или комичным. Все стремились попасть в Китай, только почему-то никто не хотел там оставаться.
Я покатил свой чемодан с образцами жидкого мыла и шампуня по коридору в поисках офисов компании, поставлявшей ароматизаторы. Француза по имени Ив, с которым мы должны были встретиться, я увидел прямо у дверей. Первое впечатление от встречи видимо без труда читалось на моем лице.
— Вас удивляет, что я курю? — спросил он и принялся объяснять, почему многие парфюмеры курят.
— После долгой работы с ароматами носу нужен отдых, — сказал он.
В офисе он показал мне выставку товаров, использовавших ароматизаторы его компании. Среди них были знакомые мне изделия международных компаний.
Он провел для меня небольшую экскурсию по офисам компании, включавшую поход на склад. Там Ив сразу же извинился и отправился искать что-то среди стальных контейнеров.
Круглолицый гонконговец, смешивавший химикаты, стоя у стола, шмыгал носом, словно был простужен. Я поинтересовался, как он себя чувствует.
— Это у меня все время, — ответил он.
— Из-за запахов? — спросил я.
Он удивился, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.
— Знаете, — сказал он, — когда я однажды взял двухнедельный отпуск, мой нос очистился.
Когда я поинтересовался, не думал ли он уволиться, он ответил, что не может себе этого позволить. Я отметил про себя, что за все время работы в Южном Китае ни разу не слышал жалоб от фабричных рабочих.
Выставочный зал служил также и офисом компании, и когда мы вернулись туда, Ив попросил меня открыть чемодан и положить образцы на стол. Я должен был давать ему флаконы, не показывая этикеток. Зрительные образы были для него помехой. Я подал ему флакон жидкого мыла с ароматом вишни.
Он поднес его к носу и замер.
— Вишня, — заключил Ив. Он отметил лекарственный оттенок запаха и сказал, что его компания может предложить лучший ароматизатор.
— Дайте еще один, только на этот раз что-нибудь посложнее.
Вместо одного из наших изделий из фруктового ряда я выбрал мыло с названием «Травяная свежесть» («Herbal Fresh»).
Ив закрыл глаза, а затем, поднеся флакон к лицу, на этот раз слегка поднял нос и сделал глубокий вдох. Наши составы предназначались для магазинов дешевых товаров, и тем не менее он обращался с образцом, как с дорогим вином.
— Миндаль, — провозгласил он, ставя флакон на стол.
Я взял образец и понюхал его.
— Верно, — сказал я.
— Конечно, верно, — сказал он и хитро улыбнулся.
Затем я вручил ему образец с названием «Алоэ вера» («Aloe Vera»). На этот раз ему понадобилось меньше времени.
— Это тоже миндаль.
— Тоже миндаль? Вы уверены?
Он взглянул на меня и вопросительно поднял бровь. Я передал ему еще несколько образцов, и такой же вердикт — «миндаль» — был вынесен для нескольких из них. По какой-то непонятной пока причине почти половина наших образцов содержала этот таинственный миндалевый ароматизатор. Я решил, что кто-то на фабрике совершил очередную подмену.
— Похоже, у нас тут неприятности, — сказал я Сестре по телефону.
Теоретически Гонконг был частью Китая, но мой звонок считался международным. Связь была ужасной, и Сестра никак не могла меня расслышать.
— Что? — сказала она.
— Ароматы. Вы везде используете миндаль.
— Я вас не слышу.
— Зачем вы заменили ароматизаторы?
— Что?
Я понял, что говорить полными предложениями не имеет смысла, и просто прокричал в трубку китайское слово, означавшее миндаль: «Синжень!» Одно слово, по-видимому, дошло до моей собеседницы, и она тут же принялась все отрицать:
— Мэйю! Мэйю!
Когда я приехал на фабрику на следующий день, ее настроение переменилось. Она призналась, что заменила ароматизатор, и сказала, что новый ей нравится больше.
— Вы со мной не согласны? — спросила она.
Я ответил ей, что ни мое, ни ее мнение по этому вопросу не имели значения. Клиент Johnson Carter прислал заказ и получил набор образцов. Он одобрил заказ на основании того, что мы ему послали, и ожидал получить товары, соответствовавшие образцам.
Несмотря на все наши предыдущие дискуссии, Сестра так и не уяснила для себя главного. Она не могла понять, как устроены отношения поставщика с клиентом. Сестра самостоятельно принимала решения вместо того, чтобы сначала обсудить их с нами. Ей проще было принести извинения за свои действия потом, чем просить разрешения сначала.
Мы отправили в Соединенные Штаты миллионы флаконов. Сотрудники крупных компаний-распространителей, отвечавшие за закупки, не любили сюрпризов, и если они обнаружат, что мы изменили изделия без согласования с ними, нам — конец. По какой-то причине Сестра никак не могла или не хотела этого понять.
На каждый попавший в газеты крупный скандал, связанный с качеством продукции, приходились сотни мелких нарушений, не получавших никакой огласки. Разваливавшиеся картонные коробки, слишком тонкие пластмассовые флаконы с шампунем, миндалевый ароматизатор, имитировавший самые разные запахи, — все эти примеры манипуляций с качеством никогда не попали бы в выпуски новостей, хотя возможно, они этого заслуживали. Они не угрожали жизни и здоровью потребителей, но хорошо иллюстрировали трудности, с которыми импортерам приходилось сталкиваться. Возможно, если бы общественность знала об этих случаях, более серьезные нарушения не стали бы такой неожиданностью.
Средства массовой информации тоже были виноваты в том, что мало кто понимал, насколько серьезными были проблемы, связанные с качеством продукции. Они представляли манипуляции с качеством как отдельные случаи или, в лучшем случае, как проблемы, касавшиеся отдельной индустрии. Когда оказалось, что детские игрушки содержат свинец, это назвали «проблемой производителей игрушек». Когда в молочных продуктах нашли меламин, это была «проблема молочных заводов». На самом же деле проблема была гораздо глубже, это была общая «китайская проблема».
Любой, кто проработал в разных областях производства в Китае хотя бы несколько лет, предсказал бы кризис качества продукции. Китайские предприятия самого разного профиля привыкли игнорировать пожелания своих иностранных клиентов и, не задумываясь, меняли спецификации изделий, не извещая об этом клиентов. Нетрудно было понять, к чему приведут подобные привычки.
Производители часто повторяли фразу: «Аньцюань дии» («Главное — безопасность»). Знакомый поставщик однажды пошутил, что на самом деле их девиз: «Чжуанцянь дии» («Главное — заработать»).
Некоторые считали, что виной этому была Коммунистическая партия. Однопартийное правительство делает, что захочет и когда захочет. И хотя управлять без помех и споров удобнее, при таком подходе жизнь становится малопредсказуемой. Китайские предприниматели хорошо понимали, что находятся в полной власти чиновников, которые не всегда принимали наиболее эффективные решения.
Понимая, что многие предприниматели слишком концентрируются на краткосрочной выгоде, одни аналитики предлагали решить проблему махинаций в индустрии за счет более тщательных независимых проверок. К сожалению, у этого решения было слишком много изъянов. Прежде всего, импортеры должны были знать, что именно они пытаются обнаружить. Нечистые на руку производители не станут делиться с клиентами своими хитростями.
Другие считали, что нужно просто больше платить производителям за их продукцию. Но во-первых, ценовая конкуренция была очень жесткой, и если бы компании Johnson Carter пришлось платить за продукцию больше, она бы просто разорилась. Во-вторых, было неочевидно, что эту проблему можно решить деньгами. Кажется маловероятным, что поставщики, которые вели себя недобросовестно при ценах в 30 центов за изделие, изменят поведение, если цена вырастет до 36 центов. Владелица фабрики, уверенная, что достаточно умна, чтобы заменять ингредиенты, не спрашивая разрешения своего клиента, вряд ли станет вести себя так, как нам бы этого хотелось, только потому, что цена ее продукции вырастет на несколько центов.
В китайском производстве было множество проблем, но разобраться в них издалека было довольно трудно.