Когда моя дочь пошла в первый класс, то ехать до школы было на троллейбусе № 12 от остановки «Гостиница „Советская“» до остановки «Советская площадь» (обратите внимание на чарующее созвучие названий).
Сначала мы ее провожали до самой школы. Все-таки десять остановок, и там еще пешком по улице Станиславского (ныне Леонтьевский переулок).
Через месяц мы стали тренировать ее на самостоятельность.
Она выходила из дому, доходила до остановки, садилась в троллейбус, показывала проездной – всё сама. Но под наблюдением папы. То есть я шел сзади метрах в десяти – пятнадцати. На всякий случай. Садился в тот же троллейбус, но ехал в другом конце вагона.
Уговор был такой, что буду вести себя незаметно и выкажу свое присутствие только в случае крайней необходимости.
Вот.
Но однажды в троллейбусе, против обыкновения, оказалось довольно тесно. Дочь сидела на самом переднем сиденье, справа, около выхода.
На остановке «Белорусский вокзал» вошло много народу, и я счел за благо сесть рядом с ней. Тихо сел, глядя вперед. Она недовольно на меня покосилась, но смолчала.
И тут я увидел, что у нее расстегнулась пряжка на ранце.
Я прошептал:
– Ранец сползает.
Она гневно зашипела:
– Я сама! Я сама!
– Давай-ка помогу, – сказал я негромко. – А ведь свалится.
И стал ей застегивать ремешок на плече.
– Не трогай! – закричала она, вырываясь. – Отстань! Уйди!
Тут какая-то рядом стоящая тетка схватила меня за руку:
– Гражданин! Чего это вы к девочке пристаете? Да вы что, в самом деле! Да как вы смеете?! – И, обратившись к дочери, спросила: – Девочка, ты знаешь этого дядю?
– Знаю, – пробурчала дочь. – Это мой папа.
– Девочка! – сказала тетка тем же тоном. – Как ты смеешь так с отцом разговаривать?!