Пожар

На другой день под вечер (было около четырех часов) мы заметили на расстоянии приблизительно 1 км от лагеря клубы дыма: горела саванна. Через некоторое время стало видно и пламя, поднимавшееся над травой на 2–3 м. Огонь двигался в направлении лагеря. Я подошел к Габриелю Нгуака и попросил его принять необходимые меры для защиты от огня лагеря и имущества отряда. Но никто из рабочих не внял просьбе Габриеля. Одни из них продолжали играть в карты, другие закусывали, а третьи сидели у костра и балагурили. Минут через 20 я снова напомнил Габриелю об угрожающей нам опасности: огонь надвигался на нас лавиной шириной около 80 м. И опять — полнейшее равнодушие к опасности со стороны рабочих! И только когда огонь был метрах в 30, рабочие стали вырубать траву у хижин, а оставшуюся поджигать навстречу пламени, бушевавшему с огромной силой вблизи лагеря.

Мои коллеги и я стащили имущество отряда на середину лагеря, свободную от травы. Все документы я сложил в рюкзак и надел его на себя. В это время пламя лизнуло крайнюю слева хижину. И тут как будто какая-то неведомая сила подстегнула рабочих. И куда только делась их флегматичность. С бесстрашием и яростью бросились они на огонь: сбивали пламя ветками, засыпали песком, поливали водой. Хижину удалось отстоять. Пощадив соседние хижины, огонь перекинулся на самую крайнюю, в которой хранились продукты. Но и эту хижину удалось спасти. Теперь огонь приближался к правой половине лагеря. Все бросились туда. Когда языки пламени подошли к хижинам, от травы была уже очищена полоса шириной 2 м. Пламя прошло рядом, опалив наши лица и засыпав палатки черным пеплом. Пострадала только хижина, служившая нам туалетом; она находилась в стороне и вспыхнула, как кучка пороха. Через несколько минут от нее остался только черный остов. Такая судьба была бы уготовлена всем хижинам, если бы не мужество рабочих.

Пожар бушевал позади нас. Мы смотрели на дымящиеся вокруг кустарники и на удаляющееся пламя. Вот оно подобралось к одной из трех рядом стоящих масличных пальм, и та занялась ярким пламенем, время от времени выбрасывая высоко в воздух сноп искр. День был на исходе, когда огонь, дойдя до леса, погас; только пальма продолжала гореть. Совсем стемнело, а она выбрасывала в небо тысячи светлячков. Нельзя было не залюбоваться этим великолепным зрелищем. Наконец и она погасла.

— Сгорела дотла, — решили мы и стали расходиться по палаткам, и только теперь я почувствовал сильную усталость.

На следующий день рано утром я вышел из палатки, посмотрел в сторону пальм и вначале не поверил своим глазам: там по-прежнему стояли три пальмы. Пошел с женой посмотреть на горевшую пальму. Идя по пожарищу, мы измазались сажей цеплявшихся за нас обгоревших кустарников и трав. А вот и пальма: стоит зеленая, свежая, словно после ночного дождика. Я бы никогда не поверил, что она горела в течение двух часов, если бы не видел это своими глазами. Подтверждением этому служил и толстый слой пепла вокруг ствола. У пальмы обгорели только сухие ветки. Черные кусочки их валялись вместе с золой на земле, и кое-где остатки веток виднелись на стволе; зеленые же остались невредимыми. Почему пальма не сгорела, никто не знал. И мне бы очень хотелось узнать об этом от ботаников.

После завтрака мужчины отправились в маршрут, а наши жены стали знакомиться с женами рабочих.

В конце сентября Георгий Михайлович и наши жены отбыли на «большую землю»— так мы, советские специалисты, работавшие в джунглях, называли нашу геологическую базу в Пуэнт-Нуаре.

А мы продолжали поиск с удвоенной энергией: приближался малый дождливый сезон, начинающийся в середине октября, и надо было успеть выполнить задание.

Маниокой, бататом нас снабжали женщины окрестных деревень. Они приносили их в корзинках в лагерь и устраивали распродажу. А за день до нашего ухода из этих мест они вместе с маниокой принесли пальмовое вино. Вечером рабочие выпили и устроили концерт: пели и плясали под аккомпанемент дощечек, которыми музыканты ударяли друг о друга. А некоторые мужчины-озорники нарядились в платья и лихо отплясывали, изображая дам. Сыпались шутки, слышался смех…

С сожалением покидали мы на другой день лагерь: привыкли к этим не столь густым и не таким болотистым лесам, в которые заглядывают солнечные лучи, к перелесьям, к рекам с чистой, прозрачной водой, к пению птиц. В маршруте вспомнил, что у меня сегодня день рождения.

К обеду прибыли в Занага. Сказав по секрету Шарлю и Франсуа, что у меня сегодня день рождения, отправил их в магазин за покупками. Прошло немного времени, и праздничный стол был накрыт. На столе — виски «Джонни Уокер», содовая вода «Перье», пиво, столовое вино «Совинко» и необычные закуски: авокадо, папайя, ананасы и жареные бананы. Да, я ел сырые и печеные бананы. Их пекут в углях, как у нас картошку. Ел банановый суп с арахисом. А сегодня Шарль приготовил жареные бананы. Очистил их от кожуры, обжарил в масле, потом налил на сковородку немного виски и зажег его. Бананы получились на славу. По вкусу они, пожалуй, похожи на наши русские оладьи с яблоками. Плод авокадо по форме схож с грушей, но больших размеров. Его тонкая зеленовато-фиолетовая оболочка начинена желтовато-зеленоватой очень питательной массой, содержащей чуть ли не все известные витамины. Авокадо можно есть без специй, но он очень приторный. Больше всего нам нравился авокадо, приготовленный Шарлем. Он разрезал плод на две половинки, извлек зерно величиной с голубиное яйцо, очистил мякоть от тонкой коричневой пленки. В лунку каждой половинки добавил мелко нарезанный лук, соль, перец, арахисовое масло, чайную ложку сухого вина, все тщательно перемешал, и еда готова. Скажу вам: великолепная закуска! И несколько слов о чудесной папайе. По вкусу она напоминает дыню, но в ней содержится до 75 % сахара и много различных витаминов, а также папаин, который улучшает пищеварение, излечивает язву желудка и другие желудочно-кишечные заболевания. Плоды дынного дерева быстро восстанавливают силы. Однако папайю (мамон) приятнее есть, полив мякоть лимонным соком; без него она слишком приторна. Листья дынного дерева используются в народной медицине для лечения лихорадки.

…Трещат дрова к камине, придавая нашему застолью особый уют. Невольно вспомнилось стихотворение Фета «У камина»:

Тускнеют угли. В полумраке

Прозрачный вьется огонек,

Так плещет на багряном маке

Крылом лазурным мотылек.

Всяких сюрпризов ждал я от Африки, но только не сюрприза в виде камина. В Африке — и камин… Да еще не где-нибудь в Браззавиле или Пуэнт-Нуаре, а за сотни километров от них.

Вместе с нами — Богатиковым, Потаповым и мной — за столом Габриель, Шарль и Франсуа. В разгар самого веселья вдруг постучали в дверь. На пороге оказался пигмей Виктор Тсиба. Он пришел меня поздравить и принес в подарок цесарку. Вслед за Виктором пришли и другие рабочие. Но от кого же они узнали о моем дне рождения? Оказалось, что Шарль и Франсуа не выполнили моей просьбы и открыли им «тайну», когда делали закупки. Мы были рады приходу рабочих. Пригласили их к столу, а Франсуа пришлось еще раз сходить в магазин…

Пробыв в окрестностях Занага около 10 дней, мы выехали в Пуэнт-Нуар в середине октября. Надо было написать отчет о проведенных изысканиях.

Время обработки полевых материалов называется у нас, геологов, камеральным периодом или просто «камералкой». В течение этого периода мы сдаем в лабораторию шлихи, где определяется их минералогический состав. Из образцов горных пород в лаборатории для нас изготовляют шлифы — тонкие пластинки горных пород, получаемые путем шлифовки небольшого обломка; они нужны для микроскопического исследования состава и структуры горной породы. Когда минералогический состав шлихов выяснен, мы составляем шлиховую карту. Окончательно оформляем геологическую карту, составленную в черновом виде во время полевых работ. После всего этого делаем заключение о дальнейшем направлении поисковых работ на то или иное полезное ископаемое.

Камеральные дни дома протекают довольно однообразно. Другое дело Конго. Тут иной мир, в котором для нас много необычного, интересного. Взять хоты бы нашу квартиру. В ней летают бабочки, по стенам ползают ящерицы и тараканы. Однажды на стене дома я увидел ящерицу с цикадой во рту. Она долго ползала, видно ища удобное место, чтобы позавтракать. Решил ее сфотографировать. Стал наводить фотоаппарат. Испугавшись, ящерица выплюнула цикаду на пол, а сама скрылась за трубой. Через некоторое время взглянул на цикаду, ее облепили муравьи. И откуда только они взялись? Пол недавно протирали.

Наш рабочий день начинался с 6 ч 20 мин (вставать надо было в 5.30) и заканчивался в 13.00. Вторая половина дня была свободной.

Мы часто бывали на берегу Атлантического океана. Купались, загорали или просто любовались океаном. По пляжу снуют крабы, их очень много. Когда к ним приближаешься, они аж метров за 30 удирают под волны или скрываются в норы в песке. Ближе не подпускают. Но вот как-то я прогуливался по берегу после шторма. На нем валялось много рыбин, облепленных крабами. Подхожу к одной из них. Крабы отбегают от меня только метров на 5 и смотрят глазами-подвесками. Не хочется расставаться им с лакомым блюдом. Немного отхожу, и крабы тут же набрасываются на добычу. Через некоторое время от рыбин остались одни скелеты.

Мы играли в волейбол, в пинг-понг. Наш стол для пинг-понга стоял под навесом. Однажды во время игры на него шлепнулась змея внушительных размеров. Она упала с потолка. Вот это сюрприз.

Повар-конголезец угощал нас нередко всякими экзотическими салатами. Как-то придя в столовую, увидели на столе ананасы. Мы были удивлены тем, что повар их не очистил и не порезал. Но оказалось, что ананасы были с «хитростью». Они были полыми и набиты салатом. Салат состоял из мякоти ананаса, бананов и папайи. Салат оказался восхитительным. Повар готовил нам салаты из креветок (были положены также рис, лук, помидоры и жгучий перец), тоже очень вкусные. Были в нашем меню и черепашьи яйца. По форме и размеру черепашье яйцо точь-в-точь как шарик для пинг-понга!

Вот так, без особых хлопот, и протекали наши дни, когда вдруг случилось одно происшествие. Было это 12 ноября 1966 г.

Загрузка...