По осколкам разбитого мира

Глава восьмая

Алексия сидела за дубовым столом, озадаченно хмурясь. Вокруг царил настоящий хаос — вся поверхность стола оказалась погребена под ворохом бумаг — страниц из отцовских дневников, зарисовок, планов и даже карт — небрежно набросанных или прорисованных со всей тщательностью.

Ее отец, лорд Эйб Атрейс, большую часть своей жизни — с года, когда произошло первое Слияние, ознаменовав начало новой эпохи, — скрупулезно исследовал Бездну. Он словно бы пытался собрать этот огромный и опасный мир по кусочкам — осколкам разбитого вдребезги зеркала. И с тех пор, как он исчез — Алексия отказывалась говорить и думать о нем как о мертвом, отказывалась воспринимать его таковым, — она продолжила его исследования.

Едва проснувшись, она поспешила записать в один из дневников отца, который называла бестиарием Бездны, о твари, встреченной вчера в Асхаранже. И под строчками, написанными небрежным, размашистым почерком, появились ее строчки — аккуратные и ровные. Алексия написала об огромном, по словам Эбби и ее таинственного спасителя, скорпионе, который своим ядом прожег дыру в созданном ею защитном барьере. И, разумеется, не могла не упомянуть о каменных львах, рьяно охраняющих свою обитель. Жаль, ей уже никогда не узнать, что скрывается за неприступной дверью храма.

В другом дневнике, где отец описывал регионы Бездны, Алексия написала о храме и даже по памяти зарисовала его. Вздохнула. Ее мама, прекрасная и талантливая Даниэлла Атрейс, создавала чудесные картины, а она… ее рисунки были лишь блеклыми их подобиями.

Алексия взяла в руки личный дневник отца — единственный зашифрованный из всех. Именно в нем она отыскала подсказки, которые привели ее к шифру — неприметной плитке из храма в Асхаранже, испещренной буквами и незнакомыми символами. И разгадав с помощью собранных шифров послание отца, Алексия надеялась однажды отыскать и его самого. А если сбыться этому уже не суждено, то хотя бы найти разгадку к его загадочным словам, сказанным ей незадолго до исчезновения.

Лежащий передо Алексией лист бумаги стремительно терял свою белоснежность — выведенные ее рукой буквы падали на бумагу словно чернильные бусины на полотно снега. Она сличала символы на плитке с символами в дневнике отца и вписывала вместо них стоящие справа буквы. Дошла до конца страницы и с горечью вздохнула — расшифровывающих символы букв оказалось слишком мало. Алексия могла разобрать лишь часть слов, но не все предложение полностью. Значит, эта плитка — не единственный оставленный для нее шифр. И значит, на страницах дневника ее ждала очередная подсказка.

Перелистывая приятно шуршащие страницы, Алексия наткнулась на нее почти сразу. «Шестнадцатый день зимы. Ты — мой океан». Она задохнулась, сердце забилось быстрее. Для любого человека эти две фразы казались случайным набором слов. Для любого… но только не для нее.

Алексия отчетливо помнила этот день, произошедший за пару лет до первого Слияния, перевернувшего жизни каждого из жителей Альграссы. Тогда еще Даниэлла Атрейс была почти здорова, тогда она еще рисовала. Шел шестнадцатый день зимы, мама только закончила восхитительную картину — усыпанный гальками пустынный пляж, океан, простирающий свои воды до самого горизонта, застывшая волна, которой не суждено уже опуститься на берег. Алексия помнила, как улыбалась мама, глядя на холст.

— Люблю океан, — задумчиво сказала она.

Помнила, как отец подошел к маме, и, обняв за плечи, прижал к себе. И его тихие слова — квинтэссенция нежности и любви:

— Ты — мой океан, в котором я тону каждую минуту своей жизни. Тону, но не боюсь захлебнуться.

Слезы выступили на глазах, и чернильные строки дневника расплылись. Они были так счастливы вместе! Глядя на родителей, Алексия всегда мечтала о такой же чистой, искренней любви. Знала — они никогда бы не расстались. Но Бездна разрушила их судьбы, порвала узы, крепко связывающие их.

После того, как на свет появилась Эбби, их матери стало намного хуже. Она сильно болела и почти не вставала с постели, поручая заботу о детях мужу, и умерла вскоре после начала Слияния. Бездна ее не пощадила.

Алексия выдохнула, собирая себя по кусочкам. Теперь она знала, где искать очередную подсказку отца — очередное звено цепи. Спустилась вниз, в гостиную, где, среди многочисленных картин руки Даниэллы Атрейс, висела и картина с океаном. С внутренней стороны, обращенной к стене, Алексия нащупала вложенный между рамой и холстом клочок бумаги. Поднесла к глазам. Всего два слова: «Эльсбра. Шесть» и символ — стрелка вниз.

Прежде Алексия слышала это упоминание: Эльсбра — это один из городов Бездны. Поднявшись наверх, в кабинет отца, она вновь погрузилась в изучение дневников. Ее терзал вопрос — отчего отцу приходилось так тщательно скрывать свои записи в дневнике — ведь его исследования Бездны, представляющие большую ценность, не были защищены никаким шифром? Что скрывал отец, о чем хотел рассказать?

Разгадка лежала на поверхности, и все-таки Алексия с трудом могла в нее поверить. Каждый из них, ныне живущих, терзался мыслями о Слиянии, пытался понять причину, по которой Бездна однажды соприкоснулась с их миром — и продолжала соприкасаться каждые двенадцать часов. Но неужели Эйб Атрейс в поисках ответа на мучавший весь мир вопрос зашел гораздо дальше?

Если отец действительно докопался до истины, Алексия была намерена ее узнать.

— Госпожа…

Она вздрогнула — настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что даже не услышала, как в открытую дверь кабинета вошла Мири.

— К вам гость. — Ее улыбка показалась Алексии лукавой. И причину этому она узнала спустя мгновение. — Ваш жених.

Алексия улыбнулась в ответ.

— Скажи, что я сейчас спущусь.

Сама не зная, отчего, но Алексия не любила, когда в кабинет отца заходили другие — пусть и те, кого она никак не могла назвать посторонними. Но это был ее личный храм, полный таинства знаний, где прежде всего она ценила уединение.

Алексия провела рукой по волосам, забранным в легкомысленный пучок. Распустила их по плечам, растерла бледные по обыкновению щеки, чтобы на них заиграл румянец. Закрыла за собой дверь и, придерживая подол длинного синего платья, по витой деревянной лестнице спустилась на первый этаж.

Кристофер стоял у двери, сжимая в руках шляпу. Прямая осанка, изучающий, чуть насмешливый взгляд из-под густых бровей. Волосы цвета льна всегда аккуратно уложены — волосок к волоску. При виде Алексии в серо-голубых глазах Кристофера зажглось восхищение. Он взял ее руку в свою, легко коснулся губами тонкой кожи, вызвав невольные мурашки. По-прежнему держа жениха за руку, Алексия провела его в гостиную, села рядом на софу у камина и приказала Мири подать им горячий чай.

— За окном дохедь. Ты, наверное, замерз? — участливо спросила Алексия.

— Не беспокойся, милая. — Поразительно, как улыбка преображала строгие черты Кристофера. — Твое присутствие всегда согревает меня. Жду не дождусь, когда смогу называть тебя своей женой… и не расставаться ни на минуту.

— Это случится совсем скоро, — заверила она, улыбаясь.

Бросила рассеянный взгляд за окно, покрытое дождевыми каплями. Алексия знала, что Кристофер беспокоится за нее — боится, что Бездна однажды ее у него отнимет. Она — худенькая, невысокая, наверняка казалась другим хрупкой… и слабой. Но Бездна преображала ее. Кристофер знал об этом, но вряд ли верил ее словам. Он хотел защищать Алексию — и в мире гармонии, и мире хаоса, но сделать это без уз крови не мог. Каждый раз с невиданным упорством Метаморфоза раскидывала их по разным сторонам, не давая возможности отыскать друг друга.

— Как вчерашний день? — осторожно спросил Кристофер. Он не любил упоминать о Бездне, как и многие в Альграссе, предпочитая делать вид, что этой стороны их жизни и не существовало вовсе. И только ради невесты он делал исключений из правил.

— На Абигайл напал какой-то мутировавший скорпион, — со вздохом сказала Алексия.

— Безымянные Боги! С ней все в порядке? — воскликнул Кристофер.

В голосе жениха она отчетливо слышала искреннее волнение, и от этого на душе стало чуточку теплее. Просто иногда Алексии казалось, что они с Эбби остались одни против Бездны, вдвоем против целого мира, жаждущего кровавых жертв. После того, как исчез отец, она остро почувствовала свое одиночество — и ответственность за жизнь Абигайл, тяжелое бремя, которое прежде нес он. Алексия чувствовала себя брошенной, и ничего не могла с этим поделать.

— Да, все закончилось хорошо. Я… прогнала тварь. — Собственное вранье ее смутило. Прежде Алексия никогда не врала Кристоферу — да и как иначе, если совсем скоро они должны были стать мужем и женой.

Она и сама не знала, почему не рассказала Кристоферу о таинственном спасителе сестры. Боялась его ревности? Глупо. Ведь по законам Метаморфоз они вряд ли когда-нибудь увидятся снова. Но что-то мешало Алексии рассказать Кристоферу об этой случайной встрече, за которую она благодарила богов — если бы не незнакомец… даже думать страшно, что стало бы с Абигайл.

— Все хорошо? — с тревогой спросил Кристофер. — Ты выглядишь бледной. — Да, просто… вчера немного переволновалась.

Жених наклонился к ней, легонько поцеловал. Алексия потянулась к любимому, как к цветок — к солнцу. Утолив свою жажду поцелуем, положила голову на широкую грудь. Так хорошо было в его объятиях… хорошо и спокойно.

Они знали друг друга с самого детства — их семьи были очень близки. Алексия хорошо помнила дни, когда Амалия Лайгресс — мама Кристофера — с ее мамой восседали в гостиной их огромного поместья, чинно попивая чай, в то время как мужчины обсуждали предстоящую охоту. Алексия же с Кристофером убегали в сад от скучных разговоров взрослых, где резвились, как молодые щенки. Домоправительница Лайгрессов, миссис Тинто — сухопарая и улыбчивая дама, только посмеивалась, глядя на них. Но стоило только Даниэлле Атрейс увидеть их игры, как ее дочери доставалось неизменное: «Юной леди не пристало так себя вести». Алексия тут же напускала на себя чопорный вид, копируя леди Лайгресс, чем забавляла Кристофера.

Когда, чуть повзрослев, Алексия узнала о том, что их семьи решили объединиться, что в женихи ей прочат Кристофера — ее Кристофера! — она была на седьмом небе от счастья. Лучшего брачного союза она и желать не смела. Именно о таком муже Алексия всегда мечтала — сильном, способном защитить от любых бед и напастей, родном и по-настоящему близком.

Она мечтала, что мама увидит ее в подвенечном платье, но… этому сбыться было не суждено. С появлением Бездны ее мир начал медленно падать в пропасть. Сначала — страшная болезнь мамы, унесшая ее жизнь. Потом, года спустя — исчезновение отца. Семья… от нее осталась только Абигайл. Может быть, именно поэтому Алексия так хотела, чтобы и они с Кристофером как можно скорее стали одной семьей?

— Я так люблю тебя, — выдохнула она.

Кристофер чуть отстранился, удивленный. Алексия редко говорила ему подобное.

— Нежность тебе к лицу, — шутливо ответил он, наматывая на палец прядь ее темно-русых волос. Поцеловал в лоб и прошептал: — Я тоже тебя люблю.

Теплые объятия Кристофера, треск поленьев в камине убаюкивали Алексию. Но она словно бы воочию видела огромную тень, застывшую за их спинами. Многоликая Бездна. Их с Кристофером любовь никогда не казалась ей настолько хрупкой, подобной хрустальной фигурке. Что, если Бездна однажды растопчет ее, сожмет в своих смертельных тисках и разлучит их друг с другом? Она не переживет, если Бездна отнимет у нее Кристофера.

Алексия устала терять любимых.