По ту сторону гор

Глава 11

Утром они отправились в путь.

— Здесь какая-то тропа, — внимательно оглядев все вокруг и найдя на земле что-то, отдаленно напоминавшее цепочку следов, проговорил Аль-си. — Пошли.

Все двинулись было следом, но, сделав всего лишь пару шагов замерли, остановленные твердым:

— Нет.

Оглянувшись, они увидели младшего царевича, который стоял на месте, повернувшись к своим спутникам вполоборота, всем своим видом показывая, что им идти совсем в другую сторону.

Его старший брат недовольно нахмурился:

— Пошли. Ты всех задерживаешь.

— Нет, не я. Ты.

— Что?! — сморщившись, словно от горечи, гаркнул Аль-си так громко, что стоявшие рядом с ним юноши отшатнулись, зажав уши руками.

— Ты выбрал неверную дорогу. Конечно, если хочешь, можешь продолжать идти по ней и дальше. Часа через два дойдешь до тупика. Если потом решишь нас все-таки догнать, возвращайся назад по своим следам, а затем переходи на наши. И моли снежных духов, чтобы они не стерли их с лица земли. Повезет — догонишь нас на ночлеге, — с совершенно безмятежным видом произнес юноша. Он говорил уверенно, с долей иронии, однако же не переходя за грань оскорбления.

На него взглянули не только с удивлением, но и тенью уважения. В обращенных на него глазах читалось: "Во дает!", а одни, полные торжества, кричали: "Молодец! Так с ним и надо!" А, главное, до слуха Аль-си донесся пусть сдержанный, но смешок. И смеялся не только этот несносный бродяга, до которого наследнику не было никакого дела. На губах двух других спутников тоже была улыбка. Это уж он никак не мог стерпеть.

Закашлявшись, словно давясь яростью, он бросив на Лиина и Рика полные злости взгляды, а затем, резко повернувшись на каблуках, стал надвигаться на брата:

— Да откуда ты можешь знать! Был в горах всего раз в жизни, и то небось тащился позади каравана, держа кого-нибудь за ручку, чтобы не потеряться! Тоже мне, проводник!

Аль не стал оправдываться. Он лишь, несколько виновато улыбнувшись, пожал плечами:

— А я и не говорил, что я — проводник. Это ты меня им постоянно называешь. Так что…

— Ага, — злорадствуя, воскликнул Аль-си, — пошел на попятную! Боишься, что можешь оказаться не прав, и не на моем пути, а на твоем собственным встанет непреодолимым препятствием стена, так что нам придется возвращаться назад, теряя день пути!

— Нет, — в глазах его брата не было и тени сомнений, как ни искал их старший царевич, — я уверен, что мой путь — правильный. Просто я ничем не могу доказать этого, пока мы не пройдем его.

— То есть, ты хочешь, чтобы мы доверились тебе, не способному найти дорогу от одной залы в другую в отцовском дворце, засыпающему на дозоре и готовому спрятать голову под плащ при первом признаке опасности? — он сыпал оскорблениями, стремясь вложить в голос как можно больше отравы. Ему было просто необходимо, чтобы стоявший перед ним юноша смутился, ощутил слабость, неуверенность. Потом можно было бы проявить великодушие и даже встать на выбранный им путь. Но только потом. Показывая остальным, что последнее слово за наследником, а не за этим наивным дурачком.

И ему почти удалось выполнить задуманное. Последние его слова явно задели Аля, так что тот даже опустил голову на грудь и, прикусив губу, насупился. Но в последний миг, когда оставалось только дожать…

— А у нас есть выбор? — хмыкнул Лот. Сойдя со своего места, он подошел к Аль-ми, хлопнул его по плечу, подбадривая: — Веди меня, мой предводитель! А вы, — он повернулся к застывшим с открытыми ртами юношам, — можете идти, куда хотите. Я тут подумал, слава она ведь, как и богатство, очень плохо делится. И на двоих-то с трудом, а уж на пятерых, — прицыкивая, он показал головой. — Так что, можете вообще возвращаться назад!

Эти слова произвели на слышавших их разное воздействие. Рик стал неуверенно топтаться на месте, делая полшага то в одну, то в другую сторону. Ему, в общем-то, было абсолютно все равно за кем идти, лишь бы пересечь эти горы, которые даже бывалые проводники считали зимой непроходимыми. Если перевал завален снегом, тогда… Но об этом он старался не думать. В конце концов, у них было достаточно продовольствия, чтобы не только добраться до перевала, но и, обнаружив, что дальше пути нет, вернуться назад.

Аль-си, взглянув на бродягу, презрительно скривился. Он стоял на месте, словно скала, хотя в глубине души понимал, что на этот раз проиграл спор с братом, но все равно не собирался сдаваться, даже если это будет в ущерб общему делу.

— Встретимся на ночлеге! — процедил он сквозь стиснутые зубы и решительно зашагал своей дорогой.

— Безумец, — глядя ему вслед, прошептал Лот.

— Вот что, — Лиин несколько мгновений смотрел на спину удалявшегося царевича, словно ему требовалось какое-то время на то, чтобы решиться, затем повернулся к Рику, — я пойду с ним. Хотя он и сам знает, что ошибается.

— Но каждый может сделать ошибку, — кивнул, соглашаясь с ним, сын торговца, — тем более, когда готов сам за нее платить. Возьми с собой одного осла. Мало ли что. Об остальных я позабочусь.

— Нет, только это, — он отцепил ближайшую суму с припасами, бросил за плечо. — Ты справишься?

— А что мне остается? — устало хмыкнул Рик, — эти двое не знают даже с какой стороны к ослам подойти, какие они помощники?

— Ладно, все, я побежал, а то не догоню его.

— Я буду оставлять вам знаки, чтобы нас было легче найти. Будьте осторожны.

— Спасибо, — и Лиин бросился вслед за успевшим уйти на порядочное расстояние Аль-си.

— Почему это я не знаю, с какой стороны подойти к ослу? — сощурившись, стал надвигаться на сына торговца Лон. Оставшись в большинстве, он осмелел, выпрямился, даже руки упер в бока.

— Отстань, — как от надоедливой мухи отмахнулся от него Рик, хотя, по мнению смотревшего на него свысока юноши должен был, по крайней мере, испугаться.

— Нет, ты объясни, почему!

— Хорошо, — процедил сквозь стиснутые зубы сын торговца, шаг за шагом надвигаясь на Лога, — я объясню! Хотя и не в коня корм! Любое животное требует внимание! И налагает на своего хозяина определенную ответственность! А бродяга по природе своей не знает и не может знать, что это такое! Потому что ответственный человек перестает быть бродягой! И становится хозяином! Пусть лачуги с худой крышей и пары живущих в ней мышей — но хозяином! — если при первых словах Лот и продолжал стоять на месте, не меняя позы, то затем, под натиском, попятился, выставив перед собой руки, словно защищаясь:

— Ладно, ладно, успокойся! Бешеный! Да все я понял! Ослу нужен хозяин и никто иной, а я могу быть лишь природой.

Рик махнул рукой:

— Понимай, как знаешь, — а затем, окинув хозяйским взглядом свое стадо, проверяя, все ли в порядке с упряжью и хорошо ли закреплены тюки, он связал животных в цепочку и, взяв под уздцы первого из них, зашагал по выбранной младшим царевичем тропе, при этом стараясь не глядеть на проводника.

Тот в первый миг от неожиданности даже растерялся. Он ожидал совсем другого — одобрения, признания его способностей, на худой конец — слов поддержки. А встретил стену отчуждения, еще более прочную, чем в присутствии брата.

Спустя какое-то время, когда стена напряжения за спиной сгустилась настолько, что стала физически ощутимой, Аль, не выдержав, остановился, повернулся к сыну торговцу:

— Я чем-то обидел тебя?

— Это как посмотреть, — продолжая глядеть в сторону, ответил Рик. — Может, меня, а может — самого себя.

— Я не понимаю.

— Очень плохо.

— Объясни мне, пожалуйста.

— А толку? — он продолжал идти, не замедляя шага, и Алю, чтобы не попасть под копыта не менее упрямых, чем сын торговца, ослов, пришлось сдвинуться с места, продолжая путь.

"Ладно, — думал он, — в конце концов, говорить можно и на ходу. Так даже лучше: не будем тратить время на разговоры, коротая за ними путь".

Рик долгое время молчал. Ничего не говорили и его спутники, ожидая, когда сын торговца заговорит.

— Ты плохо поступил с братом, — спустя какое-то время, наконец, проговорил тот.

— Что?! — пораженный дальше, чем удивленный воскликнул, воскликнул Аль. — Ты говоришь это мне? Мне, над которым он издевался, не прекращая, каждое мгновение пути? Мне, который всего лишь указал ему на ошибку?

— Дело не в том, что ты сделал, а как ты это сделал.

— Ага, я задел его гордость!

— Это он все время пути, как ты выражаешься, задевал твою гордость. Ты же решил пошутить с его жизнью.

— Я?! — Аль был готов задохнуться от возмущения. — Да я предупредил его!

— Ты не оставил ему выбора! Или пойти на встречу опасности, или склонить перед тобой голову! Тебе не понять этого! Ты — слабый человек, а он — сильный! Слабого можно гнуть сколько угодно раз, все равно он не сломается — нечему ломаться. Зато в этой постоянной борьбе может родиться хотя бы какое-то подобие характера. Сильного же согнуть нельзя! Только сломать! Понял? — с вызовом бросил он в лицо как раз в этот момент вновь оглянувшегося на него юношу, а затем, демонстративно отвернувшись, стал смотреть в другую сторону.

Аль несколько мгновений продолжал по инерции смотреть на него, пытаясь вникнуть в смысл услышанного, во всяком случае — до тех пор, пока не налетел на выступ скалы, который, больно въехав ему в бок, заставил, забыв обо всех мыслях, повернуться лицом к дороге, в душе благодаря горных духов за то, что те привели его в чувства прежде, чем рядом оказалась опасность, посерьезнее груды камней.

Спустя какое-то время его нагнал Лот, пошел рядом. Он ничего не говорил, словно не зная, с чего начать, лишь все время сопел.

— Что? — не выдержав, повернулся к нему царевич. — Тоже считаешь, что я был не прав?

— Вообще-то… — тот продолжал тянуть кота за хвост. — Если посмотреть на все с той стороны, с которой взглянул Рик… Горы — опасное место. Мы-то с тобой это знаем. А вот твой брат — разве что только догадывается.

— Он не один. И мы в самом начале пути. И… — он умолк. Слишком уж его слова походили на оправдания. А оправдываются, когда чувствуют, что неправы. — И вообще, я ему не страж, — все-таки не сдержался и пробурчал он.

— Ты даже больше. Тот, кто ведет за собой, несет определенную ответственность за своих спутников… — он поморщился, словно то, что он хотел сказать, было выше его понимания, но, как он считал, для царевича — в самый раз. — Слушай, — промучавшись какое-то время без толку, он окликнул Рика, — объясни ты ему! Что ты там мне говорил о бродяге и хозяине.

— Он пытается тебе сказать, что обычный человек в своей жизни выбирает не пути, а проводника. И идет за ним, передавая проводнику право принимать за себя решение о том, какая дорога правильная. А проводник выбирает…

— Дороги.

— Да нет же! — поморщился сын торговца, недовольный, что собеседник никак не может понять такую ерунду. — Он выбирает своих спутников! Выбрал — значит, взял на себя ответственность за их жизни!

Аль задумался. Нельзя сказать, что он все понял, но что-то — несомненно. И то, что он понял, ему совсем не понравилось.

— Если бы я знал, что это такая ответственность…

— То отказался бы от нее, — понимающе кивнул Рик. — Прости за искренность, но это не твое. Не знаю уж, пока или вообще. Ты неплохой парень, но о каком предводительстве может идти речь, если ты даже дружить не умеешь?

— Может быть, он потому не умеет, — заговорил Лот, — что его никто не учил.

— Этому нельзя научить, — качнул головой сын торговца, — только научиться.

— Чтобы научиться, нужно знать, чему… — начал Аль. Ему не нравился этот затеянный спутниками странный разговор о нем, в котором ему самому не отводилась роль даже слушателя.

— Вот что, — глаза бродяги вдруг загорелись. — Давай поспорим!

— Что ты научишь ему дружбе? — Рик недоверчиво взглянул на него. — Это невозможно!

— Потому что я сам ничего не умею?

— Да вообще-то для этого и не нужно… — начал тот, однако, прервав себя на половине фразы, вдруг решительно кивнул: — Хорошо. Давай поспорим. В дороге, которая нам предстоит, любая, даже самая неудачная на первый взгляд затея, может стать неплохим развлечением. Какие будут ставки?

— Решай сам! — развел руками бродяга, показывая, что согласен на все, поскольку совершенно уверен в своей победе.

— А меня вы спросить не хотите? — не выдержав, попытался вмешаться в их разговор Аль, но его тотчас отодвинули в сторону:

— Не мешай!

Лот вдруг ни с того ни с сего рассеялся.

— Что?

— Да так, есть идея. Только как мы поймем, кто выиграл, а кто проиграл?

— Нам надо что-нибудь определенное… — задумавшись, опустил голову на грудь Рик. — Какое-нибудь непременное условие. Если старший брат назовет его другом…

— Не пойдет! — решительно качнул головой Лот. — Слишком нереальное условие.

— Хорошо, — легко согласился с ним сын торговца, — тогда так: если я сам — это лучше? Если я, не важно, случайно, забывшись, во сне или в бреду назову Аль-ми другом — ты выиграл.

— Согласен! По рукам.

— По рукам, — Рик хлопнул его по протянутой ладони, словно скрепляя сделку обетом. — А что там насчет ставки? Сдается мне, ты придумал что-то забавное.

— Ну, — хмыкнул тот, — не знаю, насколько это будет забавным для проигравшего, но для всех остальных — уж точно.

— И что это будет?

— Если проиграешь, встанешь на четвереньки и прокатишь меня на своей спине вокруг костра.

Аль с опаской взглянул на сына торговца, опасаясь, что тот, услышав подобное, разъяриться и наброситься на собеседника с кулаками. Однако к его немалому удивлению тот лишь хохотнул:

— Да, неплохая шутка. И, главное, полезная: будет мне наука, не учить осла быть человеком, а то он, того гляди, из тебя сделает осла.

— Значит, ты согласен? — недоверчиво взглянул на него Лот, который, судя по всему, тоже ждал другой реакции.

— А почему нет? Ты, конечно, бродяга и шутки у тебя бродяжьи, но это — не самая худшая. Ведь ты мог предложить мне и войти голышом в ближайший город.

— Какое мне веселье любоваться на твой голый зад? А ты, в случае победы, потребуешь от меня этого?

— Что, испугался?

— Вообще-то, я собираюсь выиграть спор.

— Значит, тебе нечего бояться расплаты. Какой бы она ни была.

— Значит, не назовешь заранее? Будешь играть втемную, чтобы я поволновался?

— Чтобы ты был старательнее в обучении.

— Л-ладно, — кивнул Лот, хотя твердости в его голосе несколько поубавилось.

— Значит, так и решим: если к тому моменту, как горы останутся позади нас, я не назову Аль-ми другом — ты проиграл.

— Хорошо, — хмуро глянув на весело посмеивавшегося сына торговца, бродяга догнал успевшего уйти на несколько шагов вперед Аля. — Ты все слышал?

— Да, — кивнул царевич. Он был мрачен, на душе скреблись крысы и вообще, было так противно, словно они пооткусывали от нее края. — Это неправильно.

— Не одобряешь?

— Нельзя спорить на другого человека!

— Да ладно, — пренебрежительно махнул рукой бродяга, — много ты понимаешь в споре! Тем более что в нашем тебе ничего не грозит — все шишки мне, а развлечение — всем.

— Вот именно: развлечение! А мне не нравится, когда надо мной смеются!

— Тогда подумай о том, как посмеются надо мной, когда я буду щеголять голым задом на подходе к городу. И вообще, — хмыкнув, продолжал Лот. — Это не самый плохой спор. Тебе пора понять, что такое дружба.

— Готовность совершать ради другого безрассудные поступки?

— О! — удивленно глянул на него бродяга. — А ты быстро учишься! Эдак у меня действительно есть шанс прокатиться на загривке этого надутого торгаша!

— Перестань, — болезненно поморщился Аль. — Я говорю ерунду, а ты зачем-то мне поддакиваешь!

— Потому что не такая уж это и ерунда. А что касается спора, чтоб ты знал, то бывает и хуже. Когда спорят о тебе за спиной. Что женят на первой попавшейся старухе, что заставят сесть в кучу навоза, что привяжут к себе узами признательности, а потом — раз — и их обрежут, словно ненужную нить.

— Вот именно!

— Что — вот именно?

— Ты хочешь стать моим другом на спор!

— Я?! — от удивления тот даже рассмеялся. — Нет! Ты невнимательно нас слушал. Я спорил на то, что научу тебя дружить.

— Это одно и то же!

— Совсем нет! Это значит: я сделаю так, что с тобой захотят дружить другие. Что они поймут, что ты им нужен. Не на одно слово, один шаг, пять минут. А…

— На всю жизнь? — теперь пришла очередь Аля смеяться. Только смех у него получился горький.

— А что? Дружба — она в чем-то сродни любви. Если ты веришь в любовь на всю жизнь, то и дружба может быть такой.

— И что же такое дружба?

— Ну… Этому мне и предстоит тебя обучить.

— А ты сам знаешь?

— У меня было множество друзей! — с гордостью подтвердил Лот, а затем, то ли в шутку, то ли всерьез добавил: — Между прочим, и подруг тоже. Хотя это и совсем другое.

— По-твоему с девушкой дружить нельзя?

— Нет, — уверенно качнул головой юноша. — Дружба и любовь — такие вещи, которые нельзя смешивать в одном стакане, как подсолнечное масло с молоком, если не хочешь потом всю ночь сидеть в кустах, сгорая со стыда.

— И, все же?

— Знаешь, давай так. То, что можно сказать словами, я оставлю на самый последний миг. Потому что в дружбе слова — дело последнее.

— А что тогда главное?

— Поступки, — донеслось у них из-за спины.

Лот недовольно нахмурился, глядя на Рика недобрым взглядом:

— Кто здесь учитель: я или ты?

— Ты, конечно, прости, — сын торговца даже смутился, но уже через миг, придя в себя, качнул головой: — Действительно, что я, дурак, делаю? Мне следует тебе мешать, а я помогать стал!

— Кстати, насчет поступков, — Алю надоело, что о нем говорят, словно о какой зверюшке, которую решили выдрессировать. — Не оставить ли вам этот спор со всем, что из него вытекает, до привала? Нынешний переход еще спокойный, но потом лучше не отвлекать внимание от окружающего мира. Если не хотите свалиться в расщелину. Лично мне с моими вечными фантазиями это почти удалось даже на абсолютно безопасной дороге.

Рик уставился на него с каким-то странным выражением на лице.

— Что? — нахмурился царевич.

— Ничего, ничего… — задумчиво пробормотал тот, а затем, повернувшись к Лоту проговорил: — Возможно, я ошибался, и чтобы сделать из зверя человека совсем необязательно быть чародеем.

Какое-то время они шли молча, лишь обмениваясь ничего не значившими фразами и восклицаниями. Рик с интересом оглядывал горы, которые, судя по его восхищенным глазам, вблизи показались ему куда величественнее и прекраснее, чем виделись со стороны. Лот, наоборот, с каждым мигом все сильнее и сильнее мрачнел и жался поближе к склону, поглядывая наверх.

— Здесь безопасно, — поймав один из его взглядов, проговорил Аль. — Пока мы идем этой дорогой, камнепад нам не страшен.

— Ты уверен? — тотчас спросил юноша, однако спустя мгновение, поняв, что с головой выдал себя, покраснев, пробормотал: — Вообще-то, это не важно…

— Видишь, над нами горы образуют что-то вроде складки? Этот карниз защищает нас от камней.

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю, — качнул головой Аль, — вижу, чувствую.

— Странный ты, — направляя ослов подальше от края, пробормотал Рик. У него не было времени бросить и взгляд на своих спутников, да ему это было и не нужно. — Словно и не человек вовсе.

— Как это? — растерялся царевич.

— Тому, что люди учатся с младенчества — не знаешь, зато видишь то, что другие просто не способны разглядеть.

— Этот карниз…

— Да при чем здесь это? Не о нем я вовсе. О дороге. Ты ведь ведешь нас не караванной тропой.

— Разве? — Лот озадаченно и одновременно обеспокоено закрутил головой, стараясь в один и тот же миг увидеть и обоих своих спутников, и окружавший их мир. — Почему ты так думаешь?

— Я слышал так много рассказов, что порой кажется, будто я прошел весь путь, и не раз.

— Ну… Караванщики обычно путешествуют летом, на худой конец осенью, но в любом случае — пока снег не выпал. Должно быть, из-за него все выглядит иначе.

— Караванная тропа засыпана снегом, — вместо того, чтобы согласиться с объяснением Лота, тем более видя, что, в общем-то, сын торговца пусть с неохотой, но был готов его принять, Аль предпочел правду, — там не пройти.

— Но если так, разве ты можешь быть уверен, что мы идем правильно? — нахмурившись, качнул головой Рик. — Зимние горы — не лучшее место для изобретения новых путей.

— Скажи, — вместо того, чтобы ответить, царевич заговорил о другом, — ты знал тех, кто ушел в этот путь до нас?

— Ты о вестниках, которых послал царь? Не всех.

— Но среди них были те, кто ходил через горы?

— Да, — с готовностью воскликнул сын торговца, — а первую группу вообще вел известный среди торговцев проводник. Говорили, что он знает горы лучше, чем собственные карманы.

— И они не добрались даже до Венец-горы, — поняв все быстрее, чем тот, кому был задан вопрос, пробормотал Лот. Он нервно дернул плечами. — Бр-р! — ему вдруг стало не по себе. Если опытный проводник заблудился в горах, на что надеяться им, новичкам.

— Ты думаешь, это потому что они пробовали идти по тропе?

— Когда знаешь какой-то путь наверняка, стараешься его держаться.

— А когда ничего не знаешь, — хмыкнув, подхватил Рик, — держаться нечего. И выбираешь тот путь, по которому можно пройти.

— Как мне говорил один человек, главное держать направление, а остальное горы сами подскажут, — произнося эти слова, Аль боялся, что спутники, взглянув на него как на полного идиота, начнут крутить пальцами у виска, однако, к его немалому удивлению и еще большему облегчению те одобрительно хмыкнули.

— Что ж, — проговорил Рик, — это легче, чем пытаться не заблудиться в чужом мире.

Разговор, придя к своему логическому завершению, закончился, и вновь на какое-то время спутники замолчали, каждый думая над чем-то своем.

Было уже далеко за полдень, когда сын торговца окликнул Аля:

— Царевич!

— Да? — тотчас отозвался юноша.

— Может, нам стоит сегодня пораньше остановиться на ночлег?

Пока Аль, продолжая двигаться вперед, но уже исключительно по инерции, с открытым ртом пытался понять, что стояло за этим вопросом, в разговор, словно только того и ожидая, когда кто-то другой оборвет тишину, встрял Лот:

— Ты устал? — с ехидной улыбкой спросил он Рика. — Не мудрено. Тяжело небось тащить в горы столько добра? — подойдя к спутнику, он, изловчившись хлопнул того по животу. Сын торговца на мгновение согнулся — должно быть, удар был достаточно ощутимым. Но, смягченный толстым слоем жира, не доставил ему особых проблем.

— Хорош пихаться, — он не остался в долгу и через мгновение Лот взвыл от боли:

— Ты что, с ума сошел?!

— Просто не люблю оставаться в долгу, — довольный, хмыкнул тот. — Что же до этого, — он похлопал себя по животу, — каждый переносит припасы как может. Ты — в суме за спиной, я в себе. И питает, и греет, и вообще так надежнее.

— Конечно. Не потеряется. Никому другому не достанется.

— Зачем нам останавливаться? — прерывая их разговор, спросил Аль, когда этот, в сущности, безобидный обмен колкостями начал его злить.

— Ты сам не понимаешь? — вопросом на вопрос ответил Рик.

— Нет.

Бровь сына торговца лишь чуть-чуть дрогнула, во взгляде скользнула мимолетная тень сожаления — но не более того.

— А ты? — он повернулся к Лоту.

— Понятия не умею, — небрежно пожал плечами бродяга. — Может, решил перекусить, а на ходу жевать не привык.

— Чему же ты собираешься научить его, если сам ничего не понимаешь?

— Так в чем дело? — Аль не собирался разгадывать загадки. И останавливаться тоже не собирался. — Если мы хотим перейти через эти горы живыми, нам нужно торопиться.

— Если мы хотим, чтобы через горы перешли все, нужно подождать Аль-си и Лиина.

— Может, ты считаешь, что мы вообще должны повернуть назад? — разозлено бросил царевич. Его просто бесило от одной мысли о том, что собеседник не понимает такой просто вещи — им нельзя терять ни мгновения! Потому что тот путь, который безопасен сейчас, не будет оставаться таким вечно! Все, хватит разговоров! — резко прервал он сам себя. — Они нагонят нас во время ночлега.

Рик оглядел спутника недобрым взглядом.

— Что? — не выдержав его, воскликнул Аль. — Считаешь, что я не прав?

Сын торговца лишь пожал плечами, но сделал он это с таким видом, что вывод напрашивался сам собой.

— Да пойми ты! Нам нужно не просто выжить, нам нужно перейти горы! Чтобы позвать на помощь! Повелителя дня, соседей, кого угодно! И, возможно, не всем из нас будет суждено пройти этот путь!

— И кем ты готов пожертвовать? Братом?

— Да кем угодно! Собой, если потребуется!

— Главное цель?

— Вот именно!

— Так мог бы говорить предводитель, но не проводник.

— Какая разница! — они оба уже не замечали, что кричат, не сдерживая голос, хотя и стояли прямо друг перед другом, на расстоянии всего лишь вытянутой руки.

— Большая! Проводник должен думать о том, чтобы провести через горы всех! Всех, слышишь? Иначе не пройдет никто! Или как ты думаешь, почему проводник никогда не встает во главе каравана?

— Ерунда! — презрительно скривился Аль. Он не понимал торговца и не собирался понимать, потому что считал себя правым. — Хозяин каравана — тот, кто им владеет, а не ведет, вот и все!

— Хозяин каравана — тот, кто его снаряжает.

— Хватит! Мне нет никакого дела до ваших торговых штучек! Мы будем делать так, как я считаю правильным! И если в какой-то миг я решу, что для исполнения цели тебе, — он ткнул пальцем в грудь собеседника, — нужно прыгнуть с обрыва, ты сделаешь это!

Крепыш побледнел, не то от ужаса, не то от едвам сдерживаемой ярости, однако ничего не сказал на это, молча зашагав вперед.

"А, будь оно все неладно!" — опомнившись, Аль бросился за ним.

— Рик, постой! Прости меня! Я совсем не это хотел сказать!

— Ты сказал именно то, что хотел! — бросил через плечо тот.

— Нет! — в отчаянии замотал головой юноша. — Не знаю, что на меня вдруг нашло!

— Ты сам!

— Я ведь совсем другой! Я… Я не могу быть таким! Таким жестоким!

— Вот именно — не можешь! Прежде, чем распоряжаться чужими жизнями, нужно еще заслужить это право! А ты — только проводник! — он ушел вперед по извилистой горной тропинке. Аль остался стоять на месте, ошарашено глядя ему вослед.

Лот, предпочитавший до этого мгновения держаться в стороне, теперь подошел к приятелю, похлопал по плечу, пытаясь подбодрить, но не так, как прежде, когда в его движениях проскальзывала какая-то скованность, даже робость.

— Не бери в голову.

— Конечно, — что ему оставалось? Сорвавшись с места, он поспешил вперед, на свое место во главе их маленького каравана, бормоча себе под нос:

— Во всяком случае, теперь я знаю, в чем разница между проводником и предводителем.

— Проводником можно стать самому, — говоря те слова, которые тот сам не решился произнести, вполоборота повернулся к нему Рик. — Предводителем же делают тебя другие.

Предложи он в этот миг вновь остановиться на привал, вернуться назад или сделать что-то еще, каким бы безрассудным этот поступок ни казался, Аль выполнил бы все, не возражая, даже не задумываясь. Но сын торговца молчал.

Они остановились на ночлег, когда начало темнеть. Царевич отыскал пещеру — хорошую, закрытую от ветра и достаточно глубокую.

— Оставайтесь здесь, — сказал он своим спутникам, а сам собрался уходить.

— Ты куда? — тотчас перед ним встал Лот. Рик, оставив ослов, которых он уже начал освобождать от вьюков, тоже повернулся к нему, глядя с нескрываемым интересом, словно ожидая от него какого-то совершенно определенного поступка.

Аль вздохнул. Ему совсем не хотелось его разочаровывать, но…

— Поищу сухих веток для костра. Я видел поблизости лесок, — и, повернувшись, он зашагал прочь.

— Я с тобой! — поспешил следом Лот.

— Нет. Оставайся здесь.

— Но… — вновь услышав ледяные нотки в голосе царевича, бродяга сглотнул, сжавшись. Немного придя в себя, он хотел возразить, но было уже поздно: царевич исчез.

— Он говорит, что не хочет быть правителем, — глядя куда-то в сторону, проговорил Рик, — но на самом деле мечтает об этом даже сильнее, чем Аль-си.

— Что? — бродяга повернул к нему лицо, на котором отпечаталось непонимание.

— Только старший брат хочет править странами, — продолжал сын торговца, — а он — людьми. Каждым человеком и всеми вместе… — а потом он вдруг сказал то, от чего Лоту стало не по себе. — Тебе нужно выиграть наш спор. Потому что иначе всем нам лучше остаться в этих горах навсегда.

Когда измотанные до предела Аль-си и Лиин ввалились в пещеру, их ждал ярко пылавший костер, над которым пыхтел котелок к наспех приготовленной похлебкой.

— Ты был прав насчет тупика, — процедил сквозь стиснутые зубы старший царевич. И все, больше ни слова — ни упрека, ни благодарности.

Плюхнувшись на камень у огня, оба странника вытянули ноги и руки, отдыхая и, одновременно, отогреваясь.

— Держите, — Рик поспешно сунул им в руки по кружке похлебки.

— Пища богов! — с наслаждением втянув в себя пьянящий с голода дух еды, прошептал сын воина.

— Легко нас нашли?

— Да, — уже жуя, кивнул Лиин, — спасибо твоим вешкам. Они пришлись очень кстати. Ты не представляешь себе, как мы обрадовались, найдя первую из них.

— Но, — удивленно взглянул на него Лот, — а как же следы? — ему-то казалось, что все эти вешки — ерунда, никому не нужная трата времени, когда отпечатки ног, оставленные за собой странниками, и копыт тяжело груженых животных, — лучший знак, который ни с чем не перепутаешь.

— Метель стерла их и засыпала снегом.

— Метель? — теперь удивился и Рик. — Но ведь не было никакой метели!

— Это просто вам она не встретилась.

— Странно, — пробормотал сын торговца, а затем повернулся к Аль-ми, словно спрашивая его: "Ты знал об этом? Поэтому и не хотел, чтобы мы останавливались или поворачивались назад?"

Юноша предпочел сделать вид, что не понял его вопроса. Впрочем, порой и молчание бывает красноречивее слов. "Понимай, как хочешь", — говорило оно в полном безразличии.

Рик понял все правильно и резко отвернулся в сторону. То же сделал Лиин. Даже Лот пожал плечами, чувствуя себя не в своей тарелке. И только Аль-си сидел, как ни в чем не бывало глядя на брата, будто ничего особенного не произошло.

Молчание наполнило пещеру, которую от полной тишины отделял лишь хруст веток в объятьях огня. Но напряжения в нем было не меньше, скорее даже — больше — отрешенное и, в то же время, — щемящее до боли.

Шло время, а никто так и не произнес ни слова. Казалось, что странники спали, но при этом их глаза были открыты. Впрочем, вряд ли они что-то видели в окружавших их сумерках.

Затем, в какое-то мгновение, Аль поднялся и, не говоря ни слова, зашагал прочь от костра.

— Ты куда? — рванулся вслед за ним Лот, но это было лишь половина движения, когда юноша только сделал вид, что готов вскочить, на самом же деле продолжал сидеть на камне у огня, от которого он не собирался отходить ни на шаг.

— Спать, — буркнул Аль.

Лот сперва кивнул, принимая ответ приятеля, но, по мере того, как тот приближался к выходу из пещеры, глаза бродяги стали ошарашено расширяться. Он-то думал, что царевич решил, что пришла пора, расстелив одеяло, наконец, улечься, давая настоящий отдых телу, которому явно было мало этого скрюченного сидения, маясь от боли в ногах и бессмысленно вглядываясь, несмотря на резь в глазах, в танец языков пламени и покровов теней. Но царевич шел не вглубь пещеры — туда, где потеплее и поспокойнее, а к выходу из нее.

— А… — Лот открыл рот, чтобы спросить, что тот делает, но опоздал: Аль-ми исчез в ночном мраке. — Он что, решил прогуляться на сон грядущий? — он спрашивал скорее самого себя, чем кого-то из сидевших рядом с ним у пламени костра. Но те, услышав вопрос, все равно фыркнули в ответ:

— Как будто за день не нагулялся! — качнул головой Рик.

— Может, ему не понравилась твоя похлебка, вот и пошел по ветру, — хмыкнул Лиин.

— Упрямый дурак, — процедил Аль-си сквозь с силой стиснутые зубы, которые, как он ни старался, все равно время от времени принимались отбивать дрожь: на ледяном ветру метели он промерз до самой души и ни ярко пылавший огонь, ни горячая, как лава, похлебка не помогали ему согреться.

— Это из-за того, что ты утром отругал его за то, что он уснул на дозоре? — начав понимать случившееся, спросил Лиин. — Действительно — упрямый дурак. И сам насмерть замерзнет, и нас за собой потащит — без проводника нам отсюда не выбраться.

— Ерунда! — поспешил возразить ему Лот. — Мы в горах всего день!

— Порой и часа достаточно, чтобы заблудиться, — хмуро глянул на него сын воина.

— Я месяц жил в горах, — не унимался тот. — И забредал намного глубже в них, чем мы сейчас. И ничего, выбрался.

— Тебе повезло, — спокойно пожал плечами Рик.

— Да и настолько ли глубоко ты заходил в горы, как тебе кажется, — вторил ему Лиин. — Небось, крутился в ближайших лесах.

— Нет!

— Прекратите этот нелепый спор! — недовольно поморщился Аль-си. — Как время сна, так вы вечно затеваете какую-то бучу! Давайте-ка все на боковую!

Его спутники согласно закивали. Рик встал первым, следом нехотя отходя от костра, двинулся Лиин. Лишь Лот продолжал сидеть на месте, напряженно вглядываясь в проступавший в жерле выхода из пещеры полный ветреный суеты и мельтешения едва различимых белых точек — снежинок мрак ночи.

— Надо его вернуть, — пробормотал он. — Действительно ведь замерзнет. Вон как метель разыгралась.

— Ничего с ним не станется, — махнул рукой Аль-си.

— Это ты из-за того так говоришь, что он позволил тебе уйти по пути, ведущем в тупик? — зло глядя на царевича, бросил ему в лицо бродяга.

Тот скривил в усмешке губы:

— Я похож на самоубийцу? Лиин прав: без Аль-ми нам не выбраться из лап этих гор. Даже назад вернуться не сможем, не то что пройти через них. Уж не знаю, почему, но здешние духи покровительствуют ему, когда других губят.

— Я уже говорил: я сам…

— Я да я, — царевич недовольно качнул головой. — А тебе не приходило в голову спросить себя: а где люди? Где все те, кто ушел в горы? Их было так много, что они должны были заполнить собой все вокруг, превращая склоны гор в город, более многолюдный, чем тот, каким была столица в лучшие свои времена?

— Мы никого не встречали… — Лот нервно повел плечами. Он начал задумываться и те мысли, которые полезли ему в голову, ему совсем не нравились.

— Вот именно, — вздохнув, кивнул Аль-си.

— Ты хочешь сказать… — чувствуя, что начинает цепенеть от ужаса, зашептал бродяга, но царевич прервал его, не дав произнести роковых слов:

— Ничего я не хочу. Как вообще можно хотеть, когда речь идет о таком… Мы не видели не только живых, но и мертвых тоже.

— Это успокаивает.

Царевич с грустью взглянул на собеседника, но ничего не сказал. Он лишь качнул головой, не то осуждая слабость спутника, который среди бушующих стихий пытается найти покой, то ли отметая свои собственные надежды.

Прошло несколько мгновений и Лот, спеша отвлечь себя от черных мыслей, поспешил вернуться к другим, в которых было побольше света.

— Почему ты не хочешь вернуть брата? Если ты позовешь его, он вернется.

— Я не буду извиняться перед ним всякий раз, когда он станет на меня обижаться, — качнул головой царевич. — В конце концов, он уже не ребенок и должен понимать, что обида, как и упрямство — удел слабых.

— А слабых учат? Ты это хотел сказать? — глаза бродяги сощурились, в них зажглась зло, в голосе звучало презрение.

— Оставь меня в покое — это все, чего я хочу, — подбросив в костер несколько веток, царевич вытянул руки к самому огню, так что его языки почти что касались бледных пальцев.

— Между прочим, эти ветки собирал Аль-ми. Тебе тепло благодаря ему. А ты…

Аль-си отвернулся в сторону. Он хотел просто промолчать, и, все же, в последний миг, не сдержавшись, бросил бродяге:

— А ты сам что же? Сидишь здесь, со мной? Бросил друга? Конечно, здесь тихо и тепло. Там же, — он махнул рукой в сторону выхода, — метель.

Лот резко вскочил. Его лицо покраснело не столько от смущения, сколько вскипевшей внутри ярости: "Будет он командовать, что мне делать!"

— Ну и… счастливо оставаться! — и он решительно зашагал прочь.

Однако не прошло и пяти минут, как бродяга вернулся.

— Я не нашел Аль-ми.

— И что?

— Надо будить остальных. Пойдем искать, — он не видел другого способа. Хотя ему и не хотелось признавать свою беспомощность, но: — Один я не справлюсь. В такую метель только сам заблужусь.

— Оставь всех в покое, — Аль-си устало потер покрасневшие веки болезненно поблескивавших глаз.

— Нельзя медлить! Потом может быть поздно!

— Вот что, — он встал, закутался получше в плащ, — пошли, — и сам двинулся к выходу из пещеры, увлекая за собой Лота.

На границе метели он остановился, заслонив лицо от летевших во все стороны снежинок, огляделся вокруг.

— Ни следа, — выглянул из-за его спины Лот. — Куда он ушел? Куда идти его искать? Ума не приложу!

— Перестань кудахтать, словно глупая курица! — осадил его Аль-си, затем, еще раз огляделся — на этот раз внимательнее, подолгу останавливая взгляд на всем, что выдавалось над ровной поверхностью. — Идем, — пройдя несколько шагов, он остановился возле сугроба, присел, прислушиваясь, затем уверенно сказал: — Вот он твой приятель.

— Он… жив? — с долей страха и отчаяния глядя на снежный покров, спросил бродяга, не зная, что ему делать: броситься поскорее откапывать того, кто еще мог быть жив, или оставить все, как есть, не тревожа покой мертвого?

— Жив, конечно, — хмыкнул Аль-си. — Храпит так, что земля трясется.

— Но как же…

— Успокойся, — царевич, зябко поежившись, повернулся, спеша поскорее вернуться в тепло пещеры. — Спит он. И видит уже десятый сон. В отличие от тебя. Давай, иди спать, — его голос звучал ровно, без издевки, и Лот решился спросить:

— Но он не замерзнет?

— Нет, — ответил тот. — Под снегом тепло. Воины-приграничники, если их застает метель в степи, всегда так делали — зарывались поглубже в снег и пережидали метель.

— И — ничего? — Лот глядел с сомнением. Он не понимал, как можно прятаться от холода не в тепле, а в таком же холоде?

— Почему же? Чего. Очень даже чего. Отсыпались, согревались. И никто даже не чихнул. Так что пусть спит. Не знаю, кто научил этому трюку брата, но это был человек знающий.

— Наверное, тот проводник, что был с караваном.

— А, какая разница, — небрежно махнул рукой царевич. Спустя несколько мгновений он уже сидел на своем прежнем месте у костра, забыв о бродяге, словно его не стало. Тот, вздохнув с долей облегчения, направился к своему одеялу — спать.