Наутро Аль был хмур и еще менее разговорчив, чем обычно.
— Что это он? — недоумевали спутники за его спиной. — Неужели ему приснился еще один вещий сон? — но спросить самого царевича не решались, не столько не желая нарваться на злой взгляд, сколько боясь услышать правду. Даже Аль-си, обычно готовый допытываться до правды до победного конца, используя для этого все способы и не останавливаясь ни перед какими сомнениями, страхами или заблуждениями, на этот раз тоже отмалчивался, держась в стороне от брата.
Он чувствовал себя несколько неловко после давешнего разговора, сожалея о своей чрезмерной откровенности. Правы были легенды, уча, что есть вещи, о которых лучше не говорить вслух, даже если все понятно и без слов.
Не находя продолжения, разговоры затихли, так, в сущности, и не начавшись.
Странники шли молча, чувствуя себя неуверенно в непривычной гнетущей тишине, от которой веяло чем-то замогильным. В голову сами собой лезли мысли о смерти: и той, что осталась позади них, и той, что ждала впереди.
— Неужели все беженцы мертвы? — сорвалось с губ Рика. — Ведь в городах остались единицы…
— Иначе мы встретили бы их, — Лиин думал о том же, и эти мысли ему совершенно не нравились. Слишком жуткими они были.
— Не обязательно, — поспешил качнуть головой Лот, который упрямо не желал верить, что смерть ужаснее той, которую он видел. — Может быть, мы просто шли в стороне от мест, которые они облюбовали себе для жилья. В конце концов, мы ведь просто шли, притом торопясь, и никого не искали. А если бы поискали…
Взглянув на него, как на безумца, Аль-си презрительно скривил в усмешке рот. Однако ничего не сказал. Сначала собирался — от заблуждений лучше поскорее избавляться, пока они не избавились от реальности — но потом, встретившись с глазами своих спутников, передумал, лишь качнув головой. В конце концов, раз они хотели обманывать себя, пусть обманывают. Пока это не мешает общему делу, это не его проблема.
И вообще, его куда больше беспокоил брат, который, сжав губы так, что они прекратились в тонкие бледные нити, и упрямо глядя лишь прямо перед собой, шел вперед с тем выражением сосредоточенной решительности на лице, которая вселяла беспокойство.
Царевич огляделся вокруг. Со всех сторон были горы. Одни — высокие, уходившие в самые небеса, другие — казавшиеся рядом с первыми карликами, но все равно гиганты рядом с третьими, похожими скорее на холмы, поросшие густыми кустарниками и невысокими деревьями. Где-то горы обрывались вниз отвесными скалами, где-то спускались ступенями, где-то съезжали пологими склонами.
Наверное, здесь было красиво летом — полноцветие красок: зеленые листья деревьев и желтоватые травы, красные цветы и синие небеса. А запахи, а звуки — цокот кузнечиком и жужжание пчел, порханье бабочек и щебет птиц…
Но сейчас во всем мире было только два цвета — черный и… даже не белый — серый: серое затянутое низкими тучами небо, серые заснеженные горы с черными проталинами и такие же серые мысли, которые терялись, не доходя до конца, словно взгляд, попавший в туман.
И, все же, несмотря на последний, спешивший укутать все вокруг, застя взгляд, от внимания царевича не ускользнула перемена, когда все, даже самые маленькие горы вокруг подросли и, одновременно, раздвинулись, словно теперь для каждой из них нужно было больше места. Деревья, заполнявшие образовавшееся между ними пространство и те вытянулись вверх, так что теперь приходилось идти, плутая между ними, совсем как в лесу на равнинах.
— Где мы? — догнав проводника, спросил Рик.
— В ущелье, — не поворачивая головы, ответил тот.
— Я понял, что не на равнине, — пробормотал сын торговца.
— Жаль, — вздохнув, протянул Лот, который, хотя и шел в нескольких шагах позади, но все равно считал для себя просто необходимым вмешаться в любой возникавший между спутниками разговор, — вот было бы здорово, если бы мы чудесным образом перелетели горы, словно на крыльях ветра: были по одну сторону и вдруг — раз, и уже по другую…
— Заткнись! — бросил ему через плечо Рик.
— Чего это ты мне рот затыкаешь?! — начал возмущаться бродяга, однако, когда, резко повернувшийся старший царевич пронзил его насквозь жгучим, как только что вытащенная из костра головешка, взглядом, предпочел, не нарываясь, замолчать.
А сын торговца повторил свой вопрос:
— Где мы?
— В ущелье, — как ни в чем не бывало ответил Аль. — Я ведь уже сказал.
— Но после Венец-горы караванная тропа ведет лишь по горным хребтам, поднимая все выше и выше до самого перевала! Мы что, заблудились?
— Нет.
— Но караванщики…
— Мы идем другой дорогой, — прервал его юноша.
— Другой дороги из Альмиры в Девятое царство нет!
— Откуда ты знаешь?
— И что это за дорога?
Царевич оставил вопрос спутника без ответа.
— Ответь ему, — донесшийся до него голос брата заставил юношу недовольно поморщился. В груди начала нарастать злость: "Неужели он не понимает, что нельзя продолжать этот разговор?!"
— Алиор! — старший царевич остановился, вынуждая замереть и всех, шедших за ним следом. Весь его вид говорил, что он не сдвинется с места до тех пор, пока не получит ответ.
— Хорошо, Альнар! — процедил сквозь стиснутые зубы юноша, взгляд которого не скрывал злости. Если бы не она, Аль никогда бы не назвал брата его истинным именем, но ему надоело, что тот вновь и вновь произносил его. У него вдруг возникло такое странное чувство, что нити родства, связывавшие их с братом, начали рваться. Он больше не ненавидел Аль-си, но и не испытывал никаких братских привязанностей. Еще несколько подобных вспышек, и они станут совершенно чужими.
"Ну и пусть", — ему вдруг стало совершенно все равно.
— Ты спустился в ущелье, потому что не хочешь, чтобы мы подходили к тому каменному мосту, о котором говорил? — нажимал на него, вынуждая продолжать, Рик.
— Нет! — скривившись, бросил ему в лицо Алиор. — Как раз наоборот. Я веду вас к мосту. Потому что перевал завален снегом! Его не пройти.
— А если ты ошибаешься? Если духи обманывают тебя? — не унимался тот.
— Зачем им?
— Чтобы получить свою жертву!
— Горные духи — не боги, — возразил ему сын воина. Желваки Лиина напряглись, зубы с силой сжались, скрипнули, — они имеют над нами не больше власти, чем та, что мы сами даем им! Если мы будем тверды, они не посмеют встать на нашем пути! Если мы не будем идти у них на поводу.
— Вообще-то, — Лот переводил взгляд с одного собеседника на другого. В его глазах была надежда избежать беды, вернее — обойти ее стороной… — Если этот каменный мост лежит не на караванной тропе, а на обходной дороге… Аль-ми, дружище, Может быть, стоит попробовать пройти через перевал?
— Там нет пути! — зло огрызнулся резко повернувшийся к нему Алиор. Один против всех, он чувствовал себя волком, которого со всех сторон окружила стая собак. — Там погибнут все!
— А на этой дороге только кто-то один? — Лоту совсем не хотелось становиться этой единственной жертвой, и поэтому он продолжал: — Откуда ты знаешь? Может быть, они передумают, захотят заполучить больше, чем просили? Может быть, они специально ведут тебя в ловушку.
— Зачем?! — он не мог этого понять и потому злился все сильнее и сильнее.
— Потому что им давно никто не приносил жертвы!
— Уж чего-чего, а жертв им сейчас хватает! — скривился в горькой усмешке царевич.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Лот, готовый обвинить спутника во всех смертных грехах.
— Хотя бы твоих друзей, которых убило лавиной!
— Аппетит приходит во время еды, — фыркнул Лот, смеясь над тем, что еще совсем недавно внушало страх. Все, что его беспокоило в этот миг — его собственное будущее, а не чье-то там прошлое. И он продолжал цепляться за надежду, как сорвавшийся в трещину за спасительный уступ.
— Чего вы хочешь? — устало взглянул на спутников юноша. — Вернуться назад и пойти через перевал?
— Да! — вскричали все в один голос.
— Лишь затем, чтобы убедиться, что там нет пути?
— Да!
— Глупость! Безумие!
— Если не хочешь идти назад, можно разделиться, — в стремлении доказать свою правоту, Рик был готов бросить свою жизнь на весы судьбы.
— Мы уже пробовали раз и ни к чему хорошему это не привело!
— Ничего удивительного, если этого хотели духи!
— Но до вчерашнего дня ты безропотно шел той дорогой, которую они для нас выбирали!
— Потому что так было нужно!
— А сейчас — нет?
— Да, сейчас — нет!
— И кто определяет грань, до которой нужно, а после — нет? Ты?
— Здравый смысл!
— И какой смысл идти туда, где нет пути?
— Смысл появится лишь после того, как мы убедимся…
— Ну-ну, — Алиору надоел этот спор. — Что ж, раз ты так хочешь, давай, возвращайся назад, до Венец-горы, а там иди к перевалу.
— Но я — не проводник, — Рик смотрел на царевича с непониманием и даже неприязнью, ведь тот посылал его на верную смерть, — я сам не найду путь к перевалу!
— А я его знаю? — огрызнулся Аль. — Я доходил с караваном только до Венец-горы! Но даже этот путь плохо помнил. Как можно запомнить дорогу, которой шел лишь раз?
— Однако мы же добрались…
— Потому что нас вели горные духи! Без них мы бы давно заблудились и замерзли в лесах ближних гор, или сорвались с обрыва, или… Мы должны быть благодарны им, а не оскорблять! Указанный ими путь — наша единственная дорога через горы! А если кто-то этого не понимает или не хочет понимать — пусть идет своим путем. Если видит его!
Рик, Лиин и Лот переглянулись, а затем, не сговариваясь, повернулись к старшему царевичу, ожидая не только его совета, но и решения.
Аль аж побледнел от злости: почему! Ведь он, не брат, проводник! И раз так ему и только ему решать, какой путь верен. Он так разозлился, обиделся, что уже был готов повернуться к спутникам спиной и, забыв об этом разговоре, словно его и не было, продолжать путь, надеясь, что те, увидев это, вынуждены будут двинуться следом. В конце концов, они ведь не дураки и понимают, что одним им горы не пройти.
Он бы, наверно, так и поступил, если б в какой-то миг не подумал о том, что и ему одному горы не пройти. А это путь должен быть пройден. Потому что у них нет права потерпеть неудачу, ведь он их успеха зависела жизнь всех жителей Десятого царства.
— Отойдем, — пробормотал юноша. Взяв брата за локоть, он потянул его за собой — он не хотел говорить при всех. В отличие от вчерашнего дня. Но Альнар, решительно качнув головой, вырвал рук, показывая, что не собирается никуда идти. И вообще:
— Сегодня не время для секретов, — проговорил он.
— Вот именно, — не скрывая обиду, процедил сквозь стиснутые зубы Лиин. Его можно было понять. Алиор и сам на его месте обиделся бы: противно когда тебе не доверяют, особенно — когда скрывают нечто, имеющее к тебе самое непосредственное отношение, вопрос жизни и смерти. Но юноша был на своем месте, с которого все выглядело совсем иначе.
— Брат… — вновь попытался увести его младший царевич, но тщетно:
— Или говори при всех, или молчи.
— Но это важно!
— Тем более. Раз речь идет о пути всех, то и решение принимать всем!
— Однако…
— Алиор, или переходи к делу, или пошли дальше.
— Хорошо же, — процедил сквозь стиснутые зубы Аль. Его глаза мстительно сощурились. — Так мы и поступим: пусть решают все, — ему же проще. Отвернувшись от брата, он скользнул быстрым взглядом по остальным спутникам: — Как вы уже поняли, горным духам нужна жертва. Они примут ее на каменном мосту, к которому ведет эта дорога…
Его слушали, затаив дыхание, а он словно специально тянул фразы, удлиняя паузы. И не только потому, что ему нужно было все еще раз обдумать.
— Брат сказал, что я должен принять решение — кто будет этой жертвой.
— Кто — из нас? — в глазах спутников были непонимание и ужас. — Но…
Аль позволил им подойти к черте, но не перешагнуть ее, продолжая:
— Однако раз теперь он решил, что это — дело всех, что ж, тем лучше. Почему бы вам самим не выбрать жертву для горных духов.
— Из нас четырех или пяти? — во власти растерянности, не до конца не понимая, что делает, спросил Рик.
На него воззрились с ужасом. И лишь Аль, с самым безмятежным видом пожав плечами, ответил:
— Можете и из пяти. Я не против. Но горные духи уже раз не оценили мое самопожертвование, предпочтя самим сделать выбор — свой собственный.
— Но как тут решить? — продолжал бормотать Рик, вертя что-то в руках — не то камешек, не то какую-то не весть откуда взявшуюся монетку. — Может, жребий бросим?
— И кому он выпадет, по доброй воле возьмет и прыгнет с моста? — скривившись в презрительной усмешке, фыркнул Лот, всем своим видом показывая, что он сам не собирается соглашаться ни с каким жребием. — И вообще это глупость!
— А что ты предлагаешь? — повернулся к бродяге младший царевич. В его голосе не было ни тени эмоции. Он просто спрашивал с таким видом, словно ему было совершенно все равно.
— Конечно, тебе все нипочем, — поняв это, зло проворчал Лот, — тебя ведь это не касается! Слушай, а, может, это все — только сон? Глупый сон, который…
— Если на нашем пути не встретится каменный мост — значит, ты прав. А если…
— Если мы не пойдем к нему, то и не встретится, — прервав затянувшуюся паузу, проговорил Альнар, вновь становясь в центр внимания своих спутников, которые смотрели на него с нескрываемой надеждой: с духами ведь не поспоришь, но и жертвой становиться никому не хотелось.
— Ты думаешь, — Лиин сразу же поняв, к чему клонил старший царевич, и схватился за его предложение обеими руками, — мы должны попытаться пройти через перевал?
— Ну и идите, — младший царевич повернулся к ним спиной, постоял несколько мгновений, словно собираясь сказать что-то еще, но, передумав, зашагал вперед, оставив спутников с удивлением глядеть ему в спину. Теперь он не боялся, что те выполнят свою угрозу, когда те не хуже него понимали, что у них нет другого выхода.
— Ты не имеешь права принимать решение за всех! — подтверждая его предположение, воскликнул Лиин. И он, и его друзья метались между необходимостью идти вслед за проводником и желанием плюнуть на все и рискнуть.
— Да? Вчера мой брат говорил иначе. И вообще, я — проводник и выбираю только дорогу. Остальное — дело всех.
Первое время спутники шли на некотором удалении от него — шуршание шагов и сдержанное перешептывание были едва слышны. Потом его кто-то догнал, пошел рядом. Невидимка довольно долго лишь вздыхал, не решаясь заговорить. Царевич терпеливо ждал, даже головы не поворачивал. Зачем? Тем более что ему не было ничуть любопытно, кто это, когда он знал и так — Лот.
— Слушай, — наконец, не выдержав, окликнул его бродяга, — почему бы не обойти каменный мост стороной? Я не говорю, что нам следует идти к перевалу — раз ты не знаешь к нему дорогу, да и он к тому же закрыт, погребенный под снегом. Однако…
— Я бы с удовольствием, но, — качнув головой, он развел руками, — я просто иду, не выбирая дорогу.
— Понятное дело, — согласился бродяга, — ведь тебя ведут горные духи, а они указывают тот путь, который нужен им… Но почему бы нам не поплутать немного, а? — он смотрел на спутника с неуверенной надеждой, — дойдем до этого твоего каменного моста, но на него ступать не станем, поищем путь в обход?
— Не стоит обманывать других, когда сам нуждаешься в искренности.
— Да никого мы не обманываем! — всплеснул руками юноша. — Мы же за их спинами, — он резко ткнул пальцем за плечо, — ничего не решаем, не выбираем жертву. Хотя, могли бы. Я что, ясно ведь, кого они выберут. И я при любом раскладе, даже если ты поддержишь меня, остаюсь в меньшинстве.
— И поэтому ты хочешь обмануть горных духов?
— И их, и судьбу, и всех… Я не хочу умирать. Это… Это по крайней мере глупо — ослом идти навстречу своей смерти, не пытаясь спастись! В любом случае, я с таким выбором не соглашусь! И по этому каменному мосту, если он встретится-таки на нашем пути, не сделаю и шага! Лучше попытаю судьбу в горах.
— Может, и нет никакого каменного моста вовсе, — вдруг, к собственному удивлению, сказал царевич.
— Что? — удивленно взглянул на него бродяга. Остальные спутники, продолжая держаться чуть в стороне, за спиной, тоже насторожились, уйдя в слух.
— Может, каменный мост — это вся дорога. Вообще дорога.
— И что тогда означает твой сон? — спросил старший брат.
Младший только пожал плечами:
— Что все мы смертны…
Алиор не заметил, как Лот отстал. Он думал о другом: все, что он делал с того самого мига, когда он увидел свой сон о каменном мосте, все, что говорил, было сделано и сказано по воле горных духов. И те остались довольны результатом.
Аль не знал, зачем им это было нужно — чтобы странники боялись. Возможно, чтобы люди, обрадованные тем, как удачно все складывалось до сих пор, не почивали на лаврах. Хорошо, если так. Но ведь получалось, что духи еще и настраивали странников друг против друга, изменяли их, кого-то ломая, кого-то…
Право же, у царевича не было ни сил, ни желания разгадывать эту загадку. Он сделал то, что от него требовалось, и теперь хотел лишь поскорее обо всем забыть.
Дорога к этому располагала. Сначала — своей удивительной монотонностью, когда шедшему, петляя среди похожих друг на друга словно близнецы деревьев, проводнику снова и снова приходила в голову мысль о том, что он кружит на месте, словно то, заколдованное, не желало отпускать незваных гостей не то вообще, чтобы вновь не остаться наедине с затянувшейся зимой, не то до тех пор, пока пришельцы не исполнят некое неведомое желание здешнего духа. Однако Аль, вместо того, чтобы вынашивать в груди свой страх, дожидаясь, пока он ни вырастит до размеров жуткого кошмара, едва уколотый им, сразу же принялся за дело — опустил голову вниз и, не думая более ни о чем, стал старательно выискивать на белоснежном покрове цепочки следов, которые подтвердили бы его догадку. Однако снег оставался девственно чист и, как бы долги и старательны ни были его поиски, они дали лишь один результат — убедили юношу, что его страхи беспочвенны и несостоятельны.
А потом пошел снег. Это были не большие перья сказочных птиц, медленно летевшие с небес в завораживающе прекрасном танце, а мелкие песчинки, которые, подхваченные порывами резкого холодного ветра, неслись, казалось, со всех сторон, не только падая вниз, но и поднимаясь с земли в небеса. В их движении не было никакой закономерности — полнейший хаос безумия. Их лезвия резали щеки, но не в кровь, нет совсем как умелый палач, стремившийся причинить жертве как можно больше боли, не оставляя и следа пытки.
И еще. Было в нынешней вьюге нечто неправильное. Вместо свиста ветра, шороха снегов под ногами — тишина. Лишь время от времени в этой звенящей замогильной тишине раздавался резкий вскрик, полный боли и страха, от которого леденело в груди, душа уходила в пятки, а глаза начинали с опаской оглядывать все вокруг, ища источник казавшегося пришельцем из иного мира звука. Не верилось, что это не призрак и не дух кричит, предвещая несчастье, а всего лишь скрипит потревоженное ветрами старое дерево.
Аль не останавливался. Он продолжал вести свой маленький караван вперед, назло не на шутку разбушевавшейся природы, не обращая внимания на летевший в лицо снег, пробиваясь сквозь порывы ветра, будто тяжелые полотна материи, натянутые между небом и землей. Во всяком случае — до тех пор, пока кто-то — снегопад был столь сильным, что в сплошном мелькании снежинок юноша, как ни присматривался к спутнику, не смог разглядеть ничего, кроме неясных расплывчатых очертаний, которые с одинаковой вероятностью могли принадлежать и живому человеку, и бесплотному призраку — не схватил его за плечо, удерживая на месте.
— Надо останавливаться! — закричал этот некто ему в самое ухо, и Аль с трудом узнал голос брата.
— Нет! — упрямо мотнул головой юноша. Он и сам не знал, откуда в нем взялась эта уверенность в том, что нужно продолжать путь, будто снегопад заслонял странников от бед. А ведь ему следовало бы бояться его, так схожего с туманом.
— Не дури! — зло гаркнул Альнар, оглушая. — Заблудимся! В двух шагах ничего не видно!
— Мне не нужны глаза, чтобы чувствовать путь! — он попытался вырваться, стремясь поскорее сдвинуться с места, стояние на котором заставляло его дрожать не столько от холода, сколько — дурного предчувствия.
— Хватит! — а затем, видя, что слова бесполезны, брат размахнулся и прежде, чем растерявший юноша успел, отреагировав, уклоняясь от удара, сильным ударом в лоб сбил его с ног.
Перед глазами все потемнело, мир вспыхнул яркой звездой и исчез.
Очнулся он в пещере. В первый миг именно этот факт удивил его более всего. Откуда посреди леса взялась пещера?
Она была совсем маленькая, так что сидевшие вокруг костра странники касались друг друга локтями, а у ног Алиора, лежавшего чуть в стороне, устроились ослы, ничуть не смущаясь такого тесного соседства с человеком.
Костер то ли горел не особенно ярко, невидимый за спинами странников, то ли погас вообще, оставив лишь едва тлевшие головешки, которые если что и сохранили от прежнего пиршества огня, то только запах. Блики не скользили по сводам, но терялись на какой-то неясно-серой блеклой поверхности странного, удивительно низкого купола пещеры, которая, чем дальше, тем больше обретала в глазах царевича очертания большой ямы.
Голова все еще болела, через забытье возвращая память о недавних событиях.
"Сильно он меня", — зло глянув на брата, Аль потер лоб, на котором отчетливо ощущалась огромная шишка. Ему страстно захотелось подойти к брату и вернуть ему должок. Но для этого пришлось бы вставать, а юноша не собирался даже шевелиться. Его тело охватил покой, в котором было что-то от вечного сна — возможно, сладость последнего вздоха или зачарованность того мгновения, когда все дела, проблемы и заботы оставались позади, делая отдых совершенным и легким.
Ослы, заметив пробуждение человека, повели ушами, прислушиваясь, но не обнаружив ничего настораживавшего, вернулись в то состояние полудремы, в котором они пребывали до сих пор.
Приглядевшись к сидевшим возле костра странникам, Алиор понял, что они спали. Их было трое: брат, Лот-бродяга и сын воина. Рика видно не было. Юноша сперва испугался — где же он? Не случилось бы что плохое. Живот обожгло щемящим холодом страха, в бок острой пикой ударило сомненье. Но спустя несколько мгновений он успокоился, решив — наверное, сейчас время сына торговца следить за огнем. Дрова закончились, вот он и пошел за ними — ясное, доходчивое объяснение. Что еще нужно? И вообще, в глубине души Алиор совсем не боялся за Рика. Если кого, по его мнению, и должны были забрать горные духи, это Лота. Как ему ни был симпатичен этот бесшабашный паренек, он понимал: тот, кому суждено умереть в горах, там останется, а у бродяги на лбу была написана именно такая судьба. Но вон он, Лот, спит, с головой укутавшись в меховое одеяло, только нос торчит…
Они выглядели изможденными, даже во сне продолжая нервно дергаться, не то стремясь куда-то убежать, не то — наоборот, пытаясь удержаться на месте, когда земля уходила у них из-под ног. С губ срывался не храп, а возгласы — вскрики, звучавшие глухо не только потому, что в той странной пещере, где они расположились на привал, не было места для эха, но и из-за сорванных голосов. Должно быть, им пришлось кричать что было сил, ориентируясь по звуку, не способные разглядеть друг друга в суматохе метели. О последнем же свидетельствовал и кашель, особенно сильный — у Аль-си, которого просто сотрясало от случавшихся довольно часто приступов. И вообще, выглядел он не важно — весь взмокший, со спутанными волосами и впалыми щеками. Он был действительно тяжело болен, и Алиор забыл о своем желании отомстить. Ему стало жаль брата. А еще в груди зародилось странное, непонятное чувство — страх потерять последнего на этой земле человека одной с ним крови, остаться наедине с незнакомым, совершенно чужим ему миром.
Нужно было что-то предпринимать. Осторожно, не желая резким движением или громким звуком разбудить спавших, он ползком направился к узкому лазу, служившему выходом из пещерки.
Юноша двигался ползком, считая свод слишком низким, чтобы можно было встать под ним в полный рост. К тому же, у него еще побаливала голова, мутило, перед глазами время от времени всё начинало кружить и метаться, так что он боялся, упасть быстрее, чем встанет на ноги.
Так или иначе, его осторожность оказалась не напрасной: возле выхода обнаружилась довольно-таки большая ступенька вниз, которая, ступи он на место образованного ею провала, показалась бы ему бездонной ямой. Соскользнув с уступа вниз на животе, он отделался лишь несколькими ушибами, и, конечно, пережил несколько неприятных мгновений, когда страх перед смертью, являясь неизвестно откуда, подступает так близко, что кажется, все, конец.
"И кому только в голову пришло раскапывать яму на дороге!"
За ступенькой скрывался лаз, узкий, словно нора, по которому даже уверенному в своих силах пришлось бы передвигаться не иначе как на четвереньках. Кое-где на дороге вырастали кучи снега, которые для того, чтобы продолжать путь, приходилось разгребать, причем с каждым разом они становились все больше и больше. Юноша уже начал испытывать нетерпение — слишком длинной оказалась эта странная нора. А затем нетерпение сменилось страхом: там, где он ожидал найти выход, оказался тупик — сплошная снежная стена.
Сердце забилось, готовое вырваться из груди, дыхание стало частным, но воздуха все равно не хватало, бросало из жара в холод, отчего на лбу выступили капельки пота.
Он бросился лихорадочно разгребать снег, не обращая никакого внимания на боль в изрезанных острыми лезвиями льдинок руках, не чувствуя ее, боясь остановиться хотя бы на мгновение и оказаться во власти самого жуткого из кошмаров — страха быть похороненным заживо.
Сначала снег поддавался довольно легко, но потом вдруг стал твердым, жестким, словно покрывшись коркой. Царапавшие его ногти отламывали от него лишь крошки.
В тот миг, когда царевич уже был готов поддаться панике, он вдруг вспомнил о кремне, который постоянно носил с собой. Конечно, он не надеялся разжечь огонь, не имея под рукой ничего, что могло гореть. Но кремень был достаточно большим и остроконечным, что делало его похожим на каменный нож — достаточное оружие, чтобы проковырять отверстие в заледенелом насте. И дело пошло.
Первая же маленькая победа ободрила юношу, устремила вперед. Казавшаяся еще мгновение назад непроходимой преграда стена начала ломаться, крошась, и, наконец, к своему огромному облегчению Алиора вывалился наружу.
Оказавшись под открытым звездным небом, он несколько мгновений лежал в снегу, отдыхая. На губах играла блаженная улыбка пленника, обретшего свободу.
Метель закончилась и вокруг царила та безмятежность, которая возможна лишь после жестокой бури.
Снег был повсюду: укрывал землю густым пушистым ковром, который поблескивал, переливаясь всеми цветами радуги, лежал меховыми плащами на деревьях, казавшиеся в своем новом одеянии духами, принявшими лесное обличие. Гор не было видно, словно они остались уже позади. Зато половину небес занимал огромный шар луны, яркий, как никогда. В ее волшебном свете мир казался нереальным, стоявшим всего лишь в шаге от настоящего чуда. Падавшие от деревьев тени переплетались в змеиные клубки, везде мерещились неясные очертания не то людей, не то призраков. Прищурившись, Аль пригляделся к стоявшему шагах в десяти впереди, под деревом человеку, сначала насторожился, подумав: а вдруг это чужак? Но рука еще не успела нашарить на поясе нож, как от сердца отлегло: "Нет. Это Рик!" — он даже начал узнавать его — крепыш, с которого никакие тяготы, казалось, не могли сбить жирок.
Юноша хотел было окликнуть его, уже даже открыл рот, но в последний миг передумал — не просто же так горожанин выбрался из той норы, что служила странникам местом ночлега. У него должно было быть какое-то свое дело, а отнюдь не все занятия нуждаются в постороннем участии. Для некоторых даже чужой взгляд будет совсем лишним. Да и Алиору не нужны были свидетели.
Встав на ноги, он медленно выпрямился, в первый миг, во власти мгновенной слабости покачнулся, схватившись за ствол ближайшего дерева, на миг зажмурился, борясь с головокружением, затем вновь огляделся. Рик исчез из вида, утверждая царевича в его предположениях о том, что каждому из них хотелось побыть одному.
Нора, из которой Алиор выбрался, на поверку оказалась не звериной. Нынешнее убежище скорее досталось им в наследство от кого-то из прежних странников здешних мест — может, охотников, а, может, и каких-то лихих людей, предпочитавших глухие места встречам с воинами на узкой городской улице.
"А, какая разница!" — махнул рукой юноша, досадуя на себя за то, что понапрасну тратит время, раздумывая над совершенно не важными вещами.
Проваливаясь по колени в снег, он медленно, с трудом передвигая враз отяжелевшие ноги, выбрался на просвет между деревьями, который лишь с огромным натягом можно было назвать полянкой. Но на нее падал свет луны и за верхушками сосен виднелись снежные шапки гор, что было для него в этот миг главным.
Аль хотел встать на колени, но в последний миг ноги вдруг заскользили, так что вместо этого он просто сел в сугроб. Царевич вздохнул — это было не совсем то, что нужно, но, возможно, горным духам будет достаточно и того, что он обращался к ним с мольбой.
Юноша просил за брата и, в то же время, за себя.
— Ему не дойти до конца пути, — в глазах плавилась боль искреннего сочувствия. — Он действительно тяжело болен, как и говорил. Горные духи, помогите! Сохраните жизнь моему брату! У меня нет другого родного человека на этой земле, а мне нужен хоть кто-то, чтобы не чувствовать себя совершенно одиноким. Пожалуйста! — он не предлагал им жертвы, но был готов заплатить своей жизнью, которую он ценил куда меньше душевного спокойствия.
И горные духи услышали его. По самой кромке наста скользнул ветер, закружил снежинки, сдувая их с островка земли возле ствола стоявшего чуть впереди дерева. И среди черных хлопьев почвы показались зеленоватые стебельки травы, которая, сохраненная горными духами с далекого лета, словно только того и ждала, когда ее коснется людская рука, чтобы отдать ей последний вздох своего тепла.
— Спасибо! — Аль, вскочив, бросился к ней, боясь, как бы вновь подувший ветер не скрыл волшебную траву снегом, лишая надежды. Но его страхам было не суждено сбыться и очень скоро руки уже держали в руках хрупкие стебельки и вышедшие вместе с ними, словно так и было нужно, длинные корни. Юноша понял: лекарство, которое дали ему горные духи, заключено именно в них, а не в зелени, казавшейся чудом среди долгой зимы.
Затем, словно очнувшись ото сна, он резко повернулся, спеша вернуться к костру: до конца ночлега ему нужно было успеть приготовить отвар. Но, не успев сделать и шага, он замер, натолкнувшись на пристальный взгляд стоявшего у дерева брата.
Тот был бледен, усталые глаза полнились лихорадочным блеском.
Сделав над собой некоторое усилие, юноша подошел к нему, остановился рядом:
— Зачем ты встал? — спросил Алиор. — Еще рано.
Брат, ничего не говоря, лишь едва заметно повел плечами.
Аль думал, что на этом разговор и закончится, но ошибся:
— Меня разбудил порыв холодного ветра, — не спуская внимательного взгляда с младшего брата, продолжал Альнар.
— П-прости, — вдруг смутившись, пробормотал юноша. Выбираясь наружу, он не подумал о тех, кто оставался в убежище. Возможно, они специально заделали вход — чтобы было теплее, чтобы дикие звери не учуяли запаха людей и не пробрались к ним незваными гостями. Да мало ли что…
— Прости? — удивленно приподнял брови Альнар, в то время как его губы растянулись в улыбке. — Ты что, так ничего и не понял?
— Что я должен был понять? — еще сильнее смутившись, Алиор втянул голову в плечи, глядя на брата испуганным зверком, словно ожидая, что тот вновь решит заехать ему кулаком в лоб. А ведь он и защититься не сможет — брат всегда был лучше его и в рукопашной, и на мечах.
— Мы чуть было не погибли. Ты спас нас.
— Я?! — юноша совершенно растерялся. Он не ожидал ничего подобного, не предполагал, даже не думал…
— Мы случайно нашли это убежище посреди метели. Лот провалился в нору. У нас не осталось сил искать другое пристанище или хотя бы задуматься над тем, что построенная невесть кем снежная пещера может оказаться ловушкой.
— Но… — несмотря на объяснения, он все еще не понимал.
— Метель забыла снегом вход. А никакого другого отверстия не было. Нам бы подумать о воздуховодах, но… Хорошие мысли приходят слишком поздно.
— Так костер все-таки погас! — его вдруг словно озарило. Мельчайшие детали, которые показались ему странными в миг пробуждения, начали складываться в совершенно ясную картину. И в пещере было не жарко, а душно. И вы заснули вповалку прямо у костра не от усталости… Вернее, не только от нее…
— Мы потеряли сознание, начав задыхаться.
— Но ослы… Почему они ничего не почувствовали? Животные обычно поднимают шум, когда… Да и я очнулся, хотя, казалось бы, должен был… — растерянно залепетал он, а затем, ища хоть какое-то объяснение, предположил: — Может, рядом со мной была какая-то щелочка в снегу, по которой шел воздух.
— Может, — соглашаясь, кивнул Альнар, хотя, судя по тому, как он смотрел на брата, ему было легче поверить в чудеса, покровительство богов и благосклонность горных духов, чем простое объяснение Алиора. Что бы там ни было, это ничего не меняло, когда главным было, что парень спас им всем жизнь, а случайно или нет — это уже дело второе. — Пойдем, что ли. Холодно здесь. Да и нужно поскорее разжечь костер в пещере, пока Лиит с Лоном не замерзли.
— А Рик? Он еще не вернулся?
— Вернулся? — остановившись, Альнар резко повернулся к брату. Его глаза были настороженно сощурены и заглянувшему в них юноше в какой-то миг показалось, что он даже различил в них вспышку страха, как бы странно это ни было.
— Ну… — он даже не сразу нашелся, что сказать. — Я видел его тут рядом.
— И что он делал? — тотчас спросил брат.
— Ничего, — пожал плечами юноша, не понимая, к чему эти расспросы, так похожие на подозрение во лжи. Но что тут может быть не так? — Просто стоял в стороне. Наверное, он пошел за дровами для костра, а когда вернулся, не нашел входа в убежище. Не удивительно, если его занесло снегом.
— Он не окликнул тебя? — вопросы делались все страннее и удивительнее, но при этом, как ясно говорил весь вид собеседника, очень важны для него. И Аль, что бы он ни думал обо всем этом, вынужден был отвечать, сжавшись под тяжелым взглядом брата.
— Нет. Даже не подошел ко мне. Как стоял в стороне, так и… Это показалось мне странным, но… возможно, он ждал, что я первым подойду к нему, а я… У меня было дело. Я решил, что у него — тоже. Ну и…
— Это хорошо, что он не позвал тебя, — вздохнув с облегчением, кивнул царевич. — Значит, просто приходил проститься, а не за кем-то.
— Что? — Аль нахмурил лоб… Он ждал от брата объяснений, в тот лишь молча смотрел на него, не то с осуждением, не то — с подозрением, а затем вдруг качнул головой:
— Ты же ничего не знаешь. Рик погиб.
— Как?! — пораженный, вскричал Алиор. — Я же только что видел его! Я думал…
— Это был призрак. Поэтому я и сказал, хорошо что он не позвал тебя. Считается, что если призрак недавно умершего является к живому и заговаривает с ним — то это к новой смерти.
— Когда это случилось? — он все еще не мог поверить, в то, что это правда, но ничего другого ему не оставалось, ведь брат явно не шутил. Да и никто не решился бы так шутить, даже самый циничный весельчак. — Каменный мост…
— Не было никакого моста. Но ты ведь и сам понял: глупо ждать от снов, что они исполнятся буквально. Они ведь только предупреждают, но не могут изменить будущее.
— Да, я… понял, — ему было неприятно закравшееся в его душу чувство беспомощности. "Неужели все действительно предопределено и ничего невозможно изменить?" — думал он, и эта мысль ужасала больше, чем близость смерти. — Как это случилось? — повторил он свой вопрос.
— Вечером. Метель к тому времени прекратилась, и мы решили поискать место для ночлега.
— Можно было остановиться там, где были. Ты ведь этого хотел.
— Ну да. Только судьба была другого мнения. Голые камни, лишь чуть-чуть припорошенные снегом — не лучшее место.
— Но мы ведь были в лесу… — он уже начал сомневаться, а не завела ли действительно метель их на край обрыва, стремясь покарать наивных созданий, которые слишком доверились духам.
— Там и остались. Только это горный лес. Сорвавшиеся с вершин камни покрывают немалую его часть. Здесь есть свои скалы, хотя и не высокие, но от того только более острые, и свои расселины… — на некоторое время Альнар умолк, опустив голову на грудь. Его брат терпеливо ждал продолжения рассказа, не решаясь торопить его, выражая свое нетерпение поскорее обо всем узнать. Затем, словно очнувшись от мгновенного сна, царевич мотнул головой, откидывая от себя не то нити дремы, не то тяжелые мысли, после чего продолжал: — Ты к тому времени так и не пришел в себя. Кстати, прости меня. Я ведь совсем не сильно тебя бил. Но ты, наверное, упав, ударился головой о камни. Ты напугал всех.
— Вам пришлось тащить меня на себе…
— Ну, мы сделали из веток волокуши. По снегу-то — что сложного? Да и ты не такой уж тяжелый, — он вдруг закашлялся, долго не мог справиться с приступом, потом, наконец, успокоившись, зачерпнул пригоршню снега, поднеся к горячим губам, стал жадно есть.
— Л-ладно, — видя, что долгий разговор утомил брата, попытался остановить его Аль, — я понял.
Но тот явно хотел довести разговор до конца, чтобы больше к нему никогда не возвращаться.
Поморщившись, он потер грудь, после чего продолжал: — К тому же, это ведь была целиком и полностью моя вина — в том, что случилось с тобой. Да и, если подумать, — он вновь опустил голову, словно пряча глаза, — с Риком тоже. Можно было остановиться много раньше, а мне все казалось: нет, плохое место, нужно пройти еще немного, и еще… Кто же знал, что на одном из этих "еще немного" нас будет ждать занесенная снегом трещина.
— Он… — ему вдруг вспомнился Ларг, который, упав в трещину, выжил, однако сломах спину и молчал, не отвечая на зов, не желая быть обузой. Ему стало страшно: а что если с ним случилось нечто подобное и он лежит сейчас, медленно умирая? Но так ведь нельзя! Не звери же они, чтобы бросать умирающих!
— Он умер сразу, — словно прочитав его мысли, качнул головой Альнар. Его глаза были задумчиво печальны и в них плавилась не только душевная, но и физическая боль. — Там, внизу были острые камни. Рик упал прямо на них, так что.
Юноша понимающе кивнул, и, все же, сам не зная зачем, спросил:
— Но вы не спускались к нему, чтобы проверить?
Царевич резко вскинул голову, взглянув на брата не то с подозрением, не то с вызовом:
— Конечно, спускались! — резко бросил он. — За кого ты нас принимаешь! Думаешь, мы оставили бы его, если б не узнали наверняка?
— Прости, — сконфуженно пробормотал Алиор. — Я ничего такого не имел в виду, просто…
— Ладно, — глубоко вздохнул, возвращая себе спокойствие, тот, — просто ты подумал, что там могло не быть спуска.
— Да, — кивнул Аль, хотя это предположение было и не так уж близки к истине. "Незачем рисковать живыми ради того, чтобы навестить мертвеца", — вот какая мысль посетила его на самом деле, но раз уж объяснение было дано, почему бы его не принять?
— Можешь быть уверен, — опережая другие вопросы, которые могли оказаться еще более оскорбительны, чем первый, продолжал Альнар. — Я сам спускался вниз. Он был мертв и, более того, умер прежде, чем понял, что умирает. Слава богам.
— Слава богам, — эхом повторил Алиор. Он думал так же — хорошо, когда можно даже в последний миг смотреть в другую сторону, а не в глаза смерти. — Может, потому он и приходил.
— О чем ты? — нахмурился, не понимая последних слов брата, царевич.
— Призрак. Может, Рик думает, что все еще жив.
— А что ты предлагаешь? — горько усмехнулся Альнар. — Найти его и все объяснить? Даже если он тебя услышит, то вряд ли послушает и уж точно не поверит. Как безумец не верит, что он лишился рассудка, так и мертвец скорее согласиться, что он — единственный выживший.
Аль, вздохнув, пожал плечами. Что он мог сказать? Да и делать тут было нечего. Кто в здравом уме станет бегать за привидением лишь затем, чтобы открыть ему глаза, которых на самом деле и нет?
— Пойдем же, — Альнар повернулся, собираясь вернуться в убежище. — Нужно думать о живых.
— Да! — брат заспешил следом. Спрятав корешки за пазуху, освобождая тем самым руки, он стал на ходу собирать сорванные давешним ветром ветки для костра, благо тех было достаточно.
Брат одобрительно кивнул. Он тоже собирал ветки, но делал это медленно, избегая резких движений.
— Аль-си, не надо, — поспешно проговорил младший царевич, — я сам управлюсь.
Тот ничего не сказал, лишь скривив в грустной усмешке губы, хмыкнул, однако свое занятие не оставил. Алиор тоже молчал, думая:
"Должно быть, ему надо что-то делать, чтобы не чувствовать себя немощным. Если так, лучше ни во что не вмешиваться. Чрезмерная забота бывает хуже полного безразличия".
Прошло совсем немного времени, а они уже сидели в снежной пещере возле ожившего костра. Лот и Лиин, как ни в чем ни бывало, продолжали спать, привалившись друг к другу боками.
Аль думал, что брат, выглядевший усталым, едва огонь запылает, уснет, но он продолжал сидеть, задумчиво ворочая длинной палкой угли.
Так, прождав какое-то время без толку, юноша, вздохнув, потянулся за котелком, зачерпнул в него снега, а затем, пододвинув к костру, стал дожидаться, пока талая вода закипит и в нее можно будет бросить корешки. Алиор довольно смутно представлял себе, как долго должен говориться отвар, однако надеялся, что сможет сориентироваться по запаху. При варке пищи это всегда помогало.
— Что ты там делаешь? — спросил брат.
Юноша вздрогнул, только теперь поймав на себе внимательный взгляд царевича: судя по всему, тот уже довольно давно следил его действиями, однако ни во что не вмешивался.
Алиор ответил не сразу. Это было сложно объяснить. Старший брат был слишком здравомыслящим, чтобы поверить в истории о духах, указавших целебную траву. Однако юноша решил, что в его случае лучше пусть невероятная, но правда, чем понятная ложь. Оставалось одно — найти те слова, которые не задели бы самолюбия Аль-си.
— Нам еще долго идти, и этот путь — не для тех, кто ослаблен болезнью, — он специально говорил жестокие вещи, чтобы спрятать за ними жалость.
— Это значит, что ты собираешься отравить меня, чтобы я не мучился? — грустно взглянув на собеседника, усмехнулся Альнар.
— Это значит, — спокойным, совершенно ровным голосом продолжал Алиор, — что я собираюсь вылечить тебя.
— Не знал, что ты лекарь, — тому было легче шутить над своей болезнью, чем говорить о ней всерьез.
— Какой толк от лекарей посреди снегов? Ну велят они уложить тебя в постель под теплое одеяло да разжечь во всю мочь огонь в камине. И что, много толку от таких советов в замерзших горах, где, хочешь — не хочешь, а утром нужно будет вставать и идти дальше?
— От твоего отвара, — кивнув головой на пыхтевший котелок, — толка не больше. Ну, набрал ты корешков, и что? Нужно ведь знать, какой для чего. А так… Как яд может в умелых руках стать лекарством, так в неумелых лекарство делается ядом.
— Я собрал те корешки, на которые указали мне горные духи.
— Ну, — покашливая, сдержано рассмеялся Альнар, — тогда точно — яд. Ведь им нужна жертва.
— Даже если она им на самом деле была нужна, они ее уже получили.
— Решив не дожидаться, пока мы доберемся до твоего каменного моста? — хмыкнул наследник. — И вообще, где одна, там вторая.
— Не бойся, я первым выпью отвар. И если со мной ничего не случится, то и с тобой все будет в порядке.
— А я и не боюсь, — все еще посмеиваясь, качнул головой царевич, — если боги хотят, чтобы я стал новым Основателем, они не дадут мне умереть раньше времени…
Между тем по пещерке стал распространяться тонкий сладковатый дух отвара.
— Знакомый запах, — принюхавшись, проговорил Альнар. — У этих корешков были вершки?
— Вот, — юноша тотчас протянул брату худосочный пучок с вялыми съежившимися листочками.
Царевич бегло оглядел их, затем, растерев, понюхал, осторожно коснулся языком, пробуя сок.
— Как и следовало ожидать, — оставшись вполне удовлетворенным, кивнул он.
— Что это? — решившись, спросил юноша.
— А ты не знаешь? — фыркнул его собеседник.
— Нет, — опять смутившись, растерянно пожал плечами Аль.
— Когда меня, больного, наконец, вытащили из мокрой промозглой жути темницы, лекари влили в меня столько этой гадости, что меня теперь начинает мутить от одного запаха, — он усмехнулся, качнул головой, а затем продолжал: — Это корень Аира — именно то лекарство, что мне сейчас и нужно. Вот только ты этого знать никак не мог. Так что, вывод напрашивается сам собой: хорошие, однако, у тебя помощники.
— Горные духи.
— Это вряд ли.
— Что? — удивленно воззрился на него юноша. — Почему?
— С чего ты взял, что тебе помогают именно горные духи, а не сами боги? — вместо того, чтобы ответить на вопрос брата, спросил тот.
— Но как же… Я ведь именно их просил о помощи.
— На мольбы не всегда отзывается тот, к кому они обращены, — качнул головой Альнар. — Есть даже легенда о крестьянине, который, потеряв весь урожай и не зная, чем кормить многочисленную семью, обратился к богам дня с мольбой о чуде. И в тот же миг на его поле взошла новая поросль, только это были не колосья, а сплошные сорняки, потому что его услышали боги ночи, которых хлебом не корми, дай поиздеваться над людьми.
— Ты хочешь сказать, что мне помогают боги, хотя я и называю их горными духами?
— Ничего я не хочу сказать, — вздохнул Альнар. — Я так устал, что лучше бы молчал… Ладно, — сдавленно покашливая, он потянулся за котелком, — кажется, уже готово, — дожидаясь, пока отвар чуть остынет, царевич вновь повернулся к брату. — Ты как, не все сварил?
— Нет, — испуганно взглянул на него тот. — А надо было?
— Как раз нет. Воды здесь — на раз. Корешков нужно — всего ничего. А лекарство это следует пить несколько дней. И вряд ли удастся найти еще что-то под снегом. Вообще странно, что они оказались тут посредине зимы.
— Это лишь выглядит зимой, на самом же деле сейчас — середина лета.
— Ну да, — фыркнул царевич, — хорошо лето… Хотя, — немного подумав, скривил он губы в грустной усмешке, — все так. Все так…
— Мне первым попробовать? — кивнув головой в сторону котелка, спросил Аль.
— Зачем? Ты, вроде, не болен.
— А если это все же яд? Ты сам говорил: на мольбу о помощи иногда откликаются совсем не затем, чтобы помочь.
Брат взглянул на него снисходительно, как взрослый смотрит на наивного ребенка, а затем, скорее шутя, чем всерьез проговорил:
— Я готов рискнуть.
Они просидели до самого утра без сна. Почти не говорили — хорошо, если обменялись парой фраз. Каждый думал о чем-то своем. А там проснулись Лот с Лиином. Тотчас торопливо отпрянули друг от друга, сделав это с таким видом, словно обнаружили себя в обнимку с только что выбравшимся из лужи боровом. Причем в этот миг они были так похожи друг на друга в своем забавном негодовании, что смотревшие на них братья не смогли сдержать улыбок. Которые, однако же, тотчас исчезли, стоило им поймать на себе одинаково осуждающий взгляд своих спутников.
— Смерть не любит, когда над ней смеются, — сочтя, что этого недостаточно, укоризненно проговорил бродяга.
— А мертвые достойны того, чтобы о них хотя бы три дня не забывали, — добавил сын воина.
Братья одновременно вздохнули, смущенно отвернувшись. Им не хотелось выглядеть бессердечными тварями, но, вообще-то, в глубине души, они чувствовали одно и то же: Рик остался в прошлом, а им идти навстречу будущему.
Перекусив на скорую руку, странники двинулись в путь. Сначала шли молча, стараясь даже не глядеть друг на друга, потом, когда молчание стало в тягость, начали мало-помалу вспоминать, что они — не одни.
— Что-то стало холодать, — кутаясь в меховое одеяло, которое уже давно перекочевало из сумы на плечи поверх плаща, промолвил Лиин. Лучший выход не маяться размышлениями — говорить. А говорить лучше всего о погоде — что бы ни сказал, никого не обидишь, а если и сболтнешь лишнего или ошибешься — ничего страшного. Ведь погода — такая вещь, в которой никогда нельзя быть уверенным на все сто.
Но на этот раз с ним были готовы согласиться все. Хотя бы, чтобы поддержать разговор, который иначе грозил затухнуть, как костер, в который перестали подбрасывать хворост.
— Такое чувство, что мы идем не на юг, а в северные степи, — покашливая, проворчал Альнар.
— Не-ет! — решительно мотнул головой его младший брат. И, все же, он задрал голову вверх, спеша свериться по горевшему посреди небес яркому солнечному диску, который, если бы ни веявший от земли холод, казалось не просто теплым, но жарким. — Мы идем в нужном направлении. Вот только, — чуть погодя, уже тише добавил он, — не знаю, когда мы выйдем на равнину…
Однако его услышали и тотчас спросили:
— Но мы непременно выберемся? — три пары глаз не спускали с него ждавшего взгляда полных надежды глаз.
— А куда мы денемся? — Аль в этом ничуть не сомневался. Он и сам не понимал, откуда после всего случившегося в нем взялась эта уверенность, но в этот миг у него ее было — хоть раздавай всем без разбору, все равно останется с лихвой.