По ту сторону гор

Глава 17

Была какая-то необъяснимая, неведомая сила, которая удерживала Алиора на месте, заставляя не торопиться с тем, чтобы, покинув горы призраков и духов, вернуться в равнины людей. Возможно, она была замешена на старательно скрываемом страхе перед переменами, неизвестностью нового дня. Может быть, в ней была и доля нежелания терять то положение, которое он заслужил благодаря способностям безошибочно находить дорогу в горах. Ведь юноша прекрасно понимал, что, стоит пути подойти к концу, и ему придется вновь искать себя в окружающем мире, всё начиная с начала.

Но не только. Кошмары. Вместо того, чтобы забыться, уходя вместе со сном, они становились отчетливее, осязаемее с каждым мигом, пугая все сильней и сильней.

Я растратил всю свою удачу, — думал он. — Теперь меня ждут только потери.

Жизнь — лишь цепочка испытаний. В ней, как и в природе, безоблачное небо затягивают тучи, предвещая грозу. Хорошо, когда на дворе весна и впереди долгое солнечное лето. А если точно знаешь, что оно прошло, и скоро осень отыграет в свою странную игру на границе между любовью и ненавистью, и придет время всегда кажущейся бесконечной зимы? Что тогда? Наслаждаться мгновением радости, верить в чудо и надеяться, что удастся, пройдя через все холода и беды, дожить до новой весны?

Хорошо тем, кто может жить одним мгновением. Их душа свободна от сомнений и других тягостных размышлений и переживаний. А если ты обречен вновь и вновь вглядываться в будущее, мостя дорогу в него выдуманными часами, в которых мерещатся все беды мира?

Если бы он мог остановиться, вернуться назад, вновь и вновь переживая дни, которые, несмотря ни на что, почему-то уже начали казаться чуть ли не лучшими во всей его жизни.

Но не началось еще такое время, которое позволяет идущему остановиться.

Не останавливаясь, Алиор огляделся вокруг.

Брат казался грустным, да и выглядел неважно: нездоровый блеск в глазах, болезненный румянец на щеках, и нога, хотя наследник на этот раз решительно отказался от чьей-либо помощи со стороны своих спутников, судя по всему, давала о себе знать.

Лиин озабоченно глядел по сторонам, не убирая руки с меча, почему-то решив для себя, что теперь, когда они оказались в чужом, Девятом царстве, следует быть начеку.

Если кто и был беззаботно счастлив, так Лот. Он не шел — летел вприпрыжку, веселой пичужкой насвистывая себе что-то под нос, с восторгом глядя по сторонам и не уставая восклицать, толкая шедшего рядом с ним юношу локтем в бок:

…-А сугробы-то стали совсем неглубокими. Это уже и не сугробы больше, а так, рогожка поверх земли…. Смотри, смотри, появились проталины! Не на камнях, их мы голыми и в горах видели в великом множестве, на земле. Какая она черная, жирная… — он смотрел на нее глазами, в которых любопытство соседствовало с восхищением, открыв рот, совсем как мальчишка, подглядывавший за раздевавшимися перед купанием девчонками. — Но совершенно сухая. Конечно, это ведь склон, вся вода стекает по нему вниз… — однако дальше этой мысли он не шел. В отличие от Алиора, который, придя к тому же выводу, уже хмурился, думая о том, как должна разлиться от обилия талых вод протекавшая внизу река и как тяжело будет переправляться через нее, Лота это совершенно не заботило. Какая разница, что будет потом, если сейчас всё так славно?

Между тем, среди проталин стали попадаться островки зелени. При виде травы радостные вздохи сорвались с губ не только Лота, но и Лиина с Альнаром.

И даже Алиор позволил себе вздохнуть с долей облегчения:

"Слава богам", — одним страхом меньше. Он-то боялся, что зимнее проклятие коснулось не только Десятого царства. Юноша старался даже не думать о том, что ждало бы их в этом случае. Потому что это было бы — ничего. Не "ничего хорошего", а именно "ничего". Ни помощи, ни надежды, ни будущего.

— Ты что скис! — Лот дружески хлопнул его по плечу так, что Аль, скривившись от боли, проворчал:

— Ты же мне так руку сломаешь! — однако вынужден был признать — вмешательство приятеля помогло, заставив в одночасье забыть обо всех мыслях о будущем.

— Солнышко светит, пригревая, птички поют — заслушаешься, а ты идешь с лицом утопленника, скрюченный, словно мертвец!

— Да уж, грустить нам сейчас, вроде, не с чего, — неожиданно поддержал бродягу Альнар, добродушно щурясь в ярких лучах и подставляя лицо под теплое дыхание несильного ветерка.

— Точно, — не разделяя этого общего веселья, проворчал Алиор. — Утонем мы потом, когда разлившуюся реку будем переходить…

— Ну, до реки еще далеко! — небрежно махнул рукой Лот.

— К тому же, кто тебе сказал, что внизу потоп?

— Вот именно! — они вдвоем стали наступать на юношу, так что тому пришлось даже отступить на шаг.

— Ладно, ладно, — втянув голову в плечи, потупился тот. Ему совсем не хотелось спорить, особенно когда все были против него. Да и вообще — разве не легче махнуть рукой? Легче. Только не всем дано.

— И вообще, если что и плохо, — хмыкнул наследник, — так это жарко в плаще стало — сил нет. А снять — так потом тащить придется, — словно в подтверждение своих слов он провел тыльной стороной ладони по лбу, смахивая пот, при этом едва уловимым движением плеч отбрасывая плащ за спину.

— А что ты хотел — лето!

— Да-а, — задрав голову, царевич долго смотрел, щурясь, на блестевшие солнечным огнем небеса, безоблачно синие от края до края. Ни тени от снежных туч, ни следа от тумана от горизонта и до горизонта. Даже горы прятали свои заснеженные головы за верхушками зеленых деревьев, словно великаны каким-то лишь им ведомым образом становясь меньше гномов.

— И это чудесно! — взмахнув руками, вскричал Лот.

— Тихо ты, — шикнул на него Аль и принялся испуганно озираться вокруг, ожидая камнепада, схода лавины или еще какого бедствия, разбуженного бродягой, который и не думал успокаиваться.

— Лето, я тебя люблю! — что было сил закричал он, стремясь поделиться своими чувствами со всем миром.

— Сумасшедший!

— Да ладно тебе, — хлопнул брата по плечу наследник. — Пусть ребеночек потешится.

— Как бы нам боком не вышла его потеха.

— Ну, еще не известно, что хуже — вопль радости или твое кликушество, — нахмурился Лот. — Ты своим бурчанием даже самое лучшее настроение испортишь!

— Во всяком случае, — хмыкнул Альнар, — теперь мне понятно, почему наши далекие предки, крылатые, как птицы, лишились своих крыльев. Среди них появился вот такой тихушник, который постоянно ходил и нудил: "Высоко не поднимайтесь — сгорите в лучах солнца, низко не спускайтесь — ударитесь о землю, и вообще лучше не летайте — мало ли что".

Его шутка понравилась, о чем свидетельствовал дружный смех. Даже Аль не сдержался и улыбнулся.

— Тебе смешно, — видя, что добился, чего хотел, продолжал наследник, — а только представь, как легко бы решились все наши проблемы, будь у нас крылья. Пришла зима — улетели на юг, повеяло весенним теплом — вернулись домой.

— Ага, так нас на твоем юге и ждали, — фыркнул юноша, — столько нежданных гостей, как снег на голову, да еще и каждый год.

— Раз каждый год — можно было бы привыкнуть и ждать.

— Хорошо, пусть не нежданных, а незваных. Не думаю, что им от этого было бы легче.

— А что нам до них? Для нас главное — мы!

— Для нас главное, что у нас крыльев нет. И нам приходится идти пешком. И вообще, — вновь посерьезнел Аль, — будет лучше прямо сейчас подумать о том, что нас может ждать внизу.

— Ну что ты заладил! — не выдержав, воскликнул Лот. — Ну, предположим, ты прав и река разлилась. И что мы можем с этим поделать? Меньше пить сейчас, чтобы потом, от жажды, осушить всю?

— Нет, это невозможно.

— А что возможно? — недовольно поморщился Альнар. — Построить плот прямо сейчас, поскольку внизу может не оказаться деревьев, уж не знаю, по какой там причине?

— Мы видели с вершины горы луга и поля… — попытался напомнить Алиор, но никто из спутников не хотел его слушать.

— До них еще идти и идти! Как и до реки! Это сверху все кажется близким, а на самом деле… — махнул рукой бродяга

— А даже если и так, как ты говоришь, не можем же мы тащить плот на себе всю дорогу! Как ты вообще себе это представляешь? Сядем все на него и покатимся вниз, как на санках со снежной горки? — злясь, говорил все громче и громче Альнар.

— Ну, если бы был снег…

— Это единственное, что тебе мешает претворить этот план в жизнь? — приподняв бровь, взглянул на брата наследник. — Если так, то ты даже более сумасшедший, чем я думал до сих пор.

— Да, — не сдержал усмешки Лот, — интересно было бы посмотреть, как ты покатишься с горы на плоту.

— Лучше не надо, — неодобрительно глянув на бродягу, Лиин уже через мгновение пристально смотрел на Алиора. — Не делай глупостей. Свернешь шею быстрее, чем успеешь что-нибудь понять. Поверь мне, я знаю. Мне доводилось в своей жизни совершать безумные поступки, и ни разу они не приводили ни к чему хорошему.

— Какие, например? — спросил тот.

— Что? — переспросил сын воина. Он растерялся, не ожидая подобного вопроса.

— Безумные поступки.

— Зачем тебе? Собираешься повторить?

— Наоборот. Очень не хотелось бы. Во мне и собственной глупости — хоть отбавляй.

— О, мой маленький брат достаточно вырос, чтобы понять: на чужих ошибках учиться легче, чем на собственных шишках! — ухмыляясь, мотнул головой Альнар. — Давно пора. Только вот что. Лучше будет вам обменяться опытом на ходу. Не хотелось бы время зря терять.

— Пошли, — согласно кивнув, Алиор зашагал вперед. Остальные двинулись следом.

— Так что за безумные поступки ты совершал? — спустя какое-то время вновь спросил он.

— Мне было двенадцать лет, когда я убежал из дома…

— Мне пятнадцать, — пожал плечами юноша, — однако мой побег не кажется мне безумием. В нем был свой смысл.

— А я вот так сказать не могу. Нет, причина убежать у меня была. Мне казалось, что родители слишком сильно меня опекают: туда не ходи, это не делай. Постоянные придирки: как я должен одеваться, с кем дружить. Они все решали за меня. Нет, даже не так — уже решили. Через сколько лет я поступлю на службу, через сколько лет женюсь. Они даже нашли мне невесту — совсем еще сопливую девчонку. Вот я и сбежал. И не куда-то там, а прямо в северную степь. Понесли же ноги…

— Но отец тебя нашел?

— Если бы нет, я бы с тобой сейчас не разговаривал. Он же раньше служил на границе. У него там куча друзей осталось. Воинское братство — это тебе не шутки. Ох и досталось мне тогда…

— Выпорол?

— Нет. Даже не отругал. Но мне и того, что я пережил, на всю жизнь хватило. Я ведь чуть было не попал в лапы к степнякам…

— Они бы тебя быстро рабом сделали, — проговорил Лот.

— Скорее покойником. Гонор-то у меня тогда был — ого-го. И самомнение — тоже. Я был уверен, что лучше всех владею мечом, могу попасть стрелой в глаз летящей птицы, а руками вообще горы сверну. В общем, дурак я был.

— Долгий же путь ты совершил: от святого неведения, до понимания, — хмыкнул бродяга. Лиин смерил его хмурым взглядом, однако ничего говорить в ответ не стал, спокойно продолжая:

— А ведь самое ужасное, что из-за меня могли погибнуть люди. Ну, те, кто меня искал по степи. И отец. А мама тогда совсем поседела. Кто знает, сколько лет жизни я у нее отнял.

— Да что уж теперь-то, — вновь прервал его Лот, однако на этот раз ни на его губах, ни в глазах не было и тени улыбки. Он знал, что такое потеря и уважал чужое горе.

— Все рано или поздно покидают отчий дом, — задумчиво глядя себе под ноги, проговорил Алиор. — В этом поступке нет ничего безумного.

— Безумие — переоценивать свои силы, — возразил ему Альнар, — идти навстречу смерти.

— Но те воины, которые пытались противостоять несметному войску кочевников, они ведь тоже шли навстречу смерти, зная, что у них нет ни одного шанса победить! — воскликнул царевич. Он не хотел, не мог согласиться с братом. Потому что тогда ему пришлось бы признать, что и его побег в горы — не первое, главное звено в цепи последующих событий, а "безумный поступок".

— Это другое! Они сражались за свой дом, свои семьи. За это почетно умереть.

— Все равно. Что бы там ни было, — качая головой, начал он, — самое большое безумие — то, что мы делаем сейчас.

— А я вот так не считаю! — упрямо набычившись, проговорил Лот. — И боги тоже! И то, что мы дошли до Девятого царства — тому самое яркое доказательство!

— Ничего это не доказывает, — проворчал Алиор, — ведь мы пока еще не достигли цели.

— Да что с тобой! — не выдержав, вскричал бродяга. — С ума сошел? Вот она, цель — в нескольких шагах! Спустимся вниз — и…

— И — что?

— Ну, даже если там наводнение, как-нибудь переправимся. Лето же, не зима. Лично я плавать умею.

— Да при чем здесь это! — небрежно махнул рукой Аль. Если что и беспокоило его, так уж точно не какая-то там река.

— А что же тогда… — начал Лот, но договорить не успел — камни под его ногой вдруг поползли, заставляя заскользившего в сторону обрыва странника забыть обо всем ином, сосредоточившись на попытках удержаться если не на ногах, то на склоне.

Альнар, находившийся ближе всех к бродяге, ухватил его за шиворот.

— И почему с тобой все время что-то случается? — недовольно процедил он сквозь с силой стиснутые зубы, сдерживая, однако, не столько досаду, сколько кашель.

— Должно быть, я притягиваю к себе опасности, — немного справившись с ледяной волной, накатившей на него в тот миг, когда Лот понял, что его жизнь на волоске, он уже был готов шутить, как ни в чем не бывало. — Вам следовало бы порадоваться такому спутнику: вам меньше бед остается.

— Ну да! — хмыкнул Лиин. — Если здраво рассуждать, то ты притягиваешь опасности не только к себе, но и к нам тоже. Потому что, не будь боги благосклонны к нам, мы бы давно последовали за тобой в какую-нибудь трещину или расщелину, — он хотел сказать что-то еще, но наследник прервал его:

— Хватит, — поморщившись, он небрежно махнул рукой, не продолжая.

"Ему тяжело говорить", — понял Алиор, и продолжал вместо брата, уверенный, что знает, что тот собирался сказать:

— Нам пора идти. Может быть, нам удастся спуститься к равнине до заката.

— Ты что! — вскричал Лот. — Да от Венец-горы до равнины по меньшей мере пять дней пути! И здесь, должно быть, столько же!

Юноша, с сомнением взглянув на него, пожал плечами. Он не понимал, зачем бродяга говорит то, чего не знает?

Аль был совершенно уверен, что путь близок к концу, что достаточно только спуститься с вершины, как горы останутся позади. Однако он не стал возражать, когда ему было нечем подтвердить свои слова. Он просто знал, что это так — и все. Откуда — тот еще вопрос. Возможно, ему сказали это горные духи, возможно, правду открыли сами боги, а может, дело было лишь в страстном желании, чтобы все так и было, а на самом деле… А на самом деле прав мог быть Лот, а не он.

— Идем, — прервал его мысли хрипловатый голос брата, который, не дожидаясь, когда Алиор сойдет с места, на котором так прочно стоял, словно собрался укорениться на нем, первым шагнул вперед.

Покрытый камнями склон тотчас начал осыпаться у него под ногами.

— Осторожно, — теперь настала очередь Лота приходить спутнику на помощь. Он крепко ухватил наследника за плечо. — Как видишь, — хмыкнув, добавил он, — не только я не держусь на ногах. Это такая дорога.

— Как же по ней спускаться? — удивленно глядя себе под ноги, спросил Лиин так тихо, словно говорил сам с собой. Впрочем, там оно, скорее всего, и было.

Альнар повернулся к брату и замер, молча дожидаясь, что тот будет делать.

Царевич пожал плечами, и преспокойно двинулся вперед. Казалось, он шел по тому же самому склону, который стал непреодолимым препятствием на пути его спутников, ну, разве что чуть в стороне, однако этого "чуть" оказалось достаточным, чтобы обойти опасный участок стороной и преспокойно продолжать спуск.

Остальные потянулись следом, внимательно глядя себе под ноги и стараясь не отклониться ни на шаг от проложенной проводником тропы. Они больше не останавливались до самого заката.

Лишь когда солнце скатилось за черную ленту горизонта, наполнив мир мглистым полумраком, Лиин догнал опережавшего остальных шагов на пять Алиора.

— Нужно остановиться на ночлег.

— Позже, — не поворачиваясь к нему, бросил через плечо царевич, который, вместо того, чтобы замедлить шаг, наоборот, ускорил его. — Нам осталось совсем немного. Доберемся до леса, и там…

— Аль-ми, — поймав юношу за руку, сын воина зашептал ему на ухо, с опаской оглядываясь назад, не желая, чтобы его услышали другие, — все устали, выбились из сил…

— С чего это? После снега по камням идти — одно удовольствие. И вообще, спуск всегда в сто крат легче подъема.

— Усталость накапливается. Таится, отодвинутое в сторону до поры, чтобы потом в тот миг, когда до цели будет всего лишь несколько шагов, навалиться на плечи, словно мстя за невнимание к себе…

— Нельзя останавливаться за шаг до цели!

— Я понимаю, но

— Ты так устал, что не можешь больше идти? — вдруг резко повернувшись к спутнику, глядя на него в упор, спросил Аль, ставя того, в сущности, в безвыходное положение, когда ни один мальчишка не признается в подобном, тем более — сын воина. Лин прикусил губу, нервно мотнул головой, дернулся в сторону, собираясь уйти, однако затем, передумав, вернулся:

— Если нужно, я пройду через эти горы еще раз, но сейчас я говорю тебе: мы должны остановиться, чтобы отдохнуть. Если хочешь считать меня слабаком — пожалуйста.

— Но ведь это не так, — наклонив голову, проговорил Аль. Он замедлил шаг, однако все еще продолжал идти.

— Тебе-то какая разница!

— Ложь — не причина для остановки.

— А, тебе нужна правда! Тогда оглянись назад. Ну же, давай!

Аль вместо этого втянул голову в плечи.

— В чем дело? Говоришь о правде, но на самом деле знать ее не хочешь? Так я тебе скажу. Наследнику нужно отдохнуть. Он болен.

Юноша знал это. Однако остался непреклонен:

— Ему придется потерпеть еще немного. Пару часов.

— Аль…

— Так нужно.

— Аль-ми, — его шепот стал совсем тихим, так что слова были едва различимы, однако в голосе была такая проникновенность, столь искреннее беспокойство, что их просто было невозможно не услышать. — Твой брат не может больше идти. Ты же слышал, как он кашлял все последнее время. Теперь он хрипит, задыхаясь. Уж насколько Лот ненавидит Альнара, но даже он понял, что ему нужна помощь и сам подставил плечо.

— Лиин… — юноша тяжело вздохнул, с силой куснул губу, так что во рту образовался солоноватый привкус крови. — Я все понимаю, но…

— Тут не может быть никаких "но"! Или хочешь, чтобы он сам попросил тебя? Чтобы он унизился до этого? Он не станет!

— Он гордый, — грустно кивнул Алиор.

— Даже слишком. Свалится замертво, но не станет… Он же и так понимает, что задерживает нас. И не хочет быть обузой.

— Он — не обуза. Только он может договориться с царем Девятого царства, все организовать. Ну, там, караван и все такое…

— Тем более ты должен помочь ему дойти до столицы. Живым. Потому что иначе…

— Иначе у нас останется только один путь — повелителю дня, — задумчиво проговорил юноша. Его шаг становился все медленнее и медленнее. — Пока же у нас есть еще один путь. Конец которого уже виден, — и, наконец, он остановился. — Ладно, — повернувшись к Альнару, который медленно, держась из последних сил, ковылял, наваливаясь на плечо поддерживавшего его Лота, он подождал, пока те приблизятся, а затем продолжал: — Темнеет. Остановимся на ночлег здесь.

Брат, подняв глаза к небосклону, еще светлому и лишь чуть тронутому у горизонта алыми всполохами вечерней зари, скривил губы в усмешке, однако ничего говорить не стал.

Все он прекрасно понял, однако у него не было сил даже на собственную гордость. Выпустив плечо Лота, он опустился на землю, несколько раз глухо кашлянул, зажимая ладонью рот.

— Ночлег — дело хорошее, — бродяга сбросил сумку с плеча. — Пойду, поищу веток для костра.

— В отсутствии деревьев ты их вряд ли тут найдешь, — хмыкнул Лиин, однако так беззлобно, что Лот даже не обиделся.

— Значит, соберу сухой травы.

— Ее на костер знаешь сколько нужно!

— Тогда тебе лучше мне помочь. А то советы давать всякий горазд.

— И то верно, — Лиин сбросил свою сумку и уже собрался идти за бродягой, но в последний миг их остановил Альнар.

— Подожди, — было видно, что он собирался сказать что-то еще, но, видимо, недостаточно отдышался, чтобы выдавить из разорванного кашлем горла больше одного слова.

— Помолчи, а? — добродушно глянул на него бродяга. — Ложись лучше и отдыхай. Тебе первому дежурить.

Альнар одобрительно улыбнулся: тот нашел способ пожалеть, не задев гордости. И, все же, он продолжал:

— Ты знаешь, что в этих мешках?

— Ночные духи, ну какое это имеет значение…! — вскричал Лиин, однако Лот остановил его.

— Знаю, — присев рядом с наследником на корточки, чтобы не глядеть на него свысока, а говорить, смотря прямо в глаза, проговорил он, вмиг посерьезнев. — Согласись, — он грустно усмехнулся, — было бы глупо столько времени тащить такую тяжесть на своем горбе и не заглянуть.

— И что?

— Что — что? — тот резко вскинулся, словно от резкого удара. — Хочешь знать, не перекочевало ли что мне за пазуху?!

Бродяга ожидал всего, что угодно — обвинений, смеха, но не спокойного ответа:

— Нет.

— Что же тогда спрашиваешь? — тот успокоился, но не до конца. Его глаза все еще были подозрительно сощурены.

— Хочу узнать, что ты об этом думаешь?

— О том, что мы тащим на себе жуткую уйму золота, чуть ли не всю царскую казну?

— Всю.

Бродяга несколько мгновений ошарашено смотрел на него, а затем, вздохнув, качнул головой:

— Что тут думать? Ясное дело: никто не станет помогать задарма. А вот продать свои услуги — это завсегда пожалуйста… Ладно, — он выпрямился. — Пойду. Нужно подумать о костре. И не беспокойся, я понимаю: это золото не для нас, не стоит разевать рот и мечтать о том, как можно прекрасно зажить, достаточно только перешагнуть через память о мертвых и жизнь тех, кто еще жив… — и он ушел. Одобрительно кивнув, Лиин зашагал следом.

— Эта дорога изменяет даже тех, кого, казалось бы, не могло изменить ничто, — прошептал Альнар, а затем, тяжело закашлявшись, согнулся пополам.

— Подожди, я сейчас найду воды, — засуетился, закрутил головой в ее поисках младший брат. Он прислушался в надежде услышать шум водопада или хотя бы журчание ручейка, но вокруг не было слышно ничего, лишь шуршание густых высоких трав, покрывавших пологий склон горы своим зеленым ковром. — Знать бы, снега набрал, — пробормотал он, хмурясь, недовольный собой. — И почему здесь нет воды? Вон трава какая зеленая, и — ни ручейка.

— Дожди, — начиная немного приходить в себя, справившись с очередным приступом, просипел царевич, — должно быть, их было много… — умолкнув, он на мгновение закрыл глаза, переводя дыхание, а затем позвал брата: — Аль-ми!

Тот тотчас подскочил, склонился:

— Да? — однако, не дожидаясь, когда тот заговорит, торопливо начал: — Я найду воду! Обязательно! Только… Только пусть ребята вернутся, — он понимал, что ему может понадобиться уйти в своих поисках довольно далеко, и не хотел оставлять больного одного. Мало ли что.

Альнар подождал, пока брат умолкнет, понимая, что ему его не перекричать, а затем захрипел:

— У меня в сумке фляга.

— Что ж ты сразу не сказал! — он рванулся, стремясь поскорее растянуть тесемки, удерживавшие сумку за спиной наследника. Наконец, высвободив ее, Аль принялся развязывать узел, который, стянувшись, никак не хотел поддаваться. — Просто наказание какое-то! — наконец, ему удалось с ним совладать и, не медля, Алиор сунул руку в сумку, но, как оказалось, лишь чтобы в тот же миг, наткнувшись на что-то острое, выронить мешок, поспешно сунув порезанный палец в рот. — У тебя там что, стрелы? — с опаской покосившись на сумку, спросил он, а затем нервно усмехнуться. — Надеюсь, не отравленные.

— Не бойся, — тот чуть шевельнулся, пододвигаясь к мешку. Пока сумка была за спиной, он не мог ее сам снять, теперь же ничто не мешало ему достать необходимое. Рука быстро нащупала холодную поверхность глиняной фляжки.

Сделав несколько глотков, наследник закрыл глаза, отдыхая. Горло перестало першить, дыхание вновь стало ровным и спокойным.

Аль, ощутив горьковатый дух, потянул носом.

— Травяной отвар? — спросил он.

Брат кивнул.

— Ты… несешь лекарство из дома? Но почему ты не пил его в горах?! — юноша нахмурился. Он не мог этого понять. Ведь, кто знает, может, принимай он вовремя лекарство, болезнь не зашла бы так далеко.

— Я пил, — негромко, не желая спровоцировать новый приступ, проговорил Аль-си.

— Экономя?

— Согласись, не мог же я взять бочонок. К тому же, тут ведь такое дело — сколько ни возьми, все будет мало. Я выпил то, что брал с собой, еще в первые дни. Поэтому в начале пути и почти не кашлял, и шел шустрее. Потом же… — он качнул головой, болезненно поморщился: — Приходилось справляться с приступами самому. А тут еще началось высокогорье, где и здоровому дышать трудно.

— Но что ты пьешь сейчас, если… — непонимающе пробормотал Аль-ми.

— Это? — он тряхнул фляжкой, в которой, судя по звуку, оставалось совсем немного целебной жидкости, затем устало улыбнулся. — Эту настойку я сделал сам. Из тех трав, что ты нашел. Или ты уже забыл?

— Я? — он умолк, несколько мгновений сосредоточенно пытаясь вспомнить… Да, он приготовил немного отвара. Но тот брат выпил сразу. А оставшиеся корешки… Боги свидетели, он не помнил, что с ними стало. Он просто забыл о них. Совершенно.

— Ты оставил травы у костра, — проговорил брат.

— Да? — он пожал плечами. Может быть… Скорее всего. Конечно, он так и сделал. — Прости, — поджав губы, прошептал юноша, виновато пряча глаза, — я ведь тогда раз приготовил отвар и все, забыл…

— Ну и правильно, — безмятежно проговорил брат. — К чему чрезмерная опека? Я бы первый вправил тебе мозги, привяжись ты ко мне со своей заботой.

— И ты сам готовил отвар?

— Да. Дело нехитрое.

— И остатки заливал в фляжку?

— Без этого я свалился бы куда быстрее. А так… — он откинулся на спину, устремив взгляд в стремительно темневшее небо. — Ничего, как-нибудь. Немного осталось.

— В городе можно будет найти лекаря.

— Слишком дорого, — отрезал наследник. — Мы не можем себе этого позволить.

— У нас с собой столько золота, что…

— Это — не для нас, — он тотчас рывком сел, устремив пристальный взгляд на брата. — Ты понял? Мы не можем потратить на себя ни одной монетки из того, что в этих сумках. Нам еще снаряжать караваны. А без Рика и связей его отца это будет сделать труднее, чем я рассчитывал. И дороже.

— Но как же, ты ведь болен…

— Ничего, отыщу какого-нибудь знахаря.

— Знахаря? — Алиор с сомнением глядел на брата. — Когда-то ты говорил, что ни за что не доверился бы этим шарлатанам, уверявшим, что для исцеления нужно не лечить больного, а изгонять из него духов болезней. "Что за толк от курения зловонных трав, литья воды в огонь, намазывания медвежьим жиром и прикладывания к больным местам крысиных хвостов?"

— Да, — Альнар скривился в усмешке. — С памятью у тебя, оказывается, все в порядке. Отрадно, когда она нам еще понадобится. Что же до остального, — на миг умолкнув, он поджал губы, размышляя, — все верно. Вот только в моем случае что-то лучше, чем ничего. Да и терять мне нечего. Так что… — разведя руками, он замолчал.

Молчал и Аль.

И на какое-то время над горным лугом нависла сладкая вечерняя тишина, полная лишь шуршания трав и негромкой песни ветра.

— Долго они что-то, — силясь разглядеть в спустившемся на землю сумраке силуэты спутников, проговорил царевич. Он начал за них беспокоиться. Мало ли что могло случиться. Успокаивало лишь одно — произойди что на самом деле, братья услышали бы крик, а вокруг царил безмятежный покой. — А, может, — пытаясь успокоить себя, прошептал Аль, — просто здесь слишком быстро темнеет, — и, все же, его рука легла на спрятанный в поясе нож.

Проследив за его движением, Альнар качнул головой:

— Пока достанешь, тебе десять раз успеют перерезать горло. И, потом, с твоим умением обращаться с оружием ты больше опасен для самого себя, чем для врага.

Аль нахмурился. Действительно, у него не очень получалось драться на мечах или ножах в реальности, в отличие от того, что было в фантазиях.

С тех пор, как кочевники напали на Десятое царство, Алиор уже тысячу раз корил себя за то, что отлынивал от уроков боя, и столько же раз давал зарок при первой же возможности наверстать упущенное.

Он хотел, просто был обязан отомстить кочевникам за все, отомстить не абы как, не словом, а делом — уничтожив все их проклятое племя, всех, до единого вызвав на бой. И пусть ему даже придется сражаться в одиночку против целой орды.

— Скажи, а меч царя-Объединителя, где он? — как показалось брату, спеша перевести разговор на другую тему, на самом же деле продолжая своим мысли, спросил он. — Остался у отца?

— Нет. Он отдал меч мне, — медленно, не сводя взгляда с царевича, ответил он.

— Он у тебя с собой? — Аль-ми оглядел его с головы до ног, но не нашел даже обычного меча, не то что того, священного, который, как говорилось в легендах, выкованный гномами, был наполовину длиннее обычного.

— В сумке, — и, словно не замечая вытаращенных от удивления глаз брата, который, не в силах ничего сказать, лишь открывал и закрывал рот, он преспокойно продолжал. — Должно быть, ты как раз об него и порезался.

— Что? — Алиор в конец растерялся.

— Во всяком случае, больше ничего острого у меня нет.

— А другое оружие? — он не верил, что брат не взял с собой ничего. В отличие от него, он всегда любил фехтование, у него неплохо получалось и вообще, младшему брату, всегда встречавшему старшего вооруженным до зубов, позвякивавшим мечом и поигрывавшим кинжалами казалось, что тот, просыпаясь поутру, первым делом берется за оружие, и уже потом одевается. И тут вдруг…

— Ножи в сапогах. У меня там специальные ножны для них. Да и так надежнее всего — не потеряешь, доставать легко и быстро.

— А… — понимающе протянут брат. Оставался лишь один вопрос, на который он уже почти что знал ответ: — а меч?

— У воина не может быть двух мечей.

— Почему? — удивился Алиор.

— Потому что у меча есть душа, которая накрепко связывается с душой того, кто его принимает. Во всяком случае, если это настоящий меч, названный и освященный. Каким, как ты понимаешь, несомненно является меч царя-Основателя. Поэтому, беря его, я должен был оставить свой меч.

— Л-ладно, — с этим Аль был готов согласиться. Кажется, он читал что-то подобное в легендах. Да, точно, они говорили именно так: "Меч воина — это он сам". Раз человек не может раздваиваться, то, стало быть, и его оружие тоже. Хотя, по нему, ерунда это все. Раз у человека две руки, то и мечей может быть два. — Вот что я не понимаю, так это как меч поместился в сумку, — это было просто невозможно.

— Возможно или нет, но это так, — юноше показалось, что он слышит грусть в голосе брата.

— А можно мне на него взглянуть? — чувствуя некое смущение и, вместе с тем — удивительное нервное возбуждение, словно от приближения к чуду, попросил он, не позволяя себе особенно сильно верить в то, что брат покажет, чтобы потом, в случае отказа, не очень разочароваться.

Но брат не стал возражать. Запустив руку в сумку, он вытащил из нее длинную узкую рукоять — точеную, удивительно удобную, когда, ложась в ладонь, она тотчас становилась ее частью, сливаясь с людской плотью. Золотая, увенчанная огромным рубином, она, вместе с тем, не казалась вычурно дорогой, словно и в этом богатстве был какой-то особый, священный смысл. Как луч огня от факела, от нее исходил клинок — совершенно белый, отточенный до блеска и покрытый тончайшим рисунком загадочных символов.

Взгляд Алиора скользил по клинку, который притягивал к себе и больше не отпускал, завораживая.

"Если у меня будет когда-то свой меч, то только такой", — подумал он, не понимая, откуда в нем взялась эта уверенность. Он просто знал, что так должно быть, и все.

В какой-то миг ему показалось, что он начал слышать голос символов, покрывавших металл. Еще бы один миг, один знак, и… Но тут вдруг все оборвалось, закончилось — клинок, едва начавшись, оборвался разломом. Как рука, отсеченная у плеча.

Царевич что было сил сжал губы, сдерживая готовый вырваться стон. Он всем телом, всей душой ощутил непереносимую боль меча, бывшего когда-то великим воином, а ставшего жалким безруким калекой. Бесполезный осколок минувшего, у которого теперь не было даже ножен, когда раздробленный, расщепленный край не входил в них.

— Как это случилось? — спросил Алиор. Его голос дрожал, как если бы искалечило его самого. — В легендах… В них ведь ничего не сказано..! — он бы знал, он бы запомнил, такое просто невозможно забыть!

— Этот меч всегда считался непобедимым, — медленно начал Аль-си, глядя на свой меч. Осторожно погладив его, словно тот был живым существом, он начал медленно заворачивать его в отрез золотой материи, которой он, судя по всему, был укрыт, пока не выскользнул то ли случайно, то ли по собственной воле. — Когда кочевники стали приближаться к столице, когда обнаружилось, что их так много, что ни одно, даже самое отважное войско не сможет им противостоять, отец взял его, в надежде, что меч сотворит чудо…

— Но его ведь можно починить? — проговорил юноша, хотя сам и сомневался. Разве пришить назад человеку отрезанную руку?

— Разве что перековать, — горько усмехнулся царевич. — Только где найдешь древних мастеров?

— Гномы живы до сих пор. Я, пока был маленький, даже встречал их.

— Тебе показалось. Гномов нет. Даже если они и были когда-то.

— Но легенды…

— Это только легенды.

— Как и меч царя-Объединителя?

Альнар тяжело вздохнул, затем чуть слышно проговорил:

— Ты же сам видишь: его больше нет… Брат, нам пора перестать мечтать. И начать жить. Только тогда мы сможем сделать что-то для других.

— Отказавшись от себя? — царевич упрямо мотнул головой. Нет. Он не хотел. Ведь стоит ему хотя бы на миг допустить, что гномы остались лишь в легендах, и он поверит, что и повелителей дня и ночи тоже нет, а тогда зачем все: дорога, вообще жизнь? — Нет, — твердо сказал он. — Мы найдем гномов. И они починят меч.

— С чего бы им? — начал наследник, но затем решительно качнул головой: — Хватит об этом. У нас и других забот полон рот, — он огляделся вокруг, недовольно поморщился. — Куда подевались эти бродяги?

— Они ведь не бросили нас? — неуверенно спросил Аль.

— Ты что! — возмущенно воскликнул наследник. — Как ты можешь не доверять им, после того, как они доверили тебе свои жизни, идя по дорогам, которые ты выбирал!

Юноша даже не смутился.

— Да, я не доверяю людям. Так же, как и ты. Или не поэтому ты не стал говорить Лоту о золоте?

— Я доверил ему нести золото. Тебе не кажется, что это — нечто большее?

Аль пожал плечами. Для него доверие было чем-то полным и безоговорочным. А доверять так можно только самому себе. И то не всегда.

Смерив брата осуждающим взглядом, наследник качнул головой:

— Так нельзя. Невозможно жить, когда все вокруг — враги.

— Я не сказал, что враги.

— Но не друзья!…Лот проиграл тот спор. И совсем не потому, что Рик погиб. Ты так ничего и не понял…

— В отличие от Рика, Лот жив. Почему же ты говоришь о нем так, словно он остался в прошлом? Это твое доверие?

— Дорога изменила его. Если ты не заметил этого.

— Ты хочешь сказать, что прежде он не знал, что такое дружба, а теперь понял? — не сдержавшись, рассмеялся Аль, такой забавной показалась ему эта мысль. Так можно было сказать о ком угодно, но только не о Лоте! Потому что бродяга просто не выживет, если будет один.

— Он выжил, потому что был один, — слова брата заставили его не только растерянно открыть рот, но и вздрогнуть, когда ему показалось, что тот прочел его мысли. — Помнишь, он рассказывал, что все, кто был с ним, попали под лавину.

— Ну и что? — юноша не видел никакой связи.

— Если бы он шел со всеми, то со всеми и умер.

— Может быть, он отстал. Или, наоборот, ушел вперед, — это было так наивно — по одному-единственному событию делать далеко идущие выходы, так не похоже на брата…

— Все может быть, — а тот и не пытался ничего объяснить, доказывая свою правоту. — Только тот, кто в центре внимания всех, обычно говорит мало, привыкший, что каждое его слово ценится на вес золота.

— Как ты, например.

— Мы с тобой — особый случай.

— Это еще почему?

— Из-за нашего происхождения, конечно. Царевича нельзя мерить мерками простых смертных.

— Потому что они особенные? Голубая кровь, белая кость?

— Потому что всегда найдутся тот, кто будет жадно ловить каждое слово будущих владык, набиваться им в друзья.

— Ладно, допустим, но к Лоту-то какое это имеет отношение?

— Вспомни: в начале пути он не замолкал ни на мгновение, словно стремясь выговорится за всю жизнь молчания.

— Конечно: после гибели своих друзей он очень долго был один…

Хмыкнув, Альнар развел руками, показывая, что, раз тот до сих пор ничего не понял, то не поймет и дальше, так что не стоит и пытаться убедить. "Считай, как хочешь", — словно говорил он. Да и не это было главным — не прошлое, а настоящее.

— Настоящее, — прошептал юноша, затем, приподняв брови, пожал плечами. — А что настоящее? Если ты и чему-то пытался научить его, так это ненавидеть тебя.

Брат тихо рассмеялся:

— Ничего ты не понял!

— Так объясни! — нахмурившись, бросил на него недобрый взгляд Аль.

— Нет. Понимай сам. Может быть, тогда поймешь и все остальное.

Алиор открыт было рот, чтобы сказать… Он еще и сам толком не знал, что именно, надеясь подобрать нужные слова по ходу дела, но тут в полумраке мелькнули две быстрые тени, заставив странников напрячься.

— Эй, вы там еще тут? — крикнул один из пришельцев, замахав руками. — А мы вернулись!

— Лот! — узнав голос бродяги, Аль облегченно вздохнув. Он-то испугался — а что если бы это были разбойники? Что бы они сделали вдвоем: обессиленный больной и наивный неумеха?

— Нет, это моя тень! — смеясь, воскликнул тот. Чувствовалось, что настроение у него — лучше и не нужно. — Ну-ка, — он быстро поднял сумки с золотом, одну закинул себе за плечо, вторую передал подошедшему следом Лиину, а затем присел на корточки рядом с наследником. — Тут рядом лесок, а в нем избушка дряхлой старушки. Она назвалась знахаркой…

— Очень кстати, — хмыкнул тот, бродяга же продолжал:

— Хотя, судя по виду, скорее уж ведьма.

— Ведьм не существует.

— Кто ее там знает, существует она или нет. Для нас главное, что она готова приютить нас на ночь.

— И за какую цену? — нахмурился царевич. В отличие от двух его спутников, он совсем не выглядел обрадованным. Может, потому что верил в ведьм и не ждал от них ничего хорошего.

— Рассказ, — ответил за бродягу сын воина. — О том, что случилось в Альмире, что произошло с нами, когда мы шли по горам.

— Это немало…

— А, — небрежно махнул рукой его брат, — подумаешь! У кого-то будет бессонная ночь — и все…Что? — скорее ощутив, чем увидев обращенные на него удивленные взгляды спутников, спросил он. — Мы ведь не собираемся делать из этого тайны! И вообще…

— Это неважно. Пошли, — слишком легко, чтобы не вынудить Алиора задуматься над этим, согласился с ним наследник. Убрав спрятанную к ткани рукоять меча и флягу в мешок, он перебросил лямки через руки, закрепляя ношу за спиной, а затем, при помощи Лота и Лиина, поднялся, постоял несколько мгновений, восстанавливая дыхание, нарушенное резким движением, а потом медленно двинулся вперед, позволяя спутникам вести себя.

Аль-ми, пожав плечами, зашагал следом, на ходу обдумывая странности в поведении брата и не находя им другого объяснения, кроме болезни.

Мрак ночи размыл резкую границу между лугом и лесом, сделав переход таким внезапным, что от него захватывало дух: еще миг назад над головой не было ничего, за исключением далекого черного неба, и вот вдруг заскрипели, зашумели на ветру, переплетясь не то в шалаш, не то змеиный клубок костлявые ветки, покрытые темной холодной листвой.

За ними не было видно ни звездочки, и даже месяц заплутал где-то, растворившись во тьме.

Под ногами путались вылезшие из-под земли корни путались под ногами, кусты цеплялись за одежду, царапали руки и лица, мешая идти вперед. И ни дороги, ни хотя бы какой-нибудь узенькой тропочки, которая облегчила бы путь.

— Нет, эта старуха — точно ведьма, — яростно отбиваясь от летевших ему прямо в лицо веток, недовольно проворчал Алиор. — Человек не может жить в такой глуши!

— А тебе-то не все ли равно: ведьма или не ведьма? — дыша тяжело, с хрипом, спросил шедший перед ним наследник. Проход между деревьями был таким узким, что даже одному продвигаться вперед было трудно, нечего и говорить о том, чтобы идти втроем, поэтому Альнар, выпустив плечи своих спутников, шел сам, опираясь на толстую длинную палку. Лот и Лиин опередили его на несколько шагов, и теперь стояли впереди, дожидаясь, пока наследник их догонит.

— Здесь недалеко, — словно оправдываясь, проговорил бродяга. Он чувствовал себя несколько неловко: надо было раньше подумать, каково будет больному пробираться через бурелом, и подыскать другую дорогу.

Добравшись до них, стоявших, не торопясь вновь продолжать путь, словно специально давая ему время на отдых, Альнар, не возражая, остановился, наклонился чуть вперед, сдерживая рвавшийся наружу приступ кашля и пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

— После того, сколько нам уже пришлось пройти, даже путь до звезд покажется близким, — продолжал Алиор. Он двигался позади всех с таким видом, словно его тянули вперед на веревке.

Юноша никак не мог совладать с просто переполнявшим его чувством недовольства, заставлявшим видеть вокруг лишь плохое.

— Ладно, пошли, — отдышавшись, Альнар двинулся вперед. Он даже не взглянул на брата, не говоря уже о том, чтобы спросить его, в чем дело. А тот мог бы ответить, что ни к чему им идти к ведьме. Всем же известно, что все колдовское племя служит повелителю ночи, наславшему на Альмиру снежное проклятье, приведшему в движение кочевников, становясь причиной всех их бед. А раз так, какой помощи можно ждать от его слуг?

Но никто не обращал на Алиора внимания, словно, выполнив свою миссию — переведя странников через горы, он перестал быть нужным, вновь обращаясь в невидимку, тащившегося позади, в тени и тьме.

Тот надулся, сощурился, глядя вокруг недобрым взглядом, с каждым новым шагом, новым мигом все сильнее и сильнее раздувая свою обиду, так что из маленького огонька она очень скоро превратилась в костер, который, вставая стеной до небес, слепил глаза, не давая увидеть ничего вокруг.

"Ну и пусть, — в кровь кусая губы, думал он, — пусть! Сами потом пожалеют!"

Тем временем впереди показалась полянка, посреди которой стояла маленькая покосившаяся от старости избушка. Она вся была погружена во мрак, лишь в крошечных слюдяных оконцах поблескивал свет, показывая, что жилище обитаемо. Только было в этом красноватом блеске нечто недоброе, настораживающее.

— Ну, здравствуйте, гостюшки, — старуха встречала странников на высоком крыльце. Дождавшись, пока они поднялись по крутым скрипучим ступенькам, она отворила тяжелую дубовую дверь, приглашая внутрь. — Входите!

В полумраке ведьму было почти не видно — лишь неясное очертание, казавшееся таким же нереальным, как тень.

Ее голос был скрипучим и не особенно приветливым. И пахло от нее не то смертью, не то бедой.

Но никто, кроме Алиора не заметил этого. Спроси его, юноша непременно бы сказал, что лучше обойти это место стороной: безопаснее уснуть в волчьем логове, чем в жилище ведьмы. Но никому не было до его мыслей никакого дела. И он, во власти обиды, упрямо молчал.

Однако, в отличие от своих спутников, входить в избушку он не торопился, остановившись на крыльце.

— А ты что? — смерив его тяжелым взглядом, спросила старуха.

— Пожалуй, я лучше тут посижу, — и он опустился на ступеньки прямо у ног хозяйки, всем своим видом показывая, что не поддастся ни на какие уговоры, лучше и не пытаться.

— Как хочешь, парень, — ведьма огляделась вокруг. — Ночь теплая, так что не замерзнешь, а есть захочешь — сам на съестной дух потянешься, — и, оставив юношу наедине с его мыслями, сомнениями и страхами, она вошла в избушку, притворив за собой дверь.

Оглядевшись вокруг, Алиор отыскал журавль колодца, однако направиться к нему не спешил: "А что если вода отравлена?"

Он знал множество сказок, в которых ведьмы стремились опоить-одурманить своих гостей, чтобы потом подчинить себе, превращая в слуг, а то и вовсе в ужин.

— И ты до сих пор веришь в эту чушь? — он вздрогнул не столько от скрипучего голоса старухи, внезапно прозвучавшего за спиной, сколько от ее слов, свидетельствовавших о том, что она прочла его мысли. Юноша поежился, чувствуя себя совершенно голым под пристальным взглядом ведьмы.

— Держи, — она протянула ему плошку каши. — Ешь. Не бойся. Вот, — старуха плеснула себе на ладонь немного еды, слизнула. — Видишь: не отравлено.

Аль пожал плечами. Он не был в этом так уж уверен. Ведьма — не человек. Может, ей яды нипочем.

— Как знаешь, — не настаивая, старуха поставила плошку на ступени рядом с гостем, сама же продолжала: — Если хочешь пить, иди к колодцу. В нем вода чистая. А вот из луж лучше не пей.

— Козленочком стану? — не сдержал улыбки юноша.

— Тот, кто пьет из луж — и так козленочек, превращать не надо. От грязной же воды будешь животом маяться, в нужнике не один день просидишь. Мне, конечно, не жалко. Но тебе это нужно?

Аль, смутившись, отвел взгляд в сторону.

— Что краснеешь, как девица? Такой разговор не нравится? Так сам к нему привел. Хочешь — поговорим о чем-нибудь другом.

Царевич, повернувшись, несколько мгновений смотрел на ведьму. Вообще-то, это могло быть полезным. У кого, как не у слуги повелителя ночи, можно узнать о наложенном на Альмиру проклятии? А знание — половина дела.

— Хочешь, чтобы я рассказал тебе о том, откуда мы пришли, зачем и каким путем?

— Твои друзья уж рассказали.

Юноша взглянул на нее с долей удивления.

"Когда они успели?".

Однако, подняв глаза к небосклону, он с удивлением отметил, что полумесяц успел перебраться через весь горизонт.

"Это что же, половина ночи миновала, а я и не заметил?" — юноша даже растерялся.

— Как быстро идет время! — пробормотал он.

— Во сне — обычное дело.

— Я не спал! — вскинувшись, воскликнул Аль.

— Как скажешь. Только слова твои ничего не меняют… Почему ты так ненавидишь меня? — спросила она чуть погодя, вновь заставив собеседника задуматься. О да, это была именно ненависть. Слепая, замешанная на детских страхах и сомненьях взросления, недоверии и стремлении найти виноватого во всех своих бедах.

— Мои спутники рассказали тебе, что случилось с Десятым царством? — вместо того, чтобы ответить, спросил он.

— Да, — та мягко кивнула, избегая резких движений, как и громких слов. В ее устремленном на собеседника взгляде были те мудрость, понимание и терпение, что даются лишь в конце долгой жизни, да и то не каждому.

— И, несмотря на это, ты не понимаешь, почему я ненавижу тебя?! — воскликнул Аль. Он был слишком молод, чтобы обладать хотя бы долей этих качеств. Более того, он стремился заострить слова, словно те были боевыми ножами.

— Все, что я делаю, это пытаюсь вам помочь. Конечно, тяжело вспоминать о потерях…

— Да при чем здесь воспоминания!

— Но не хочешь же ты обвинить меня в бедах, обрушившихся на вашу страну. Как бы я смогла…

— Ты — слуга своего господина! И в ответе за его поступки!

Старуха помрачнела. Весь ее вид говорил: "Меня обвиняй в чем хочешь, но хозяина не смей!"

Она бросилась защищать его с такой внезапной страстью, что на мгновение даже потеряла контроль над своим спокойствием:

— То, что мой господин — повелитель ночи, не значит, что он — источник зла! В нем столько же добра, сколько и во владыке дня!

— Чушь! — с жаром вскричал юноша. Но в душе его все трепетало, глаза горели: "Неужели это правда? Неужели они на самом деле существуют?" — он, наконец, получил подтверждение своим самым смелым фантазиям: у его пути была реальная цель. Неужели он на самом деле мог начинать в это верить?

Нет. Ему нужны были другие доказательства. И ведьма могла дать их ему.

— Он не насылает проклятья, — не понимая этого, продолжала старуха, — и уж конечно не использует в своих целях людей, будь то кочевники или кто другой! Да и не стал бы он делать ничего подобного, когда люди ему совершенно безразличны!

— Ну да, безразличны! — вот в это он был готов поверить! — Словно муравьи, копошащиеся под ногами, на которых наступаешь, не замечая их!

— Земля одна, а нас, идущих по ней, так много, что нет ни одного безгрешного, — качнув головой, вздохнула ведьма. — Дети идут по могилам своих родителей, и слава богам, что не наоборот. Правители переступают через одних своих подданных, чтобы другим жилось лучше, и слава богам, если ими движет именно это.

— Я никогда ни на кого не наступал!

— А как же муравьи?

— Какие еще муравьи?!

— Те, о которых ты говорил. Крохотные жучки, постоянно занятые своими крошечными делами. Хотя, кто такое муравьи!

Слова ведьмы смутили его. Все, что он смог сказать:

— Это не одно и то же! Люди мыслят, чувствуют, а они…

— Всего лишь букашки у нас под ногами, — она только закончила начатую им фразу, использовав те самые слова, что пришли ему в голову, однако, услышав их из ее уст, он разозлился так, что с силой сжал кулаки, сдерживая страстное желание бросить в лицо старухи ответное оскорбление.

Когда всплеск ярости несколько утих и Алиор вернул себе способность думать, он спросил:

— Ты хочешь сказать, что для повелителя ночи мы — только муравьи?

— Как и для повелителя дня. Любой бог выше нас настолько, насколько мы возвышаемся над букашками.

Юноша открыл рот, чтобы возразить…

Но махнул рукой. Как можно пытаться убедить кого-то в том, во что он не хочет верить? Да и зачем? Хуже другое. Слова ведьмы вложили в его душу сомнения. "Любой бог" — сказала она. Это заставляло задуматься.

Боги могущественны. Они способны сотворить мир и уничтожить его. Они живут своей жизнью, такой же долгой и великой, как вечность. Какое им дело до людей и их крошечных дел?

"Даже если я найду властелина дня, как его убедить обратить на меня внимание?" — от тяжелых мыслей щемило душу.

— Нет! — не выдержав, вскричал он. — Ты специально так говоришь! Чтобы я не продолжал путь!

— Кто тебя держит? — проговорила та устало, ее глаза, обращенные на собеседника, были полны грусти и даже сочувствия. — Может быть, ты и придешь туда, куда хочешь. Вот только исполнит ли это твою мечту?

— Посмотрим, — скрипнув зубами, процедил он сквозь сжатые до белизны губы. — В любом случае, я не собираюсь останавливаться только из-за твоих слов.

— Это нечто большее, чем просто слова. И когда-нибудь ты сам это поймешь. Главное, чтобы тогда не было слишком поздно.

— Не пугай меня, ведьма!

— Что ты, малыш, разве так пугают? Я просто предупреждаю. Потому что чувствую, что твои ошибки могут всем как дорого стоить.

Аль резко вскинул голову. Его глаза блеснули, внутри все затрепетало от внезапного озарения: "Неужели мне все удастся?"

Во всяком случае, это объясняло тот страх, который, как ему казалось, он слышал в голосе старухи.

— Ладно, странник, поздно уже, — та, кряхтя, поднялась. — Пора спать. Как говорится, утро вечера мудренее.

— Иди. Кто тебя держит?

— Эх, парень, парень, — она осуждающе качнула головой. — Негоже так разговаривать. Я как-никак на целую жизнь старше тебя.

— Не я завел этот разговор, — Алиор отвернулся. Он все прекрасно понимал и, вообще-то, чувствовал себя неуютно, однако ничего не мог с собой поделать, слишком уж сильной была вспыхнувшая в нем ненависть.

— Ну-ну, — и, не говоря больше ничего, она, повернувшись, ушла.

Однако тот не долго был один. Прошло всего несколько мгновений, как из избушки вышел Лот. Прищурившись, он внимательно огляделся вокруг, а затем, убедившись, что все спокойно, подсел к царевичу.

— Иди спать. Я подежурю, — проговорил он.

— Эта старуха…

Бродяга кивнул, показывая, что понимает его, а затем добавил:

— Она чего-то недоговаривает.

— Зачем-то она ведь нам помогает.

— Конечно, у нее не может не быть своего интереса. Но, думается мне, по большей части это — любопытство. Сам подумай: для нее мы — по меньшей мере, пришельцы с другой стороны горизонта.

— Мне кажется, она нас боится.

— Вполне возможно. Ведь мы явились из проклятой земли. Мало ли что мы могли принести с собой. А что если беду, которая спешит следом?

— Она ведьма.

— Вот именно. Нам повезло.

— Повезло?! — не выдержав, вскричал Аль.

— Конечно. Вряд ли кто другой пустил бы нас в свой дом…Знаешь. Мне тут пришла в голову мысль. Будет лучше, если мы не станем рассказывать всякому встречному нашу историю. Странники и странники. Мало ли людей бродит по свету в поисках лучшей доли?

— Возможно… — он задумался, после чего кивнул: — …Ты и прав.

— А то ведь не дойдем. Твой брат считает, что самую большую опасность для нас представляет содержимое сумок, я же думаю, что хранящееся в наших головах пострашнее будет.

Алиор взглянул на друга с долей удивления и даже уважения.

"Брат прав: дорога изменяет всех. Даже тех, кто, казалось бы, был просто не способен измениться".

Лот повзрослел, стал не просто серьезнее, но и как-то… поумнел, что ли. Ведь прежде он казался совершенным дураком, не видевшим дальше собственного носа, вернее — желудка. И вот…

— Нам нужен этот отдых, — между тем продолжал бродяга.

— Но утром мы вновь отправимся в путь, — набычившись, хмуро проговорил царевич.

Собеседник взглянул на него с долей сомнения. Его взгляд словно говорил: "Неужели ты не понимаешь, что это невозможно?" Вслух же он произнес:

— Аль-си серьезно болен. Ведьма взялась его вылечить, но на это потребуется несколько дней.

— Но у нас нет лишнего времени!

— Брось, несколько дней — это не годы.

— Нет!

— Подумай сам: с больным на руках мы будем двигаться куда медленнее, чем могли бы! Мы наверстаем эти дни прежде, чем дойдем до столицы!

— Ладно, давай не будем об этом, — нахмурившись, поспешил прервать начавший злить его разговор Аль. — В одном старуха точно права: утро вечера мудренее.

— Давай, отправляйся спать.

— Я лучше здесь, — он прислонился спиной к одному из столбов, на которых держалась резная крыша крылечка, устроившись поудобнее, укутался в плащ.

— Как хочешь, — Лот не возражал. Он и сам чувствовал себя не совсем уютно в жилище ведьмы. Но и снаружи было не лучше. Мало ли какие чудища могли бродить вокруг. Поэтому он был рад, что ему не придется сидеть в полном одиночестве. — Ты прости, если порой я буду пытаться с тобой заговорить. Не отвечай на глупые вопросы. Вообще не обращай на меня внимание. Продолжай себе спать. Это я сам с собой говорить буду. А вслух — чтобы не сидеть в тишине. Хорошо?

Ответом ему была тишина. Взглянув на собеседника, он улыбнулся:

— Спит…