Проснулся я со страхом, давившим на грудь, словно мешок с зерном. Такое уже бывало, и не раз, хотя в основном подобные чувства возникали в связи с очередным делом.
Из дома я вышел в дурном настроении и поднял руку, останавливая кэб. Кэбмен притормозил, однако, глянув на меня, покачал головой и поехал дальше. Что за дьявол? Насупившись, я двинулся пешком к Уингейт-стрит, где всегда стояла длинная вереница свободных кэбов. По дороге мне встретился жующий булочку мальчишка-газетчик. Сунув ему монетку, я взял «Стэндард», забрался в кэб и прочел заголовок на первой полосе:
Человек из Ирландского братства у штурвала «Замка Байуэлл»!
Лондон ждут новые акты террора!
Кэб потряхивало на неровной мостовой, и разобрать мелкий шрифт не было никакой возможности, так что я крикнул кэбмену остановиться. Тот, похоже, меня не слышал. Пришлось рявкнуть:
— Останови кэб, черт тебя побери!
Он натянул поводья, и я быстро пробежал глазами три абзаца, выхватывая наиболее важные строки.
Тимоти Луби хранит упорное молчание по поводу атак Ирландского республиканского братства. Однако из анонимного сообщения, доставленного в редакции газет, стало известно, что ИРБ использовало взрывы в Эдинбурге в марте 1877-го в качестве подготовки к нападению на Лондон.
Джон Конвей, лоцман «Замка Байуэлл», является членом ИРБ. Его имя не раз встречалось в регистрационных книгах Братства, в которых записывают участников его собраний.
Мы уже убедились, что Братство не ограничивается одним нападением; за ним каждый раз следуют новые. Раскаяния от ИРБ ожидать не следует.
Я побледнел и, чувствуя, как затряслись руки, крикнул кэбмену:
— Поехали!
— Слушаюсь, сэр, — раздался грубый голос сверху, и колеса кэба снова загрохотали по булыжнику.
Я сильно сомневался, что кто-то умудрился задать Луби вопрос насчет последних событий. Скорее всего, местонахождение его неизвестно. «Анонимное сообщение» с его паническими догадками во внимание принимать не стоило. Последние строки — глупость, явно рассчитанная на сенсацию и возбуждение в лондонцах чувства страха. А вот упоминание о Джоне Конвее я перечитал еще раз.
В Лондоне наверняка проживает не один человек с таким именем. Однако где газетчики узнали, как зовут лоцмана? Гаррисон им не рассказал бы. От Перселла?
Я застонал. Отмахнуться от факта таинственного отсутствия Конвея невозможно. Как бы ни была мне противна эта мысль, разумно предположить, что лоцман — член Братства. Вероятно, скрывается, чувствуя свою вину в гибели шестисот невинных человек.
Закрыв глаза, я припомнил его дом: аккуратно прибранное жилище вдовца с портретом покойной жены на полочке.
С другой стороны, кто сказал, что дама на фотографии — супруга Конвея? Да пусть даже так — однако она умерла, и, возможно, утрата свела лоцмана с ума, хотя безумие свое он тщательно скрывал. Может, ее убили? Тогда Конвей мог возненавидеть англичан, а особенно лондонцев. Или, допустим, он истово верил в цели ИРБ в части возрождения автономии республики.
Что толку гадать? Конвея надо найти — вот и все.
Субботнее утро я посвятил поиску тела лоцмана «Замка Байуэлл» среди мертвецов в ангаре газового завода. Потом перебрался через реку и посетил мастерские «Карстейрс», где трупы были выложены в длинном бараке без окон, наполненном запахами разлагающейся плоти. Бродить среди мертвых тел — то еще занятие, однако Конвей нужен был мне позарез, и следовало убедиться, что он остался в живых. Цвет волос лоцмана существенно облегчал поиски. Я нашел лишь двух покойников с ярко-рыжими шевелюрами: женщину и ребенка лет восьми. Комитет по крушениям почти справился с задачей извлечения трупов из реки, на что ушло четыре дня. Закончив осмотр, я получил более-менее твердую уверенность, что Конвей жив.
Дальше мне предстояло отправиться по госпиталям. Подобных заведений в Лондоне десятки, и я начал с южного берега, раз уж меня сюда занесло. Первое из них находилось в полумиле от мастерских. Пострадавших, соответствовавших моему описанию, у них не было, зато мне дали адреса еще восьми госпиталей на этой стороне реки, куда доставляли людей после крушения. Ни в одном из них Конвея обнаружить не удалось. Со вторника рыжих ирландцев здесь не принимали и не выписывали.
Солнце уже клонилось к горизонту, на улицы упала вечерняя тень, и я решил прекратить свою экспедицию. День получился долгим, изматывающим, и все же я не мог отправиться домой, не навестив ма Дойл. Следовало поговорить с ней насчет Колина, выяснить, что ей известно. Вдруг мы вместе сумеем найти способ убедить мальчишку, что я способен вызволить его из лап Маккейба?
С самого утра, путешествуя по городу, я прокручивал в голове его слова и гримасы, толковал наш разговор и так, и этак. Как я сам на месте Колина воспринял бы свой побег из Уайтчепела? Что произошло за то время, пока меня здесь не было? Я помнил Колина жизнерадостным плутоватым ребенком. Почему все так изменилось? Конечно, за эти годы я видел его множество раз, но так и не удосужился обратить внимание на копившуюся в нем горечь.
Поднявшись по лестнице к черному ходу, я постучался, но мне никто не открыл. Достав свой ключ, отомкнул замок и толкнул дверь, однако та даже не дрогнула — похоже, изнутри ее чем-то подперли.
— Ма! Элси! С вами все в порядке?
— Иду, иду, Микки! — раздался голос девушки.
Через секунду за дверью что-то заскрежетало, и вход освободился.
Перешагнув порог, я указал на отставленный в сторону стул.
— Это еще зачем?
— Я сегодня одна дома, — пожала плечами Элси, — поэтому заклинила ручку для спокойствия.
— Его что-то могло нарушить? — озадаченно глянул на девушку я.
— Обычная предосторожность.
Я снял пальто и бросил его на стул.
— Где ма?
— Пошла в гости к миссис Маккиббен.
Элси добавила угля в печку.
Хм. Конвея я не нашел, а теперь и ма не застал дома. Что за день такой…
— Чайку? — спросила через плечо Элси. — Боюсь, у нас нет этой горькой гадости, которую ты обычно пьешь.
— От чая не откажусь, — с улыбкой ответил я. — Когда я отказывался?
Элси сверкнула ответной улыбкой и потянулась за чайником. Захлопотала, заваривая чай и расставляя чашки, и все же я заметил, что она искоса на меня поглядывает. А может, и ничего, что ма нет дома… Элси — девушка наблюдательная и практичная, вся в мать, и наверняка о брате-близнеце знает побольше. Ма ведь прошлый раз упомянула, что Колин больше общается именно с сестрой.
Я выдвинул стул. Заметил, что шатающуюся ножку так никто и не починил, и на всякий случай поменял его на другой, крепкий.
— Элси, я вчера вечером видел Колина.
— Неужели?
Она заперла дверь и уселась напротив.
— Нашел его у Пинтона.
Лицо девушки омрачилось.
— Часто он там бывает?
Ее лоб прорезала вертикальная морщинка — в точности как у ма.
— Не знаю, где он проводит время, Микки. Дома появляется редко, иногда даже ночевать не приходит. Значит, говоришь, у Пинтона? — Элси вздохнула. — Я подозревала, что Колин играет. В прошлом месяце он дал ма денег и… хм…
Я понял, о чем она думала. Денег было больше, чем Колин мог заработать.
Другое дело, что источником дохода игру в кабаке считать нельзя, как бы ни был умен Колин. Если он просто собирал выручку с заведений Маккейба, подобным занятием много не заработаешь. Где же он брал деньги? Я почувствовал укол страха.
Боже, надеюсь, Колин не обсчитывает Маккейба… Этак он подпишет себе смертный приговор.
Я заговорил как можно более непринужденно:
— Ма говорила, что Колин всего день-два в неделю работает на доках. Кажется, его постоянное место там занял другой человек.
— Какой там день-два… — усмехнулась Элси.
— Хочешь сказать, что он вообще лишился работы?
Если так, неудивительно, что мальчишка связался с О’Хаганом и Маккейбом.
— Ма ничего не знает, но на доках его нанимать отказались.
— За драку? — догадался я.
— Колин кого-то там ткнул ножом. Говорят, этот человек попал в госпиталь.
Я припомнил синяк на его щеке.
— Поэтому вы и ссорились в воскресенье? Мне показалось, что ты его отчитывала.
— Да нет…
Чайник издал низкий свисток, и Элси, обернув его ручку сложенным вдвое полотенцем, залила кипяток в заварку.
— Он пытался меня поучать, а я этого терпеть не могу.
— Насчет чего он тебя поучал?
— Настаивал, что вместо Имана мне следует встречаться с одним его дружком. Еще чего! Этот парень — мерзкий тип.
— А Иман тебе нравится, я не ошибаюсь? А ты ему?
Элси кивнула, и ее черты сразу смягчились, сказав мне о многом.
— Только Колин его недолюбливает, — продолжил я.
Девушка сверкнула глазами.
— Говорит, что Иман скучен, как телеграфный столб, но это неправда! Я сказала Колину: если под скукой он имеет в виду надежность и порядочность, то ему самому не помешало бы хоть немного такой скуки.
Я тут же представил, как Колина задели ее слова.
Она разлила чай.
— Братцу хочется быть в самой гуще событий. Желает чувствовать себя важной фигурой.
— Это я уже понял.
А ведь Элси права. Желания Колина она угадала точно.
Девушка добавила в мою чашку молока и придвинула ее ко мне вместе с блюдечком. Я сделал глоток. Чай был крепким — в самый раз. Элси откинулась на спинку стула, покусывая ноготь большого пальца. Похоже, еще не выговорилась — надо просто подождать. Я поставил чашку, и блюдце тихо звякнуло — привычный, знакомый звук, который я слышал в этом доме сотни раз. За моим плечом встал призрак Пэта. Я услышал, как наяву, его смех и скрип отодвигаемого им стула.
— Пэт очень тяжело воспринял твой побег, — нарушила тишину Элси. Я глянул на нее; девушка смотрела мне прямо в глаза. — Но Колин переживал еще больше.
— Еще больше? — недоверчиво повторил я. — Но ведь он был совсем ребенком.
— О чем ты говоришь, Микки! — Элси бросила на меня недоуменный взгляд.
Я озадаченно примолк, а она всплеснула руками — точь-в-точь как ма.
— Он тебя боготворил! Господи, Микки… Неужели ты этого так и не понял?
Я в замешательстве уставился на нее.
— Он воображал, что его имя — просто сокращение от «Корраван», — продолжила девушка, перевернув руки ладошками вверх, словно изображая чаши весов. — Колин наблюдал, как ты строгаешь дерево, а потом от него приходилось прятать все ножи в доме, иначе он искромсал бы себе пальцы. Когда ты приходил домой перевязанный после бокса, Колин тоже требовал, чтобы ему наложили повязку. Разве не помнишь? — Она удивленно округлила глаза. — Я сама была еще малышкой, но помню все прекрасно.
Я помотал головой, словно пытаясь прийти в себя после удара. Встав из-за стола, подошел к окну. С улицы просачивался холодный воздух, и я несколько раз глубоко вдохнул, избавляясь от зародившегося в груди горячего стыда. Прикрыл глаза и услышал эхо гордого мальчишеского голоса Колина: «Видишь, Микки? Я тоже потерял пуговицу с рубахи!» Я тогда ответил: «Знаешь, нам обоим следует быть более внимательными. Бедной Элси теперь придется пришивать новые».
Открыв глаза, я бросил взгляд на зубчатую линию крыш за окном.
— Ма рассказывала ему, что заставило меня бежать?
— Конечно, нет, — горько усмехнулась девушка. — Брат не умел хранить секреты даже ради собственной безопасности. Он ведь болтал с кем угодно, мог, например, рассказать, где ма прячет дневную выручку. С него глаз нельзя было спускать.
Я вспомнил чистый, открытый взгляд Колина. Мальчишка настолько доверял людям, что без задней мысли общался с любым встреченным на улице незнакомцем. В то время я списывал его доверчивость на природное дружелюбие, но, вполне возможно, Колин и вправду желал чувствовать свою значимость.
— Да, я помню, Элси.
— О’Хаган не должен был услышать, что мы помогли тебе уйти, — продолжила она. — Он сразу решил бы, что мы знаем, где ты скрываешься. Колин тогда приставал к ма весь вечер, и она наконец сказала, что тебе просто надоело работать в порту. Куда ты ушел, она, мол, не знает, но наверняка ты пришлешь весточку после того, как устроишься.
— Что он ответил? — обернулся я к Элси.
Она глянула на меня с сожалением, словно решала, стоит ли рассказывать, но я не сводил с нее глаз.
— Ничего. Вообще ничего не сказал. Потом я слышала, как он плакал ночью в постели. И не один раз, Микки…
Значит, мы с ним оба чувствовали себя несчастными первое время после моего побега.
Мои мысли перенеслись в тот день, когда мы вновь увиделись с Колином. О’Хаган выяснил, что полицию на боксерский клуб навел не я, и заявил, что не будет меня преследовать, если мне вздумается вернуться. Я тогда сразу прибежал к Дойлам, и ма с Пэтом и Элси бросились меня обнимать прямо у порога. Колин же сидел на стуле у очага, выстругивая себе свисток или что-то в этом роде. Я вытащил из кармана полицейскую трещотку — думал, ему понравится. Мальчик взял ее, пару раз тряхнул и, поблагодарив, вернулся к своей поделке. Я взъерошил его волосы, полагая, что он просто увлекся. А на самом деле получается, что его деланое равнодушие было признаком глубокой обиды.
Я вспомнил вчерашний разговор с Колином. Похоже, мальчишка по-своему, окольными путями, намекал, что я уделял ему недостаточно внимания. Тут не поспоришь. Вот только какой период он имел в виду — свое детство? Или последнее время?
Вернувшись к столу, я поднял чашку. Чай уже остыл, но горький привкус во рту удалось заглушить.
— А ты что знала о моем уходе?
— Ну, я — другое дело. Я ведь была здесь, когда все случилось. Мы с ма стояли в лавочке за прилавком, а потом пришла миссис Мерфи с новостями.
Я смутно вспомнил тучную женщину с туго закрученным на затылке пучком темно-рыжих волос.
— Она сказала ма: «Мэри, в заведении О’Хагана вчера вечером прошла облава, и теперь его люди разыскивают Микки». — Элси нервно крутила завязку своего передника, пока не скатала ее в тугой клубок. — Я-то была еще маленькой, а ма тут же поняла, что это значит. Она побледнела, испугалась, и до меня дошло: случилось что-то очень плохое. Но ты ее знаешь. Ма быстро приняла решение — попросила миссис Мерфи присмотреть за лавкой, а сама полезла в кассу, достала деньги и на секунду замерла. Наверное, опечалилась, что там не слишком много.
У меня в горле встал комок, и я, дважды сглотнув, выдавил:
— Там было достаточно. Более чем достаточно…
— Ну вот, она схватила меня за руку и потащила наверх. Сказала собрать твои вещи и сложить их в мешок, который лежал у нее под кроватью. Я быстро содрала твою одежду с крючков и свернула ее аккуратно, как могла. Еще помню, как подумала: хорошо, что сегодня понедельник — все еще чистое после субботней стирки. Вытащила твой нож из-за сундука и бросила его на дно мешка. Ма тем временем завернула тебе еду и положила ее сверху.
Я мысленно представил себе эту сцену: ма Дойл проворно режет сыр и хлеб длинным ножом и заклинает Элси поторапливаться.
— Я спросила, все ли с тобой будет нормально, и она замерла вот здесь. — Элси указала на конец стола. — Приложила руки к животу, будто вдруг почувствовала себя плохо. «Господь защитит Микки, — сказала она, — но мы тоже должны ему помочь».
Элси криво улыбнулась, от чего у нее на щеках образовались ямочки.
— Не знаю, кому ма собиралась помочь — тебе или Господу, но, похоже, до нее дошло, что мне обязательно нужно объяснить, в чем тут дело. Я ведь могла к кому-нибудь пристать с расспросами, если она промолчала бы. Она спросила, помню ли я, как ты рассказывал про О’Хагана. Я ответила, что да, помню. Ма прошептала, что тот хотел заставить тебя делать очень плохие вещи, а ты отказался. Тогда О’Хаган разозлился, поэтому тебе и приходится бежать. Конечно, это была лишь часть правды, но мне этого вполне хватило.
В глазах Элси заплескалась печаль.
— Я знала, что ты боксировал в его клубе, и думала, что вы друзья, но ма сказала: «О’Хаган ни с кем не дружит. Он — настоящая змея». Посмотрев ей в лицо, я поняла, что тебя убьют, если ты не скроешься.
Она тяжело вздохнула.
— Потом она взяла меня за плечи, глянула мне в глаза и заявила, что ты не хочешь нас покидать, но такова судьба. На время тебе придется уйти, и нам не следует из-за этого грустить и не нужно на тебя злиться. А еще никому нельзя рассказывать, что мы слышали про облаву и помогли тебе убежать. Особенно Колину. — Элси перевела взгляд на шкаф у плиты. — Ма нашла пару старых папиных ботинок, сказала, что они придутся тебе как раз впору, а у моих братьев нога меньше.
Я вспомнил эти ботинки. Коричневые, с хорошей толстой подошвой. Мне еще тогда подумалось — откуда они вдруг взялись? Я давно о них забыл. Ботинки сто лет как пришли в негодность — сначала появились дырки на подошвах, а потом, когда они стали тесны, разошлись швы.
— Она дала мне деньги, которые на самом деле не могла себе позволить отдать, — пробормотал я.
— Ага, и еще забрала у меня семь пенсов, которые я заработала вышивкой, — улыбнулась Элси. — Можешь теперь меня поблагодарить.
Она шутила, но в глазах у меня запекло так, что пришлось отвернуться и долить кипятка в заварочный чайник. Девушка с сожалением хмыкнула:
— Я шучу, Микки. Очень рада, что смогла поучаствовать, тем более ма утверждала, что мои семь пенсов тебе обязательно помогут. Так что я была очень горда.
Совершенно в стиле ма: она всегда давала понять, что видит твой вклад в общее дело, и всех нас в таких случаях и впрямь переполняла гордость.
— Потом она оставила меня с миссис Мерфи и побежала искать тебя в доках, — завершила свой рассказ Элси.
Я снова вернул чайник на плиту, а заварку поставил на стол.
— Каким же я был глупцом! Даже представить себе не мог, как тяжело вам дался мой побег. Мне чертовски жаль, Элси…
— Не надо, Микки, — возразила она. — Твоей вины тут нет. Ты всего лишь послушался ма. — В ее голосе звучало сожаление. — Она говорила, что ее рассказ в порту заставил тебя испугаться. Потом жалела об этом — вроде как не следовало нагонять на тебя страху. Но, с другой стороны, если ее слова побудили тебя найти безопасное убежище — значит, все было сделано правильно.
— Ты сказала, что Пэт и Колин тяжело приняли мой уход, — вздохнул я. — А что потом чувствовала ты, Элси?
Она отхлебнула из чашки.
— Ах, я ведь девочка, у меня не такая потребность в старшем брате, как у мальчишек. Тем более ты до побега научил меня счету и грамоте, так что потом я уже могла учиться сама.
— Ты всегда была самой умненькой из нас.
— Когда ты учил меня умножению, говорил совсем другое, — ухмыльнулась Элси. — И все равно я его в итоге освоила.
— Терпения мне всегда не хватало, — смущенно заморгал я.
Склонив голову к плечу, она посмотрела на меня совершенно как Белинда. Ощутив на себе подобный взгляд, понимаешь: женщины — средоточие добра и понимания в этом мире.
— Ты терпел меня, как умел, Микки. И мне этого было достаточно.
Я поблагодарил ее кивком и обвел взглядом комнату.
— О’Хаган меня тогда не искал? Сюда не заявлялся?
— Во всяком случае, я об этом ничего не знаю, — вдруг испугавшись, пробормотала девушка. — Ма ничего такого не говорила.
— Хм…
— Должно быть, он быстро сообразил, что ты его не выдавал.
— А такой план у меня был, — признался я. — Только ма твердила, что это верный способ сыграть в ящик. О’Хаган того не стоил. Зачем из-за него умирать?
— Верно, Микки.
Элси вновь наполнила наши чашки дымящимся кипятком.
— Ма ведь рассказала Пэту, почему мне пришлось уйти?
— Рассказала. Через некоторое время он согласился, что это правильно.
— Согласился… — повторил я.
Пэт никогда не давал понять, что на меня сердится, наоборот: говорил, как рад, что я остался в живых. Я все еще видел его яркую улыбку и чувствовал его дружескую руку на своем плече.
— Он сначала настаивал, что тебе не следовало бежать, — вздохнула Элси. — Да ты ведь знаешь Пэта. Он не сомневался, что вдвоем вы дадите отпор О’Хагану и уладите недоразумение.
Да, в этом был весь Пэт — считал, что любую проблему можно решить кулаками.
— Ма заявила, что он просто чертов придурок, — покачала головой девушка. — А потом ты написал, что у тебя все хорошо, и Пэт перестал нести чушь. Разумеется, в тот день, когда от тебя пришло письмо, ма пришлось удерживать его силой, иначе он сорвался бы в Ламбет.
Я посмотрел на свои руки. Большие натруженные кисти со шрамами и разбитыми суставами, которые ныли в непогоду. У Пэта руки были меньше и тоньше, зато ловчее моих. Помню, как он подпирал колесо левой ногой, перекидывал мешок с плеча на деревянную тележку и привязывал его плоским узлом так быстро, что дольше об этом рассказывать.
— Микки… — неуверенно произнесла Элси, и я поднял взгляд. — Почему ты ушел именно в Ламбет?
По выражению ее лица я понял: причины моего побега девушка знала, однако до сих пор гадала, имелось ли у меня намерение рано или поздно уйти, разработал ли я план заранее.
— Ноги привели. Дальше сил бежать не было.
За окном стемнело, и в свете лампы большие глаза Элси поблескивали любопытством. Похоже, за то время, что я молчал после ухода из Уайтчепела, здесь бродили самые разнообразные догадки — в основном неверные. Сейчас мне ничто не мешало рассказать о прошлом. Дело давнее, и острота переживаний уже поблекла.
— Я бежал два дня подряд. Знал, что О’Хаган отрядил своих людей прочесывать Уайтчепел и Севен Дайлс, так что пришлось отправиться на другой берег. Переночевал в подвале какого-то склада, где кишели крысы, и понял, что нужно немедля найти работу. Припасы закончились, а деньги проедать не хотелось — кто знает, что меня ждало впереди. Вдруг придется уехать еще дальше… Можно было сесть на поезд и покинуть Лондон, но…
— Значит, у тебя был план, — заметила Элси.
— Я не собирался уезжать далеко от вас, так что на следующее утро снова пошел пешком.
— Ну да, конечно.
— Что ты хочешь сказать? — откинулся я на стуле.
— Ты всегда начинал бродить, если тебя что-то беспокоило. — Она улыбнулась, заметив мое удивление. — Ма говорила, что прогулки помогают тебе проветрить голову. Помню, как-то ночью спала с ней, а она точно бодрствовала — я могла сказать по ее дыханию. Ждала, когда ты придешь домой.
— Все-то ты подмечала…
— Ну, чем еще было заняться маленькой девочке? — Элси разлила остатки чая. — Как же ты нашел работу в полиции?
— Прошел милю или около того и наткнулся на полицейский участок Ламбета. У входа стоял молодой парень в форме, и он… — Я заколебался. — Он ничем от меня не отличался.
— Тоже ирландец?
— Нет, такого же роста, и сложен как боксер. Я прошел внутрь и вежливо осведомился, не ищут ли они новых полисменов, а сержант отвел меня к мистеру Гордону, суперинтенданту. Мы поговорили, и он спросил, не в бегах ли я.
— Ты рассказал?
Я коротко усмехнулся, припоминая свой первый день в Ламбете.
— Сперва решил скрыть, потом стал путаться, а мистер Гордон поднял руку и предложил начать сначала.
Элси хмыкнула.
— Я все-таки собирался наплести ему с три короба, но, слава богу, передумал. Конечно, о некоторых подробностях умолчал, но признался, что участвовал в кулачных боях и сбежал, потому что владелец клуба приказал мне сдать бой. Сказал, что ослушался, и хозяин на меня жутко разозлился. Поэтому, мол, я и решил подыскать что-нибудь получше. Не стал говорить, что О’Хаган заподозрил меня в крысятничестве и вознамерился прикончить.
— И что было дальше? — с любопытством спросила Элси.
— Он поинтересовался, знаю ли я счет и грамоту, и я показал, что владею и тем, и другим. Гордон заставил меня письменно пересказать одну газетную статью. Потом попросил побоксировать с сержантом Лэндри, чтобы убедиться, что я могу за себя постоять. Вот, собственно, и все. — Я улыбнулся. — Мне повезло, что в тот день в участке был Гордон, а не старший инспектор Мосс. Тот ненавидел ирландцев и наверняка вышиб бы меня на улицу, но Гордон никакого предубеждения не выказал. Мне подобрали комплект формы, и моя служба началась. На деньги, которые дала ма, я оплачивал жилье, пока не получил первый заработок.
— Ты никогда об этом не рассказывал, — заметила Элси.
— Ты никогда не спрашивала.
Мы немного помолчали, а потом я наконец задал вопрос, с которым пришел в дом Дойлов:
— Насколько глубоко увяз Колин? Я имею в виду его связь с Маккейбом.
Элси замерла.
— С Маккейбом? По-моему, Колин не входит в его шайку. Он забирает выручку из букмекерских контор, которыми заправляет О’Хаган. — Она поморщилась. — Едва выбила из него это признание.
— Элси, — сказал я как можно мягче. — О’Хаган передал мне с Колином записку, просил встретиться. Только на самом деле поговорить со мной желал Маккейб, а тот никогда не поручил бы О’Хагану привлечь Колина, если они лично не знакомы.
— И ты… виделся с Маккейбом? — побледнела девушка.
— Вчера вечером.
Она съежилась на стуле, и мое сердце облилось кровью при виде ее несчастного лица.
— И что… что от тебя хотел Маккейб? — сглотнув комок в горле, выдавила Элси.
— Рассказал, что в Чепеле убивают его людей. Спрашивал, не замешаны ли в этом детективы из Ярда, а они, естественно, тут совершенно ни при чем.
— Он как-то упоминал имя Колина?
— Нет, ни разу, — честно ответил я.
Элси облегченно вздохнула.
— Понимаю, почему он тебя расспрашивал. Все-таки четверо убитых за последние две недели.
— Четверо? Маккейб вроде говорил о троих…
— Еще одного нашли сегодня утром в садах Святой Девы Марии с пулей в голове, как и прочих. Я слышала об этом от миссис Макгарри, а потом еще прочла в газете. Один из четверых застреленных — племянник Маккейба.
Хм, значит, тут дело личное. Интересно, который из четверых?
— Газета сохранилась?
— Нет, прости. Потратила, когда разжигала очаг.
— Что еще там было написано?
— Ну, что ирландцы сцепились между собой, — неуверенно ответила Элси. — Правда, погибли только люди Маккейба, так что, по-моему, это вряд ли. Никто не пойдет против Маккейба. — Она подперла подбородок ладонью. — Ведь так, Микки?
Ирландцы против ирландцев? Я сказал бы, что такое невозможно. Другое дело, если внутри банды произошел раскол.
— А что за газета? — спросил я.
— «Обсервер».
Снова «Обсервер»!
На церкви Святого Ботольфа зазвенели колокола, напомнив, что час уже поздний. Вечерние приемы у Белинды по субботам начинались точно в восемь, а мне хотелось увидеть ее до того, как соберутся гости. Я поднялся и снял пальто со стула, которым Элси заклинивала ручку двери.
— Так почему ты на самом деле строила баррикады? Неужели сюда заявлялся О’Хаган? А если не он, то кто? — По лицу девушки пробежала странная тень, и я спросил тверже: — Элси, кто здесь был? И когда?
— В среду вечером, — призналась она. — Заходили лишь раз, и я не уверена, что это люди О’Хагана. Они не представились.
— Сколько их было?
— Трое.
— Господи Иисусе… — присвистнул я. — Они тебе угрожали?
Элси поспешно покачала головой — на мой взгляд, слишком поспешно.
— У одного из них был пистолет. Вот здесь, — она тронула пояс своего платья. — Но он до оружия даже не дотронулся. Эти парни хотели знать, где Колин.
Снова огнестрельное оружие в Уайтчепеле… По моему телу прокатилась волна страха, заставив затрястись кончики пальцев.
— Как они вошли? Дверь была не заперта?
— Я только вернулась с рынка с полными сумками, и они ворвались вслед за мной.
У меня по спине снова пробежал холодок.
— Элси…
— Знаю, знаю! — перебила она. — Просто такого никогда не случалось! Было еще светло — всего-то половина четвертого.
М-да, верно говорила ма: времена меняются.
Я тяжело выдохнул. Уже не первый раз пожалел, что не могу убедить Дойлов перебраться поближе ко мне или просто в другой район. Ма твердила одно и то же: у них здесь вся жизнь — и лавочка, и церковь, и друзья.
— Почему ты мне сразу не рассказала?
— А что ты сделал бы? Это как раз был день после крушения «Принцессы Алисы»! К тому же они не собирались причинять мне вреда.
В тот раз — не собирались… Я перевел взгляд на запястье Элси и снова посмотрел ей в глаза.
— Ма знает?
— Нет. — Девушка вскинула голову. — И ты ей не говори. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Не буду. Но обещай меня известить, если такое еще раз повторится. И домой заходи через вход в лавочку.
— Я так обычно и делаю.
— Скажешь ма, что меня видела? — попросил я, натягивая пальто. — Буду думать над тем, как помочь твоему брату.
Судя по тому, что рассказала Элси, уход Колина из банды пойдет Дойлам во благо.
— Конечно, Микки. — Она протянула мне шляпу. — Спокойного тебе вечера.
Я остановился, положив ладонь на ручку двери. Элси стояла рядом, приготовившись запереть за мной замок и забаррикадироваться.
— Хорошо, что удалось тебя застать. — Я обнял ее за плечи и чмокнул в макушку. — Ради бога, будь осторожна.
Она кивнула, и я вышел на лестницу. Шагнув на третью ступеньку, услышал, как Элси возится со стулом.
Ужасно, что ей приходится принимать подобные меры…