Подарок рыжей феи (СИ)

48

*****

По приказу капитана, Розанчик занял пост наблюдения. Паж в душе надеялся, что неизвестный корабль — их "Дельфиниум". Тем более что с виду так и казалось.

Виола ушла играть с девочкой; Гиацинт и Джордано рассчитывали время до взрыва.

Отмерив локоть шнура, подожгли его и установили, что горит подозрительно быстро. Неизвестно, какой смолой он пропитан, но вспыхнул, как бенгальская свечка. Отрезок длиной в локоть сгорел за пятнадцать секунд. Стало быть, обеспечить минут десять для отступления могут почти пятнадцать метров шнура или сорок локтей. А тот, который нашла Омела, в длину всего шестнадцать локтей — чуть больше шести метров.

— Весело! — двинул бровями Гиацинт после этих расчётов. Джордано беспечно шмыгнул носом:

— Как-нибудь успею…

— Я твоей башкой рисковать не намерен, ясно? — рассердился капитан. — Герой!

Он поднял глаза к небу, проверяя расчеты:

— Значит так… Слушай и запомни: на этой ниточке — (сжал в ладони моток шнура), — не твоя жизнь держится, а наша. Всех, понимаешь?

Когда влезешь на борт, на "Геснере" не должно быть ни души, это очень важно. Как сделать, ещё не знаю. Думай!

Берёшь у девчонки ключ, пробираешься в каюту… Картинку вот эту хорошо изучи — (показал на стену, где нарисован путь внутри "Геснера"), — откроешь дверь отсека с боеприпасами… (Молодец Неро, сообразил на случай бунта!) Там тебя интересуют не гранаты, а бочонок с порохом. Шнур будешь подводить к нему.

— А они взорвутся?

Гиацинт усмехнулся:

— Если хорошо поджечь, всё взрывается, даже моё терпение. Слушай дальше: бочонок тебе надо открыть. Зубами, когтями, чем хочешь, но открой. Возьмёшь мой кинжал, твой флорентийский не потянет…

Уложи шнур змейкой на полу каюты, чтобы не очень близко изгибы друг от друга и не загорелись раньше времени. Да осторожней, там сейчас всё перекошено, корабль-то лежит на боку.

Дальше самое главное: возьми у Омелки сумку (я видел, таскала она что-то подходящее), если не найдёшь, сделай мешок хоть из рубашки. В общем, что-то, куда можно насыпать побольше пороха.

— Зачем? — поинтересовался Джордано.

— Затем, что отсыплешь туда чуть ли не полбочонка, если он маленький. В бочонок опустишь пару гранат и подведёшь внутрь шнур. А порохом начертишь от конца шнура дорожку по всему кораблю и по трапам! Только не по ступенькам, ясно, а с боку. Соображаешь?

— Угу. Я понял, надо удлинить шнур, да?

Гиацинт вздохнул:

— И время тоже. Смотри, чтоб ни одна крупинка не сдвинулась: палуба ведь наклонная. Что хочешь придумай, но чтобы никаких разрывов в дорожке. Иначе всё полетит к чёрту, но совсем не так, как предполагается.

— Я постараюсь, — заверил Джордано. — На самом наклонном месте уложу шнур, ему всё равно. По лестнице будет просто провести дорожку, а на палубе… ну, насыплю побольше.

— И там, где начинается шнур, тоже побольше пороха, — заметил Гиацинт. — Не жалей. Если взлетят гранаты, а дальше — крюйт-камера, сам бочонок, не так важен, лишь бы запустил всё, хоть и полупустой будет. Можешь поставить на него ящик гранат… хотя нет, лучше внутрь, а то ещё грохнется раньше времени…

В общем, шнур поджигай, когда сам уже будешь в воде, причём, проведёшь пороховую дорожку к порту, от которого ближе всего к берегу. Посмотришь, если горит — порядок, больше не жди. Стрелой ко мне!

На всё тебе даётся пять минут, больше у нас времени нет. Шлюпка будет ждать на плаву. Извини, но ты и Розанчик — на вёсла. Мне из-за подарка Тацетты там делать нечего, — капитан зло покосился на свою правую руку: — Сяду у руля, на корме.

Джордано помолчал, запоминая.

— Хорошо. Где ты будешь ждать?

— Давай прикинем…

Они влезли на край оврага. Гиацинт указал подбородком на склон:

— Вон, видишь, ступенька на склоне, прямо против "Геснера". Отсюда — гладкий откос, а со стороны форта кусты какие-то растут, вроде акации.

— Да, вижу. Хорошее место.

Гиацинт, прищурившись, смотрел на долину:

— Только приедет патруль и уйдут люди с "Геснера", мы туда и полезем. А ребята — к шлюпке. Когда скроются все за воротами форта, и часовой на вышке на секунду отвернётся — летишь к кораблю. И всё, за кормой тебя не видно.

— А часовые?

Гиацинт выразительно посмотрел на друга:

— Не знаю, надо их как-то убрать.

— Слушай, — просиял Джордано, — пусть их Омела позовёт! Скажет, что Неро` ждёт всех в форте, их тоже.

— Мысль, — одобрил Гиацинт. — Плохо только, что она будет перед взрывом по берегу болтаться. Я рассчитывал сплавить её окончательно.

Они вместе скатились ко входу в пещеру.

— Девочки, как поживаете?

— Прекрасно! — ответила Омела.

Виола подвела её за руку. Гиацинт спросил:

— Во что вы играли?

— Во фрейлин и принцесс.

— Да, — подтвердила Омела. — Мама была фрейлиной, а я — принцессой.

— Какая она тебе мама? — возмутился Гиацинт. — Виоле только семнадцать. Она что ж тебя в двенадцать лет родила?

Малышка наивно раскрыла глаза:

— А разве так не бывает?

— Гм, бывает, конечно, — иронично почесал бровь Гиацинт. — Но довольно редко…

— А я вообще — редкий ребёнок! — заявила Омела.

— Что есть, то есть! — подтвердил он и взял малышку за ручку. — Солнышко, — граф серьёзно смотрел в глаза девочке, — можешь сделать одну вещь…?

— А что будет, если не получится?

— Тогда ты нас погубишь, — спокойно ответил он.

Омела широко раскрыла глаза:

— Совсем? И тебя?

— Да, всех.

— А, тогда, конечно, могу, — она легкомысленно отмахнулась.

— Тогда… — Гиацинт поднял её на руки; их лица стали на одном уровне. Омела чуть выше. Глаза в глаза.

"Мда… А ведь если всё получится, мы никогда с ней больше не увидимся", — подумал он, глядя в большущие чёрные глаза Омелы, где прятались все кельтские тайны, как в пещерах друидов. Она так же, не мигая, смотрела на Гиацинта, как тогда, в первый раз, но теперь он сам хочет поставить между ними решётку. Вот сейчас опустит её на землю и…

Со стороны он слышал свой голос, ровный, как всегда, даже слишком:

— Омела, иди сейчас в форт, и когда все соберутся во дворе, позови часовых с "Геснера", скажи, что принц приказал собраться всем.

— Позову, — кивнула она. — Потом возвращаться?

Как сквозь сон он услышал слова, сказанные чужим голосом:

— Нет, ты спрячешься там, за воротами.

— Надолго? — спокойно спросила Омела, ожидая дальнейших инструкций.

Что было отвечать?

Сказать "навсегда" и провалить всё дело или пообещать, что он придёт за ней потом и заберёт с собой?

Гиацинт сам знал, что врать он не умеет. То, что язык не повернётся сказать, это дело десятое, весь вопрос в том, что Омела ему не поверит! Взрослые как-то всегда умудряются обманывать детей, но он же… Мальчишка!

Спасло то, за что он получил золотой диплом в Оранжерее. То, за что его обожали все учителя изящных манер, которые он ненавидел. Розанчик завидовал блестящему умению графа Ориенталь "говорить правду с другой стороны", когда невозможно соврать. И на вопрос Омелы, долго ли ей оставаться в форте, он честно ответил:

— Ты подождёшь сигнала. Когда будет жуткий грохот, будто упала гора, можешь выходить. Только осторожно, обещаешь?

— Хорошо, — кивнула она. — Ну, всё, я пошла.

Гиацинт опустил её на землю.

— Счастливо…

— До встречи! — с ударением сказала девочка.

Он молча помахал рукой и когда убедился, что Омела ушла, отвернулся:

— Прощай…

Странно, они прощаются навсегда уже второй раз, но теперь, всё совершенно иначе. В прошлый раз девочка была никем, феей, а теперь они познакомились по-настоящему.

Виола тронула его за плечо. Гиацинт стоял, упрямо засунув руки в карманы, и всё его внимание поглощало созерцание гравия на земле, который граф перекатывал носком сапога. Туда-сюда… Почувствовав прикосновение жены, он оглянулся.

— Что вы решили? — мягко спросила Виола.

Муж неопределённо качнул локтем:

— Она согласилась. Позовёт часовых.

— А ты?

— Что, я?

— Что будет с девочкой?

Гиацинт каменно-спокойно ответил:

— Не знаю. Останется в Сен-Тюлип, с Неро`.

Жена снова промолчала.

Джордано укладывал вещи. Продукты, свернул кольцами шнур для взрыва корабля; ключи от двери кабинета и от потайной дверцы завязал в полотняную салфетку вместе со спичками. Супруги Ориенталь подошли и предложили свою помощь.

— Да нет, спасибо, я уже всё собрал. Виола ты возьмёшь пачки галет и наши вещи, Розанчик — бутылки с водой и вино, и будете ждать нас в шлюпке.

Они поделили оружие: Джордано взял трофейный кинжал Гиацинта, кольт оставили для Розанчика, Виола взяла себе второй, в дополнение к пистолету, и Гиацинт взял ещё один кольт, теперь их у него стало два.

— В одной руке, — пошутил он, повертев оружие. — Вот интересно, у них вся команда вооружена этими револьверами, наверное, тоже купили партию оптом, как гранаты.

— Видимо так, — Виола сжала его левую ладонь: — Смотри!

Розанчик махал им, спустившись ниже по склону. Значит, вернулся патруль.

— Пора, — сказал Гиацинт, и друзья в последний раз обернулись на вход в пещеру. Что бы ни было, сюда они больше не вернутся.

Джордано снял камзол и рубашку, чтобы не стесняли движений. Пристегнул к руке часы, узелок с ключами и спичками, не рискуя складывать всё в карман, чтобы случайно не утопить спички.

— Сапоги оставь, не снимай, — хмуро посоветовал Гиацинт. — Там заноз полно, а сейчас, тем более, — смола. Может быть, и на палубе краска.

Сам также решил снять камзол, чтобы не мешал, когда надо будет очень быстро стрелять. Да и руке, чем холоднее, тем лучше, меньше болит. Снимая, снова зацепил рану и, скрипнув зубами, зашипел от боли.

Виола услышала и протянула руку:

— Давай помогу.

— Помоги, — усмехнулся муж. Сунул за пояс оба кольта и поцеловал жену в знак благодарности. Виола задержала руку у него на груди:

— Будь осторожен.

— Угу. Вы тоже.

— Знаешь, — она опустила глаза, — мне бы правда хотелось такую дочку. Жаль, если наша жизнь оборвётся сегодня вечером.

Он взял её руку в свою:

— Считай, что мы всё в жизни успели. Ведь Омела уже называла тебя мамой, значит… — Он подмигнул: — Всё будет хорошо. Идём, уже пора…