Пожарский-2

01. ФЛЭШБЭКИ — СТРАШНАЯ ВЕЩЬ!

НАШИ ЛУЧШИЕ СТУДЕНТЫ

Интересно, в других группах студенты по обмену тоже есть, или всех примечательных персонажей сплавляют на непопулярный боевой факультет? Типа: вас и так мало, не перетру́дитесь тут? Но из тридцати двух — пятеро, это ж приличный процент. И если не считать сходу выкаченных претензий от альвов — всё чинно-важно, здрассьте-здрассьте, мы очень рады, тыры-пыры — и-го-го. Да и альвы-то, наверное, чисто в силу природной наглости выступили: ну, а вдруг, прокатило бы?

Я завёл ручку-самописку и принялся рассматривать камешки, которые Кузьма принёс, размышляя, что я и сам хорош, и нежным одуванчиком отродясь не был, даже когда нас со Змеем в первый пробный обмен послали.

Ну, с другой стороны, первому блину комом быть и полагается.

852 года назад

Эта идея мне с самого начала не понравилась.

Во-первых, согласия ни у кого не спросили, тупо поставили перед фактом. Царевич, едете вдвоём: ты и Змей. Во-вторых, эта, мать её, поездка не освобождала от экзаменов. Типа, ты начинающий, перспективный маг, вот и крутись как хочешь. В-третьих, вообще не было понятно: чего от поездки ждать? Но декан сказал: «Надо!» — и мы полетели.

А! Ещё способ доставки страшно порадовал.

Таких огромных птиц я ещё не видел. Я даже заглянул в тонкий план. Удивительно, но никаких магических вмешательств. Просто огромная тварь. Интересно, что она жрёт (вернее, кого)? Надеюсь, не студентов по обмену…

В маленькой кабинке на спине исполина было ветрено и холодно. Впрочем, смуглого горбоносого пилота, одетого в перья и лоскутки шкур, это вообще не волновало. Я слегка толкнул Змея в бок:

— Обратил внимание на клюв?

— Ты про нос пилота?

— Остолбень королобый, нашел время шутить! Я про птицу.

— Сам такой. Обратил, конечно. Чем они на родине питаются? Такая туша коровы три за раз, наверное, сжирает…

— Может, у них там водятся крайне здоровые коровы…

— Ну да, ну да…

— Ты спросил у ректора: куда мы?

— Спросил, а он мне сказал, что это испытание. И даётся это испытание самым сильным. Новая программа какая-то, студенческий обмен премудростями.

— Да не о том речь! Куда летим?

— Да не знаю я. Но морды похожие в книге народностей видел. Кажись, они эти… Солнцепоклонники, что ли?

Ядрёна-Матрёна!

— Скажи мне, что ты пошутил.

— Да я серьёзно. Очень уж типаж характерный. И называются, — Змей покрутил головой, настраиваясь, — щас, главное, язык не сломать… Теотиуаканты…

Услышав последнее слово, возница встрепенулся и обвёл нас внимательным взором.

— О! Смотри, как встрепенулся. Кажись, они и есть. От же ж, куёлда елдыжная, свезло так свезло!

— А чего такого-то? — Змей удивился. — Да и пусть на своё солнце кланяются, нам-то с того…

— Эх ты, Змеюшко… И в кого ты у нас такой наивный? У этих ребяток очень занимательные практики жертвоприношений.

— Да мало ли кто… — Змей обиделся. — И что теперь? Я, может, и сам, когда по Малой Азии ездил… курочку там… Её, между прочим, даже съесть потом можно!

— Читать надо больше. У них не кур. И даже не коров. Да-да, самых натуральных человеков, причём, с особой жестокостью. Может, и жрут их потом, но это не точно. Такие же простые и честные красавчики, как наш славный пилот.

— Вот же пиштец, — пробормотал Змей. — И это нас туда по обмену? Декан, маракушка, приедем я ему нашествие мышей обеспечу!

— Вот на этом он тебя и спалит. Кто у нас сильнейший зооморф на потоке?

— Ту я же не сам в мышь превращусь…

— Змей, вот только не надо мне на уши приседать. Знаешь, что тебя выдало? Я когда свитки по призыву брал, там на полях, твои комментарии и заметки! Ты хоть стирай их, прежде чем сдавать в библиотеку! Такого корявого почерка на потоке больше ни у кого нет.

— Мда. Спалился. Но мышей я всё равно призову.

— Да потом-то делай что хочешь, нам бы три месяца до этого потома как-то прожить. Живыми остаться, пусть даже не совсем целыми. Если что, Кощей вылечит.

— Типун тебе на язык, Царевич, мне моя шкура очень, знаешь ли, дорога какая она есть!

Летели очень долго. Прям очень. Три раза садились, первый раз в каком-то поле, потом в горах. Пилот слезал, долго отвязывал какие-то тюки, кормил птицу. Чем — мы со Змеем специально не смотрели. Может секреты какие, лишнего узнаем, сбросят с поднебесья… Нам-то, конечно похрен, Змей сам спустится и меня подхватит. Но объясняться потом в Академии, почему мы честь альмы матерной уронили…

Ночевали прямо в кабинке, на лету. Пилот спал так же, как летел — сидя. Честно говоря, не вполне понятно было: спит — не спит? Мы же со Змеем кое-как умостились на каких-то попонах между креслицами.

Потом под крыльями раскинулся голубая гладь океана. Летели ещё полдня, покуда вдали не показалась темная полоска берега. Даже невозмутимый пилот, казалось, повеселел. Да и гигантский орел стал чаще взмахивать крыльями, тоже, небось, домой хочет.

И ВСЕ СТРАШНО РАДЫ. ОЧЕНЬ СТРАШНО

Приземлялись прямо в центре оживлённого города. Птица плюхнулась посреди огромной площади, пилот что-то хрипло каркнул на своём и махнул рукой. Выгружайтесь, типа. От небольшой группки встречающих к нам подошёл мужик, одеяние которого меня просто потрясло. Плащ, странная вроде как корона из золота, камней и перьев на голове, такие же браслеты, чресла тряпкой обмотаны, сандалии — и всё. Хрена се, мода. Может, жарко тут у них преизрядно?

— Вы рады быть в городе, где родились боги! — не считая забавного акцента, язык переговорщика был довольно чист и понятен.

Только почему «рады»? Или это неточности перевода? И какие боги тут родились? Вот, по-любому, Перун не отсюда.

— Вы счастливы пройти божественное испытание! — ещё более настойчиво объявил мужик.

М-да, кажись, не перевод виноват. Слишком они напирают на наше счастье. Видимо, мы должны кипятком писать от важности события. И что ещё за испытание? И, главное — с места в карьер?

— Ты в курсе, зачем мы тут? — Змей спросил почему-то у меня, но ответил снова встречающий:

— Вы рады пройти испытание, — уже с нажимом произнёс он.

— Ну, рады так рады, — Змей наклонился к моему уху и тихонько прошептал: — В крайнем случае, разнесём эту халабуду — и домой свалим.

Тоже верная мысль. Я собрался. Мы неизвестно где, и неизвестно какие силы нас встречают. То ли друзья, то ли враги.

Я огляделся. Удивительное место, всё-таки. Жарко. Всё такое… как бы сказать… немного излишнее? Слишком голубое небо, слишком яркая зелень, как-то всё… чрезмерно, что ли?

Что ещё удивляло, почти всё из камня. У нас-то больше деревянное. А тут — мощённые камнем дороги, лестницы, дома, даже речка в каменные берега забрана. И везде барельефы всякие по камню вырезаны. Это ж сколько работы-то, ужас!

А вот люди поголовно полуодеты. Всё такое пёстрое. Мужики тряпками на чреслах ограничиваются. Причиндалы прикрыл, ожерельями-браслетами обвесился, перьев куда ни попадя понавтыкал, в свободных местах раскрасился — и ты прекрасен, как павлин!

Женщины, конечно поскромнее. Но не все. Несколько раз видел, как проходили молодки, из одежды — только юбка и бусы. Прям сиськи наружу. И ничё так сиськи, я вам скажу. Я бы подержался.

Стоим со Змеем, глазеем, молчим.

Встречающий, видать, понял, что мгновенного счастья от прохождения испытаний с нас не дождётся, и разморозился:

— Следуйте за мной!

Ну, следуем, так следуем. Змей вновь наклонился к уху:

— Пару щитов готовь, на каждого. У меня время полной трансформации пятнадцать секунд, прикрой, а потом уже я тебя.

Вот Змей гад, а? Всё говорил, что минимум двадцать пять секунд ему надо, а как припёрло, реальные данные даёт. И кстати, не факт, что и тут не приврал.

Но щиты я приготовил.

Провожатый повёл нас к невысокой геометрически правильной горе, сбоку с вершины спускалась лестница. Отставить, это не гора невысокая, это пирамида охрененных размеров! Вот они по каменному делу с ума сходят, аж не по себе становится.

Поднялись на вершину.

В центре пирамиды, у тёмного входа, стоял полированный черный камень. И густо пахло кровью.

— Ну что? Тут нас и кончат? — не удержался Змей.

Проводник одарил его возмущенным взглядом и почти приказал:

— Вы рады положить ладонь сюда, — он указал на центр этого, видимо, алтаря.

— Зачем? — я внутренне приготовился к бою. — Что-то я не чувствую в себе особой радости по этому поводу.

Внезапно из входа в пирамиду раздался мелодичный голос:

— Не стоит бояться. Быть на стороже правильно, но бояться не стоит.

Из темноты входа к нам вышла ослепительной красоты брюнетка. Именно ослепительной. Корона из золота и ярких перьев, здоровенные золотые серьги, золотые колечки, вставленные в соски полной обнаженной груди, от одного кольца до другого тоненькая цепочка протянута, в пупке тоже самоцвет сияет, лоно скудной тряпочкой прикрыто, на ногах сандалии витой кожи и браслеты на руках. Из одежды — всё.

Рядом шумно сглотнул Змей. А я почему-то разозлился. Чё, Царевич, баб полуголых с сиськами наружу раньше не видел? А в голове подлая такая мыслишка: «Ну, будь честен, с колечками в сосках, да ещё с цепочкой — не, не видел».

— Чем обязаны чести лицезреть сие великолепие? — я кивнул провожатому на девушку.

— Мать народов Чимальма почтила вас, чужеземцы, своим присутствием. Вы рады почтительно склонить голову в знак покорности.

— Ага. Прям щас! Перед чужими князьями шею ломать не буду. Я перед своим-то не всеми кланяюсь! Чай своя кровь тоже не водица!

— Чужеземец, ты!..

— Хватит, Юм Кааш, — перебила его девушка.

Опа! А она явно в местной иерархии постарше будет. Невзирая на молодость. Она улыбнулась:

— Если чужеземец столь горд и силен, как считает, то пусть сразу идёт на экзамен-испытание. Чужеземец, положи ладонь на камень Кинич Ахау — и иди в великую пирамиду.

— Зачем прикасаться к этому камню?

— Бог солнца Кинич Ахау сохранит твою жизнь, если ты погибнешь в пирамиде. Мы принимаем экзамен, а не убиваем магов. Тем более, чужих студентов.

— Как ваш бог сохранит мне жизнь?

— Ты слишком любопытен, чужеземец, но я скажу тебе. Если ты по какой-либо причине погибнешь, ты восстанешь из небытия здесь, у входа в Великую пирамиду. Но восстанешь без вещей, таким, как тебя родила мать. Твоё мёртвое тело и вещи на нём останутся в пирамиде.

— Как я узнаю, что прошёл испытание?

— Дойди до сердца Кинич Ахау.

— Змей, идёшь?

— Знаешь, Царевич, что-то мне очково. Я на такое не подписывался. Лезть в катакомбы какие-то… Вернусь, скажу декану, что не сдал иноземный экзамен, да и всех делов. Ну его.

— А я прогуляюсь. Зря, что ли, летели?

Вот балбес, чего он мне заливает? Я же прекрасно вижу, почему не хочет в пирамиду. Боится он, ага! Сам глаз с этой Чимальмы не сводит, горячий горный парень. По любому, пока я в кишках пирамиды шариться буду, попробует подкатить к дамочке. Да и ладно.

— Хрен с тобой. Оставайся недоучкой, а я пошёл.

Я подошёл к камню, приложил ладонь к центру. Ничего не произошло. А может я просто, не почувствовал?

— Где тут проходит экзамен?

Девица сместилась в сторону, качнув цепочкой на грудях. Не, ну правда, таких украшений я ещё не видел, будет, что нашим девчонкам рассказать. Опять будут хихикать, обзывать меня охальником и предъявлять доказательства, что у них такой срамоты и непотребщины нет и в жизни не будет. Я представил себе разворачивающиеся перспективы и улыбнулся.

Чимальма недоумевающе выгнула бровь и царственно повела рукой на темноту входа:

— Тебе туда.

— Бывай, Змей!

— И тебе не хворать, — улыбнулся друг.

Я обошёл алтарный камень, Чимальму и зашел во тьму.

В следующий момент я осознал себя стоящим в небольшом каменном зале из которого крестом выходили четыре коридора. Факела на стенах давали хоть и колеблющийся, но всё же свет. Ага, лабиринт, как он есть. Иди куда хочешь, Дима. А и пойду!

Я выбрал тот коридор, что перед лицом. Решение очевидное, и ничем не хуже, чем все остальные. Перед входом повесил на себя три щита и смазывание. Последнее было моей собственной разработкой: размывало мой силуэт и словно немного растворяло его в окружающих тенях.

Что примечательно, в этой пирамиде совсем пыли нет. У нас в любом помещении, день постоит комната пустой — уже тоненький налёт собирается. А тут словно только что с мылом пол вымыли. Да и стены, пожалуй. Но это, к слову, и хорошо — следов не оставлю. А теперь пошли, чего стоять?

Медленно прошёл в коридор. Пока ничего сверхъестественного, поисковое заклинание ловушек не выявило, ви́дение тоже. Простые стены, простой пол, потолок. Всё каменное, что неудивительно. Факелы на стенах потрескивают. Атмосферненько.

Коридор вывел в ещё один зал. В этом было по три двери справа и слева, и за первой левой кто-то говорил. Опа! А я что — в этом лабиринте не один?

Я бесшумно подошел к двери, для разнообразия в этом каменном мире, деревянной. Прислушался. Женский голос спорил с мужским. Странные растянутые гласные, голос взрослый, а выговор такой, словно ребенок лепечет. Ясно, что смысл разговора мне никто не переведёт, но интересно же…

Подошел к следующей двери. За ней тишина. Осторожно потянул за веревочную ручку. Дверь, тихонько скрипнув, отворилась. Комната, кровать, стол, табурет. Странный лабиринт. Или это комнаты для экзаменуемых?

Спор в соседней комнате внезапно прекратился. Кажись, меня услышали… И куда тут прятаться? Чего-то мне не хотелось пересекаться с конкурентами. Попробуем по-старинке. Заходить в комнатушку не стал, подпрыгнул и, прилипнув к стене, отполз под потолок зала, в угол. Глядишь, в тенях не заметят.

А вот к следующему я не был готов. Из комнаты, где спорила парочка, вышла девочка лет десяти. Мёртвая девочка. Это было понятно уже по тому, что грудная клетка ребёнка была разворочена и осколки рёбер торчали наружу. Маленькая упыриха обвела взглядом помещение. Я висел почти прямо над ней и молился, чтобы урод, сделавший это, не наделил умертвие другими органами чувств, нежели они были у ребёнка изначально.

Упыриха мелкими шажками прошла на середину комнаты. Я продолжал висеть, вжавшись в стену и потолок. Из открытой комнаты выглянул здоровенный татуированный мужик. Нервно осмотрелся, но, похоже, меня не увидел. Следом выглянула дамочка. Тоже вся в татуировках, и, похоже, в потёках крови. Явно не своей, словно рисовали по ней. И даже источник крови ясен. Откуда-то взялась уверенность, что маленькая упыриха — их же собственная дочь. Получается, пока мы спорили у алтаря, эти уроды убили девочку и подняли её умертвием.

С-сука! Знал бы — зашёл сюда сразу… Может, успел бы спасти. Зато теперь никакой жалости, грохну вас обязательно. Своевременно или чуть позже. Пока висим, смотрим.

Пара татуированных уродов вернулась в комнату. Упыричка постояла и уковыляла следом. Я повисел пару минут и тоже решил свалить. Также под потолком вернулся в первый зал. Посмотрим куда меня правая дверь уведёт.

По потолку ходить не так уж сложно. Главное — убедить себя, что он как бы пол. И ничего не ронять, это важно.

Забавная штука! Ярена бесилась, что освоить потолочное хождение так и не смогла — укачивало её. К тому же, женщинам в юбках неудобно — по понятной причине. Я вот полы рубахи тоже в штаны заправил, чтоб не бултыхались. Теперь я — незаметный паучок, на том и стоим!

Всё так же по потолку я прокрался в новый коридор. После увиденных ужасов слезать желания не было совершенно. А на потолке меня заметят явно не сразу, да еще смазывание мне в помощь. Ну и снять с потолка — тоже постараться надо, сам я в подставленные ручки падать не собираюсь.