Пожарский-2

22. БОЛЬШАЯ РЕВИЗИЯ

ОМСКАЯ ОБЛАСТЬ

Итак, радовало хотя бы то, что в деревеньке Ляпляково не засеивали землю дурнотравьем. Здесь были нормальные поля, выпасы, по которым пока ещё прохаживались не загнанные на зиму в стойла стада коров, и даже крошечный общинный сахаросвекольный заводик. Только вот из трёхсот пятнадцати значащихся в ревизской сказке дворов сорок семь были заколочены — а крестьян, оказывается, целыми дворами переселили по государеву приказу на южную границу, организовав нечто вроде полувоенных поселений для защиты от набегающих степняков. Подобная картина наблюдалась и в Брыжкино — деревне, отстоящей на полтора часа езды от этого места. Тоже пятнадцать процентов населения как корова языком смела. Государев живой налог, по указу. А то, что переписи с тех пор не проводили — так срок не подошёл, десяти годов не истекло.

— Вот, вроде, и по закону всё, — хмуро сказал Кузьма, когда мы нырнули в следующий портал, — и по документам всё верно — вот они, дворы. А что они пустые — так никто не обещал, что полные будут.

— Да ладно, не ворчи. Люди живут, детишек рожают. Заселят и эти дворы. Да уже бы заселили, если б какой-то дурак не велел им чужое не трогать. Смысл? Как будто переселенных кто-то вернёт. Да и отношение к хозяину земли соответствующее.

Узнав, кто мы такие, сразу откуда-то выбегали нарядные молодки с караваями на расшитых полотенцах — всё честь по чести. От предложенных кушаний мы там отказались — только от своего стола недавно, но от пышного хлебушка я для порядка отщипнул — хорош.

— И всё-таки неприятно чувствовать себя так ловко нагретым, — посетовал Кузьма.

— Зато старосты нормальные.

Это меня особенно радовало. Серьёзные, деловитые мужики, хватка хозяйственная. В обеих деревнях я велел излишками не расторговываться, обещав скупить всё, что сами не съедят, пусть даже по цене вдвое выше ярмарочной — заморское-то зерно не посеешь, не вырастет оно у нас или вырастет, да не вызреет.

ПО ЕНИСЕЮ

Из Омских окрестностей скакнули в Красноярские. Третья деревушка была рыболовецкая.

— Приехали, однако? — спросил Кузя. — По карте — всё.

— Да, дальше почелночим.

Я съехал с дороги в пыльные бурьяны, следом пристроился грузовик. Все выгрузились и со сдержанным любопытством озирались по сторонам.

— Гористо тут, — высказался Фёдор. — А деревня-то где?

— До деревни дороги нет, только по реке. Если верить карте, около двадцати километров. Можно попытаться в городке кораблик какой-нибудь нанять да на нём черепашиться, а можно как мы — прыгать в зону видимости. Енисей — река широкая, по берегу большие шаги можно делать, километра по два, а то и по четыре. Фёдор, на тебе каждый раз пригляд: чтоб никого не потерять. Искать сильно несподручно будет, обратно большим шагом шагать будем, сразу сюда.

— Понял, ваша светлость.

— Хаарт, двоих ребят для присмотра за машинами оставь, — я, конечно, размытие на них поставил, но мало ли. — И пошагали!

До деревни Большие Сети пришлось сделать шесть портальных шагов. Последний — на пределе возможности. Предупредил Кузю: «Я пустой».

«Подзарядить?»

«Нет пока. Посмотрю, как Горушевы приборы справляться будут».

Настроение у меня было вполне неплохое. Сегодня я объявил перерыв от каналорасширительных уколов, меня не тошнило, и я внезапно осознал, какой это замечательный повод для радования жизни!

У берега возились с сетями мужики, увидели нашу вываливающую из портала компанию — рты поразевали.

— Это кто ж вы такие будете? — справился с оторопью один из рыбаков.

— А это нынче — хозяин сего благословенного места, — весело отрекомендовал меня Кузьма, — сам князь Дмитрий Михайлович Пожарский, с сопровождением.

Мужики стянули шапки и закланялись, сходу начав скорбно жаловаться, что место не особо и благословенное.

— Пойдёмте-ка осмотримся, — остановил их я, — с ревизскими сказками сверимся да поглядим на ваше житьё-бытьё. Там и расскажете свои беды-несчастья.

— И пожрать бы чего-нибудь неплохо, — многозначительно намекнул Кузя. — Его светлость когда сыт — он сильно благодушнее, чем когда голоден.

— Это мы мигом! — старший кивнул совсем молодому пареньку, и тот зайцем помчался к выстроившимся выше по берегу домам.

В общем, встречали нас и караваем, и накрытым столом. Рыбы царской во всяких видах — завались! Наелись, как те тузики.

— И чего ж вам, люди хорошие, неладно живётся?

И услышали от мужиков драматическую повесть. Река давала рыбу щедро — ловить не переловить. Только далеко деревенька получилась… да от всего, чего угодно. Дорог (в чём мы лично убедились) нет. Всю рыбную торговлю под себя несколько купцов-рыбопромышленников забрали. Сговорились меж собой, мерзавцы. Покупные цены на рыбу держат низкие, и с каждым годом всё ниже, совсем уж гроши предлагают. А хочешь купить что — снасть или продукты — так ломят даже не втридорога, а в пятеро-семеро, да и за тем ещё до ближайшего городка грести.

— Сами-то не сеетесь? — уточнил Фёдор.

— Неугодья для пашни, — пояснил староста. — С огородами ещё изгаляемся, картопля вот неплохо растёт, вместо каши приспособились. А без хлебушка грустно.

И тут с хлебом затык. Да ещё переписали их каждую семью как отдельный двор, даже если сыновья от родителей не отделились — чтоб, дескать, от уплаты денежного оброка не увиливали.

Так. С этими, похоже, разгребаться особым манером надо. И начнём с денег, которые мимо наших рук плывут.

— Рыбу забирать теперь Фёдор будет, — Фёдор, услышав о таком повороте дела, страшно удивился. — По реке нам без нужды плавать, напрямую в Москву сдавать будете. Думайте, как сохранять: коптить ли, солить, потому что чаще, чем раз в неделю вряд ли сподручно будет. Бочки какие, соль, прочее что для заготовки потребно — всё Фёдору записать.

Управляющий поднял ладонь:

— Позвольте, ваша светлость? — я кивнул, и он деловито обернулся к старосте: — Ежли у вас бабёнки в лес по ягоду бегают — мы б и ягоды взяли, вещь пользительная, да и на пастилу отлично идёт. Заготовленное всё не россыпью, а сложить в одну телегу, да с описью, — он слегка запнулся: — Грамотные есть?

— Я грамотен, — солидно ответил староста, — да почти все мужики разумеют.

— Отлично. Также к собранному список вам потребного приложить: чётко, по пунктам.

— И если вдруг у вас из-за этого с местными проблемы начнутся, — прибавил Кузьма, — не стесняйтесь, а сразу князю пожалуйтесь. Он своих людей никому обижать не дозволяет, ни каверзы чинить.

Мужики многозначительно переглядывались, а я прислушивался к ощущениям и внутренне хвалил Горуша: проводник с мелким накопителем в паре работали отлично, маны набралось уже столько, что и на портал до машин хватит, и на следующий — уверенно. Фёдор забился на дату первого пробного рыбного портала, сделал в своей пухлой амбарной тетради, с которой нигде не расставался, какие-то пометки. Пора и честь знать.

Рядом с машинами сидели волки. Деловая пчела собирала пыльцу с жёлтого донника прямо у них под носом — и это был единственный нарушающий тишину фактор.

— Ну что, — Кузьма развернул карту, — дальше на восток?

Этаким темпом мы за один день все пять деревень успеем обскакать!

СУХОЙ РАСПАДОК

Большие Сети мы покидали в благостном расположении духа. Почему-то казалось, что всё у рыбаков наладится отлично — с Фединой-то практической хваткой.

Никаких знакомых городов близко к точке расположения деревни Сухой Распадок не было. Да там вообще ближайший город чуть не в сутках пути, зато…

— Вот тут я бывал, — я ткнул пальцем в карту. — Это, Кузьма, ещё до твоего рождения было. Ярена тогда металась по всей Сибири, место силы себе искала. Как же! Кош на Байкал зачастил, Горыныч по наследству на Кавказе, я к корням Уральских гор свои копилки пристроил, а она — вроде как не пришей кобыле хвост.

— Значит, здесь источник энергии выходит?

— Небольшой. Потом она помощнее нашла, но место я помню.

Мы выкатились из портала на странное место. Это был узкий, метров в сто, и длинный распадок меж двух крутых сопок, сплошь засыпанный серой, гладко обкатанной галькой. И вопреки названию распадок был как раз-таки мокрый. Ровно посередине каменной подложки тёк ручей — расползшийся вширь насколько можно, местами чуть не на половину плоского пространства, но мелкий, курице по колено. Здесь было гораздо холоднее, чем во всех предыдущих деревнях, и гораздо ближе к вечеру. А из-за того, что солнце уже зашло за гребень западной сопки, здесь было ещё и сумрачно.

— Оно? — Кузьма указал в окно на выбеленный лошадиный череп и несколько сложенных пирамидками широких камней рядом с ним.

— Да тут всё — оно, энергия вдоль распадка течёт.

— Мрачновато. И чувствуешь… странным тянет? Как будто здесь некроманты пошаливают.

Ощущение действительно было. И оно мне тоже не нравилось. Диких стихийных некросов ещё в моё время на принудительное окультуривание в Академию отправляли, а тех, кто не хотел — выкашивали. А с другой стороны, они ведь за восемь веков могли и заново расплодиться, правильно?

— А чего это они встали? — спросил вдруг Кузя.

Я глянул в зеркало заднего вида — впрямь, стоит грузовик. Из кузова уже и кхитайцы выглядывают.

— Ну, пошли проверим.

Картина в кабине вырисовывалась странная. Фёдор сердито уговаривал шофёра ехать, а тот только трясся и мотал головой: «не хочу» да «не могу». Я открыл дверцу и сразу почувствовал едва уловимый характерный запах. Коротко свистнул, заставив парня обернуться, и уставился в его расширенные от ужаса зрачки:

— Скажи-ка, Добраша, фамилию Чернышов ты взял наследственную? У вас в роду у всех шерсть чёрная? На пальцах вон пробивается.

Он с ужасом посмотрел на свои руки, судорожно вцепившиеся в руль… и издал тихий скулящий звук — больше не смог бы, хватка у Кузьмы больно крепкая.

— Кучно пошли, — с видом исследователя высказался Кузьма, — второй экземпляр за месяц.

— Подозреваю, ты ещё насмотришься. Отпусти его маленько хоть, спросить хочу. А ты, Фёдор, выйди из машины, вдруг он руками махать начнёт. Снесёт тебе полбашки, где я такого управляющего ещё найду?

Оборотень сипло дышал и исходил холодной испариной.

— Ну?

— Я не могу туда ехать. Потом скажут, что я вас нарочно туда заманил… И вам не надо. Уходить вам надо, пока можно. Луна нынче полная…

И впрямь, над восточной сопкой поднималась луна, круглая и жёлтая, как головка сыра. Но меня интересовало другое.

— Как же ты у нас-то оказался? Не казачок ли ты засланный?

Добраша испуганно замотал головой.

— Как в Москву попал?

— Из рода сбежал.

— Прямо-таки сбежал? Сам? И никто из старших тебя не догнал да не вразумил?

— Я мелкий был. В барахле у приказчика приезжего спрятался, в тюках с мехом, так до города никто и не заметил, а там сразу в поезд погрузили. Гремело страшно, я и вылезти боялся. Думал, с голоду помру.

— Не помер, — сердито сказал Фёдор.

— М-м, — оборотень мотнул башкой. — На третий день в наш вагон ящик с копчёными колбасами загрузили. Я и, — он пожал плечами, — подъел маленько.

— И что, прям-таки до Москвы доехал? Да отпусти его, Кузьма, никуда не побежит.

— Не, во Владимире взялись ящик сгружать, заметили следы. А я наелся да уснул в шкурах. Маленький был, говорю же. Хорошо, в человеческом теле, а то прибили бы меня там же. Смотритель за шкирку встряхнул, говорит: «Откуда ты, с какого городу-деревни?» А я и не знаю. «Родня где?» Я и ляпни, что все померли. Почесал мужик в затылке, да и сдал меня в городской приют. Я сперва удрать хотел, а потом думаю: кормят-поят, хоть худо-бедно. На куски рвать никого не понужают. Учат. К книжкам я пристрастился. А потом к профессии стали приставлять, я на автомобили напросился. Механика, управление. Три года за то в училище отслужил, науку отработал.

«Удивительно, — сказал Кузя, — но он не врёт».

— А чего от семьи-то сбежал?

Добран поёжился.

— Крови я боюсь.

— Да уж, так себе особенность для оборотня.

То-то он в Засечине чуть в обморок не падал.

— И кого гоняют?

— Людей, — хмуро буркнул Добран. — Где берут — не знаю. Тайга большая. После старшие приносили иногда жёлтый блестящий песок играть и камешки.

— Золото? — удивился Кузьма.

— Может, и золото. Утверждать не возьмусь.

«Получается, старателей ловят?»

«И охотников. Шкурки, думаешь, сами выделывали?»

— И что, каждое полнолуние загонная охота?

— Может, и не каждое. Но когда охота, каждый раз луна совсем круглая была.

Да уж, воспоминания очень примерные.

— Со скольки лет, говоришь, дома не был?

— С пяти где-то, то ли с четырёх. Как начали приучать к охоте, так и настрополился сбежать. Но эту долину я хорошо помню. Раз залез на сопку и смотрел. У леса выпускают, через моховое болото — и сюда. У черепа всегда догоняют. И… — он передёрнулся, — едят. Я тогда и решил, что уйду. Не хочу я зверем быть. Знаю, против природы не попрёшь, но можно ж оленя задрать или порося, зачем человека-то?

Где-то на самой грани слышимости проскользнул протяжный, одинокий вой. Очень похожий на волчий, но если знать — не перепутаешь.

— Так. Добран, садись-ка в машину. И ты, Фёдор, тоже садись. Домой едем.

Мы выскочили порталом на Пожарский двор. Я указал на оборотня:

— Не обессудь, но до моего возвращения ты сидишь под замком. Вдруг у тебя от избытка чувств мозг переклинит? — я кивнул десятнику кхитайцев: — Отведите его к себе в казарму, пусть с вами отдыхает. Глаз не спускать. Начнёт в волка превращаться — пришибить без затей. Будет спокойно сидеть — не трогать.

— Будет сделано, господин.

— Добраша! Не дурить, понял?

Шофёр понуро поплёлся за охранниками.

— Кузьма, волки — вы со мной.

— Возвращаемся? — обрадовался Хаарт.

— Конечно! В своих имениях я буду наводить порядок железной рукой. Или хотя бы бронзовой. Чао Вэй!

— Я здесь, господин, — отозвался сотник из-за плеча.

— Сорок бойцов оставь на охране, остальные — сюда, живо.

Спустя три минуты мы вновь стояли в каменистом распадке, ниже по течению ручья — как раз там, где сопки сходили на нет, открывая вид на округлую долину, ложе которой начинало плавно уходить вниз, а камни — обрастать тёмным, похожим на бурые подушки мхом. Дальше, я знаю, расстояние до твёрдой опоры всё больше и больше, а толщина моховой подушки доходит до нескольких несколько метров, словно озеро из мха. Нигде больше такого не видел. Но волновал меня не столько природный феномен, сколько перспектива потерять в этих мхах почти всех моих тяжёлых воинов. Тут и человек-то проваливался.

— Боюсь, нас даже снегоступы не спасут, — пробормотал Кузьма, — да и не успеем мы их наделать.

Так же, как не успели бы пробить в моховой яме проход — пробуриться за пять минут на два километра вслепую — не самая блестящая идея. Можно было огнём шарахнуть, но я боялся ненароком зацепить сегодняшнюю «дичь».

Вечер сгущался. Мы вглядывались в противоположный край долины, где поднимался тёмный и совершенно непролазный на вид лес. Дремучая тайга, без дураков. И где-то там, в глубине этого леса, сидела обозначенная на карте деревня. Или следовало называть её логовищем?

Вой раздался гораздо ближе, сразу на несколько десятков голосов, и к ним прибавлялись всё новые и новые, более молодые и высокие. Оборотни обходили моховое поле широкой дугой. Скоро должны появиться и жертвы…

— Вон они! — Кузьма подобрался, указывая на кромку леса. Бронзовые волки приподнялись, настораживая уши.

Мужиков было трое. И, похоже, у одного из них что-то с ногой, сильно припадает на левую сторону. Товарищи, однако же, не бросали его, волоча на себе.

— Может, мы обойдём краем моховой ямы, князь? — хмуро спросил Хаарт. — Или ты предпочтёшь стоять и смотреть, как их будут рвать на части?

— Да щас!