Пожарский-2

26. СПЛОШНЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

ВЗЯТЬ ВИРУ

— Я в Йотунхейме… точнее, над Йотунхеймом только пролётом был. Сверху прыгать будем?

— Да зачем? Я к парадному крыльцу могу тебе портал открыть. Только ненадолго, всё-таки в порталах я не особо сильна.

— Пойдёт, мы шустро проскочим.

— Ну, тогда собрались, ребятки! Бабуля начинает волшбу!

Таких порталов я больше ни у кого не видел: снежный туннель, который закрутился перед нами, словно гигантская труба — и вдруг развернулся вширь и надвинулся, противоположный край моргнул, и картинка в нём сделалась глянцево-чёткой: грязноватый снег, низкое чёрное небо и рубчатые ледяные стены.

— Пошли-пошли! — заторопила Умила, и первыми в туннель устремились волки, а следом и мы с Кузьмой в окружении кхитайцев — прямо верхами на терракотовых лошадках.

Выгрузились мы у подобия ледяной островерхой ограды. За неровными зубцами, напоминающими края подтаявших на солнце сугробов, виднелся главный дворец Утгарда — ледяные конусы и наплывы, подсвеченные зеленоватым. У самого входа (больше похожего на пролом в ограде) в гигантском, почти прозрачном и почти не сером куске полированного льда, стоял до боли знакомый дедовский драккар.

— Ах, мерзавцы! — в сердцах сказала бабушка. — Это они так хвастаются, будто бы Рюрика победили.

— Эту беду мы поправим, — уверил её я. — Показывай, где Трима искать?

— А чего его искать? Сейчас сюда все сами примчатся.

И бабуля угадала. Где-то в вышине над нашими головами протяжно, но надтреснуто задребезжало — сигнализация, должно быть? В проём ворот посунулась льдистая звероподобная рожа с единственным глазом посредине лба, тут же получила от Умилы увесистым ледяным окатышем, охнула и скрылась. Росту в стражнике было с два человеческих.

— У них что — ещё и циклопы? — удивился я.

Что-то мне про холодолюбивых одноглазых великанов раньше слышать не приходилось.

— Да тут кого только нет, — Умила махнула рукой, — чисто зверинец. Нет, в основном-то на людей смахивают, только больно уж обросших да диковатых, но некоторые экземпляры есть интересные — то голов много, то вдруг рога, то глаз вот один. Складывается впечатление, что боги, когда их делали, были преизрядно нетрезвы.

За стеной заревело, и в проём снова вылез тот же стражник, только на сей раз с увесистой дубиной. Кхитайцы закружились вокруг него, сбивая стража с толку, нанося мелкие (для великана), но болезненные повреждения и постепенно оттесняя его ко входу во дворец.

Нет, «дворец» — это слишком сильно сказано. Большое сооружение, не поспоришь. Огромное даже. Но совершенно… без фантазии, что ли? Грубые глыбы, никакой тебе узорчатости. Из глубины этого нагромождения доносился разрастающийся шум и гул. Вверху, скрытый низкими тучами, продолжал брякать сигнальный гонг или что уж у них там приспособлено.

— Из пустоши тоже бегут, — заметил Хаарт.

— Чао Вэй! Бросайте эту образину! Давай своих парней на ворота, чтоб в спину нам не дышали, а мы уж тут разберёмся.

— Может, посмотрим на внутреннее убранство? — деликатно предложил Кузя.

— Не на что там смотреть, — проворчала Умила, хмурясь. — Серость и унылость. Сейчас сюда выскочат — будут тебе смотрины страхолюдин.

Тут же, словно они команды ждали, из высоких дверей главного входа вылетели два дюжих бойца, обряженных, несмотря на холодину, только лишь в штаны, зато волосами по всему телу покрытых так густо, что они больше напоминали шерсть. Бегущие следом, широкие в плечах до совершенной квадратности, на секунду застряли в дверном проёме, но были выбиты оттуда напирающими сзади. При виде нашей малой группы они яростно заорали и принялись шарашить магией кто во что горазд — швыряться мощными снеговыми шарами, ледяными копьями и бритвенно-острыми льдистыми пластинами, хлестать буранными бичами и бешеными порывами ветра с горстями градин в придачу. Кузя, конечно, сразу выставил мощные щиты, но бабушка Умила вышла из-под них и засмеялась так, что у меня мурашки по спине пробежали:

— Вы своими жалкими игрушками хотите напугать меня? — она протянула вперёд руки, и мне показалось, что вся её фигура словно окуталась зыбким маревом, переливающимся как полярное сияние — и весь неистовый снежно-ледяной шквал превратился в плотный зеленоватый поток маны и втянулся бабуле в ладони, и голос её зазвучал, словно сама стужа: — Трим, сучий по́трох! Выдь, покажи свою рожу, не прячься по углам, как крыса!

Вой ветра был ей ответом.

— Я смотрю, король у вас особенно смелый! — засмеялся я. — Надёжно ли он спрятался в женских покоях? Эй, Трим!!! Я знаю, ты слышишь! Трясущаяся трусливая тварь, ты эрги, не мужчина и не женщина!* Как думаешь, бабуля, его железного леса хватит, чтобы устроить его воинству оградки на могилках?

*Формула смертельного

оскорбления у викингов,

предполагающая

наличие у оскорбляемого

сексуальной девиации

или склонности

к «женскому колдовству».

Инеистые великаны, которые осознали бесполезность применения зимней магии против Умилы и собрались броситься в рукопашную, растерянно затоптались. Оскорбление требовало немедленного хольмганга*. Но Трим медлил.

*Священного поединка.

— Если госпожа Умила не возражает, — негромко предложил Кузьма, — я мог бы поторопить нерешительного короля.

— Не возражает, — величественно согласилась бабушка, и я кивнул:

— Давай!

Кузьма метнулся вверх, в хаос дворцовых шпилей-наростов, и оттуда сразу же начал доноситься ритмичный грохот. Ледяные стены дворца начали мелко подрагивать. Йотуны тревожно заозирались.

— И как ему удалось обойти стихийные щиты? — совершенно по-женски полюбопытствовала бабушка.

— Бабуль, я когда его делал, заложил больше двух тонн материалов. Ему не надо стихиями бить. Достаточно воплотиться в какой-нибудь образ, призвав весь этот вес. И тюкать в какое-нибудь место. Методично.

— Ох, ловкач! — усмехнулась Умила. Словно откликаясь на её слова в глубине дворца что-то грохнуло, аж по земле дрожь пробежала. Кузя продолжал долбить. Из внутреннего коридора раздался рёв, словно Минотавр ожил и снова напился.

«Кузьма, возвращайся!»

На крыльцо, расталкивая подданных, выскочил здоровенный инеистый великан:

— Умила⁈

— Не ждал, женишок?

— Тебе что, в прошлый раз мало было⁈

Тут мне надоело слушать. Да и Кузя уже вернулся, с готовностью лёг в руку.

— Слышь, Трим, если ты умеешь что-нибудь делать кроме трепания языком, выходи на поединок. Или ты струсил и хочешь отказаться*?

*Отказавшийся от хольмганга

мгновенно становился нидингом —

презираемым изгоем.

Трим яростно зарычал, и посреди двора из земли на локоть вверх выпрыгнул квадратный пласт мёрзлой земли, из него ещё один, и ещё — так что образовалась пирамида с тремя ступенями и плоской верхушкой. На глаз верхняя площадка размерами как раз соответствовала древним правилам хольмганга: пять на пять локтей (только великанских), да в локоть шириной остальные ступени.

— Скользко, пожалуй, будет, — оценил я.

— Не будет, — Умила прищёлкнула пальцами, и я пошёл, буквально впечатываясь в лёд.

«Кузя, на тебе защита. Здоров он. Хоть и говорят, что даже силы древних просели, дурищи в нём ещё выше крыши».

«Поставлю, само собой!»

Трим уже взобрался со своей стороны и ждал, когда я ступлю на верхнюю площадку, чтобы сразу обрушить на меня свою ярость — ледяной шквал, порывы ураганного ветра и для надёжности — удары огромной железной дубиной, сделанной, должно быть, из одного из деревьев его хвалёного леса.

Кузьма держал щиты. А я… Со всех сторон от пирамиды хольмганга взмыло вверх обледенелое каменное крошево и закружилось вокруг нас смерчем.

Хоп! Смерч резко уплотнился и сжался вокруг йотуна плотным клубком. Не касаясь его щитов! Но максимально близко, чтоб снизить ему видимость почти до нуля. Самое главное, что все эти камни были не единым заклинанием, а роем крошечных нелинейно синхронизированных заклинаний, и чтобы их выключить, нужно было бороться с каждым по отдельности.

Я чуть сместился, и Трим начал промахиваться, лупя дубиной наугад. Заорал истошно. Попытался шагнуть, чуть не оступился… Сейчас он чего доброго додумается дубиной плашмя махать, а у меня на левитацию энергии не особо много в запасе!

От идеи раскалять кокон я отказался сразу — тут сам Йотунхейм энергию жара высосет. А вот замаскировать в рое заклинаний одно маленькое, прямо-таки крошечное, точечно всверливающееся в йотунский щит…

Он заметил ледяное веретено, почти наполовину протиснувшееся под защиту, и с торжествующим рёвом схватил его! Дальше произошло две вещи разом.

Я отпустил каменный смерч в сторону ледяного дворца.

Лёд в руках Трима раскрошился в пыль. Внутренняя воздушная капсула сделала «пык!» Огненный гвоздь вылетел и пробил великану глаз, крепко вбившись в череп. Трим пошатнулся и не устоял на верхушке пирамиды. Инеистые великаны орали — и от разочарования, и от того, что неприятно всё-таки, когда на вас внезапно обрушивается каменный дождь. Площадка для хольмганга дёрнулась и сложилась в первоначальный вид, сравнявшись с остальной поверхностью двора.

Йотуны дёрнулись, но Умила так рявкнула: «Стоять!» — что их к месту приморозило. Мы подошли к королю Утгарда.

— Жив ещё, — отметил Кузя.

— Досадное упущение, — холодно согласилась бабушка. — Будь добр, молодой человек, исправь его для меня.

И Кузя исправил. Бабуля же просит.

Умила подняла за волосы отрубленную голову и брезгливо сказала йотунам:

— Вира получена. А будете ерепениться — с вами то же будет! Пойдёмте, ребятушки.

Неизвестно, какой сигнал получили инеистые великаны, пытавшиеся пробиться в ворота дворца из пустоши, но сейчас они отступили, и слегка потрёпанные кхитайцы встречали нас, выстроившись у драккара.

— Забрать надо! — сердито сказала бабуля и хлопнула по льдине ладошкой.

Огромная глыба мгновенно пошла трещинами, и вот уже освобождённый драккар стоял перед нами в сером крошеве льда. На борту руническим письмом горела надпись: «Офейг»*. Что ж, быть может, это как раз тот случай, когда имя определило судьбу?

*Офейг — «тот, кому не суждено умереть» (сканд.).

— Думаешь, до сих пор исправен? — усомнился я.

— Пока не попробуем — не узнаем, — рассудительно подняла брови бабуля. — Кузенька, глянь-ка, там где-то сходни должны болтаться.

Кузьма мгновенно переметнулся через борт и объявил, что сходни есть! Бабушка Умила взошла по доске с набитыми поперёк рейками, помахивая Тримовой головой, щёлкнула пальцами, заставляя ледяную кашу собраться в комок и улететь куда-то в сторону утгардского дворца, присела на дедову скамью, бросила под неё свой трофей:

— Вот, Рюрик, мы и отомстили за тебя. Прости меня, зла не держи. Никого я в жизни не любила, кроме тебя…

Она ещё посидела, прикрыв глаза. Мы с Кузьмой почтительно ожидали чуть в отдалении. Наконец Умила поднялась и обернулась к нам, куда более спокойная и умиротворённая, чем раньше. Она слегка улыбалась и совсем чуть-чуть… просвечивала.

— Бабуль, — задал я занозой беспокоящий меня вопрос (а то вдруг больше и случая не представится?), — а что за история со львом и рукой?

— А… — отмахнулась она. — Было дело. По молодости лет нас с Рюриком Геракл на сафари приглашал. Ладноть, ребя́тушки! Благодарствую вам обоим. Не подвёл ты меня, Дима. И ты, Кузьма, молодец, — бабушка вдруг положила руку ему на голову и сделалась торжественной: — За преданность и верность твою, а также помня способ твоего рождения, принимаю тебя, Кузьма, младшим внуком.

От этого мы, если честно, оба обалдели. А бабушка, как ни в чём не бывало, запнула йотунскую голову поглубже под скамью и отряхнула руки:

— Ну, что же. Если понадоблюсь — я в своей вотчине. Не поминайте лихом, внучки́! — вокруг бабули закружился порыв метели — и исчез. И она вместе с ним.

РАЗВОРАЧИВАЙ ОГЛОБЛИ!

Мы несколько секунд переваривали произошедшее. Никогда ещё при мне маг не переходил грань между состоянием архимага и аватаром.

Ладно. Проверить имущество. Я сел за кормило, и драккар откликнулся легко, словно не было для него полтысячелетия во льду. Я слегка приподнял его в воздух, покачал, повертел вправо-влево. Отлично слушается!

— Так! — я выглянул за борт. — Внимание! Волкам подняться на палубу, коннице приготовиться: как только открываю портал, со всей возможной скоростью следуйте за драккаром!

У меня ещё дело осталось незавершённое. Но рывок нужен короткий, иначе на два раза маны не хватит. Я развернул портал, за которым сплошной пеленой висел белый снег, и драккар плавно скользнул в эту снежную взвесь, двигаясь над самой землёй. Снежинки зашуршали по противонепогодному щиту — работает встроенная система!!! Кхитайцы чётким строем хлынули в окно портала. В считанные секунды уложились — что значит дисциплина!

Яранги настороженно замерли в белёсом свете снежного дня.

— Э! Есть кто живой! Выходи! — крикнул я. — А то совсем мёртвый будешь!

За шкурами завозилось. На белый свет явилось несколько оленеводов, уставились на драккар.

— Охотиться умеете? — весело спросил я.

— Мала-мала умеем, — осторожно ответил один.

— Я тоже умею. Гляньте-ка, какая добыча! — я вытащил из-под лавки рогатую голову Трима и приподнял над бортом. — Красавчик! — кинул обратно. — Слушайте меня, жители Гюнайдына. Через три дня я приду сюда с человеком, который будет принимать ваш ясак для меня — чтоб все до единого на этом месте собрались. Платить будете мясом. Кто захочет продать сверх положенного — приказчик всё купит, оплата сразу, цена честная. Шкурки тоже будем покупать, но только хорошо выделанные. Всё ясно? Отчаливаем.