Пожарский-2

09. ЛЕТАЮЩИЕ И НЕ ОЧЕНЬ

О СРЕДСТВАХ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ И КУЛЬТУРНОМ ОТДЫХЕ

— И что с того, что князь? — не понял я.

— А то! — Илья довольно расплылся. — Ты не просто князь, ты князь, которому Муромские древним артефактом обязаны. Поэтому машинка у тебя будет не с конвейера, пусть даже лучшего качества, а штучная — песня будет, а не машинка!

Он мне почему-то начал напоминать Змея, агитирующего за очередную авантюру.

— Так придёт уже…

— Отменяй нафиг этого приказчика! П-ф! Я тебя лично свожу, всё покажу, посидишь, попробуешь — как рулится, удобно — не удобно, что поправить, материалы выберешь, какие больше глянутся, может, какие-то пожелания…

— Да куда пойдём-то, скажи толком?

— Как «куда»? На автозавод к нам. Не слышал, разве? «МАЗ» — «Муромский Автомобильный Завод»!

— Ядрёна-Матрёна! То-то я гляжу: ты то на одной машине, то на другой.

— Правильно. Вчера более бронированная была, на случай если таранить придётся туда-сюда, сам понимаешь.

— Ну да.

— А сегодня я намерен гульнуть. Мы хоть и не летающие, — Илюха ухмыльнулся, но нас девчонки тоже любят. Барышни! — обернулся он к стайке из пяти наших одногруппниц, как раз обсуждающих, куда бы пойти и «посидеть». — А кто хочет прокатиться? На открытой веранде в «Бухте Ерас» последний вечер тёплого сезона. «Очарование Митилены». Обещаны греческие вина и экзотические танцы! Я угощаю!

— Чур, я первая! — запищала Звенислава.

— Беги, садись, — широким жестом разрешил Илюха, — вон, видишь, чёрный с золотом кабриолет стоит?

Девчонки поскакали занимать места. Довольный Илюха смотрел им вслед как мартовский кот.

— Сегодня не могу, — ответил я на невысказанный вопрос.

— Эх, придётся одному отдуваться! Ну, давай, до завтра.

— К часу-то проснёшься?

— Да я и с утра могу, если хочешь! Чего кота за яйца тянуть…

— Не, с утра у меня дело, а вот к обеду я как раз освобожусь.

— Замётано! Куда подъехать?

— А сюда и подъезжай.

— Ладушки. Бывай!

Илюха с девчонками уехал, а я стоял, тупил посреди двора Академии.

«Бать, ты-то чего замер? — спросил Кузя. — От меня, что ль, нахватался?»

— Да про Митилену вспомнил, — вслух ответил я. Народу во дворе почти уже и не осталось.

— А чего по поводу воспоминаний о Митилене окаменевать? — Кузя тоже заговорил вслух. — Вроде, мы там особо не накосячили? Куда, кстати, пойдём-то — домой или в госпиталь?

— Домой, — решил я. — Завтра с утра опять тренировка, а я хотел ещё узор для накопителя нарисовать.

Я шёл по вечерней улице, наполняющейся прогуливающейся публикой, размышлял о том, что в тот раз в Греции мы с Кузей вели себя очень прилично, не то что Змей, и представляющийся мне узор будущего накопителя удивительно напоминал собой змеиные кольца.

845 лет назад

Вообще, поехать отдохнуть была идея Кощея. Типа, сколько можно впахивать? От работы и кони дохнут, а он вообще не железный, и вы не представляете, сколько нервов уходит на сосредоточенный сбор живой энергии (я сейчас примерно представляю и Коша вполне понимаю). Решающим аргументом стало: ласковое солнце и тёплое море ещё никому не вредили. Во всяком случае, в разумных количествах.

Что такое «разумное» для трёх архимагов и магистра, не уточнялось.

Магистром, если кто сомневается, был я. Меня уже четыре года сопровождал Кузя, и за эти четыре года мы с ним совместными усилиями уже почти добили повторное восхождение к статусу архимага. При этом я очень плотно занимался разработкой того, что (как я думал) должно было стать новой школой магии. И, собственно, стало — для меня одного. Но усилий в эту работу было вкачано столько, что я реально уже подзаколебался и к предложению отдохнуть отнёсся с большим энтузиазмом.

Змей, как обычно, был рад любой заварухе. И он же от большого сердца Ярену с нами пригласил — за компанию.

Не могу сказать, что я пришёл от этой новости в особенный восторг. Отношения наши после моего падения практически сошли на нет, хотя иногда Ярена ностальгически набивалась ко мне переночевать. «Друзья с постелью», так она это называла. Всё время рассказывала, какие толпы молодых и перспективных поклонников за ней ходят. Я никак не мог понять — то ли она во мне ревность возбудить хочет, то ли, фигурально выражаясь, затеяла разжечь огонь угасшей страсти. Слушать про воздыхателей мне быстро надоело, и как-то так я начал всё больше от заманчивых Ярениных предложений отказываться. Но раз уж Змей её пригласил, я выступать не стал. Ну, хочет лететь — пусть летит.

Короче, долго сказка сказывалась, да недолго дело делалось. Змей умыкнул академический ковёр-самолет, оставив вместо него качественную такую иллюзию. Её можно было потрогать, пыль выхлопать, только полететь никак… Змей уверил, что комар носа не подточит, тем более, что ковёр всё равно не должны были использовать до масленицы. А к ней мы его вернём. Ну, по крайней мере, таковы были планы.

Остановиться решили на Макарии, уж очень название забавное, хотя Кощей и занудствовал, мол, это «Блаженная Страна» в переводе. Городок, в котором закупались продуктами, назывался Митилена и, если совсем честно, представлял собой просто сборище каменных лачуг. Зато бухта Ерас оказалась выше всяческих похвал. Множество живописных мелких островков, от просто кусков скал над морем, до вполне приличных кусков суши с рощицами олив.

*Макария — старинное название

острова Лесбос.

В первый же день Кош осчастливил нас драматической историей известной местной поэтессы, которая сперва рассталась с любовником, потом вышла замуж, но вскоре потеряла от болезни мужа и дитя, потом решила искать утешение в преподавании, но слегка подвинулась рассудком и начала приставать к своим же ученицам, и, наконец, к сорока годам вдруг вспомнила, что женщине свойственно любить мужчину и обратила свой взор на живущего поблизости рыбака. Рыбак не особо отвечал ей взаимностью и вообще, говорят, любил только рыбалку и море. Но поэтическая дама всё равно каждый день приходила на берег, наблюдала за тем, как рыбак готовится выйти в море и сидела на берегу до тех пор, пока он не возвращался обратно.

— И вот, в один трагический день, — вещал Кош весьма патетическим тоном, — бедный рыбак не вернулся. Чувствительная поэтическая натура не выдержала утраты, и женщина бросилась со скалы в море, прямо в пенные волны.

— А пиво здесь подают? — спросил Змей, должно быть, вычленив для себя в рассказе главное слово — «пенные».

— Тварь ты бесчувственная! — осудил его Кош. — Я тут распинаюсь, историю пересказываю…

— … душещипательную, — с некоторым подвыванием подсказал я.

— И ты туда же со своим сарказмом! А рыбак, между прочим, погиб!

— Да он просто задолбался, что за ним ходит какая-то левая полусумасшедшая баба! — бессердечно изложил своё ви́дение событий я. — И в один прекрасный день плюнул на всё и уплыл.

— Куда? — растерялся Змей.

— Да куда глаза глядят, лишь бы она перестала за ним таскаться!

Тут почему-то обиделась Ярена, сказала, что я чурбан бесчувственный и вообще дурак! И ушла по берегу ходить.

— Я не понял, — почесал в затылке Змей, — ты что — этого добивался?

— Я не призна́юсь! — я завалился на песок, подставляя солнцу бледное от сидения в подземелье пузо. — И вообще, мелодрамами меня больше не донимать!

Кош тоже немного подулся, но в итоге все успокоились и принялись заниматься тем, что обычно делают в отпуске на море: загорали, купались, жрали всяких морских гадов, кои водились в мелкой, тёплой и солёной воде в изобилии.

И всё бы ничего, но вскоре Змей, отправившийся в очередной залёт до Митилены за медом и сыром, вернулся не один.

— Нет, ты посмотри! — восхитился Кош. — Талантище! Куда угодно его пошли, хоть на северный полюс — вернётся с девицей!

Девушка, соскочившая со Змеева загривка, была чрезвычайно красива той экзотической красотой, которая так привлекала Змея и так же в те годы отталкивала меня. Горбоносый профиль, жгуче-чёрные волосы, заплетённые в мелкие косички, чёрные глаза и смуглая кожа.

Кош разглядывал приблуду с выражением научно-исследовательского любопытства, а Ярена, видно было, сразу возревновала. И с чего бы, спрашивается? Время, когда Змей к ней пытался клинья подбивать, давным-давно прошло. «Сам не ам и другому не дам?»

Черноглазая пыталась установить с нами контакт и бойко лопотала на своём, но толку получалось мало (и как только Змей с ней сговорился?), пока Кош барским жестом не коснулся её головы, и она словно споткнулась.

— Так лучше? — Кощей внимательно посмотрел на неё. — Головка не кружится?

— Ой, я вас понимаю, — на чистом русском выдала незнакомка. — А как это? А я свой родной забыла? Ή μήπως όχι (и мипос охи*), ой нет, не забыла! А вы кто — боги? Титаны? Духи?

*Или всё-таки нет? (греч.)

— Вот ты тараторка, — лениво протянула Ярена, сразу принявшаяся изображать небожительницу — возлегла на ковре-самолете у импровизированного очага и начала красиво отщипывать виноградинки от огромной грозди. — Сначала сама представься.

— Я-то? А-а, меня зовут Ехидна. Меня все тут знают. Я уже и не представляюсь.

— Змей, а ты в курсе, что наша гостья — магиня? — неожиданно влез Кощей.

— Нет, — горец немного подозрительно осмотрел Ехидну, — ничего не вижу. А как ты определил?

— Тень. Посмотри на её тень.

Мы дружно уставились на тень гостьи, пляшущую по камню в неверном свете костра. Только ног у тени Ехидны не было — лишь свёрнутый змеиный хвост.

— О как! — я применил ви́дение и невольно отшатнулся. Там, где глаза говорили мне о приятном девичьем теле, взор показывал змею с женским торсом. Нет, правда, всё, что было женского, у змеиной Ехидны соответствовало тому, что я видел глазами. — Она не маг, Кош. Тут нечто иное. Кто же ты, Ехидна?

Она даже нисколько не обиделась.

— Я местная. Эллины называют таких как я богами. Но они дикий народ и не понимают разницы в сверхъестественном, да и ладно, да? Вы же тоже не простые путешественники. Вон какой змеюка красивый, — она ткнула пальцем в Змея. — А ты, — она ткнула в меня, — видишь невидимое. От тебя, — это она Ярене. — смертью разит за стадию. А ты, — она задумчиво посмотрела на Кощея, — не бывает таких здоровых людей. У всех что-то есть такое… Даже если не болит, то слегка разладилось. А у тебя — нет. Твоё тело совершенно. Так не бывает! И вот вы, такие четыре необычных персонажа, сидите тут, вино пьёте, виноград едите, мясо, а меня не угощаете… — неожиданно закончила она.

Я расхохотался. Несмотря на то, что эта полузмея не нравилась мне как женщина, общаться с ней по-человечески было очень приятно. Непосредственная, забавная. И опять же, я не чувствовал от неё зла. Любопытство, веселье — да, но не угрозу.

Самое забавное, то, что Ехидна — полузмея (или, как ещё говорили, дракайна), Змея совершенно не парило. Они на пару упёрлись на небольшой камень, торчащий из воды, и азартно ловили рыбу. Чувствую, сегодня будет уха, раз ничего кроме новой пассии он из города не привёз. И, судя по восторженным воплям, доносящимся до берега, нас ждало настоящее пиршество.

Уха была. И была правильной!

Щас ужас расскажу. Однажды, уж не помню в какой усадьбе, хозяйка, принимавшая меня, выставила на стол красивую супницу, гордо назвав содержимое «ухой». А внутри оказался суп из среднего пошиба речной рыбы с пшённой крупой и корнеплодами. Рыбный суп. Убейте меня, я за точность формулировок (и иногда, как заусит — дотошнее, чем Кощей).

Эту… э-э-э… «уху», я, конечно же, съел. И хозяйку в цветастых выражениях поблагодарил. К слову, если абстрагироваться от слова «уха», суп был вкусный, как почти всякая домашняя еда. Но! Это с-с-сука, была не уха! Это был рыбный суп. Тогда.

Но не сегодня!

На этот раз нас ждала настоящая уха, на которую смело можно было бы приглашать местных богов.

Ярена мужественно взяла на себя самую трудную часть работы — командовать. Под её бдительным руководством Кош варил в котле мелочь, оцеживал (это очень ответственная часть, никому из них поручить нельзя), магически превращал в порошок остатки рыбешек (тут он сам сказал, что никому из нас столь сложную операцию не доверит) и обратно в бульон закладывал, ориентируясь по сторонам света и какому-то кхитайскому фэншую. Нахватался тоже в своей Сибири.

Кош же из рыбы кости вынимал (всё равно он в хирургии лучше всех разбирается).

Змею досталось следующие партии рыбных кусков закладывать — всё лучше и лучше качеством.

А на меня Ярена демонстративно внимания не обращала — я ж Дурак, какой с меня спрос? Поэтому я под ревнивыми взглядами Змея травил анекдоты Ехе. Хохотала она уж больно заразительно.

Лавр у нас был сорванный прямо с дерева, перец свой, а луковица осталась ещё с тех запасов, что не пошла на закусь Змею. Густой рыбный запах плыл по бухте, и казалось, даже звёзды принюхивались.

— Так, теперь финалочка! — Змей нырнул в палатку и вынес бутылёк с прозрачной бесцветной жидкостью. — Для другого случая берёг, но мамой клянусь, сейчас тоже хорошо, — и вылил миллилитров сто в котелок.

А потом мы ели уху, пили пряное вино и орали песни. И было хорошо.

Через неделю мы вернулись в Москву. Змей под нашим с Кошем прикрытием протащил в академическое хранилище ковёр, и нас даже не спалили на этом. Все четверо разбрелись по своим проектам, лабораториям и лишь изредка встречались в последующие пятнадцать лет.

Ярена ещё пару раз предлагала мне «по-дружески», но мне как-то стало фу. Тогда я окончательно решил, что затея эта — извращение какое-то, да и дружбы той осталось… При встречах, конечно, мы улыбались друг другу, но улыбки получались всё более отчуждёнными. Мимические упражнения для губ, не более. Она всё больше погружалась в эксперименты с энергиями смерти, а это накладывало отпечаток. Я же вернул себе звание архимага, но так и не избавился от прозвища.

Вообще, забавная штука жизнь. Столько времени все знали архимага Дмитрия Царевича, а теперь вся магическая братия обсуждает похождения Димы Дурака, иногда совершенно не понимая, что это один и тот же человек. Причём одна восторженная студентка рассказывала мне про подвиги уже некоего Ивана Царевича, словно это легенда или сказка, а в некоторых эпизодах ему — внимание! — помогал Иван-дурак. Помню, я так ржал, чуть с кровати не упал. А она обиделась, собрала свои вещи и ушла. Увиделись потом на зачёте по тер.магу (термической магии). Принял на общих основаниях, но без придирок — что ж я, зверь, что ли!

828 лет назад

Однажды в пике жаркого лета, я стоял на лестнице и смотрел вниз, в холл Академии, на черноволосую девочку, сдававшую документы на поступление. И на её маму, ободряюще положившую руку на худенькое плечо. И тени обеих плясали ужасный танец на плитках пола. Спустился поздороваться, конечно.

— Здравствуй, Еха!

— О! Царевич! Заматерел-то как, не узнать… Богатым человеком будешь!

— Да я собственно и так… не жалуюсь. Какими судьбами?

— Да вот, дочку к вам привезла, поступать. Ты тут кем?

— Ну-у, скажем так, помочь поступить могу.

— Как здорово! — она лучисто улыбнулась. — А Тифон где? Тоже где-то тут?

Я рассмеялся. Она была такой свежей, солнечной и непосредственной, прям как на том пляже, в далекой Элладе.

— А тебе он зачем? Столько лет не вспоминала, а тут на тебе, Тифона ей подавай. Кстати, его имя правильно произносится ТиХон, а не ТиФон.

— Ай, мне тяжело перестраиваться, я уж привыкла. Проблема у нас, дочка тоже зооморф, только больше стихийный. Ей сложно контролировать…

— И кто же у нас дочка?

Ехидна правильно поняла вопрос.

— Многоголовая змея. И еще она очень хорошо лечит.

— А Змей?..

— Тифон не знает. Я хотела их сейчас познакомить.

Девочка стояла, огромными черными глазами смотрела на мать и на меня, и, кажется, ничего не понимала. А тень у её ног ластилась к моим ногам извивающейся змеёй.

— Как зовут тебя, девочка?

— Гидра…

— Ну что, Гидра Тихоновна, добро пожаловать в Академию, надеюсь, тебе у нас понравится.

И ей понравилось.

Как потом сложилась судьба Гидры? Осталась она на Руси или вернулась на Макарию? Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, кто-то из потомков той девочки и содержит греческий ресторан «Бухта Ерас»? Наведаться туда, что ли?