Поглупевший от любви

Глава 10 Возвращение Генриетты с вечеринки Эсме

Генриетта поднялась в свою спальню, но и там не находила себе места: совершенно необычное для нее состояние. Обычно она перекидывала косу через плечо и, помолившись, мирно засыпала. Правда, были ночи, когда бедро слишком ныло. И редкие ночи, когда мысли о жизни без мужа и детей так терзали ее, что она рыдала в подушку.

Но у нее было много друзей, и все ее любили, так что по большей части жизнь казалась совсем не такой уж пропащей. За эти годы Генриетта незаметно взяла на себя много обязанностей мачехи, к их обоюдному удовольствию: навещала больных, устраивала семьи новых арендаторов, встречалась с викарием, когда того требовали обстоятельства. И планировала различные празднества, которые скрашивали сельское существование.

И если не считать моментов, когда очередной глупец позволял себе слишком наглые высказывания только потому, что она, Генриетта, говорила с ним куда откровеннее, чем это было принято, она была довольно счастлива. И не слишком огорчалась тем, что не была дебютанткой и не имела лондонского сезона. Да и какой смысл лить слезы по этому поводу!

Но сегодня она никак не могла успокоиться. Бродила по комнате, то поднимая книгу стихов, то снова кладя на место.

Она видела гравюры с изображением греческих статуй в «Ледиз джорнал», а он походил на бога, только в профиль. Анфас он казался слишком умным и образованным для простого греческого бога. Кроме того, скулы и глаза были чисто английскими.

Какой позор, что ей пришлось рассказать ему о своем бедре, хотя, будь он хоть немного внимательнее, наверняка уловил бы чей-то намек. Она заметила оценивающий блеск его глаз, когда предложила ему найти няню, так что он, вероятно, уже знал о ее богатстве. Как удобно для него: наследница и мать для его сестер, и все довольны. Она была права, обескуражив его. Не стоит давать пищу для сплетен.

Он и без того уделял ей много внимания.

Она невольно улыбнулась, с восторгом вспомнив, как он направился прямо к ее столу. А потом вернулся еще раз, только вместе с Люси Эйкен. Как он принес ей тарелку с куропаткой. И как держал ее за руку.

Сколько раз она наблюдала флиртующих мужчин и женщин! Но никогда не сознавала, как это приятно: встретиться глазами с мужчиной через всю комнату и понять, что он желает тебя. Особенно если этот мужчина — первый лондонский джентльмен, появившийся в Уилтшире за целый год с тех пор, как лорд Фаслбиндер прожил здесь месяц и соблазнил горничную миссис Пидкок. По мнению Генриетты, Фаслбиндер был чересчур толст и не слишком привлекателен. Но Дарби затмил всех местных джентльменов.

Сама миссис Пидкок подплыла к ней на вечеринке и спросила пронзительным шепотом:

— О чем это мистер Дарби говорил с вами, леди Генриетта? На вашем месте я не слишком доверялась бы обещаниям лондонского охотника за состояниями. Потому что он таков и есть.

По-видимому, миссис Пидкок хотела таким образом ненавязчиво напомнить, что Дарби не знал о ее увечье, иначе не стал бы тратить время на ухаживания.

Генриетта погладила ее по руке и под строжайшим секретом поведала, что, по ее мнению, мистер Дарби сражен Люси Эйкен.

Но сама то и дело улыбалась, вспоминая, как Дарби посчитал ее достойной кандидаткой на роль жены. Иначе к чему все эти комплименты? К чему проводить время за ее столиком? К чему все эти разговоры о ее волосах, симметрии, красоте? К чему держать ее за руку? Смотреть с ленивой, беспечной улыбкой, словно воображая…

На мгновение Генриетта ощутила удушливую волну отчаяния, так часто терзавшего ее в ранней молодости, и безумное желание быть как все. Как другие девушки. Иметь возможность выйти замуж и рожать детей, не платя за это жизнью. Но она давно овладела искусством гнать от себя подобные мысли, что сделала и сейчас. Нет причин горевать. Главное — она встретила поистине привлекательного мужчину, не знавшего о ее увечье и решившего поухаживать за ней! Поскольку она всю жизнь провела в Лимпли-Стоук, где каждому было известно о ее печальных обстоятельствах, впечатления были совершенно новыми и довольно приятными. Кроме того, новые впечатления всегда идут на пользу.

Генриетта подошла к окну, но ухоженные газоны Холкем-Хауса были скрыты тьмой. Какое счастье выпадет той, за кем вздумает ухаживать Дарби! У него чудесные глаза. Такие выразительные… он даже пытался сказать ей что-то этими глазами, хотя она, разумеется, не поверила в подобный вздор. Если бы он действительно ухаживал за ней…

Ее подруги часто получали любовные письма, в основном от поклонников, с формальным предложением руки и сердца. Письмо, написанное мистером Дарби, было бы куда изысканнее и поэтичнее, чем неуклюжие послания уилтширских джентльменов. Его письмо было бы нежным и страстным, и…

Нет. Он чересчур красив и привык, что женщины из кожи вон лезут, добиваясь его внимания. Его любовное письмо было бы надменным, властным… и ожидающим.

Только он вовсе не смотрел на нее так, словно ожидал, что она станет его женой. Скорее считал, что нашел нечто восхитительное: в ней, ее губах, ее подбородке, или… нет, она даже не смеет признаться в этом себе. Но от такого взгляда женщин бросает в жар.

Не те чувства, которые она, леди Генриетта Маклеллан, когда-либо испытывала. До сегодняшнего вечера.

Но, не говоря уже о чувствах, Дарби написал бы письмо, заставившее женщину ощутить себя желанной. Красивой, пусть на самом деле она хромала. Единственной, хотя она не могла иметь детей.

Его ленивая улыбка лучше всяких слов говорила женщине, что он считает ее прекрасной.

При одной мысли об этом Генриетту пробрал озноб.

Она шагнула к письменному столу и села. В голове сами собой стали складываться строчки письма.

«Дражайшая Генриетта», — написала она, после чего остановилась и прикусила кончик пера. Судя по тому, что она читала в романах, авторы любовных писем широко пользовались стихами известных поэтов.

«Сравнить тебя с весенним днем?..»

Не то чтобы Шекспир был ее любимым поэтом. Генриетта питала тайную страсть к Джону Донну. Кроме того, Дарби слишком тщеславен, чтобы воспринять самоуничижительную манеру Шекспира. Ему в голову не придет, что возлюбленная может посчитать его чересчур старым или недостаточно красивым.

Поэтому она скомкала бумагу и швырнула на пол.

Дарби написал бы письмо только в том случае, если бы был вынужден расстаться с любимой женщиной. Иначе просто поцеловал бы ее.

Она взяла чистый лист бумаги, вспоминая строки любимого стихотворения Джона Донна:

Мечтательно вздохнув, она опустила перо в чернильницу. Пора переходить от слов Донна к собственным. Вернее, к словам Дарби.

Никогда мне не найти ту, которую бы я обожал так же сильно, как тебя. Хотя судьба жестоко нас разлучила, в сердце своем я навеки сохраню память о тебе. Я бы отказался от звезд и луны, лишь бы провести одну ночь в твоих объятиях…

Генриетта поколебалась. Письмо было бы по-настоящему трогательным, если бы Дарби пришлось покинуть ее после проведенной вместе ночи. Когда Сесили Уайт сбежала с Тоби Дитлсби и ее отец обнаружил беглецов только на следующее утро, вся округа посчитала это истинной трагедией.

Она вставила в текст слово «еще», так что строка теперь звучала так:

Я отказался от звезд и луны, лишь бы провести еще одну ночь в твоих объятиях. Больше я не смогу дышать…

Умереть? Нет, подобные письма гораздо труднее писать, чем она воображала.

Генриетта безмолвно извинилась перед всеми джентльменами, чьи литературные потуги она так часто высмеивала в прошлом.

Больше мне не встретить женщину с озаренными лунным светом волосами, подобными твоим, дражайшая Генриетта. Опасная красота твоих волос навсегда останется в моем сердце.

Она вдруг загляделась в зеркало на собственные волосы. Ничего не скажешь, они — лучшее, что в ней есть. Если не считать груди. Не то чтобы она когда-нибудь носила платья, как у Селины Давенпорт, но втайне всегда считала, что грудь ее столь же пышна, особенно если затянуться в такой корсет, которыми обычно пользовалась Селина.

Генриетта снова окунула перо в чернильницу. Если вздумается написать себе еще одно любовное послание, придется купить зеленые чернила. Цветные чернила так элегантны!

Пора заканчивать письмо.

Я никогда не знал любви, пока не встретил тебя. Никогда не видел красоты, пока не узрел тебя. Никогда не знал счастья, пока не вкусил сладости твоих губ.

В иных обстоятельствах ей тоже хотелось бы иметь сезон и получать любовные послания. И писать их самой.

При этой мысли по спине прошел приятный озноб. Отвечать на письма джентльменов считалось непростительным бесстыдством, но, если вы обручены, вполне допускалось обменяться запиской-другой.

Без тебя у меня нет причин жить.

Нет, пожалуй, это уж слишком… ну да ладно. В конце концов все это лишь игра.

Разлученный с тобой, я ни на ком никогда не женюсь. И поскольку ты не можешь стать моей женой, дорогая Генриетта, я останусь в одиночестве. Дети ничего для меня не значат: у меня их и без того чересчур много. Все, что мне необходимо, — это ты.

На всю жизнь и за гробом.

Слезы обожгли глаза Генриетты. Как же все это грустно! Представить только, Дарби вернется в Лондон и останется холостяком до конца дней своих. Не женится из-за любви к ней.

Генриетта вздрогнула, когда влетевший в окно холодный ветерок поцеловал ее в шею.

Но тут здравый смысл восторжествовал, и тихий смешок сорвался с губ Генриетты. Перед глазами встало холодное сдержанное лицо Дарби. Должно быть, ей шампанское ударило в голову! Да бедняга рухнул бы как подкошенный, узнав о ее письме!

И поделом ему! Можно с одного взгляда определить, что мистер Дарби из города Лондона никогда не влюблялся. Слишком поглощен собой, чтобы любить женщину так, как она хотела быть любимой: преданно.

Генриетта была абсолютно уверена, что когда-нибудь встретит человека, которому не захочется иметь детей. Который полюбит ее так сильно, что дети не будут иметь значения. Не охотника за приданым вроде Дарби. Мужчину, который полюбит ее ради нее самой, и так сильно, что забудет о детях.

Руки, сворачивавшие письмо, на миг замерли. Как жаль, что Дарби не сделает ей предложения! Он стал бы для нее идеальным мужем, тем более что уже имел детей, которых она так отчаянно хотела бы. Но он никогда не полюбит ее так, как она этого заслуживает.

Она вспомнила, как он в прямом смысле разинул рот, узнав, что у нее не может быть детей. По-своему ей было даже приятно озадачить элегантного лондонца.

Он скорее всего женится на Люси Эйкен или другой такой же богатой наследнице, поскольку, кажется, невзлюбил Люси. Но та была бы достаточно добра к Джози и Аннабел, хотя, вероятно, оставила бы их в деревне, под присмотром няни и гувернантки.

Глаза Генриетты снова защипало, когда она вспомнила, как доверчиво Аннабел пробормотала заветное слово «мама», уткнувшись в ее шею. А вдруг новая няня Аннабел тоже заставит ее носить мокрую одежду и девочка подхватит простуду и умрет?

Она мысленно встряхнулась, запретив себе думать о подобных вещах. Все это чистый бред: Дарби не наймет другую няню, способную на такую жестокость! А она сама? Немногим лучше сбежавшей няньки! Облить водой маленькую Джози! При одной мысли о полной потере самообладания ей стало нехорошо. И это после стольких книг по воспитанию, которые она читала годами, после всех часов, проведенных в деревенской школе!

Но вот что она сделает: завтра утром непременно поможет мистеру Дарби выбрать няню. Сам он не способен сделать это! Всякий с первого взгляда мог сказать, что он совершенно не разбирается в детях! И поскольку знает о ее бедре, не посчитает предложение чересчур дерзким.

Она снова принялась писать:

Дорогой мистер Дарби!

Я пишу, чтобы возобновить мое предложение о поисках няни для Аннабел и Джози. И буду более чем счастлива помочь вам беседовать с возможными кандидатками. Если же вы не захотите принять мою помощь, я, разумеется, все пойму и не обижусь.

Искренне ваша леди Генриетта Маклеллан.

Генриетта свернула письмо и отложила в сторону, туда, где утром его заберет грум и доставит по назначению. Она слегка улыбнулась при мысли о том, насколько различны два письма, написанные ею в эту ночь. Возможно, стоит избавиться от первого. Но ведь это единственное любовное послание, которое ей суждено получить.

И вместо этого она оставила его на туалетном столике. Завтра покажет его Имоджин, и они вместе посмеются над ним.