Поглупевший от любви

Глава 17 Супружеская близость иногда именуется совокуплением, а иногда считается необязательной

Миссис Петтигрю вышла из дверей школы, натягивая теплые перчатки. Перед уходом она старательно заперла дверь. Завидев сидевшую на крыльце Генриетту, она немного удивилась, поскольку та ушла раньше под предлогом начинающейся метели и это было добрых десять минут назад.

Генриетта понаблюдала, как мисс Петтигрю гордо марширует прочь: прямая спина, расправленные плечи, — и, покачав головой, облегченно вздохнула. Она никогда не позволяла себе признаться, как это грустно — остаться незамужней. Какой смысл читать книги о воспитании детей под предлогом помощи в школе, когда на самом деле она хотела растить своих собственных ребятишек! И ненавидела самую мысль о жизни без семьи и мужа.

Но лучше не думать об этом. При первой встрече мисс Петтигрю без обиняков заявила, что не видит смысла в замужестве и что мужья — это всего лишь досадная помеха.

«Слишком много неоправданной власти они берут над женщинами. Моя собственная сестра…» — начала она, но тут же осеклась и поджала губы.

Генриетта кивнула и согласилась, пытаясь найти единомышленницу в лице столь независимой женщины. Только вот оказалось, что они не совсем единомышленницы. Она хотела Дарби с его теплыми карими глазами и высокими скулами, кружевами и изысканной одеждой.

Она весело хихикнула, представив коляску, отделанную золотыми кружевами и бахромой.

Через четверть часа она совсем замерзла и измучилась. Большие снежинки лениво спускались с маслянисто-серого неба. Сейчас начнется снегопад, а Джем все еще ждет ее на краю деревни. Он, должно быть, сердится за то, что приходится держать лошадей на холоде.

Генриетта закусила губу и подождала еще пять минут. Снег становился все гуще, и хотя до дома было не больше полумили, ждать просто нет смысла. Эгмонт и Паслен — не тягловые лошади чтобы выстаивать по колено в снегу. Их нужно срочно загнать в конюшню и дать теплой мешанки и много сена.

Наконец она медленно пошла прочь, все еще надеясь, что Дарби ее догонит. Какая глупость! Разве можно представить Дарби бегущим по улице?!

Ощущения, обуревавшие ее при одной мысли о Дарби, не сразу позволили понять речи мачехи.

— О чем это ты, Миллисент?

Мачеха, обычно спокойная и невозмутимая, ломала руки, и на щеках ее виднелись следы слез.

— Я о том… — начала она и запнулась. — О том, что ты не… не можешь выйти замуж.

— Но Дарби не хочет детей, Миллисент, — терпеливо повторила Генриетта. — Ему совершенно безразлична моя неспособность их иметь. Он сам говорил, что считает детей ненужной помехой и тяжким бременем.

— Господи! Это я во всем виновата! — вскричала Миллисент. — Мне давно следовало обсудить это с тобой. Все мои глупые колебания и боязнь откровенности!

Генриетта застыла. На душе стало как-то пусто. Стиснув руки, она глухо выговорила:

— Значит, есть еще причина, почему я не могу выйти замуж?

— Да. То есть да и нет, — жалко пробормотала Миллисент. Похоже, она никак не могла найти достаточно подходящих слов для выражения обуревавших ее эмоций. Новая ужасающая мысль пришла в голову Генриетте.

— Дарби сказал, что не желает жениться на мне? Что находит во мне какие-то недостатки?

Миллисент покачала головой.

У Генриетты ноги подкосились от облегчения.

— Тогда ты обязана объяснить, почему я вообще не должна выходить замуж, если он не хочет детей.

— Не могу!

— Можешь!

— Это из-за… совокупления. Ты понимаешь, о чем я?

Генриетта зловеще прищурилась.

— Ты имеешь в виду супружескую близость? Миллисент кивнула.

— О, это я понимаю, — к необычайной радости Миллисент, заявила она. Ну конечно, Генриетта с ее любознательной натурой должна знать подобные вещи! Только безголовые особы вроде Миллисент впервые ложатся в брачную постель абсолютными невеждами и, как следствие, совершенно неожиданно сталкиваются с неописуемыми кошмарами.

Но тут Генриетта призадумалась.

— По крайней мере мне так кажется. А что, есть какие-то причины, по которым я не способна исполнять эти обязанности, как всякая женщина? Правда, бедро иногда болит, но имеет почти такую же форму, как твое.

— Ты права. Но именно супружеская близость ведет к появлению детей. Честно говоря, именно потому женщина и соглашается на эту… процедуру, что я давным-давно должна была тебе объяснить.

Генриетта пожала плечами и медленно произнесла:

— Разумеется, все, что ты говоришь, вполне приемлемо с точки зрения здравого смысла, учитывая все, что я знаю о случках животных.

Миллисент вспыхнула и уставилась на свои руки. Она была настолько смущена, что даже шея выглядела так, словно на нее вылили котел с кипящей водой.

— Я бы все объяснила в случае твоего замужества. И обязательно расскажу Имоджин в канун ее свадьбы…

— То есть… то есть ты хочешь сказать, что Дарби отказывается жениться, если между нами не будет именно этой близости? — глухо, без всякого выражения спросила Генриетта, и мачеха сжалась, услышав этот унылый голос. — Даже притом, что он не желает иметь детей?

Миллисент кивнула, не в силах выговорить ни слова. Горло перехватило слезами. Что сделала ее прекрасная, добрая падчерица, чтобы выслушивать столь ужасную правду?

— Мужчины — свиньи. Свиньи! — вскричала Генриетта. — Молли… Молли Маплторп тоже описывала все происходящее как весьма неприятное и болезненное.

— Но необходимое для того, чтобы иметь детей.

— Дарби взял назад предложение, потому что я не способна вступить с ним в интимные отношения и даже в самых благоприятных обстоятельствах нашла бы эти отношения ненужными и болезненными?

— Мужчины чувствуют иначе, чем женщины. И находят в этом удовольствие, — вздохнула Миллисент.

— Свиньи, — коротко бросила Генриетта. Миллисент снова принялась ломать руки.

— Боюсь, я не слишком хорошо объяснила. Большинство женщин считают это весьма неприятной процедурой, необходимой, чтобы иметь детей. Больно бывает только в первый раз, в крайнем случае во второй, не больше. После этого остальное — просто надоедливая докука. Но дети… дети стоят всех мучений, Генриетта! После рождения Имоджин я поняла это…

Она осеклась, поняв, что вряд ли тактично заводить разговор на эту тему.

Генриетта снова пожала плечами.

— Я, разумеется, знаю, что мужчины наслаждаются этой стороной жизни. Если быть откровенными, разве не именно по этой причине они содержат любовниц?

— Ген-ри-етта!

Но падчерица, по-видимому, ничуть не раскаивалась в сказанном.

— Почти у всех есть любовницы, Миллисент, и ты это знаешь.

— Об этом не говорят вслух.

Но Генриетта никогда не могла вовремя смолчать, если в голову приходило что-то, по ее мнению, важное.

— Почему Дарби не может сделать то же самое? Завести любовницу исключительно для постели? Почему?

— Мужчинам нравится близость с женами, — едва не заплакала Миллисент. — Твой отец… ах, все это слишком сложно.

Но взгляд Генриетты был достаточно свирепым.

— У твоего отца была содержанка. Если припоминаешь, он редко бывал дома по вторникам, а иногда и другими ночами. Но это не влияло на наши отношения. Он женился на мне… потому что восхищался моей внешностью.

— Помню. Как-то он пришел в детскую и сказал, что встретил самую красивую девушку во всех пяти графствах и собирается привести ее домой и сделать моей мамой. Увидев тебя, я подумала, что ты похожа на принцессу из сказки, честное слово!

— Спасибо, дорогая, — всхлипнула Миллисент. — Во всяком случае, когда мужчина берет жену, он хочет… хочет… ах, это просто часть сделки, Генриетта. Яснее я выразиться не могу, никак не могу!

В комнате воцарилось молчание, прерываемое только тихим воем ветра, швырявшего на стены дома хлопья снега.

— Я, кажется, поняла. Мужчина женится, потому что находит женщину привлекательной.

В ушах звучал голос Дарби, низкий и хрипловатый, повторявший, что у нее изумительные волосы.

— И поэтому ожидает супружеской близости, независимо от того, готова на это женщина или нет. По-моему, это чистый идиотизм!

— Что тут идиотского?

— Почему пары не могут быть друзьями и избежать встреч в постели?

— Мужчины одержимые. Остальное мне трудно объяснить. Генриетта злобно прищурилась.

— И что сказал Дарби после того, как ты сообщила ему, что я… я не способна удовлетворить его в этом отношении?

— Он выглядел очень опечаленным, дорогая. Думаю, он искренне тебя уважает. Какая жалость!

— Но что он сказал?

— Сказал, что забыл о важном деле, и попросил извиниться за то, что не сможет проводить тебя домой.

— Так легко? Он сдался так легко? — ошеломленно охнула Генриетта.

Но в глазах мачехи не светилось утешения.

— Очень жаль, если я позволила тебе думать, что мужчина может… может смириться с твоим состоянием.

— Как глупо с моей стороны не понять, что две эти вещи прямо связаны между собой. Я думала, что достаточно найти мужчину, который не хочет детей, — прошептала Генриетта с такой тоской, что у Миллисент едва не разорвалось сердце.

— О, не плачь, дорогая, не плачь, — умоляла она, садясь рядом с Генриеттой и обнимая ее плечи.

— Я не плачу.

Она действительно не плакала, хотя лицо побелело и осунулось на глазах.

— Дарби глупец, если отказался от тебя по такой причине, — бросила Миллисент. — Ты права, мужчины все глупцы.

— Не глупец, — выдохнула Генриетта. — Скорее распутник. Потому что именно это и есть распутство, не так ли?

Она повернулась к Миллисент и нашла ответ в ее глазах.

— Мужчине недостаточно осквернять любовницу. Он еще должен иметь и жену.

Последовал момент молчания, прерываемого только нарастающим шумом ветра.

— О, насколько все было бы проще, знай я это хотя бы несколько лет назад.

Слова, казалось, вырвались из самого сердца Генриетты. Миллисент поискала платок, но вместо того, чтобы протянуть Генриетте, вытерла свои глаза.

— Понимаю, что Дарби — совсем не плохая партия, — заметила вдова несколько минут спустя. — Что ни говори, а он действительно не хочет детей, и его сестры остались без матери.

— Ничего, — пробормотала Генриетта, не глядя на Миллисент. — Я неплохо обойдусь и без мужа. И кроме того, почти не знаю Дарби. Недаром мисс Петтигрю не раз твердила мне, какой помехой может стать муж в жизни женщины.

— Кроме того, насколько мы знаем, мистер Дарби — преступник. Не хотела бы ты потолковать на этот счет с мистером Фетчемом?

— С мистером Фетчемом? К чему мне толковать с викарием о женитьбе, если я не выхожу замуж?!

— Он сумеет помочь тебе примириться со своим несчастьем.

— Никакие разговоры о Божьей воле не примирят меня с будущим, которое мне предназначено, — резко ответила девушка. — Как ни глупо это звучит, а я все же надеялась выйти замуж.

— Я не знала, — прошептала мачеха.

— Думала найти вдовца или мужчину, который не хочет детей или уже имеет своих собственных. Надеялась, что такой мужчина влюбится в меня… брак по любви.

Она едва не рассмеялась над собой. Уж очень глупо это звучало!

— Не надейся, что найдешь истинно благородного человека, менее подверженного воздействию своих низших инстинктов.

— Я это учту, — коротко ответила Генриетта.

— Я рада, что Дарби сразу объявил о своих намерениях, — вздохнула Миллисент. — Таким образом, у тебя было слишком мало времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

— Да, разумеется, — буркнула Генриетта. Мачеха понятия не имела, что она уже считала брак с Дарби делом решенным. Что ни говори, а она почти ничего не знала о нем, если не считать пристрастия к кружевам. А если ей станет противно жить с человеком, дом которого скорее всего битком набит бахромой и золотыми кружевами? Кроме того, он — охотник за приданым — весьма сомнительное основание для брака, даже при более нормальных обстоятельствах.

— Так будет лучше для тебя, — утешала мачеха. — Ты в два счета разгадала его истинную натуру.

—Да.

— Вот увидишь, — продолжала Миллисент, отчаянно желая доказать свою правоту и любым способом стереть это выражение с лица Генриетты, — Дарби может оказаться весьма похотливым типом, дорогая моя. Вспомни, как он целовал тебя, причем в общественном месте!

— Совершенно верно, — глухо пробормотала Генриетта.

— Из него выйдет крайне неудачный муж, — ораторствовала Миллисент, почувствовав, что наконец находится на твердой почве. — Он… он даже может потребовать твоего общества чаще одного раза в неделю, дорогая моя, и бесцеремонно приходить к тебе в постель, когда захочет. И это окажется воистину утомительно, особенно с годами. Ты просто должна поверить мне на слово!

Генриетта поднялась и поцеловала мачеху в щеку.

— Пожалуй, приму-ка я долгую горячую ванну. Обещаю, больше ни слова о мистере Дарби.

Миллисент вдруг обнаружила, что, если смотреть на Генриетту сквозь слезы, ее волосы кажутся чистым золотом.

— Мне так жаль сообщать тебе плохие новости. Сердце разрывается при мысли, что ты не сможешь выйти замуж и иметь детей. — Слезы снова переполнили глаза, угрожая хлынуть водопадом. — Ты так красива, и у тебя могли быть изумительные дети. И…

Генриетта наклонилась и вытерла щеки мачехи.

— Все к лучшему, Милли, — прошептала она, назвав ее, как когда-то в детстве. — Мистер Дарби просто ненадолго увлекся. Но вряд ли я подхожу ему в жены. Он слишком элегантен, а я чересчур прямолинейна. Довольно скоро я ему надоем и буду только вызывать раздражение. Тогда начнутся ссоры и скандалы, и во что превратится наш брак?!

— Надеюсь, тебе не будет неприятно видеть его снова. Генриетта нашла в себе силы улыбнуться, только губы чуть дрогнули.

— Разумеется, нет. В конце концов мы едва знали друг друга, — бросила она и вышла из гостиной, высоко держа голову. Поднялась к себе, решив, что сейчас самое время поплакать. Но здравый смысл помешал ей броситься на постель и зарыдать. Она сказала правду: этот человек едва ей знаком. Зачем же плакать по тому, чего не было?

Немного поразмыслив, Генриетта поняла, что в основном испытывает стыд из-за собственного невежества. Ведь она действительно не знала, что не годится для супружеской жизни. До чего унизительно вспоминать о том, как она прижималась к Дарби! Неудивительно, что он посчитал ее готовой на все, если придерживаться верной терминологии.

Впрочем, сегодня она также впервые задумалась о брачном опыте Миллисент. Много ли мачеха понимает в интимных отношениях? Ей казалось, что близость с Дарби не была бы ей противна. Именно он, а никто другой может сделать их приятными.

Но он не смог бы найти с ней это наслаждение.

Она уселась перед туалетным столиком. Какая жалость, что она унаследовала волосы и лицо матери! Будь она некрасивой, даже уродливой, мистер Дарби вообще бы ее не заметил.

И это обстоятельство лишний раз доказывало, как он мелок и тщеславен, если, по собственным словам, его влекут только ее медовые волосы! Ну… и определенные части ее тела: недаром его руки ни на секунду не оставались в покое.

Но нужно быть честной с собой: хуже всего — не потеря мистера Дарби. Истина, превращавшая ее сердце в слиток железа, заключалась в том, что ни один мужчина, даже вдовец, не захочет жениться на ней. Не влюбится в нее. Даже единственное любовное письмо было написано ею же самой. Все мечты о том, чтобы найти мужчину, который не захочет детей, разом превратились в прах.

Она сглотнула горький ком в горле, стараясь не заплакать. Письмо, которое она написала себе, так и лежало на туалетном столике. Генриетта коснулась его кончиком пальца. Теперь она узнала Дарби куда лучше, чем в тот вечер, когда писала письмо. Строки, написанные им самим, были бы куда более земными, и остроумными, и одновременно более нежными и неистовыми.

Она потянулась было к перу, но отдернула руку. Еще одно письмо только ненадолго продлит несбыточные фантазии. Никакие послания не заставят мужчину жениться на ней. Пора отказаться от детских грез о рыцаре в сверкающих доспехах, который примчится на белом коне, чтобы спасти ее. Этого никогда не будет.

Одинокая слеза скатилась по щеке Генриетты. Она смахнула ее и позвонила горничной.

В ванной она повторила старый ритуал: считала благословения Божьи, которые до сих пор никто у нее не отнимал. Она была абсолютно счастлива до того, как Дарби появился в деревне, и с его отъездом все пойдет по-прежнему. У нее много друзей, она им нужна и чувствует…

Она почувствовала, как еще одна слеза упала с кончика носа. За ней последовала другая.