Поглупевший от любви

Глава 12 Следующее утро Слезы и секреты — лучшие друзья

Утренняя гостиная леди Роулингс была, бесспорно, очаровательна, и ее обитатели по праву должны были испытывать игривое или хотя бы радостное настроение. Генриетта остановилась на пороге, любуясь игрой солнечных лучей, проникавших через розовые газовые занавеси и посылавших по полу веселых зайчиков.

Но это было до того, как она взглянула на леди Роулингс. Элегантная светская львица была бледна как полотно. Под глазами лежали круги, а лимонно-желтые обои отнюдь не оживляли общего впечатления.

— По-моему, я выбрала неудачный момент для визита, — начала Генриетта. — Но я обещала мистеру Дарби помочь подыскать няню, хотя вполне могу…

— Ни в коем случае! — Хозяйка безуспешно попыталась улыбнуться. — Пожалуйста, садитесь, леди Генриетта. Уверена, что Саймон скоро спустится вниз. Могу я предложить вам чаю?

Генриетта села рядом с леди Эсме, с тревогой наблюдая, как по изящному носику последней катится слеза.

— Когда миссис Раддл, что живет в деревне, была в интересном положении, — сочувственно заметила Генриетта, — ее муж клялся, что больше никогда не позволит ей иметь детей. Она непрерывно орала на него, как базарная торговка.

— Неужели?

Леди Роулингс протянула ей чашку и промокнула слезу отсыревшим платочком.

— Я сама слышала, — заверила Генриетта. — Бедный мистер Раддл немного раздался в ширину, и его жена сначала обозвала его обжорой с рожей завзятого мошенника, а потом — свинячьей задницей. Это было лет шесть назад, но я никогда не забуду великолепного эпитета «свинячья задница»!

Она отставила чашку. Слезы дождем покатились по лицу леди Роулингс.

— О Господи!

Хозяйка жалко улыбалась.

— Боюсь, я в отличие от миссис Раддл настоящая плакса. Честно говоря, я никак не могу удержаться от слез. Моя няня твердит, что я могу повредить ребенку.

Генриетта, сунув руку в карман, извлекла чистый платок, которым и вытерла лицо леди Роулингс.

— Я понятия не имела, что дамы в интересном положении подвержены приступам плача, хотя думаю, что ребенку это вряд ли повредит. Правда, плач по утрам — это не лучшая идея.

— Но… но почему? Что может быть лучшей идеей? — растерялась леди Роулингс, которая, очевидно, была не в себе.

— От слез чай становится соленым. Вот, выпейте это. Генриетта давно обнаружила, что всякого рода деятельность имеет тенденцию душить истерику в зародыше.

Эсме послушно выпила чай, но слезы все не унимались.

— Полагаю, вы ужасно тоскуете по мужу, — вздохнула Генриетта. — Мне очень жаль.

— К-конечно, я тоскую по М-майлзу, — прорыдала Эсме. — Именно… по м-мужу.

Генриетте ее тон показался несколько странным. Она, как и все окружающие, знала, что Эсме и Майлз много лет не жили вместе. Более того, никуда не выезжая из Лимпли-Стоук, Генриетта частенько встречала лорда Роулингса в обществе некоей леди Чайлд. Всем было известно об их связи. Но прошлой ночью Дарби намекнул, что перед смертью лорда Роулингса муж и жена воссоединились.

— Говорят, что боль со временем становится легче, — неловко пробормотала она.

— Понимаете, в этих обстоятельствах очень трудно вынашивать ребенка. И теперь, когда Дарби и дети здесь, я чувствую себя так… так…

Она запнулась.

— Может, вам станет легче, если думать о своем малыше?

— Я не могу представить! — истерически взвизгнула леди Роулингс. — Не могу представить, как выглядит мое дитя!

— Но ведь этого никто не знает, верно? И это, похоже, не имеет особого значения. Могу заверить, что вы влюбитесь в него с первого взгляда, каким бы некрасивым он ни показался окружающим. Сын миссис Раддл кругл, как репка, но она в жизни не обозвала его обжорой, хотя, уверяю вас, он именно таков и есть. Прошлой весной выиграл состязание по поеданию пирогов, а ведь ему только семь!

— Вы не понимаете, — прорыдала Эсме. — Я не… не… уверена, как будет выглядеть мой ребенок.

— Но, леди Роулингс… — озадаченно начала Генриетта.

— Не называйте меня так, пожалуйста, не называйте меня этим именем!

Очевидно, сейчас начнется настоящая истерика.

Генриетта огляделась. Подобного рода вещи хорошо лечатся нюхательной солью или нашатырным спиртом. К сожалению, при ней не было ни того ни другого.

К счастью, леди Роулингс не проявляла желания немедленно броситься на пол и забиться в судорогах.

— Меня зовут Эсме! — свирепо прошипела она, кладя в чашку ложечку сахара. — Пожалуйста, зовите меня Эсме. Дело в том… — Она поднесла к губам чашку и устремила взор на Генриетту поверх краев. — Дело в том, что я не уверена, кто стал отцом моего ребенка.

Нечеловеческим усилием воли Генриетте удалось не выказать самого откровенного потрясения. Вместо этого она подняла свою чашку и тоже сделала глоток.

— И… и что… существует много кандидатов?

— Вы высказываетесь, совсем как моя подруга Джина. Герцогиня Гиртон. Она задала бы тот же вопрос. Джина так практична. Уж она никогда бы не оказалась в подобной ситуации. — Эсме снова заплакала. — Я предала нашу дружбу.

Генриетта пыталась придумать слова, которыми можно было бы утешить бедняжку, но не смогла, потому что понятия не имела, о чем та толкует.

— Понимаете, Джина собиралась выйти за лорда Боннингтона, но не вышла, — выдохнула Эсме. — Боюсь, именно он может быть отцом ребенка.

Глаза Генриетты округлились. Она, разумеется, знала о развратном маркизе и его гнусной попытке обмануть герцогиню.

— Тот самый маркиз, который пытался вынудить герцогиню…

— Нет-нет. Вся эта история — сплошной вздор. Он вошел в мою комнату, потому что искал меня. Потому что… искал меня!

— А вместо этого нашел вашего мужа, — догадалась Генриетта. — Какая неудача!

И в ее голосе прозвучало столько мягкости и доброты, что Эсме мгновенно успокоилась, почему-то ощутив себя прощенной.

— Генриетта… вы не возражаете, если я буду звать вас Генриеттой?

Девушка ответила улыбкой.

— Я жалкое ничтожество, — продолжала Эсме, — но люблю его… и так уж ли это невозможно?

Генриетта еще раз попыталась разложить все по полочкам.

— Вы любите лорда Боннингтона?..

— Все слухи, которые ходят обо мне в обществе, правдивы: я распутная женщина, — перебила Эсме. — И провела одну ночь с Себастьяном. Только одну. Ночь перед той, когда мы с Майлзом воссоединились, решив зачать ребенка. Муж твердил, что сначала ему необходимо потолковать с леди Чайлд. — Она уставилась на Генриетту распухшими глазами-щелочками. — Вы знаете о леди Чайлд?

Дождавшись кивка Генриетты, Эсме продолжала:

— Вы, должно быть, считаете нас крайне распущенными людьми. Но это вовсе не так, клянусь. Наш с Майлзом брак был ошибкой, и много лет спустя он нашел некое подобие счастья с леди Чайлд. Его мучило лишь одно: он отчаянно мечтал о наследнике и поэтому был принужден сообщить ей… — Эсме опустила голову.

— Что предыдущей ночью вы и маркиз…

— Совершенно верно, — жалко пробормотала леди Роулингс.

— Но маркиз отправился в Европу, разве не так?

Генриетта смутно припомнила, как Имоджин возбужденно пересказывала крайне неприятную историю о скандале, главным героем которого был Боннингтон. История печаталась в «Дейли рекордерз» под рубрикой «Столичные новости».

— Да. И я теперь не знаю, чей это ребенок, его или Майлза.

— В таком случае не вижу никаких проблем, — объявила Генриетта, ослепительно улыбаясь. — Потому что это дитя ваше, и ничье другое.

— Ну… полагаю, это правда, только… Генриетта положила ладонь ей на руку.

— Я вполне серьезно, леди Роулингс… Эсме. Этот ребенок — ваш. Только что родившись, он будет походить на бесформенный красный комочек, которого никто, кроме вас, не будет любить. Вы когда-нибудь видели новорожденных?

Эсме покачала головой.

— Они довольно уродливы. И, судя по тому, что я слышала, вам придется чертовски нелегко, когда настанет срок привести его в этот мир. И вот они появляются без единого волоска на голове и покрытые красными пятнами. Да еще и шелушатся. Но это ваше. Только ваше. Если вы его хотите.

Эсме обхватила живот руками.

— О да! Хочу! Очень хочу! Его или ее.

— Тогда я не понимаю ваших терзаний. Ребенок родится под защитой вашего брака.

— Если бы дело было только во мне, я не испытывала бы таких безжалостных угрызений совести, — призналась Эсме. — Но речь идет еще и о Дарби.

— Дарби — человек взрослый, — сухо напомнила Генриетта.

— Да, но вы не понимаете. Дарби был довольно богат… до этого года. А потом его отец погиб, и он стал опекуном младших сестер. Но он был наследником Майлза…

— Номинальным наследником. Я не питаю особого сочувствия к абсолютно здоровым джентльменам вроде мистера Дарби. Его дорога ясна. И у меня нет ни малейших сомнений, что он изберет именно ее. Ему необходимо жениться на богатой наследнице. К счастью, он обладает лицом и фигурой, как нельзя лучше подходящими для подобного предприятия.

— Но это так несправедливо, — запротестовала Эсме.

— Не вижу никакой несправедливости.

— Но неужели вы не понимаете…

— Нет. Я бы отдала все на свете, чтобы быть мистером Дарби, на попечении которого двое прекрасных маленьких детей. Он может жениться на ком угодно… на любой красавице.

Последовало минутное молчание.

— Мне ужасно жаль, — вымолвила наконец Эсме. — Я, разумеется, знала, что у вас не может быть детей, но все же не поколебалась обременить вас своей не слишком красивой историей. С моей стороны это было непростительной грубостью.

Генриетта грустно улыбнулась:

— Здесь нечего прощать.

— О, разумеется, есть. Я извожу себя терзаниями, которые могут показаться вполне банальными по сравнению с вашими обстоятельствами.

— Честно говоря, я хотела бы оказаться на вашем месте.

— Неужели не понимаете, в какой грязи я вывалялась? Какой ужасной женой была Майлзу? Ведь я практически виновна в его смерти!

— А вот это совершенно лишено здравого смысла. Судя по всему, что я слышала, сердце лорда Роулингса не выдержало. К сожалению, он мог умереть в любую минуту. Но получилось так, что у него будет желанный наследник, а у вас появится ребенок. Чудесный, изумительный, долгожданный ребенок! — воскликнула Генриетта и, поколебавшись, добавила: — И мне абсолютно все равно, если бы у моего ребенка вообще не было отца!

Эсме подалась вперед и взяла тонкие руки Генриетты в свои.

— Вы абсолютно уверены, что не сможете выносить ребенка?

— Да. Но не хочу, чтобы вы думали, будто я пребываю в постоянных страданиях по этому поводу, потому что это бывает крайне редко. Однако, если бы кто-то подарил мне ребенка, я не слишком задумывалась бы насчет обстоятельств его рождения.

— Ну-у… — протянула Эсме, — пожалуй, вы лучший человек на земле, которому я могла доверить свой гадкий маленький секрет.

— Боюсь, я покажусь вам несколько циничной и безжалостной. Большую часть времени я провожу в наблюдениях за людьми, и в результате мои мнения о них временами бывают довольно эксцентричными. Моя сестра постоянно жалуется, что я становлюсь чудачкой.

— Большинство знакомых женщин, услышав мой рассказ, посчитали бы меня чудовищем, — заявила Эсме, с любопытством взирая на Генриетту. — Честно говоря, я и сама до сих пор не верю, что призналась вам во всем.

— Даю слово, что не расскажу ни единой душе. И умоляю вас больше ни секунды не думать о возможной потере наследства мистером Дарби. Повторяю, он взрослый человек.

— Вам следует выйти за него! — неожиданно выпалила Эсме. — У него есть дети, которых вам так недостает, и вы необыкновенно красивы, что для него важнее всего.

— С чего это вдруг я должна выходить за человека с кружевными манжетами и одержимостью красотой?

Теперь, приглядевшись, Эсме заметила, какая у Генриетты изумительная улыбка.

— Но он вовсе не такой, каким его считают. Знаю, у него репутация фата и любовь к красивой одежде. Но Дарби — вполне разумный человек. Пожалуйста, хотя бы подумайте о возможности стать его женой.

— Он не делал мне предложения, — подчеркнула Генриетта. — И не сделает. Мужчины хотят иметь собственных наследников. Я останусь старой девой.

— Только не Дарби! Дарби терпеть не может детей! Слышали бы вы, как он распространялся на эту тему, прежде чем взял на себя ответственность за сестер. Можете вы представить, чтобы Дарби заинтересовался уродливой, безволосой, красной обезьянкой, как вы описывали новорожденных?

— Да уж, представить трудно, — усмехнулась Генриетта. Эсме быстро повернула голову.

— А вот и он! Дарби, скажите, что вы думаете о детях?

В утреннем свете Дарби казался еще более элегантным, чем накануне, если это только было возможно, конечно. Перёд его жилета украшала вышивка, а на запястьях красовались дорогие кружева.

Остановившись на пороге, он поклонился.

— Если я сообщу, что мне пришлось уже дважды переодеваться из-за несчастной способности Аннабел разбрызгивать завтрак во всех направлениях, это ответит на ваш вопрос? Доброго вам дня, леди Генриетта.

Он склонился перед Эсме, и Генриетта сразу увидела, что он отметил ее распухшее от слез лицо.

— Возможно, будь Аннабел вашей дочерью, вы говорили бы по-другому, — предположила Эсме.

Дарби передернулся.

— Вряд ли. Я не испытываю никаких теплых чувств к детям, — страдальчески усмехнулся он. — И не желаю ни ответственности, ни трудностей, сопряженных с их воспитанием.

Генриетта невольно улыбнулась.

— Но я не вижу особых трудностей. Большинство отцов редко видятся со своими отпрысками и не очень-то стараются заняться их воспитанием.

— Нет, — твердо объявил он, — я счастлив сказать, что не имею никакого интереса к продолжению рода.

Не будь у него столь четко очерченного подбородка, Генриетта посчитала его не кем иным, как пустым бездельником.

Но видимо, силы воли ему не занимать. И до чего же красиво сидят на нем брюки! Совсем не как на уилтширских джентльменах!

Эсме попыталась подняться, и Дарби, немедленно оказавшийся рядом, помог ей.

— Как вы себя чувствуете? — встревожено спросил он. Эсме стыдливо потупилась.

— Боюсь, я изливала свою утомительную историю Генриетте. И проделала с вами то же самое прошлой ночью. Я вас предупреждала, — с кривой улыбкой пробормотала она, — что стала настоящей плаксой.

Генриетта тайком вздохнула, восхищенная его очаровательной улыбкой.

Эсме хлопотливо возилась с шалью.

— Пожалуй, я ненадолго поднимусь к себе. Нет, не трудитесь меня сопровождать. Я вернусь сразу, потому что сейчас явятся обещанные няни, верно? Кроме того, агентство по найму обещало прислать хотя бы одного кандидата на должность садовника. Прошу меня простить, Генриетта. Я оставляю вас без должного присмотра ровно на две минуты.

Уходя, она нагнулась и прошептала ей на ухо:

— Видите? Никаких детей.

— Могу я предложить вам чашку чая, сэр? К сожалению, он уже остыл.

Дарби уселся напротив Генриетты и оглядел ее платье.

— Нет, спасибо. То, что надето на вас, сшито в деревне?

— Да. А ваш костюм сделан в Лондоне?

— Ссыльными парижанами.

— В этом случае не стану трудиться давать вам адрес миссис Пиннок. Боюсь, вы найдете ее французский отнюдь не блестящим.

— И ее портняжное искусство, вероятно, тоже, — усмехнулся он. — Я искренне благодарен вам, леди Генриетта, за то, что помогаете мне выбрать няню. Боюсь, сам я совершенно беспомощен в подобных делах.

Появившийся на пороге Слоуп, дворецкий леди Роулингс, объявил:

— Няни уже здесь, мистер Дарби. Звать их поочередно?

Дарби повернулся к Генриетте: — Лучше, чем выслушивать всех сразу, верно?

— Абсолютно.

Слоуп поклонился, вышел и вернулся с грузной женщиной с огромным унылым носом и мощной грудью, скромно одетой во все черное. Жизнерадостное приветствие Дарби, казалось, сильно подействовало ей на нервы. Мрачно оглядев его кружевные манжеты, она громко фыркнула и с этой минуты обращалась исключительно к Генриетте. Та с одного взгляда поняла, что миссис Брамбл абсолютно не подходит детям, и слушала ее речи вполуха, пока няня не завершила свою речь:

— Как вы видите, мадам, я считаю, что жизнь ребенка должна управляться и руководствоваться наивысшими христианскими принципами. Как член одной из лучших методистских семей Аппер Климптона, могу вас заверить…

Генриетта порозовела, сообразив, что миссис Брамбл ошибочно предположила, будто она замужем за мистером Дарби и сохранила семейный титул после свадьбы. Что же, в чем-то она права. Ни одна молодая незамужняя женщина не осталась бы наедине с мистером Дарби!

Дарби бросил на нее быстрый смеющийся взгляд.

— Вот как? Похоже, именно такую няню я искал для своих детей, миссис Брамбл. Видите ли, я заметил в речах нашей предыдущей няни папистские тенденции.

Миссис Брамбл задохнулась.

— Именно, — мрачно подтвердил он. — Я воистину испугался за души своих детей.

— Миссис Брамбл, — поспешно вмешалась Генриетта, — Джози, одна из девочек, никак не может справиться с тоской по безвременно ушедшей матери. Вы раньше сталкивались с такого рода ситуацией?

— К сожалению. Как видно по моей одежде, я до сих пор ношу траур по моей дражайшей матушке.

Ее лицо смягчилось, и Генриетта впервые подумала, что миссис Брамбл не так несгибаема, как ей показалось.

— Я прекрасно понимаю, какой тяжелой потерей может быть смерть родителей, — меланхолично улыбнулась женщина. — Думаю, я без ложной скромности могу сказать, что сумею помочь бедной малышке. Мы разделим наши печали.

— Я очень сожалею о вашей беде, — пробормотала Генриетта. — Когда умерла ваша матушка?

— В следующий вторник будет ровно пять лет и две недели. — Миссис Брамбл разгладила жесткий черный бомбазин юбок и заявила с таким видом, словно обо всем уже было договорено: — Я могу перебраться в субботу, мадам, и буду очень рада позаботиться о несчастном скорбящем ребенке. Мы найдем утешение наше в Господе.

— Миссис Брамбл, — ответил Дарби, вставая и поднимая ее на ноги, — встреча с вами была редкостным удовольствием.

Через несколько минут вернулся Слоуп с остролицей молодой женщиной, выглядевшей вчерашней школьницей. Она была затянула в платьице из цветастого муслина с пятью-шестью слоями оборок по подолу и плечам.

На этот раз Дарби сразу поспешил объяснить свое родство с детьми и тот факт, что Генриетта просто помогает ему выбрать няню. Но мисс Пенелопу Экерсолл их отношения интересовали весьма мало.

Решительным, довольно пронзительным голосом она объяснила, что, хотя находит дом ужасно милым, она не предполагала, что поездка от Бата займет так много времени.

— Я просто не смогла бы жить так далеко от города, — серьезно объяснила она.

— Но Лимпли-Стоук находится всего в миле отсюда, — возразила Генриетта.

— Да… мы проехали через деревню, но она ужасно маленькая! Всего одна улица и гостиница и все. Если бы поблизости хотя бы стоял кавалерийский полк или что-то такое… что внесло бы хоть немного оживления в местную жизнь, — дело другое. Но по пути мы не встретили никого, кроме коров!

— Здесь много ферм, — согласилась Генриетта, — но… Она уже хотела было добавить, что Дарби живет в Лондоне, но тут вмешался он сам:

— Вы совершенно правы: здесь такая скука! Молодой женщине просто необходимы развлечения, хотя бы иногда.

— Именно, — кивнула мисс Экерсолл так энергично, что оборки на плечах затряслись. — Я говорила маме, что хотела бы найти работу в Лондоне. Это мое заветное желание. Но мама ' ни за что этого не допустит. И не позволяет мне отвечать на объявления в городских газетах.

— Какая обида, — посочувствовал Дарби.

Подобно миссис Брамбл мисс Экерсолл не слишком восторженно взирала на костюм Дарби и, украдкой поглядывая на его манжеты, отводила глаза, как рт некоего постыдного зрелища.

Не ответив Дарби, она повернулась к Генриетте и продолжала:

— Видите ли, молодой леди необходимо заводить друзей, как вы, разумеется, понимаете. — И, вскочив с кресла, затараторила: — Мне очень жаль, что зря потратила ваше время. Честное слово, жаль. Но я уверена, что эта должность не для меня.

Дарби позвонил дворецкому. Мисс Экерсолл неожиданно подобралась к Генриетте и прошептала:

— Вы не уделите мне минуту, миледи? Дарби поклонился и отошел в дальний конец комнаты. Генриетта встала, ободряюще глядя на девушку.

— Не позволяйте ему нанять ту женщину, которая приехала со мной, миледи! — прошипела мисс Экерсолл. — Эту миссис Брамбл, как она себя называет.

— Вот как… — удивленно пробормотала Генриетта.

— Вы знаете, что мне эта должность не нужна, так что я не пытаюсь выставить себя в лучшем свете. Эта миссис Брамбл заявила, что велела сохранить руку своей матери и поставила на каминной полке. Я не поверила, и тогда она поклялась, что это рука ее матери с обручальным кольцом на безымянном пальце. В жизни не слышала более странной вещи! Может, она не в себе?

С этими словами она повернулась и направилась к двери. Дарби проводил ее до порога и вернулся к Генриетте.

— Полагаю, ни одна из кандидаток не прошла испытания, леди Генриетта, — объявил он, смешливо прищурясь, и у нее захватило дух, хотя она прекрасно понимала, что все это сплошное притворство и абсолютно ничего не означает. — Исповедь очищает душу, — продолжал он. — Скажите, мисс Экерсолл предостерегала вас насчет меня?

— Насчет вас? — удивилась Генриетта.

— Судя по ее осуждающим взглядам на мое одеяние, — ухмыльнулся он, — я решил, что ей срочно понадобилось предостеречь вас насчет джентльменов моего пошиба.

Генриетта осмотрела его с головы до ног.

— Разве на вас кружева? — медовым голоском осведомилась она. — Я и не заметила! И должна разочаровать вас: речь шла о совершенно другом предмете. Вы твердо уверены, что она заметила ваш костюм? Боюсь обидеть вас, сэр, но за пределами Лондона люди относятся к вопросам моды далеко не так серьезно, как, скажем, вы.

Дарби разразился смехом, и знакомый жар, уже копившийся в животе Генриетты, разлился по ногам.

— Сам себе вырыл яму, не так ли? Думаю, вы весьма удачно сумели меня осадить. Это полезно для моего тщеславия. — Он поднял ее руку и коснулся губами пальцев. — Сознайтесь, в душе вы считаете меня жалким павлином.

Она невольно улыбнулась.

— Ну, не совсем так, но…

— Фатом? Щеголем?

— Я не слишком знакома с городским жаргоном, учитывая, что никогда не бывала в Лондоне. Может, речь идет о Тюльпанах[2]?

— Разве вы когда-нибудь видели на мне вишневые чулки, леди Генриетта? — простонал Дарби. — Вы раните меня в самое сердце! Как вы могли?!

Генриетта подняла тонкую бровь.

— Говорят, что самопознание — это добродетель. Вы же принадлежите к Несравненным[3], разве не так?

— Увы, мои плечи недостаточно подбиты ватой, а каблуки не настолько высоки.

— Но все же подбиты? Насколько? — с некоторым интересом осведомилась она, разглядывая его фрак, словно всем было очевидно, что шириной плеч владелец обязан искусству портного.

Дарби слегка улыбнулся.

— Хотя я более чем счастлив удовлетворить ваше любопытство относительно плеч, леди Генриетта, боюсь, ваша просьба чересчур интимна, если учесть, что в любой момент сюда может войти садовник. Но, будь мы одни, уверяю, что ни за что не отказал бы вам.

Генриетта даже глазом не моргнула.

— Я прекрасно сознаю, что вы чувствуете себя свободнее в более интимном обществе, — кивнула она. Черт побери, она, сама того не желая, намекнула на то, что он годен исключительно для постельных игр! — Но меня не слишком интересуют ваши плечи. Это всего лишь мимолетная прихоть. Видите ли, мы все много наслышаны о лондонских щеголях — надеюсь, этот термин вас не оскорбляет, мистер Дарби. Итак редко приходится увидеть одного из них вблизи.

Она озирала его, словно ящерицу в клетке: с некоторой брезгливостью.

Дарби был на седьмом небе от удовольствия. Непонятно, что его привлекает больше: ее ехидные реплики или поразительной красоты лицо. Каждый раз, когда Генриетта опускала глаза, он почти терял разум, ослепленный ее тонкими чертами и зовущей к поцелуям нижней губкой. Но потом она снова вскидывала глаза и пригвождала его острой булавкой взгляда, как насекомое к доске.

— Уверяю, большинство людей одобряют мою манеру одеваться, — заметил он. Что за дурацкое заявление! Черт возьми, она успела за несколько минут сделать из него подобие косноязычного идиота!

Генриетта покачала головой.

— Не мне судить об этом, — вздохнула она, оглядывая свое скромное, практичное платье для прогулок, отделанное по подолу вышитыми колосьями пшеницы. — Но если вы согласитесь отдать себя в руки миссис Пиннок, можете без труда заработать звание Тюльпана.

— Буду иметь в виду, — торжественно пообещал он. — Ваши перчатки — тоже произведение миссис Пиннок?

Генриетта слегка нахмурилась.

— Разумеется. Миссис Пиннок — достаточно искусная модистка, чтобы снабдить клиента всеми принадлежностями к костюму. Таким образом, можно не думать о мелких деталях.

Дарби передернуло, но он промолчал и принялся стягивать желтоватую перчатку с ее правой руки.

— Что вы делаете? — поразилась Генриетта. — Слоуп сказал, что садовник появится с минуты на минуту. Впрочем, можно попросить его сначала позвать леди Роулингс. Вряд ли она захочет, чтобы мы нанимали ей садовника.

— Она просила меня поговорить с парнем, — пояснил Дарби. — А пока я хочу убедиться, что ваши пальцы не распухли от болезни. Вид вашей руки в этой перчатке заставил меня серьезно обеспокоиться вашим здоровьем.

Он нежно провел по тонкому пальцу.

— Распухшие пальцы — симптом серьезной болезни. Кажется, он откровенно флиртует с ней. С ней, хотя она прямо объявила, что не может иметь детей. Генриетта не знала, что и подумать. Он стоял перед ней, большой, красивый, мужественный, и держал ее голую руку.

— Видите? Изумительное зрелище. Изящные пальчики… Он легко коснулся ее среднего пальца.

— Симметричные? — вставила она.

— Думаю, с этим согласитесь и вы. Колец не носите?

— Я не слишком люблю украшения.

— Какая жалость, — вкрадчиво прошептал он. — Я и сам могу служить идеальным украшением.

Правильно ли она поняла его? Нет, не может быть… Но он провел кончиком пальца по ее руке, оставляя за собой пылающий след, после чего приложил к ее ладони свою.

— Видите? Бывают моменты, когда женская рука выглядит еще красивее рядом с мужской.

Ее ладонь покалывало, что было совершенным абсурдом. Поэтому она отстранилась и строго приказала:

— Мистер Дарби, будьте добры, мою перчатку.

Но Дарби и не думал повиноваться. Вместо этого он молча смотрел на нее золотисто-карими глазами, которые так и переливались лукавым смешливым светом.

— Бывают моменты, даже часы, когда женские губы выглядят еще красивее рядом с мужскими, Генриетта.

Она недоуменно моргнула. По какому праву он обращается к ней?..

Дарби нагнул голову.

Его рот оказался горячим. Это было настоящим потрясением. Она застыла неподвижно, гадая, что должна делать, пока он прижимается губами к ее губам. Ее явно целуют. Осознание этого было вторым потрясением. А он, казалось, был в своей стихии! Большая рука легла на ее затылок и нежно притянула ближе. Мысли Генриетты лихорадочно метались. Нравится ли ей это? Ведь поцелуй может стать ее единственным… не следовало бы ей наслаждаться больше? Или лучше оттолкнуть его?

Он продолжал ласкать ее губами, и это было… почти как…

Дарби отстранился.

— Это ваш первый поцелуй? — неожиданно спросил он. Генриетта кивнула и немного поколебалась, прежде чем ответить:

— Похоже, поцелуи уж слишком перехвалили, не находите? О, я вовсе не собиралась умалять ваше искусство, мистер Дарби, но сама никогда не была слишком хороша в подобного рода физических упражнениях.

Он не нашелся что ответить.

Оставалось только надеяться, что он не настолько прославлен в умении целоваться, как в области мод.

— Итак, могу я получить свою перчатку? Дарби молча отдал перчатку.

— Большое спасибо.

Генриетта едва успела натянуть перчатку до того, как Слоуп распахнул дверь и провозгласил:

— Садовник, мистер Дарби. Его зовут Беринг.

Дарби даже не повернулся, продолжая полунасмешливо-полувопросительно наблюдать за Генриеттой, чем ужасно ее разволновал. Вероятно, потому, что джентльмен впервые оказывал ей столь необычные знаки внимания. И ее сердцу совершенно нет причин так неровно колотиться. А вдруг… вдруг он попытается снять обе ее перчатки? Или снова поцеловать ее?

Генриетта отвернулась и поздоровалась с Берингом. Он оказался таким же высоким и мощным, как Дарби. И красив грубоватой сельской красотой: золотистые локоны, ярко-голубые глаза. Если бы не довольно глупое лицо, она посчитала бы, что Беринг вполне способен повыше подняться в жизни.

В этот момент Дарби тоже повернулся, увидел садовника и на мгновение оцепенел. Это случилось так быстро, что Генриетта даже посчитала, что ей показалось, потому что в следующий момент он спокойно спросил:

— Беринг, не так ли? Леди Генриетта, прошу вас, сядьте, и мы попробуем определить, есть ли у Беринга какой-то опыт в садовом деле.

Предложение показалось Генриетте странным. Ну разумеется, этот человек должен кое-что знать о садоводстве! Правда, ей самой ни разу не приходилось нанимать слуг для работы во дворе. Мачеха всегда предоставляла эти обязанности управляющему, поскольку сама она лично нанимала только свою горничную.

Дарби помог Генриетте устроиться на диване и сам сел рядом, небрежно развалился и вытянул руку вдоль спинки дивана. Генриетта, как обычно, сидела очень прямо и, ощутив, что их плечи слегка соприкасаются, незаметно отодвинулась.

— Надеюсь, агентство по найму уведомило вас, что здесь требуется знаток роз? — спросил Дарби.

— Так оно и было, — кивнул Беринг. — Я ухаживал за розами только что не с пеленок.

По мнению Генриетты, леди Роулингс прискорбно плохо выполняла обязанности компаньонки. Правда, интересно было узнать, что присутствие третьего лица явно имеет свои преимущества. Очевидно, мужчины не могут устоять от искушения поцеловать женщину, оказавшуюся на расстоянии вытянутой руки.

К счастью, его поцелуй нисколько на нее не подействовал. Она множество раз слышала рассказы других девушек о поцелуях. Молли Маплторп клялась, что, когда ее муж, Хэролд, впервые ее поцеловал, она стекла прямо в миску с ванильным пудингом. Генриетта долго недоумевала, пораженная такой метафорой, и наконец решила, что у Молли чересчур развито воображение. Но другие девушки твердили примерно то же самое.

И все же сама она не испытала ничего подобного, хотя поцелуй показался ей довольно приятным. И вообще ее впервые поцеловали! Теперь, когда девушки начнут обмениваться секретами, она не будет чувствовать себя замшелой старой девой.

Дарби расспрашивал садовника о способах удобрения. Где, спрашивается, он набрался подобных сведений?! У нее создалось определенное впечатление, что он круглый год жил в Лондоне. Впрочем, может, он и там выращивал розы, хотя это вряд ли возможно в таком угольном дыму!

— А как вы лечите ржавчину? — допытывался он весело, словно едва сдерживал смех. Что за странный человек этот Дарби!

Она перестала прислушиваться и вернулась к мыслям о поцелуе. Кстати, почему Дарби ее поцеловал? Она достаточно ясно дала понять, что детей у нее не будет, но, похоже, это его не испугало. Наоборот, его внимание стало еще более пристальным. Может, он действительно не желает иметь своих детей?

Дарби и садовник закончили разговор. Мужчина поклонился и ушел в сопровождении Слоупа.

— Как по-вашему, леди Роулингс хорошо себя чувствует? — спросила Генриетта, беря со стола ридикюль. — Пожалуйста, мистер Дарби, передайте ей мои сожаления. Плохо, что мы так и не нашли подходящую няню. Вероятно, стоит срочно написать в агентство по найму с просьбой прислать других кандидаток? Но сейчас мне нужно идти. У меня дела в деревне.

— Насчет няни не волнуйтесь. Хорошо еще, что старая няня Эсме живет здесь. И мы наняли садовника, значит, утро не прошло даром, — прошептал он с такой чарующей улыбкой, что у Генриетты закружилась голова. — У вас дела в Лимпли-Стоук? — продолжал он. — Я провожу вас, леди Генриетта, если вы будете столь добры подвезти меня в своем экипаже. Очень милая деревушка. Возможно, мне стоит убедиться, была ли права мисс Экерсолл, упрекая здешнюю жизнь в недостатке оживленности.

— Вы собираетесь долго пробыть в провинции? — не выдержала Генриетта.

— Да нет… — задумчиво протянул Дарби и снова взглянул на нее… о… таким взглядом!

Генриетта не знала, что и думать. Ей вдруг захотелось спросить, зачем он так открыто флиртует с ней. Но хотя всю свою взрослую жизнь она старалась быть как можно более откровенной… сейчас момент казался неподходящим.