Генриетта уже издали услышала топот бегущих по коридору девочек. Пронзительные голоса эхом отдавались от стен. Аннабел заливалась смехом, так что Милли была вынуждена вмешаться:
— Немедленно успокойтесь, девочки. Не хотите же вы до полусмерти испугать своего маленького братика? Он еще совсем крошечный.
Малыш только сейчас насосался молока, и маленький животик раздулся, как барабан. Он лежал на сгибе материнской руки, удивительно похожий на пьяного и довольного матроса, отпущенного на берег.
Его отец вышел из смежной гардеробной комнаты как раз в тот момент, когда в комнату ворвались Аннабел и Джози. Аннабел еще нетвердо держалась на ножках, зато умела бегать очень быстро. И поэтому первая добралась до кресла-качалки.
— Мама! — взвизгнула она.
— Не разбуди ребенка, — остерегла Джози, но опоздала. Джон Дарби открыл глаза и сонно огляделся. Он только недавно начал распознавать лица окружающих его людей. Девочки наклонились над ним, стукаясь головами.
— Джонни! Джонни! Улыбнись мне! Улыбнись! — ворковала Джози.
Что же, он и улыбнулся. Ему не жалко. Ведь это две его сестрички, лица которых сияют гордостью и радостью. Живот полон. Мама рядом. Откуда-то даже раздается низкий голос… этот голос тоже ему знаком.
Он приоткрыл ротик в радостной беззубой улыбке… и срыгнул. Из уголка рта показалась тонкая молочная струйка.
К его удивлению, наклонившиеся над ним лица мгновенно исчезли, а уши резанули громкие вопли. Но мама вытерла ему ротик.
— Он всего лишь немного срыгнул, — утешила она, после чего человек с низким голосом подошел ближе и взял его на руки.
Перед глазами Джона все расплывалось. Он пытался что-то разглядеть, но где такому малышу оценить всю элегантность человека, который его держал.
— О, Дарби, лучше не надо, — досадливо бросила Генриетта. — Только не когда на тебе придворное платье, дорогой. Ты же знаешь…
— Вздор, — перебил Дарби, чмокнув сына в крохотный курносый носик. — Джон только сейчас срыгнул, верно? Он уже покончил с этой глупостью.
— Сомневаюсь, — покачала головой мать. — И я давно хотела сказать тебе, что это ты во всем виноват. В моем роду ни одного человека не рвало месяцами подряд.
— Меня рвало! — закричала Аннабел, подпрыгивая на постели.
— И сейчас рвет! — отрезала сестра. Оскорбленная Аннабел издала жуткий вой. Генриетта улыбнулась девочке.
— Твой животик прекрасно ведет себя последние полгода. Все неприятности остались в прошлом.
— Аннабел было уже больше года, когда все прошло, — заметила Джози, как всегда выказывая острый ум, уже сейчас беспокоивший ее гувернантку. — Это означает, что бедняге Джонни придется мучиться много месяцев. Фу!
Саймон Дарби, усмехнувшись, повернулся к жене.
— Мне нужно идти. Регент прислал…
Но в этот момент Джон ощутил неприятное давление в горле и, заморгав, открыл рот. Оттуда вырвался странный сухой кашель.
— Саймон! — предостерегающе воскликнула Генриетта.
— О черт! — рявкнул Дарби.
Струя скисшего молока вырвалась из ротика малыша с силой пушечного ядра и ударила в вышитый золотыми листьями жилет.
Мама смеялась, сестры кричали, отец ругался. Молоко капало с фрака, вышитого вишневым шелком.
Джон нахмурился. В животике было совсем пусто. Голодно. Маленькие бровки сошлись на гладком лобике, и стены едва не содрогнулись от вопля.
— Не считаешь, что это довольно-таки несправедливо? — спросила Генриетта.
Дарби отдал ей ребенка и, подняв брови, принялся осторожно стряхивать молочные капли с кружевных манжет.
— Что именно? Что моему камердинеру пришлось сорок пять минут одевать меня ко двору и теперь приходится все начинать сначала?
— Нет. Тот факт, что Джон явно унаследовал голос Джози и слабый желудок Аннабел.
Муж наклонился и заправил локон за ухо жены.
— Зато у него твои милые глазки, — прошептал он, касаясь губами ее губ.
Сердце Генриетты куда-то покатилось.
— Я люблю тебя, — прошептала она. Дарби провел пальцем по ее щеке.
— Далеко не так сильно, как я тебя.