В наушниках «Тошиба» звучала песня Боба Сигера «Американский шторм». Тед Скэлли протиснулся к барьеру, отделяющему встречающих от пассажиров, обращая внимание на водителей лимузинов. Последние держали в руках таблички с фамилиями ожидаемых пассажиров и выглядели подобно рекламным щитам на спортивных шоу, транслируемых по телевидению. Он не обращал внимания на таблички, надписи на которых были сделаны профессионально, а также на таблички с названиями организаций и корпораций. Он выбрал надпись, сделанную от руки, которая гласила: «мистер Делл», и подошел к человеку, держащему ее.
— Это я. Я — твой пассажир.
Вьющиеся волосы у водителя торчали беспорядочно в разные стороны, а фуражка на его голове сидела, как птица в гнезде. Он с недоверием посмотрел на одежду Скэлли: потрепанную широкополую шляпу с высокой тульей, куртку из оленьей кожи, поношенные джинсы и разбитые туфли. Казалось, он вот-вот заплачет.
— Вы господин Делл?
Все еще погруженный в музыку, Скэлли подпевал, двигая губами.
— Точно. Где ты поставил машину? — Водитель ответил что-то, но Скэлли не разобрал. Он снял наушники, повесив их на шею.
— У тебя проблемы, друг?
— Простите, сэр. Я думал, что приедет человек гораздо старше по возрасту. В инвалидной коляске. Босс сказал, что он будет в инвалидной коляске.
— Мой старик. Он не смог приехать.
Шофер расплылся в улыбке:
— Так вы его сын?
— Точно.
— Значит, он не смог, и вот вы приехали вместо него, а он не смог приехать.
— Он умер.
— О боже. — Шофер резким движением сбросил фуражку с головы.
— Да, умер.
— Очень жаль.
— У тебя имя есть, друг?
— Лоренс. Лоренс Пил.
— Лоренс.
— Ну, или Ларри. Но называйте меня Пил. Босс считает, что это звучит более… знаете ли… Во всяком случае, он так полагает.
— Показывай, куда идти, Лар.
Пил указал направление, одновременно надевая фуражку и принимая почтительную позу. Он развернулся, балансируя на каблуках.
— Ваш багаж, господин Делл. Мне нужны ваши багажные квитанции.
— У меня только один пакет. — Скэлли бросил его шоферу, поймал табличку, которую тот выронил, и выбросил ее в корзину для мусора.
Пил держал пакет перед собой на вытянутых руках, чтобы не запылить свою форму, пока они протискивались сквозь толпу.
— Извините, что не смог вас встретить у входа, господин Делл. В этом аэропорту строгие правила.
— Назови мне хотя бы один, где бы их не было.
— Я имел в виду, как это называется, аэропорт, где нельзя встречать пассажиров, если на руках нет билета.
Они шли по тротуару перед терминалом. На горизонте виднелся Манхэттен, выглядевший издалека макетом.
— Полагаю, ты знаешь дорогу на Саутхэмптон, Лар?
— Саутхэмптон? Босс приказал отвезти вас в Уолдорф.
— Ну-ка, Ларри. Глянь-ка на меня повнимательней. Здесь я босс. — Скэлли сел в серый лимузин «пульман-600» — шестидверный, со встроенным баром, с телевизором, видеомагнитофоном, приемником и кассетной декой, проигрывателем компакт-дисков и телефоном. Кому мог понадобиться шестидверный лимузин? Ах, да — для инвалидной коляски.
Он снова надел наушники и стал перебирать струны на воображаемой гитаре под неистовую музыку песни «Лайк э рок». Скэлли включил телевизор и поймал трансляцию игры в бейсбол, но звук не включал. Играли команды «Метс» и «Кабз». Изумительная это штука — бейсбол, как музыкальное сопровождение к жизни, где любой другой вид спорта лишь прерывал его. Выезжая со стоянки, он посмотрел в затемненное стекло лимузина и — как раз вовремя — увидел злобно выглядевшую медсестру, которая выкатывала из дверей дряхлого старика в инвалидной коляске. Медсестра и старик несколько раз посмотрели вправо и влево. Старик делал это более медлительно — голова у него держалась на жиденькой шее.
Рэчел Филлипс глубоко вдохнула в себя приличную дозу наркотика из стеклянной трубочки и передала ее Скэлли.
— Нет, спасибо.
— Воздерживаешься или уже забалдел?
— Я балдею от жизни. — Он улыбнулся, обнажив при этом белые зубы, ослепительной улыбкой, известной всем по рекламе бутербродов «хотдог». Эта улыбка превращала непорочных девушек в брызгающих слюной ведьм. Он пользовался этой улыбкой в ресторане, где официантки с готовностью меняли ему блюда. Благодаря этой улыбке, он выходил сухим из переделок, хотя иногда она была и причиной того, что он в них попадал. Однако на эту богатую суку улыбка не подействовала — по зубному мосту она определила, что он ставился не у самых престижных дантистов.
— У тебя очень хорошие рекомендации. — Рэчел отложила трубочку в сторону и поднялась, как кобра из корзины фокусника. Выражение лица вдруг стало сразу деловым. — Если твои услуги не будут слишком дорогостоящими, то, возможно, мы ими воспользуемся.
— «Если»… Вы не слишком уверены.
Ее взгляд стал жестким:
— Когда берешь человека не из наших, то иногда не бываешь уверен.
Скэлли подумал про себя, что ему следует закрыть школу лыжников и вместо нее открыть школу для богатых сучек, пожелавших стать наркодельцами. Он учил бы их ругаться, выходить на поверхность Луны и, прежде всего, тому, что осторожность — это фигня на постном масле, ибо суть заключалась в том, что те, к кому относишься с опаской, боятся тебя больше, чем ты их.
— Я беру пять процентов от розничной цены товара. Ты можешь поднимать брови от удивления так высоко, как тебе хочется, радость моя, но ты не менее удивилась бы, если бы знала, что это чуть больше издержек, на которые я иду. В любом случае, если хочешь поторговаться, то я посоветовал бы тебе не толковать о делах в таких местах, как это.
Другого такого места найти было нельзя. Дом был точной копией особняка Монтчелло. Он был возведен еще дедом Рэчел (питомцем Вирджинского университета, хотя далеко не демократом и последователем Джефферсона). Когда дом перешел по наследству к Рэчел (ее бабушки, дедушки и родители умерли к тому времени), она внесла в обстановку некоторые изменения, выбросив английскую мебель XVIII века, мебель в стиле Людовика XVI и Карла X, эпох Регентства, королевы Виктории, королей Георгов и эпохи Директората, веджвудский фарфор, майолику, персидские ковры, портреты собак и книги. Вместо этого она обставила дом в духе современного дизайна. Тут было всего понемногу: Розмари Кастро, Жан Дюнан, Роберт Заканич, Корд, Рульман, Роджер Митчел. Все они дополнялись сауной, кортом, комнатой в стиле «Наутилус» и солярием.
Скэлли продолжал:
— Тот факт, что я сижу здесь и не требую двадцать процентов, говорит о том, что я заслуживаю внимания независимо от того, очень хорошие у меня рекомендации или нет. Решай сама — соглашаться или нет, поскольку в случае отказа найдутся другие, кто на такие условия пойдет… Да, пока не забыл. С каждой партии груза я беру шесть «О» для того, чтобы держать свой нос и носы своих друзей в хорошей спортивной форме. Шесть «О» помимо товара, который я буду брать. — Он вытянул ноги, положив свои туфли на уникальный кофейный столик, чем, сам того не желая, произвел эффект на Рэчел.
Рэчел Филлипс некоторое время хранила молчание. Она была не из тех дам, которые набрасываются на шофера в майке, с сигаретой в зубах, со свисающей прядью со лба, замасленными руками и выступающими капельками пота на бровях, и отдаются ему на капоте машины. Такой она решительно не была. Она не особо якшалась с равными. Такое прохладное отношение привело к тому, что вокруг Рэчел были люди, вхожие в ее круг (или, по ее любимому определению, вне круга и над ним), и прохождение через границу окружности позволялось лишь тем, кому Рэчел давала пропуск. Список «большого круга» включал в себя около четырехсот человек, чей антиквариат был занесен в каталог «Нью-Йорк», а газеты пестрели их фотографиями. Сорок из них, шедшие первыми в списке, были известны как «Сорок богатейших» и входили в «малый круг» Рэчел. Эти люди были недосягаемы как для репортеров, охотившихся на них в поисках сплетен, так и для мафиози. Они посещали такие клубы, рестораны, острова и лыжные курорты, о которых никто и слыхом не слыхивал. Но даже если их присутствие там и бывало обнаружено, то репортеры, прибыв туда, никого не заставали. Вечеринки «малого круга» гремели на весь город, но ни один посторонний не был очевидцем. «Неуловимые», — писали о них газеты, этот термин они часто применяли к террористическим организациям, с которыми у «сорока» была одна общая черта: непоколебимая убежденность в том, что они имеют право поступать, как боги.
Однако в жизни Рэчел было одно «но». Она любила одурманивать себя наркотиками, и чем чаще она это делала, тем труднее ей было получить эффект от одного и того же наркотика. «Сода», «скала», «пыль» стали такими же привычными, как табак, еда или спиртное.
Солнце регулярно садилось за морем и снежными вершинами и снова вставало, подавая знак к окончанию вечеринок; яхты становились на якорь в портах; в самолете ощущался толчок при взлете и посадке, но в любом случае они летали как бы сами по себе; одежда казалась причудливой, секс становился скучным занятием. Какое-то время Рэчел все это устраивало, но не долго, до того момента, когда ей пришла в голову новая мысль. Случилось это при обстоятельствах, достойных упоминания. Она была в Рио и сидела на перилах на двенадцатом этаже отеля «Шератон» нагая, если не считать ожерелья, в котором жемчужина неправильной формы была обрамлена золотом и свисала на шелковом шнурке. Она курила, пила шампанское тысяча девятьсот семьдесят девятого года, втянув полграмма «соды» в нос, и поглядывала через развевающиеся занавески, как Кит Болтон трахает проститутку. До этого Кит оттрахал Рэчел, привязав ее к кровати лиловой шелковой рубашкой и белыми трусиками. Именно тогда это пришло ей в голову впервые, а вот теперь эта мысль вновь вернулась к ней — ускользни она от своего изысканного окружения и посмотри, как живут остальные девяносто девять процентов, найди она человека, который назвал бы ее «моя милая», — и в результате она была бы на новой высоте, пережила бы духовный подъем.
— Мой партнер в Мексике проводит подготовительную работу для регулярной отгрузки товара. Завтра ты встретишь его в Эль-Пасо. Сегодня вечером у меня есть планы для тебя.
Скэлли даже вздохнул от такого любительского подхода Рэчел.
— Если каждый раз при встрече ты мне будешь говорить о своих планах, то с таким же успехом ты можешь арендовать рекламный щит. Я не отправлюсь в Эль-Пасо даже для встречи Тины Тернер. Я из принципа сторонюсь бывших членов Конфедерации. Я иду своим маршрутом, и если тебе кажется, что он окольный, то у тебя никто не отнимает права так думать. Сегодня на вечер у меня свои личные планы, а кроме того, я не трахаю женщин, с которыми работаю, — это вносит путаницу в дела.
Рэчел улыбнулась. Она уже почувствовала это — высоту, подъем, встряску. Рэчел была на пути к балкону, рукой маня его за собой:
— Давай выйдем на воздух.
Внешний вид парка возле дома она также изменила. По ее приказу выкорчевали самшитовый кустарник, ликвидировали лабиринты остролиста, небольшие клумбы, освободив эту площадку под теннисный корт и бассейн. Для уединенности Рэчел решила сохранить живую изгородь из красного клена, яблонь, боярышника, шиповника и терновника, обрамленную лилейником и диким виноградом.
Перед домом на площади в один акр была разбита лужайка. За домом на такой же площади размещались конюшни, а на самом отдаленном участке располагалась площадка для выгона, огороженная забором из перекладин. Что-то говорило о близости океана, но Скэлли его не видел, не слышал и не ощущал его запаха.
— Ты верхом ездишь? — спросила Рэчел. — Ах, да, ты ведь лыжник. Бывшая олимпийская надежда.
У нее была какая-то информация о нем. Что ж, многое можно узнать о нем из того, что писали в газетах, — вызывающее поведение, драки в барах, бесчисленные нарушения устава, самовольные отлучки и неподчинение руководству команды, использование нестандартных лыж, лыжных палок и мазей.
— Твой друг? — он кивнул головой в сторону конюшен, к которым какой-то человек подъехал в белой спортивной машине, марку которой Скэлли не мог разобрать с такого расстояния.
— Это Ник. Ник Айвори. — Она украдкой посмотрела на него, когда произносила имя, чтобы узнать, какое оно произведет на него впечатление.
Скэлли постарался искренне изобразить интерес.
— Из группы «Айвори Тауэр»?
— Тебе она нравится? У Ника есть записи, которые еще не тиражировались. Материал просто замечательный. Ты их послушаешь.
Скэлли ненавидел «Айвори Тауэр» — то, что они играли, музыкой назвать было нельзя, слишком уж напыщенной она была. Ему подайте «Роллинг Стоунз». Ему подайте Брюса. Эта богатая сучка Брюса не поняла бы. Она никогда не чувствовала кромешной темноты на окраине города, не пряталась в закоулках, не чувствовала себя, как загнанный зверь.
— Вон тот барьер для чего, для прыжков? — он прищурил глаза, чтобы лучше присмотреться.
Она снова улыбнулась:
— Смотри. — Рэчел села на каменную скамью, оставив место для Скэлли. Однако места было недостаточно, и если бы Скэлли решил сесть, то ему нужно было бы сесть вплотную к Рэчел. Он предпочел стоять за ней.
Конюшня открылась изнутри, развернув черную зияющую пасть, в которой ничего нельзя было рассмотреть. Заржала лошадь. Склонив голову, она бочком выходила из двери. Всадник, выводивший ее, — о черт, — был в латах голубого цвета, со щитом и копьем, флажок на котором висел отвесно, не развеваясь от ветерка невидимого океана.
Рэчел расхохоталась:
— Когда видишь такое впервые, то чувствуешь небольшой шок, не так ли?
Скэлли наблюдал, как наездник выводил коня на середину площадки, окруженной забором. Дойдя до места, он наклонился и установил приспособление, на котором в ряд висели кольца, служившие мишенью. Затем он вернулся на исходный рубеж и еще раз посмотрел на кольца. Наклонив копье, он взялся за него поудобнее и опустил забрало шлема. Легким ударом шпор он пустил лошадь в легкий галоп, кончиком копья подцепил первое кольцо и приподнял его вверх, насаживая на ручку. Это упражнение рыцарь повторил десять раз, из которых неудачной была лишь одна попытка. Он сделал знак копьем, что можно было расценить как приветствие в их сторону, и поскакал в конюшню.
Скэлли наблюдал за этим представлением, а в голове всплывали воспоминания: он поднимает трубку телефона, будучи смертельно пьяным, но еще способным отличить части этой трубки, прикладываемой к уху, и еще что-то промычать в нее.
— Господин Скэлли?
— К-к-кто там?
— Господин Скэлли, вам звонят из департамента полиции графства Суффолк, штат Нью-Йорк.
— Я не-е виновен, офицер. Не был там много лет.
— Господин Скэлли, тут с вашей подругой произошел несчастный случай.
— Кто-то там у меня есть.
— Орнелла Витти? Я не уверен, правильно ли я произношу это имя. О, р, н…
— Да, что-то вроде этого. — Скэлли мгновенно протрезвел. — Что случилось? Что, черт возьми, произошло?
— Вы с ней знакомы?
— Что с ней случилось, черт возьми?
— Она, гм, мертва, сэр… Мне очень жаль.
У Скэлли наступило тяжелое похмелье.
— Вы не имеете в виду, что она мертва. Вы ведь не это имеете в виду? Вы не это хотите сказать?
— Боюсь, что так оно и есть, господин Скэлли. Господин Скэлли, вы ее родственник? Если нет, то не могли бы подсказать, как мне их разыскать?
— Как это случилось?
— Видите ли, если вы не являетесь ее родственником…
— Как это произошло?
— Дело в том, что об этом мне следует сообщить только ближайшим родственникам.
— Мы любили друг друга. Я хочу знать, как это произошло.
— Ну, хорошо. О’кей. Так вот, ее нашли на берегу, здесь, в Сагапонаке. Парень, который накануне слегка перебрал, заснул на пляже. Проснувшись, он решил прогуляться, чтобы протрезветь, и тогда он обнаружил ее.
— Она прекрасная пловчиха. — Они как-то проводили вместе отпуск в Байе. Она заплывала так далеко в пролив, что он терял ее из виду. Когда же она возвращалась, то даже не задыхалась от усталости.
— Может быть, Тед. Однако я сказал, что она была найдена на берегу. Я не говорил, что она утонула. Даже если она и отлично плавала, то у прекрасных пловцов бывают моменты, когда они примут слишком много «лошадки», и эта доза притупляет их внимание, если ты понимаешь, о чем я говорю. Не говоря уже о нанесенной ране.
— «Лошадка»?
— Это героин.
— Не может быть.
— Может.
— Ей была нанесена рана?
— Да, после того, как она приняла «лошадку». В ее легких и грудной полости были обнаружены сгустки крови, и следователь считает, что они появились в результате принятия чрезмерной дозы наркотика. Он также полагает, что ее сразу парализовало, и она была в состоянии комы.
— Зачем тогда было наносить рану?
— Этот вопрос еще интересней. Рана чертовски огромных размеров, если это можно назвать раной. Парень, наткнувшийся на нее, увидел рану и сразу же упал в обморок рядом с убитой. Начавшийся прилив привел его в чувство. Следователь предполагает, что орудием убийства мог служить предмет, похожий на пику. На ее запястьях остались темные следы, дающие основания предполагать, что ее связывали. Странным кажется и то, что на ней не было одежды, даже купальника. Вся она была сложена в вещевой мешок, найденный там же, на пляже. В нем-то мы и нашли конверт с надписанной на нем твоей фамилией.
— Что вы имеете в виду — «похожий на пику»?
— Как копье, Тед. Как копье. В Шинекоке имеется индейская резервация, и мы собираемся съездить туда, чтобы держать совет кое с кем из воинов, хотя у них я не видел ни луков, ни стрел, не говоря уже о пиках… Тед… Господин Скэлли?… Тед?
Но Скэлли уже не слушал. Брошенная им трубка висела, покачиваясь из стороны в сторону. Сам он отправился на поиски бутылки, затем еще одной.