Пособие для служебного пользования содержало главу, в которой описывались прецеденты и советы профессионалов, как поступать в том случае, когда в вашем присутствии отъявленные негодяи начинают убивать друг друга, даже ради удовольствия, — пусть убивают. Дальнейшие инструкции отсутствовали.
Коллинз, а именно им оказался мужчина в белом теннисном свитере и белых фланелевых брюках, стал своеобразным пропуском на вечеринку к Рэчел. Это оказалось возможным, благодаря приятной наружности Коллинза, его приличной одежде, «Роллс-Ройсу» цвета серебристых облаков, принадлежащего его матери, и школьному товарищу, с которым он когда-то учился в старших классах. Младшей сестре бывшего одноклассника, встречавшейся с одним из сорока лучших, удалось выяснить, где ее друг будет проводить уик-энд. Коллинз хорошо ознакомился с пособием, но зловещая реальность не укладывалась в главы этой книги. Даже вкус сока из влагалища Рэчел на губах Коллинза не помог ему внести ясность.
— Гм, сэр, вам, гм?.. — Коллинз патетически протянул руку в сторону утонувшего Болтона. В данный момент его интересовала лишь девушка-амфибия, которая, сбросив одежду, нырнула на дно бассейна и исполнила с Китом эротический танец не в надежде воскресить его, а с целью продержаться под водой некоторое время не всплывая.
— Подгони машину к парадному входу. Я буду через несколько минут.
— Но, сэр…
— Выполняй немедленно, Фред.
Коллинз вытаращился на Барнса от удивления, поскольку по легенде его звали Джек. Затем до него дошло, что тут играли не в одну игру.
— Хорошо. Я подгоню машину, Том.
Несколько секунд Барнс стоял неподвижно, проверяя свое дыхание, а его можно было лишиться легко, как и жизни. Среди одуревших от наркотиков были Коллинз и, видимо, Сюзан.
В одной из глав пособия описывались случаи, когда «нарки» находились в состоянии наркотического опьянения случайно, не подозревая о подмешанных в пищу, напитки и сигареты наркотиках. Были и смешные истории. Рассказывали, как агенты беспричинно сбрасывали с себя всю одежду, не зная, как потом одеться; отбивали чечетку на столе и пели песни, не подозревая, что знают слова; говорили на иностранных языках; засыпали в общественных местах, уткнувшись лицом в тарелку со спагетти, или падали в сточные канавы; обходительно вели себя с неприятными им людьми и с презрением отвергали симпатичных. Это были боевые истории, и их можно было рассказывать в конторе новичкам и даже супругам.
Были случаи — и они также описывались в пособии — с «нарками», принявшими наркотики вынужденно, имея выбор между ними и смертью; с «нарками», решившими попробовать их, чтобы понять ощущение наркомана, и лучше выполнить задание. Иногда эти случаи вызывали смех, иногда служили предостережением, но у них было общее — счастливый конец. Однако в книге не было главы, где описывались случаи, когда «нарки» принимали наркотики благодаря негодяям или у них просто не было другого выбора, а может, оттого, что им это нравилось, или потому, что агенты не могли выносить запаха клоаки, в которой находились, и ощущения дерьма, с которым имели дело, и лжи, сочиняемой ими, и, находясь в наркотическом опьянении, не могли выйти из этого состояния и начинали ходить по крышам и мостам, падая с них и разбиваясь насмерть; выпрыгивали из машин на дорогах с односторонним движением и скоростных магистралях; выезжали на встречную полосу движения; убивали свои семьи; просто исчезали в грязных подвальных притонах с матрасами на полу, освещаемых мерцающими; как светлячки, газовыми горелками. О таких случаях умалчивали, ибо не находилось желающих слушать об этом.
«Том». Что за глупость. Что за неприятная ситуация. И только подумать, что его вытащили из постели Джоанны, его постели, их постели, разобраться со всем этим.
Барнс позвонил Джоанне с целью узнать, собиралась ли она с Сэлли ехать на Файер-Айленд в августе, как планировалось, так как один человек из конторы хотел снять ее квартиру на это время (этим человеком был сам Барнс, а в квартире он хотел поселить Мари-Кристин, француженку, не имеющую жилья. Барнс обнаружил ее плачущей на скамье в парке Вашингтон-Сквер, когда совершал утреннюю пробежку. Барнс подумал о том, чтобы завязать с ней разговор, но из того, что она говорила, почти ничего не понял, так как практически забыл французский язык. Тем не менее из ее рассказа ему стало известно, что ее вместе с другой женщиной с волосами, выкрашенными в голубой цвет, соблазнил один американец, привез в Штаты и бросил, а теперь она его разыскивает. Барнс привел ее к себе, приготовил завтрак, она разлила на него желе и слизала его языком, а теперь Барнс не мог избавиться от этой француженки).
— Конечно же, едем, — сказала Джоанна. — Сэлли уже дождаться не может.
— Не слишком ли она взрослая для пляжа?
— Что у тебя за понятия? В любом случае Сэлли была зачата в Файер-Харбор, и для нее это имеет свою прелесть.
— Так ли это необходимо?
— Что необходимо?
— Напоминать себе, что когда-то мы неплохо проводили вместе время.
— Так оно и было.
— Если не принимать во внимание, что ты делаешь сейчас.
— А что я делаю?
— Боже мой, Джоанна.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Чего ты хочешь, Джон? Зачем ты звонишь?
— Я ничего не хочу. Просто я звоню, чтобы узнать, едешь ли ты в этот чертов Файер-Харбор.
— Еду.
— Значит, едешь?
— …
— …
— А как ты, Джон? Какие у тебя планы на время отпуска?
— Я слишком занят, чтобы брать его.
— Понятно. Ты обвиняешь меня в том, в чем нет моей вины.
— У тебя ведь больше времени. Твоя работа — это связи с общественностью.
— Так ли это было необходимо для тебя?
— …
— …
— А как ты поживаешь, Джоанна?
— Хорошо. Очень хорошо. Чертовски хорошо. — Да?
— Как мне понимать твое «да»?
— Это твоя догадка, Джоанна.
— Пошел ты к чертовой матери, Джон.
— Взаимно.
— …
— …
— У тебя не найдется времени выпить вместе?
— … Где Сэлли?
— Ночует у подружки. Меня не то чтобы неприятно поразило, а удивило — Сэлли с нетерпением ждет поездки. Я думала, что она уже не такая маленькая, чтобы ездить на пляж, и что ее невинное летнее пребывание там уже в прошлом. Видишь ли, Джон, Сэлли стала интересоваться мальчиками. Очень плохо, что…
— Плохо то, что ее отец является далеко не лучшим образцом мужчины?
— Я этого не хотела сказать.
— А что ты хотела сказать?
— Плохо, что ты не приходишь повидаться с ней каждый день. Начинается один из самых интересных периодов ее жизни.
— … Я не возражаю посидеть где-нибудь вместе.
— Приходи ко мне.
— Может, встретимся где-нибудь еще? Скажем, в Марвин-Гардене?
— Ненавижу это место. Лучше приходи ко мне.
— А ты передашь привратнику, чтобы он в меня не стрелял? — пошутил Барнс, и Джоанна рассмеялась.
Барнс сказал Мари-Кристин, просидевшей весь разговор в ванной, рассматривая плакат «Мы», что, к сожалению, вынужден вернуться к себе в контору.
Джоанна не только попросила привратника не стрелять в Барнса, но даже передала ему записку для него с просьбой зайти в магазин напротив и купить шампанского. Барнс и Джоанна совершили четыре половых акта, что было необычайно удивительным — секс бывает продолжительным только в порнографических фильмах. Барнс был готов и к пятому разу, и процесс уже шел, если бы им не помешал писк сигнального устройства вызова. Барнса вызывал дежурный офицер. Он передал ему просьбу связаться с Сейлесом, и тот сообщил Барнсу сногсшибательную новость: Кэролин Ван Митер, дочь Сюзан и Пола, или просто Кэрри, была похищена «Невозмутимым Д» в попытке восстановить себе репутацию крутого. Похищение было организовано не потому, что «Д» знал о том, что Сюзан «нарк», а по той причине, что она была связана со стервой, замочившей одного из его людей и заключившей соглашение с его главным поставщиком. Кому-то понадобилось разрушить легенду Сюзан. Барнс и Сейлес подумывали о том, что «Д» Мог узнать о родственных связях Кэролин Ван Митер и Сюзан Сейнт Майкл от человека, переметнувшегося на сторону преступников.
— А в твоей жизни ничего не изменилось, — сказала Джоанна одевавшемуся Барнсу. — Ты по-прежнему быстро срываешься, услышав сигнал вызова.
Барнс бросил взгляд на книгу, лежащую на столике у кровати — его кровати, их кровати: «Половая дискриминация. Уголовные дела и другие материалы».
— Это по одному из моих курсов.
— Каких курсов?
— Ясное дело, по юриспруденции.
— Ясное. Курсы для взрослых, я полагаю? Ты имеешь в виду студентов?
— Именно студентов. Осенью в нью-йоркском университете будет читаться новый курс лекций, и я решила проработать заранее литературу.
— А как твоя работа?
— Я буду успевать и работать, и учиться.
«… И делать упражнения по системе Джейн Фонды перед завтраком, и проводить курсы для желающих бросить курить, и проплывать милю после работы, и писать роман в выходные; выпекать булочки и готовить суп по-ацтекски, чечевичную похлебку, цыпленка с пюре, в которое добавляется двенадцать зубков чеснока; писать статьи в журнал „Она“ и учиться ремонтировать автомобиль, изучать греческий; заниматься настенной живописью в гостиной, где она создавала триптих: Юдифь с головой Олоферна — с левой стороны, Саломея с головой Джона Баптиста — с правой стороны, а в центре — Джоанна с яйцами Джона Барнса; тренироваться к соревнованиям по триатлону; организовывать общество поэтов-лириков; учить Сэлли плести и пользоваться языком БЕЙСИК на компьютере, и фокусничать, готовя Сэлли к тому моменту, когда мальчики, к которым она проявляла интерес, станут мужчинами».
— Тогда желаю тебе приятно провести время.
— Джон, ды вдруг опять стал каким-то чужим. Это из-за моих курсов?
— Это… из-за.
— А чем бы ты хотел, чтобы я занималась? Сидела дома и читала Даниэлу Стил? Каждый вечер готовила картошку с мясом и перед сном надевала ночную рубашку?
— А что в этом плохого?
После продолжительного молчания Джоанна достала книгу, лежавшую на столике, и демонстративно раскрыла ее на коленях, как доказательство того, что учебе нужно уделять не меньше времени, чем сексу. Затем она просунула руку под подушку и, достав мешочек с вязаньем, вернулась к работе над мужским свитером голубого цвета с широкой желтой горизонтальной полосой. Для кого бы он ни предназначался, он не сможет оттрахать Джоанну так, как это только что сделал Барнс.
— Сюзан Сейнт Майкл? — обратился к Сюзан Барнс.
Отрицать ли ей это? Что он здесь может делать? А этого молодого человека, выглядевшего, как теннисист двадцатых годов, она, похоже, видела в конторе. Кажется, его зовут Конуэй, а может, Коллинз или… Да, да. Коллинз. Ясно, что они пришли на помощь, но весь вопрос заключается в том, как они узнали, что ей эта помощь действительно нужна? Может… Нет. Скэлли? Нет.
Рэчел, склонившись над столиком, лезвием выравнивала кокаиновые линии. Затем она села и нежно обхватила Сюзан рукой.
— А ты кто такой?
— Хейнес, — представился Барнс, — Томас Хейнес.
А вот и условная фраза, ну прямо как в книге «Как общаться с агентами условными фразами». Глава в ней была короткой, а средства однообразными — сигнал опасности зашифровывался в имени и фамилии. «Томас Хейнес» означал — «будь осторожна».
— А кто вас приглашал, мистер Хейнес? — Ник Айвори сидел с другой стороны от Сюзан, положив ей руку на бедро. Сюзан предположила, что сексом они будут заниматься втроем.
— Я представляю мистера Уильямсона, — ответил Барнс.
— Это который невозмутимый?
— Он хочет встретиться с вами, милые дамы.
— Неужели? — спросил Айвори. — Для меня он никто.
— Машина ждет у входа, — пригласил Барнс, — мой водитель отвезет вас обратно.
Рэчел ответила ему взглядом, говорящим: «Что? Уйти с вечеринки в самом разгаре?» Она склонилась над столиком, готовясь втянуть через трубочку кокаин. Барнс рывком поставил ее на ноги и влепил пощечину. Айвори попытался подняться с кожаного дивана, но получил мощный удар кулаком. Рэчел тоже ударила Барнса по лицу. Барнс молниеносно выхватил из кобуры пистолет тридцать восьмого калибра и наставил его прямо в нос Рэчел:
— Ну-ка, попробуй понюхать это, сука.
Прозвучали выстрелы. Это было так неожиданно для всех, что показалось, что именно голова Рэчел отделилась с треском от тела. Нет, таким было лишь ощущение, но Сюзан показалось, что так все и произошло. У нее в сознании промелькнула еще одна мысль, она была более страшной, ее нельзя было выразить словами, и это была даже не мысль, а…
Рэчел также показалось, что она сидит без головы, хотя та была на месте.
Барнс не был в растерянности, как все, ибо он точно знал, что на курок не нажимал. В эти стремительные мгновения каждый подумал о своем, один лишь Ник лежал без сознания. Постепенно пришло понимание того, что стрелял не Барнс, а кто-то во внутреннем дворике, и пальба раздавалась беспрерывно.
Послышался звон разбивающегося свекла и пронзительные крики. Барнс перевел взгляд вдоль стены на то, что раньше было огромным окном, и увидел обезумевшего ковбоя с решительным взглядом, нестремящегося, однако, стрелять в людей — он целился поверх голов, как бы желая отыграться на доме, и дико кричал, зовя какую-то Орнеллию, как человек, насмотревшийся в изрядном количестве фильмов типа «Рэмбо». Оглянувшись назад, Барнс увидел, что женщины исчезли.