Тахиос проснулся у себя в комнате, голова его трещала и он не сразу вспомнил, что сегодня за день. А когда вспомнил, настроение его только ухудшилось. Во дворе замка уже весело звучали рожки и трубы перекликались с ними: подъезжали знатные гости.
«Самая долгая ночь. Ночь зимы. После которой наступит день Лига… жрецы признают Танкреда или… бароны и графы, простые рыцари сегодня должны поднять чаши за его здоровье на пиру. Говорят, вчера прибыло посольство из Туэркина. Ему будет не до меня. Вечером он развлечется по-своему. Только пахнет кровью. Как всегда.»
Юноша умылся ледяной водой, намочил полотенце и растёрся им. А рожки и трубы всё пели свои звонкие песни. «Дэл и Байла наверняка спрятали уже своих людей в казематах. А в зале будут нести службу только те, кого отберут Ланье с Виздимуром. Фэрр и Скримири на воротах – внешних и внутренних. Славная будет ночка».
Тахиос оделся, посмотрел на кольчугу, скривился, вспомнив о синяках, потом всё же одел её под простой, серый в черную полоску двухслойный дублет. Он примерил ещё шерстяную безрукавку, но оказалось, что от прошлой стирки она села и стесняет движения. Сирота плюнул и надел легкий плащ, чтобы по возможности скрыть меч и кинжал.
Когда он появился на кухне, то застыл, поражённый. Более всего это было похоже на поле битвы, на которое внезапно опустился туман. Тут и там шипело, шкворчало, плевалось кипятком, молчаливо бегали несколько поварят и раскрасневшихся служанок, а матушка Догга раздавала им всем затрещины и поторапливала зычным голосом. По привычке она замахнулась и на Тахиоса, но юноша увернулся и поднял руки.
– Мир! Мир тебе, женщина! Я всего лишь забрёл перекусить.
– А, это ты, – проворчала повариха, узнав его, – вечно лезешь под руку. Что там наши знатные господа, ещё не попроглатывали свои золотые да серебряные блюда?
– Не знаю, я только встал.
– Всегда так – приходит день Лига, а ничего не готово. Вот и теперь. Даже хуже, чем всегда, – она на мгновение осеклась, а потом продолжила. – И в лицо тебе скажу – не дело это. Привели пару быков, притащили несколько хряков, да по два десятка кур, гусей и уток, а ты, матушка, сделай нам пожрать сейчас! Хорошо хоть тесто со вчера завели – пирогов да хлеба напечь.
– Мой тебе совет, матушка, – серьёзно сказал Тахиос, накладывая на лепешку паштет из гусиной печенки и перепелиных яиц, и заглядывая в большой запотевший кувшин – там оказалось кислое молоко. – Пусть у тебя всё идёт, как идёт. Не собачься с Ланье из-за этого. Они и внимания не обратят, если ты им чего-то там не додашь.
Догга внимательно посмотрела на юношу.
– Советуешь, значит? Ну, держи тогда кружку. Да смотри: полкувшина мне всё же понадобится на выпечку. И давай, не стой над плечом.
– Спасибо.
Миновав городские ворота – пришлось подарить десятнику крепкий поцелуй и уговориться о завтрашней встрече, Алвириан укрылась в фургоне и сменила внешность. Теперь она была черноволоса, смуглокожа и очень грудаста. Правильно нанесённая тушь и помада окончательно изменили лицо. Даже если парнишка столкнётся с ней нос к носу, он скорее попытается ущипнуть её, чем закричит: «А ну стой, хёрирово отродье!»
Приказчик тоже выглядел щёголем, а на купца силой пришлось натягивать плащ, подбитый куницей и толстую серебряную цепь.
– И вели своим слугам отобрать лучшие ткани! Я не хочу, чтобы нас швырнули в ров со стены из-за твоей скупости.
– Понимаю, госпожа, будет сделано.
– И сделай одолжение – молчи на приёме. Говорить будет Залми.
– Да, госпожа. Конечно.
«Трус, трус, какой же он трус и глупец… – дева встретилась взглядом с посланцем Снио и незаметно скосила глаза в сторону купца. – Тебе не кажется, что он помеха?» Залми холодно посмотрел на суетящегося среди фургонов торговца. «Он не нужен нам».
Это значит, что купцом решили пожертвовать там, во дворце. И компаньоны знали об этом, и получат свой барыш. Снио Серый думал на много ходов вперёд…
Они уговорились ещё в гостинице – после входа в замок Алвириан отправляется по своим делам, Залми же остаётся в общей зале до последнего и смотрит, чем закончится пир. Дева вольна потом присоединиться к нему, или дожидаться на конюшне, пока они вернутся. Ей даже не было нужды гадать на костях, спрашивая, что ждет их в замке – там их ждала опасность. Знакомая, волнующая и восхитительная…
Сильный ветер гнал колючие снежинки прямо в лицо, но это ни в какое сравнение не шло со вчерашней метелью и потому зазывалы и горожане сновали по улицам, изредка останавливаясь и рассматривая чужеземцев.
Они въехали в замок одновременно с посольством Туэркина – узкоглазые степняки в лисьих малахаях и пластинчатых доспехах смотрели исподлобья, осаживая своих мохноногих коней. Потом появились стражи во главе с рыцарем и оттеснили купцов с челядью в сторону, а самого посла и знатных бенортов в алых и черных плащах с золотой вышивкой провели во внутренний двор. Безостановочно двигались слуги. Еле слышный гомон повисал в морозном воздухе, наверху уже немного хрипло и натужно всё ещё пели трубы.
Дева осматривалась с любопытством, что позволительно даме, Залми с ленцой, купец – испуганно. Такого количества вооруженных грозных варваров он не видел никогда в жизни.
Перед входом во внутренний двор их разоружили, но никто не досматривал гостей на предмет скрытого ношения клинков, а некоторые бенортские воины проходили с мечами, потому что их род заслужил это право в давних битвах. Невзрачный писец в коричневых одеждах высовываясь из караулки, записал их имена в толстой книге и махнул рукой по направлению к входу.
В замке было прохладно из-за постоянно открытых дверей, но тронный зал, обшитый деревом, с факелами, прикреплёнными к бронзовым листам, с люстрами в сотню свечей и с музыкантами на дальних хорах был тёплым местечком.
Когда они вошли, многие из купцов уже поднесли к трону свои верительные грамоты и образцы изделий, которыми собирались торговать. Остальные сидели за столами, расположенными большой буквой П, глазея и насыщаясь. Залми грациозно поднес мажордому по три кипы шелка и парчи, за что удостоился краткого кивка и еле заметного движения пальцев. Сразу же за ним пыхтел толстый торговец благовониями и сухофруктами, стояли ещё несколько человек наготове, ожидая благосклонного взгляда Ланье.
Алвириан стояла позади Залми, якобы прислуживая ему и купцу, ожидая мгновения, чтобы слиться с толпой и выскользнуть из зала. Она заметила хмурого юношу, стоящего позади трона, у самой стены, в тени, и поняла, что он следит за гостями. Сердце оглушительно бухнуло в груди, но дева справилась с волнением.
Приказчик протянул ей полный кубок, и она послушно отпила. На столах стояли блюда с наскоро приготовленным мясом и рыбой – это было видно даже неискушенному взгляду, но купцы послушно ели, чем веселили молодого герцога. Он восседал на троне, скрестив ноги в кожаных штанах с широким поясом. На поясе у него висели два длинных кинжала, белоснежная атласная рубаха, небрежно накинутая жилетка из волчьей шкуры, а так же герцогский венец с тремя зубцами, в каждом из которых горел рубин, завершали его облик. Золотую герцогскую цепь он намотал на правую руку и играл со звеньями.
– Вы торопитесь уйти? – звучно спросил герцог, даже не меняя позы, углядев движение у дверей залы. – Не торопитесь. Мои подданные собрались почтить меня наравне с вами, а места ещё много. Я хочу, чтобы вы посмотрели на них, а они на вас – думается мне, в этом будет много полезного. Эй, Виздимур, пусть мои добрые рыцари войдут!
Загрохотали барабаны.
Залми с Алвириан обменялись быстрыми взглядами – это нарушало традицию, когда герцог, отпуская купцов, пировал со своими людьми, строя с ними планы дальнейших походов и мирной жизни.
Они входили в зал, оглядываясь и удивляясь странной компании. Всех их сажали по правую руку герцога и за перекладину буквы П, у самого трона, который стоял на возвышении. Графы, бароны, рыцари и предводители вольных отрядов – могучие воины, закованные в железо, с покрытыми шрамами бородатыми лицами.
– Добро пожаловать, мои верные подданные! – провозгласил герцог, когда все собрались. – Я так же знаю, что к нам в этот день прибыло посольство с Востока – пусть эти люди войдут, чтобы видеть наш праздник.
Снова взревели трубы.
Явились послы и мастафы Танкреда проявили к ним интерес, выскочив из-за трона.
– Ну, будет, будет, – приговаривал герцог, пока сирота оттаскивал псов за ошейники. – Не сочтите это проявлением невежливости, просто они так реагируют на лис, – герцог чуть-чуть склонил голову, словно стремясь посмотреть в глаза-щелочки степняков. – Я приветствую вас в этом зале. Вы привезли мне какую-то весть?
Молодой кочевник с горделивой осанкой, в бахтерце с серебряной чеканкой вышел вперед, поклонился, приложив руки к груди и щелкнул пальцами. Тотчас к нему протиснулся низенький толмач в шелковом халате и начал переводить.
– Повелитель Заката, мой господин желает тебе долгих лет жизни и крепких потомков, ибо всё мы можем потерять в один миг, но слава рода остаётся в веках и дети наши продолжают деяния предков. Мы мирно торгуем вот уже восемь лет и за это время наши богатства только приумножились, а потому позволь сделать тебе ещё один подарок, помимо принесённых ранее.
Герцог, заинтересованный, кивнул.
Покуда слуги бегали, посол продолжал свою речь.
– Мы сыны степей и ветер наш добрый друг. Он приносит нам вести. Я хочу сказать открыто: мы принесли тебе союз. С Севера приходят тревожные вести, многие роды, живущие на границе леса, изменили свои пути, но чтобы противостоять неведомому, надо сначала развязать себе руки на юге. Ибо там сидит алчный император, сломивший уже многих, и грезит завоевать наши с тобой земли. Отец твой сберег силы народа для великих свершений и время настало! Восемь лет ждали мы этого. Прими же решение, о Повелитель Заката.
Танкред сидел, будто задумавшись, пощипывая нижнюю губу, а Алвириан стала осторожно отступать к стене. Тахиос пропал из виду, но она знала, что он остался на месте. На выходе из зала она почти столкнулась с двумя дюжими ловчими, тащившими в путах что-то пятнистое и извивающееся. Стражи заинтересовано смотрели на них и упустили из виду очередную служанку с пустым подносом.
– Это камышовый барс, повелитель – он искусный пловец, ловит рыбу, водяного оленя, подстерегает в камышах кабанов…
Мастафы залились свирепым лаем, поднимаясь на дыбы, Тахиос с трудом удерживал их. Многие бенорты поднимались со своих мест, чтобы получше разглядеть большую кошку. Глаза у Танкреда разгорелись.
– Стража! Дайте им место! Освободите угол!
Несколько столов оттащили в стороны, и, перевернув, создали некое подобие загородки. Барса с натугой швырнули внутрь, он шипел и лапами сдирал с себя путы. Купцы, вскакивая со скамей, испуганно жались к стене.
– Приёмыш – давай туда моих псов!
Сирота разжал ладони, и мастафы бросились к туэркинтинскому «подарку» сквозь толпу.
Некоторые азартно закричали, увидя возню трех сплетающихся тел. Визг и рык раззадоривали воинов. Собаки одолели противника, но перед смертью барс выпустил кишки одному из мастафов, а второго сильно попятнал.
Послы, ошеломленные, стояли посреди комнаты, поворачиваясь то в ту, то в другую сторону. У главного раздувались ноздри. Прежде чем он успел что-либо сказать, герцог провозгласил.
– Итак, мы видим, что верные псы лучше дикого зверя! Я дарю своего мастафа вашему тулэку, от него будет доброе потомство. А теперь ступайте, мне нужно многое обсудить со своими людьми.
Алвириан во время схватки уже неторопливо шла по коридору в направлении кухни. По пути она перехватила служанку и забормотала, стараясь выговаривать слова внятно.
– О славная дочь своего народа, помоги мне, мне нужно отыскать вашего архивариуса, ибо мой господин привез свитки с описанием дальних земель и хочет либо продать их, либо позволит снять копию за определенную плату. Скажи мне, он на пиру?
– Кто? О ком ты говоришь? – служанка пыталась отпихнуть деву, загораживаясь подносом. – Мне кушанья нести надо.
– Ваш архивариус, он на пиру?
– Наш кто? Да уйди ты от меня!
– Книжник! – наконец нашла нужное слово Алвириан, молясь про себя, чтобы ими не заинтересовался какой-нибудь выпивший гость или стражник. Только не сейчас. – Свитки передать. Ему. Мне.
– А, книжник. Ты про Бараха, что ли? – нет его на пиру. Он и не выходит почти никуда, с тех пор как… ты родственница его, что ли?
– Дальняя, – решилась дева. – Где он сейчас? Я приехала ненадолго, мне надо его увидеть.
– Да у себя сидит наверное, – тут служанка услышала дикий рев и рычание. – Ой, что это они там?…
– Степняки привезли барса в подарок. Наверное, он вырвался, – сказала Алвириан, делая большие глаза.
– Ой, Ибелора, спаси и сохрани нас, безумных. Ой, что натворили. Пойдем, пойдем отсюда, что ли. Я тебя провожу.
Танкред же дождался, пока тела выволокут, кровавые пятна посыпят золой и песком, столы установят на место, и обратился к Ланье.
– Сегодня день, когда можно говорить открыто. Мы чтим обычаи. Народ пришел под стены замка.
– Да, ваша светлость, – склонил голову Ланье. – Я отобрал немногих – у них действительно важные дела. Они ждут во внутреннем дворе. Я велю позвать их.
Герцог впервые встал, размашисто подошел к столу, наполнил кубок вином и, звякая по нему цепью, поднял над головой.
– Пусть те, кто желает моего правосудия, войдут!
Вновь заиграла музыка, купцы опасливо усаживались на свои места, а тех, кто думал уйти, стража на выходе поворачивала обратно.
Тахиос, который смотрел на суровые лица воинов, что наливали себе полные чаши, не слишком заботясь о закуске, испытал внезапное чувство омерзения.
«Неужели он облапошит их? Неужели приехали те, кто уже смирился, и им достаточно просто помахать рукой? Ульрика не явилась, я не вижу никого с Севера – весь Гремящий кряж отказал в повиновении Танкреду. Но Белон Красивый? Но Стир Медведь? Граф Кранглех? Они хотят запятнать себя – все они?»
В это время в пространство между столами вышли четверо одетых в кольчуги стражников. У одного из них на скуле багровел синяк. Сирота узнал Нарса с дружками и ему стало совсем тошно.
– Чего вы хотите, добрые люди? – опустошив кубок, мирно спросил Танкред.
– Закона, – ответил Сарри и вытащил из-под плаща свою культю. Он помахал искалеченной рукой в воздухе, привлекая всеобщее внимание, и продолжил:
– Мы верно служили вам, ваше величество, пока ваш приёмыш не обвинил нас в измене. Я, Сарри, сын Стурла, вызвал его, и он отсек мне руку. Пред лицом Лига и вами, я требую правосудия.
– Тахиос. Выйди сюда.
Сирота вышел к подножию трона, ловя на себе недобрые взгляды. Лишь Касс ухмылялся, опираясь на рукоять своего двуручника.
– Эти люди утверждают, что ты обвинил их напрасно и требуют виру за причинённый тобою ущерб. Ты согласен с обвинением?
– Нет, – глухо сказал юноша.
– Раз так, то установить истину нам поможет поединок. Сын Стурла, ты будешь биться сам?
– Я передам свое право Нарсу.
Танкред с усмешкой повернулся к сироте.
– Может, ты тоже хочешь выставить кого-нибудь вместо себя?
Смотря прямо в голубые, искрящиеся опасным весельем глаза чудовища, Тахиос хотел уже ответить, что не будет биться, чувствуя, как дрожит жила на шее, «позор, насмешки и изгнание – пусть», но к нему склонился мажордом.
– Может быть, ты хочешь, чтобы вместо тебя сражался старикан-библиотекарь, а?
– Скажи.
– Хочешь, чтобы мы выволокли его сюда и облачили в кольчугу?
«Долгая ночь. И она только начинается».
Тахиос перескочил через стол и шагнул навстречу стражам.
– Место! – закричал какой-то огромный, больше похожий на медведя рыцарь справа от него. – Дайте им место!
Они одновременно вытащили мечи. Пространство между столами было шириной в десять шагов, но Нарс не собирался ходить вокруг да около. Он напал, полагаясь на длину своих рук и силу. Десять, двадцать ударов отбил Тахиос. Кругом одобрительно кричали. Он не слушал. Нарс загонял его в угол, образованный столами. Клинок сверкнул, целя в бедро. Сирота отбил, крутнулся на носках и острием меча вспорол стражнику шею. Нарс упал на одно колено, ещё не осознавая, что произошло. Когда же он понял, попытался зажать рану левой рукой, встал, шатаясь, замахнулся, но Тахиос пнул его в грудь и опрокинул на спину. Потом переступил через дёргающееся тело и пошел к Сарри и оставшимся двум.
За спиной взвился голос Танкреда.
– Лиг явил нам свою волю! Мой человек – невиновен! Что же касается вас, – сирота оттолкнул застывшего на месте культяпого и стал пробивался к выходу, – то вы обманули меня. Я знаю, что когда вам приказали моим именем, вы насмеялись над приказом. Вы чинили препятствия. За это вас следует наказать и наказать как следует. Хэрск!
На выходе Виздимур преградил было дорогу Тахиосу, но увидев его побелевшие губы, нехотя отступил.
– И я считаю достойным наказание, которым воспользовался сирота. Держите их!
В зале громко негодующе заворчали, а потом вопли боли перекрыли это ворчание – Хэрск знал своё дело.
Самая длинная ночь.
Алвириан вошла в библиотеку вместе со служанкой.
– Барах! Книжник, я тебе невестку привела! – дрожащим голосом пошутила служанка. – Да ладно, что ли. И поесть, – она сунула поднос в руки девы, забрав у неё пустой. – Пойду, а то матушка заругается.
Шпионка одной рукой закрыла за ней дверь и даже сладила с засовом.
Потом осторожно пошла вперед, к креслу, с которого на неё смотрел беловолосый старик, носивший обтрепавшийся халат с птицами на рукавах.
– Здравствуйте, уважаемый. Меня зовут Дахата, – дева поставила поднос на столик и учтиво поклонилась.
– Что вам нужно от меня и кто вы такая? – нахмурившись, спросил архивариус, потирая подбородок. Он даже не взглянул на еду.
– До меня дошли слухи, что в этом замке знают, где находится Зеркало Мира. Я поняла, что если бы эта тайна была известна воинам, они давно добыли бы его, и решила, что знание спрятано в свитках или преданиях. И только вы, достопочтенный, можете мне помочь. Разумеется, я достойно вознагражу вас.
– А вам не кажется, что знай я об этом хоть что-то, то мой господин герцог тоже имел бы эти сведения? – устало спросил старик, опираясь на подлокотник. – Вы не первая…
«Он ждёт смерти, – внезапно поняла Алвириан, смотря на эту сломленную фигуру. – Он постоянно ждёт смерти. Тут что-то не то».
– Я могу увезти вас отсюда, – зашептала она, становясь на колени. – На вашу родину, ведь вы не отсюда. Только скажите. И вы никогда и ни в чём не будете испытывать нужды. Но мне нужно знать, что знаете вы. Или укажите мне того, кто знает.
– Добрая, добрая девочка, – пробормотал Барах, и погладил её по голове. – Глупая, добрая Охотница. Все слова – ложь. И кошель твой набит медяками или кровавым золотом. Мне ничего не нужно. Я ничего не знаю про Зеркало. Но если ты поклянешься мне, что доставишь одну книгу в то место, которое я укажу, я назову тебе человека, который знает кое-что о Зеркале.
В комнате стало совсем темно, только сполохи огня озаряли две фигуры и кресло со столиком у камина.
– Я клянусь, – глухо сказала Алвириан, опустив голову. – Клянусь Тремя Святыми, что ваша книга будет в том месте, которое вы мне назовете, в обмен на сведения о Зеркале Мира.
– Хорошо, – прошептал архивариус и снова положил руку на её волосы. – Спасибо тебе.
Внезапно он напрягся и прислушался.
– Шаги. Идут. Значит, это будешь не ты.
Дева настороженно смотрела на него.
– Сюда, стань здесь, – он подхватил светильник, ловко разжёг его угольком и потащил её во вторую комнату. Пробравшись вдоль стеллажей, библиотекарь заставил шпионку втиснуться в угол. – Слух не подводит меня, они идут…
Он повернулся, но Алвириан цепко ухватила его за рукав.
– Имя!
– Да, да! – в дверь громко постучали и Барах сбавил голос до шепота. – Отер, настоящий герцог бенортов, пленённый рыцарями марки, только он и никто иной, знает, где Зеркало.
– Старик, открывай! Заснул ты там что ли?
Алвириан посмотрела в ясные глаза архивариуса и поняла, что он говорит правду.
– Книга лежит у меня в сундуке…
– Открывай или мы выломаем эту хёрирову дверь!
– Иду, иду! … там двойное дно. Я слышу! Что вам угодно? …передашь её графу Мельдфандскому – это по пути. Герцог призывает меня?
Барах нарочно долго, шаркая, возился с запором.
Дева села на корточки. В этой большой комнате, а вернее – большой зале, загроможденной полками, стеллажами и большими ящиками не было света и заметить её никак не могли, если сама она себя не выдаст шорохом или кашлем. Но метательные ножи Алвириан всё же достала. «Отер! Но почему?!»
– Собирайся, пойдёшь с нами!
– Что ты возился так долго? – вдруг вступил второй, подозрительный голос. – Ты тут один? – шаги раздались у входа в залу. Вероятно, стражник заглядывал внутрь, подняв повыше факел.
– Осторожно! Там книги! – громко крикнул архивариус. – Всё может загореться. Я один, совершенно один, я хотел найти в библиотеке книгу и поужинать…
– Пошли, хватит болтать. Райген, а ты что застрял? Убери факел, тебе сказано. Пожар хочешь устроить?
– Да нет, ничего.
– Могу ли я узнать, куда вы меня ведёте?
– Сегодня ночь правосудия, старик. Долгая ночь и все должны испить свою чашу перед светлым днём Лига.
– Давай, там узнаешь, что тебя ждет.
Они ушли, топая сапогами.
Тахиос постоял немного во внутреннем дворе, смотря, как башни врезаются в тёмно синее небо. Ветер перестал, и потому было не так холодно, как с утра. Во дворе ещё прохаживались, шатаясь, пьяные слуги, оруженосцы, со стороны конюшен были слышны какие-то нестройные выкрики, похоже, там пытались петь вразнобой. Потом с верхушки надвратной башни сорвался ворон, громко каркнув, и устремился на север. Сирота поёжился и, вспомнив о Барахе, зашагал в сторону храма Лига, рядом с которым размещалась библиотека.
Он бы прошел мимо – Задняя башня была за храмом, но двери в святилище были распахнуты и там ярко горел огонь. Тахиос взглянул на тени, пляшущие на стенах, потом увидел жреца, одного, без прислужников, и понял, что тот вершит таинство.
Влекомый любопытством, сирота подобрался поближе и встал у самых дверей.
Огонь гудел как музыка. Потом Тахиос понял, что огню вторит голос. Запрокинув голову и воздев руки, верховный жрец неспешно кружился, будто купаясь в пламени. Внезапно он словно споткнулся и захрипел.
– С тем и носятся…
Юноша понял, что человек вопрошал, и вот теперь боги дали ему ответ.
Белые одежды струились на теле, тени и языки огня мелькали калейдоскопическими пятнами.
– Как текла еловая ветка
Время медовое вилось
Вкруг иголок её…
Брызнул лёд!
Вороньё вымахало
Быль полем уходит
Уходит, как вдох
Ножи будут спрашивать:
Ты зачем живёшь?
А ты всё отдашь
Не поймёшь…
Когда Тахиос опомнился, жрец смотрел прямо на него. В упор. А он сидел на корточках, будто собрался играть в ножички прямо здесь.
– Что ты здесь делаешь, святотатец?
Но сирота уже опомнился. Ещё он видел, как из-за плеча жреца выглядывают испуганные глаза девчонки, которая, видимо, стояла на возвышении рядом с алтарем. Натаскиваешь прислужниц, значит. Являешь тайны.
– Это предсказание… – голос всё равно был хриплым, не слушался. – О чём ты спрашивал Лига?
Жрец подступил к сироте совсем близко.
– Вон! Вечно ты вынюхиваешь, как бездомный попрошайка. Твой господин узнает всё завтра, в свой черед. А ты не становись между богом и людьми, призванными исполнять волю его. Иди куда шёл!
Тахиос поднялся и отряхнул руки. Хорошо, я запомню и это.
– У меня кружится голова, – услышал он жалобный голосок, и, вспомнив о словах Ланье, прибавил шагу.
Алвириан сидела тихо, не спеша выходить из хранилища и потому резкие шаги за дверью не застали её врасплох. Послышался скрежет петель, дверь бухнула о стену, но влетевший в помещение, видимо, не увидел того, что думал обнаружить. С проклятиями стражник (а это был он – тот, подозрительный) прошел во вторую комнату, и дева затаила дыхание, стремясь услышать – не вошел ли кто вслед за ним, таким глупым, бесшумно. Не страхует ли кто товарища?
Шаги прогремели внутри библиотеки, страж подошел к окнам, подергал запоры, мельком посмотрел в проходы и ушел, досадливо ворча. Алвириан погладила указательным пальцем остриё метательного ножа и вновь засунула его в рукав.
Что там старик говорил – Отер? Дева задумчиво поскребла подбородок. Эта ночь была колдовской – она чувствовала запах крови, витавший в воздухе. Крови будет много. А ещё следовало узнать, стоит ли отправляться за Отером, и где это сделать, как не здесь, в его родовом гнезде? Стены дадут правильный ответ, даже если кости соврут.
Осторожно поднявшись на ноги, Алвириан шла, растирая пальцы. Камин еле тлел, она убрала со столика поднос и села в кресло. Кости легли ей в ладонь и покорно ждали вопроса.
Жив ли Отер?
Да. Опасность.
Я найду его?
Ты. Многие. Игра.
Я найду Зеркало Мира? – снова спросила Алвириан.
Вместе.
Дева осторожно погладила поверхность столика.
Что меня ждёт на Севере?
Опасность. Неудача. Вызов.
Алвириан ещё немного посидела в кресле, обдумывая знамения, потом неслышно встала. И тут же услышала, как вновь открывается дверь. Её открывал кто-то очень умелый, совсем по-иному, чем это делают стражники.
Ножи сами собой скользнули в руки шпионки, она встала вдоль стены, надеясь, что недостаток света в комнате скроет её на мгновение. Большего ей и не нужно.
Тахиос шёл, уже зная, что случилось непоправимое. Он надеялся не опоздать. Я увезу тебя отсюда, Барах. Тебе нечего делать в этом волчьем логове. Но чем ближе подходил он к двери, тем плотнее становилась тишина. Неужели они увели тебя? Они увели тебя ещё до того, как я узнал. Наверное, так было задумано. А теперь ищут меня. Что ж, не мешает проверить.
Сирота осторожно подкрался к двери и прислушался. Ещё мальцом его обучили определять, есть ли за дверью люди, или нет. Даже тех, кто затаился, можно учуять. За дверью явно кто-то сидел. Кто-то спокойный. Он был один и не собирался подстраивать ловушку. Тахиос аккуратно потянул на себя дверь. Он знал, что в комнатке будет мало света и потому не торопился входить.
Увидев тень, отступившую к стене, юноша обнажил меч.
– Барах? Что ты сделал со стариком, отвечай!
Женский смех заставил его удивленно вздрогнуть.
– Я тебя вижу, выходи!
Сквозняком, потянувшим от двери, раздуло угли, и Тахиос действительно видел тёмную фигуру у прохода в библиотеку. Сам он был на две трети скрыт дверным косяком.
Алвириан прикидывала, броситься ли ей к окну, что тщетно пытался открыть страж и попытаться уйти неузнанной, или всё же убить юношу. Только в чём же он будет моим спасением?
В это время Тахиос решился. Широким жестом он швырнул в комнату свой плащ, который сдернул с плеча и сам, пригнувшись, кинулся вслед за ним.
Алвириан, среагировавшая молниеносно, всё же промахнулась и едва успела увернуться от замаха, чуть не развалившего ей рёбра.
– Да кто же ты?! – прорычал, недоумевая, юноша.
Она вновь издевательски захохотала внутри библиотеки. Войди, если осмелишься, говорил её смех.
– Я оставлю тебе жизнь, если ты скажешь мне, что они сделали с Барахом. – пообещал Тахиос, прокручивая меч. Он знал, что в узких проходах тот не даст преимущества.
– Что ты вообще здесь делаешь?
Ответом ему было лишь поскрипывание. Он мельком обернулся посмотреть на пол. Да, это метательные ножи. Интересно, сколько их у неё.
– Тебе всё равно не уйти. Я кликну стражу!
Темнота издевалась над ним. Ты не войдешь. Ты такой трус. Побежишь к тем, что пинают тебя при каждом удобном случае, я-то знаю. Сирота вложил меч в ножны, прислушался, намотал на левую руку плащ, подобрал один из ножей и обнажил свой квилон.
– Я иду, да поможет тебе Лиг, женщина!
Он ворвался в проход, зная, что она затаилась где-то впереди в параллельном ряду, и стал толкать стеллажи, опрокидывая их один за другим.
Грохот пожирала темнота.
– Сегодня самая долгая ночь, ты знаешь об этом? Мы можем играть в прятки, да. Но утром тебе придётся выйти…
Она вынырнула из-под покосившегося уже стеллажа, метя стилетом ему в шею. Если бы не её нетерпеливое дыхание, Тахиос уже распрощался бы с жизнью. Он парировал правой и левой рукой, ощущая, как плащ превращается в лоскуты. Потом его ударили ногой в живот, и сирота отлетел к стене. Темнота мешала обоим. Дева поскользнулась на свитке, выкатившемся ей под ноги, он выпрямился, размашистыми движениями определяя дистанцию. Брошенный нож ударил его в грудь и Тахиос хакнул от неожиданности. Алвириан застыла, подозревая ловушку. Юноша же провел рукой по стене, делая вид, что оседает на пол, а сам припал лишь на одно колено, выжидая. Хриплое дыхание вырывалось у обоих. Ток крови в ушах мешал слышать. Дева осторожно шагнула вперёд, он подсёк её ногу и, вывернув кисть, эфесом кинжала ударил в солнечное сплетение. Она обмякла. Левой рукой он выломал из её пальцев стилет, схватил за одежду, перекрутив на шее, и потащил к камину. Задыхаясь, она была вынуждена последовать за ним. «Спасение. Да где уж там».
Когда Тахиос схватил её за волосы, чтобы запрокинуть голову, в его руке остался парик, а Алвириан, оттолкнув его обеими руками, так что сирота опрокинулся вместе с подвернувшимся столиком, отпрянула. Из сапога она вытащила нож и встала на ноги одновременно с Тахиосом.
Он пнул столик, отчего тот отлетел к окну и мрачно сказал, чувствуя, как набухает правый рукав от неглубоких порезов:
– Предложение остаётся в силе.
– Где же моё счастье? – непонятно ответила дева. – А? Твоего старика увели стражи.
– Ты!? – юноша узнал её голос. – Ты! Как…
– Я Охотница, забыл? Таких, как я, Зеркало притягивает и выводит на след.
Сирот непонимающе уставился на неё, – ведьма! – потом бросился мимо, к выходу.
– Давно это было?
– Незадолго до того, как ты вошел.
В дверях юноша всё же обернулся.
– Уходи. Тебе здесь не место.
– Тахиос! – позвала его, и он остановился. – Библиотекарь сказал, что книга у него в сундуке, с двойным дном.
«Какая книга?» – он уже бежал по коридору.
Когда Хэрск опустил свой тесак, кто-то из дальнего тёмного угла неожиданно захохотал – громко, пьяно, и издевательски.
– Что такое? – спросил Танкред. – По нраву моё правосудие? Выпей ещё, гость, за моё здоровье.
– Не премину! – отозвался неизвестный воитель. – И более, да! Я выпью за тебя!
В повисшем напряженном молчании все слышали, как он проталкивается ближе к трону. Наконец его стало видно всем – высокий, белокурый, в синем дублете, расшитом серебряной нитью и со страшной раной через правую половину лица. Держа в руках золотой кубок – знак признательности его заслуг перед троном, незнакомец пренебрежительно поклонился.
– Я сказал, Танкред Наорк. Я выпью за тебя, если ты осмелишься поднести мне вина. Твой отец не единожды делал это.
– Полегче, воин, – выступил вперед Ланье. – Герцог оказывает милость за дела, а не слова. Я налью тебе.
– К Хёриру! – рыкнул мужчина, тряхнув головой. – Я, Тирн из Круссна, чести своей не уступлю никому! Раз уж герцог брезгует поднести чашу мне, рубившемуся с туэркинтинцами в двадцати битвах и никогда – никогда! – я не показал спины, то вина на нём! И гордыня погубит безусого юнца, будь я проклят!
– Где Ульрика?! – закричал вдруг Медведь, покрывая слова мажордома и раскрасневшегося Танкреда. – Где бароны Севера? Где Лури Одноглазый, Седой Грир, Хельми Вольная Пташка? Почему мы должны есть с этими торгашами, что, как коршуны, слетелись сюда со всех концов света? Кому ты смотришь в рот, Танкред?!
Его ор заставил всех подняться со своих мест. Стража уже открыто заходила в залу, покачивая копьями.
– Есть ли у тебя ещё вопросы? – кривя рот, спросил герцог, вытягиваясь и сжимая кулаки. – Или ты сразу перейдёшь к угрозам?
Стир Медведь с лёгкостью перевернул стоящий перед ним стол.
– Прояви уважение!
– Взять их! – заверещал Ланье, выпучив глаза. – Заковать!
Тирн из Круссна, стоящий ближе к нему, ударил мажордома кулаком в ухо.
Огромная зала взорвалась криками. Танкред попятился, телохранители заступили его, обнажив мечи. Хэрск ударил воина сзади своим тесаком в шею, и из ужасной раны хлынула кровь. Покачнувшись, Тирн упал вперёд и Касс оттолкнул его прямо на поднимающегося Ланье. В голову дознавателю попал пущенный меткой рукой кувшин, граф Кранглех, вскочив на стол, метким пинком в подбородок, свалил одного из стражей и обнажил меч.
– Вы все! Умрете! За ваше неповиновение! – вне себя от ярости крикнул Танкред.
– Хватай сопляка!
Залми, чуть пригнувшись и отодвинувшись к стене, цепкими глазами наблюдал за развернувшимся побоищем. Купцы со стенаниями падали на колени или простирались ниц.
Демонстративно сложив руки на груди, у окна стоял Белон Красивый и никто не рискнул тронуть его.
Стражников было чуть больше чем собравшихся гостей, но пришли самые отчаянные и храбрые, не раз участвовавшие в кровавых сражениях и потому они во мгновение ока поменяли ситуацию. Стир Медведь, подхватив с пола скамью, тремя ударами расчистил пространство перед собой, многие доставали припрятанные в сапогах или тяжелых меховых плащах кинжалы и бросались в ближний бой. Граф Кранглех уже свалил пятерых и вращал свой двуручник, не подпуская к себе никого. Стражники колебались. Купцы, почувствовав, что сейчас самое время уносить ноги, с воплями ужаса стали выбегать из залы. Ланье извиваясь как гадюка, добрался до ступеней трона и ухватил Танкреда за сапог, чем вызвал его крик.
– Ваше величество! Нам надо уходить!
Но Танкред, оцепенев, смотрел на то, как в пяти шагах от него Стир Медведь, разломав скамью о щиты стражи, всё же успел подцепить у опрокинутых секиру и короткий анелас* и ринулся вперед. Касс столкнулся с ним, махнув мечом крест-накрест. Скрежет клинков исторг из груди телохранителя хриплый рык, подоспевший на помощь Кассу Стирн пырнул Медведя концом меча, но тот с легкостью отступил на шаг, отбросил ещё двоих, навалившихся на него и вновь скрестил оружие с Кассом.
– Ваша величество!
– Он мой! – заорал Касс, оставив щербину на лезвии секиры. Медведь захохотал, широко разевая рот. Они сцепились после того, как телохранитель, изловчившись, ударил Стира в бок и тяжело ранил его.
Медведь сжимал Касса в объятиях, а тот, выхватив кинжал, трижды ударил его под лопатку, но обмяк, когда Стир последним усилием сломал ему хребет и отбросил от себя как тряпичную куклу.
Лишь после этого, Танкред, оступившись, развернулся и побежал, хотя второй телохранитель снес Медведю голову, а в залу стали врываться люди Дэла и Байлы. За ним последовал постоянно оглядывающийся по сторонам Ланье. Увидев это, с криками ярости граф Кранглех и ещё трое рыцарей бросились за герцогом, прорубая себе путь.
Залми, держась в тени, последовал за ними.
Сирота бежал, чувствуя, что что-то случилось. Ему казалось, что из стены прямо навстречу может выступить призрак и непонятно, каков он будет – древний имперский воитель в шлеме с гребнем или предок Старика с окровавленным копьём.
Ночь шептала ему на разные голоса.
Двери в храм Лига были закрыты, и сам он казался безмолвным торчащим камнем, занесенным снегом и тьмой.
Тахиос бежал, видя суету и неразбериху во дворе – метающиеся факелы, крики. Он не сразу понял, что происходит.
Танкред с Ланье и Стирном выбежали прямо на него. Мажордом вскрикнул, не узнав выросшего перед ним юношу. Герцог, клацнув зубами от страха, отскочил, выставив кинжал. Телохранитель, оказавшийся сбоку, замахнулся было, но сирота расторопно отпрыгнул на два шага, а сзади граф Кранглех громко прокричал:
– Я здесь!
Вместе с ним был всего лишь один человек, да и тот тяжело припадал на правую ногу.
Широко раскрытые глаза Танкреда нашли лицо сироты.
– Тахиос…
Телохранитель бился с графом, понимая, что не одолеет его, и только свирипея от этого знания. Последним неистовым ударом он сломал свой клинок у рукояти и прыгнул на Кранглеха с голыми руками, они покатились по скрипящему утоптанному снегу.
Второй воин, обходя их, шел к герцогу.
Сирота заступил ему дорогу.
– Прочь, крысёныш, – просипел убийца.
Не отвечая, юноша быстро дважды ткнул его с безопасного расстояния: в живот, и, почувствовав звенья кольчуги, – под подбородок. Воин осел, царапая снег обломком копья.
А граф Кранглех стал вставать, спихнув с себя тело Стирна со свёрнутой шеей, правой рукой нашаривая рукоять своего двуручника.
Тахиос шагнул и убил его быстро, точным ударом отделив голову от плеч. Он хотел повернуться к герцогу, но что-то насторожило его и он, пригнувшись, стал всматриваться в темноту.
Неспешно двигаясь, к нему вышел Залми, поигрывая подобранным в коридоре мечом.
– Беги отсюда, мальчик, – сказал он Тахиосу на чистом бенортском. – Мы здесь сами разберемся.
Юноша пожал плечами, но с места не сдвинулся.
«А ты всё отдашь, – сказал ему жрец. – Не поймешь». Что я отдам? Мне ли это было сказано?
– Я запер двери, – игнорируя сироту, обратился убийца к герцогу и тот отступил от произнесённых безупречно правильно, – с обманчивой мягкостью, – слов. – Они выбьют их, но не знают, куда вы побежали. Пройдет немного времени. Прежде чем вас найдут.
Ланье, тихонько подвывая, пятился, но Танкред ухватил его за рукав.
Так они и стояли, когда Залми обрушился на Тахиоса, перебрасывая клинок из руки в руку.
Юноша сразу понял, что мужчина перед ним сильнее его, быстрее его, но, вероятно, не имеет кольчуги, иначе мог бы рискнуть принять на себя скользящий удар, чтобы быстрее покончить с противником. Дважды он с такой силой ударил по мечу Тахиоса, что полетели искры, и сирота с трудом удержался на ногах.
Они сходились трижды и в последний раз Залми даже одобрительно поцокал, словно проводил занятия со своим любимым учеником, а потом неуловимо быстрым движением выбил землю у Тахиоса из-под ног. Мир крутанулся. Уже задыхаясь, понимая, что не успевает защититься, сирота поднимал меч, не зная, куда придётся удар, и получил носком сапога по голове. Он перевернулся на живот, полуослепший от боли и слез, не веря, что всё ещё жив и увидел как убийца скользнул к герцогу, а тот неожиданно проворно толкнул вперёд себя Ланье. Ноги и руки не слушались Тахиоса и он проклял их. Он не мог вынырнуть из этого состояния и встать, чувствуя себя как бык, которого ударили молотом по голове и тот пытается шагнуть на подламывающихся ногах, и коротко мычит, а рядом стоит дюжий мясник, и помощник, и оба понимающе ухмыляются, и у помощника в руках такой острый нож, что не уступит Хэрсковым игрушкам, а бык шагнул бы, да толку, и, словно понимая это – он низко опускает свою рогатую голову…
Чему учит нас Лиг? – умирать с открытыми глазами. Умирать…
И сирота, приподнявшись на локте, перехватил свой меч за клинок и швырнул его, попав Залми точно между лопатками. А потом откинулся на снег и стал думать, почему же тот поспешил.
Юноша знал, что если убийца, корчившийся сейчас на снегу в трёх шагах от него, всё же подползет, он не будет сопротивляться.
Мир никак не мог встать на место. Никак не мог. Где-то высоко-высоко прокричала птица, и Тахиос не узнал её голоса. Облачко пара вырвалось у него из груди. Потом он услышал частые удары и хриплое дыхание чудовища.
– Вставай, приёмыш, я убил его. Ланье, хватит скулить, помоги ему. Нам надо понять, что творится в замке.
Мажордом, всё ещё поскуливая, взял Тахиоса за плечи. Тот словно со стороны наблюдал, как его вздернули на ноги и сунули в руку рукоять меча.
– Где ты был, сирота? Откуда ты здесь взялся?
Тахиос не отвечал. Он слышал, как из конюшни вырываются кони – стража добралась и туда, убивая всех подряд – слуг, конюхов, оруженосцев и стоял, опустив руки, пошатываясь. Потом он увидел в руках у Танкреда меч убийцы, и что-то сложилось, словно тусклая льдина с шуршанием выползла на стылый берег и вновь была подхвачена сильным течением реки.
Он моргнул.
– Что ты встал! Пойдём, нам надо укрыться, здесь… храм!
– Там закрыто, – безучастно сказал Тахиос, пробуя голос. Он долетал до него, как из-под толстого слоя войлока.
– Да? Ты видел? Где жрец? Где этот толстый боров, жрущий мою еду и пьющий моё вино, а потом даже не приходящий на мой праздник? Я убью его!
– Он гадал, а потом заперся.
– Тогда…
Танкред ненадолго задумался. Сирота стоял, опираясь на плечо мажордома и тихонько дыша, чтобы не закашляться. Он знал, что если морозный воздух попадет ему в лёгкие, то в голове его что-то лопнет. Что-то обязательно лопнет, как лопнул горшок в руках у тётушки, когда он попал в него из рогатки, и оттуда вывалилась свернувшаяся кольцом рыба, а тётка заорала на него и бросила черепком. Переводишь продукты. Не чтишь старших! Тахиос сморгнул ещё раз.
Так-то, Марн. Это тебе не по подворотням носиться наперегонки. Это тебе не кошельки по углам срезать, Фали. Я только что убил кого-то, кого послал Анриак. Я, один из забытых, вот так ответил империи. Ответил ей. Вы забыли о нас? А мы помним. Нам не дают забыть. Почему же он не ударил?
Тахиоса дёрнул за рукав мажордом и он услышал, как по двору бегут, бряцая оружием.
– Ваше величество!
– Это Виздимур.
– Виздимур, сюда!
Свет факелов резал глаза, но уйти Тахиос уже не мог. Он неловко спрятал меч в ножны – мелко дрожали руки.
– Там – всё? – спросил Танкред, имея в виду тех, что остались в зале.
– Да. Белон Красивый ждёт. И… некоторые.
– Что? – казалось, не мог поверить Танкред. – Вы… оставили их?
– Ваше величество, мы остановили кровопролитие только потому, что обёщали пощадить тех, кто сложит оружие. Они перебили половину стражи… – Многие ранены… – нерешительно добавил кто-то, видя, что Танкред будто бы задыхается.
– Так. Так, хорошо, да? Это ваш долг? Ладно! Ладно, хватит, раз так. Идём. Идём туда. Я ещё раз посмотрю на них. Им прямо в лицо. А вы, – он резко обернулся и неопределённо махнул рукой, – вы мне найдите сейчас верховного жреца. Вытащите его откуда угодно – хоть из постели, хоть из под алтаря, хоть из самой преисподней! Он мне нужен!
Они пошли, и сироте казалось, что он идет среди косматых чудовищ, что на заре мира выбегали из чащи, потрясая палицами и костяными копьями. Перебили половину стражи… если бы Ульрика знала, что всё так повернётся, она бы непременно приехала и у Бенорта уже был бы новый герцог.
Бараха он увидел у входа в башню – его успели вытащить и бросить на снег, прежде чем всё началось. Там же лежали Нарс, Сарри, окоченевший барс с оскаленными клыками и герцогский мастаф.
– Я знал, что он пошлёт кого-нибудь сделать это, но не думал, что тебя.
– О чём ты говоришь? Да Танкреду и дела нет.
– Я жду смерти.
– …до тебя сейчас.
– Я жду…
– Но я же сказал.
– Запиши это. Нет дела. Я же сказал…
Он думал, что в замке сможет нормально дышать, но постоянно будто давился воздухом. Хотя в голове прояснилось. Всё тело было легким, немного неуклюжим, из носа текла кровь. Тахиос шёл самостоятельно, чуть-чуть покачиваясь, не задумываясь, куда он идёт.
– Тогда зачем ты пришел?
– У меня есть вопросы.
– Вымахало вороньё…
Рыцарь в серо-красных одеждах, запрокинув голову, смотрел на него. Смотрел, как возносится к хмурому небу рука с острым топориком.
Когда стало ещё светлее и все остановились, сирота осмотрелся, осторожно поворачивая голову. Разгром был полный. Трупы лежали вповалку – их никто не убирал. Их было действительно много – около сотни, может, больше. Оставшиеся в живых рыцари стояли на возвышении, столкнув трон, и угрюмо смотрели на окружившую их стражу и головорезов Байла. Дэл, прислонившись к опрокинутому столу, бинтовал себе левую руку. Нога уже была перехвачена повязкой. Белон Красивый первым увидел Танкреда и улыбнулся. Возможно, его повеселил меч в руках герцога. Или вид взъерошенного, с пятнами крови на щеках, мажордома.
– В ваших силах всё это прекратить! – звучным голосом сказал он.
– Да? Вы, мятежники, злоумышляли…
– Я не мятежник! – резко прервал Танкреда барон, вскинув руку с раскрытой ладонью. – Все видели, я не принимал участие в покушении, и люди, стоящие сейчас за моей спиной, бились, обороняясь, но никак не из желания напасть на вас.
– Ваше величество, – с ненавистью сказал Танкред, всматриваясь в барона.
Тот повёл широкими плечами, словно пробуя накинутую на него узду. И согласился, склонив голову.
– Ваше величество.
Хотя должен был встать на колени.
Тахиос смотрел на появляющихся в зале арбалетчиков, которые деловито становились полукругом, и ему захотелось прогнать этих недоумков к музыкантам на хоры. Там лучше обзор.
– Сукин ты сын, Тахи, когда твоя тётка помирала, так и говорила всем, кто пришел: был, мол, у меня быстроногий паренёк, а с тех пор как умыкнули его в замок, так и весь вышел.
– Мне понравилось, как вы обошлись со степняками, – меж тем говорил владеющий землями на самом юге – у границ с Анриаком и со степью барон. – Вы можете стать истинным правителем дома Наорков и всего Бенорта, проявив свою волю, а можете поддаться своим чувствам и приказать перебить всех.
Зал замер, прислушиваясь к вою ветра за ставнями и голосу этого человека.
«Самая долгая ночь. И никакого рассвета. Ты видишь рассвет, Белон?»
– Тогда друзей у вас не останется, эти волки, – рыцарь пренебрежительно кивнул в сторону людей Байла и Дэла, – принесут вам только головы мертвых, а смерть порождает смерть. Враги, окружающие наши земли, возрадуются. Я же предлагаю вам свою дружбу. И верность.
– В обмен на помилование…
– Я ничего не нарушал! – ещё раз громко сказал барон. – Я, Белон из Гвеллаха, не сражался, и боги знают об этом.
– Да, ты ничего не нарушал. Но эти люди… они теперь твои люди, раз ты вступаешься за них…
– Они могут стать вашими, ваше величество. И расскажут о вашей мудрости лучше, чем трупы. Они не дадут понять себя превратно.
– Каковы же твои условия, Белон Красивый?
– Все, кто хочет уйти – пусть уйдут. Все, кто хочет присягнуть – присягают. Так мы отделим зерна от плевел и будем точно знать, кто наш враг и смело посмотрим ему в лицо.
Сирота переступил с ноги на ногу и увидел, что топчется в крови. Она собиралась огромными лужами по всему залу.
«Сейчас он посмеется ему в лицо и прикажет стрелять из арбалетов. Оставшихся в живых четвертуют на Призамковой площади. Я не хочу на это смотреть».
Непослушными пальцами он отстегнул меч от пояса.
– Воровку? Да? А нам она сказала другое.
– Сказала что ты к блуду её склонял, приёмыш.
– Еле она тебя удержала.
– Я гуляю, где хочу, то-то же.
– Что ты думаешь об этом, Ланье?
– Я ухожу, – сказал Тахиос достаточно громко, чтобы на него все обратили внимание.
В чертоге Наорков повисла тяжелая, недоумённая тишина.
– Что? – переспросил Танкред, не веря своим ушам.
– Я говорю: довольно. Сегодня я спас тебе жизнь, убив троих. Первый воин, граф Кранглех и этот наёмный убийца – они лежат там. Все их видели. Я спас тебе жизнь и я больше не приёмыш. Я ухожу.
Ланье собирался что-то сказать, что-то быстрое и лживое, чтобы выправить положение, но сирота посмотрел ему прямо в глаза и мажордом поперхнулся словами.
– Куда же ты пойдешь? – с любопытством спросило чудовище, приходя в себя и отвернувшись от мятежников. О, оно быстро осваивалось, когда всё было под контролем, не чета тому оцепеневшему юнцу, что дважды застывал сегодня, когда смерть тянула к нему свои пальцы.
– На север.
– К моей дражайшей сестрице?
– Нет. Руо ушел к Гремящему кряжу, я хочу найти его.
– Думаешь взять у него ещё несколько уроков? – расхохотался Танкред, хотя голубые глаза его горели холодным бешенством. – Хорошо, я отпускаю тебя. Видишь, Белон из Гвеллаха – я следую твоему совету. Прощаю дерзких и дарую свободу. Доволен ли ты?
– Да, если это будет относиться и к людям, стоящим за моей спиной, ваше величество.
Тахиос медленно брёл к выходу.
– Я думаю, до рассвета осталось недолго, – слышал он доносящиеся издалека слова. – Скоро найдут нашего верного жреца, и он именем Лига скрепит наши клятвы. Мы же расположимся здесь и подождём. Ланье, распорядись насчёт вина.
– Где же моё счастье? А? Твоего старика увели стражи.
– Ты!? Ты! Как…
– Я Охотница, забыл? Таких, как я, Зеркало притягивает и выводит на след.
Догорающие факела, которые никто и не подумал заменить, чадили.
– Тахиос! Библиотекарь сказал, что книга у него в сундуке, с двойным дном.
На пороге он постоял, посмотрел, как несколько слуг суетливо за ноги стаскивают трупы, что валялись по двору, через открытые внутренние ворота во внешний двор и его вырвало.