Пока ты спишь

Глава Двадцать четвертая

Киллиан

Деклан вошел в мой кабинет и сел напротив меня. Я продолжал делать то, что делал, а он ничего не говорил, просто сидел и ждал, когда я обращу на него внимание.

Мне не хотелось разговаривать.

Мне вообще ничего особенно не хотелось.

Последние два дня я бродил по этому дому, как гребаное привидение, заставляя Дэнни относить Софии еду, пытаясь избавиться от этой… этой хватки в животе и в центре груди, чтобы она, блядь, исчезла.

Причиной этого была София. Из-за нее я сидел здесь, перечитывая одно и то же снова и снова и ничего не добиваясь.

Она была так близко, прямо по коридору, ее спальня прямо рядом с моей.

Всего несколько дней назад она делила со мной мою комнату. Каждое утро мне приходилось заставлять себя оставлять мою спящую жену одну в нашей постели, и каждый вечер я предвкушал возвращение домой к ней. Я схватил свой стакан и залпом выпил содержимое, наливая еще один, пока оно обжигало мне горло.

Я так сильно хотел подойти к ней сейчас. Моя кожа была горячей, туго натянутой на мышцах. Я жаждал ее аромата ванили и корицы, ее вкуса, звука ее стонов, когда я ел ее или трахал.

Возможно, она солгала насчет остального, но это она не могла подделать. Не то, как ее киска сжимала меня, когда она кончала, и не то, как она облизывала мои пальцы, ее крики о большем. Она хотела меня, и если это все, что у нас могло быть сейчас, то пусть будет так. Может быть, мне следовало вышвырнуть ее вон, забыть о ее существовании, но я не мог заставить себя сделать это.

— Ты побрился, — наконец сказал Деклан, которому надоело ждать, пока я заговорю.

— Да. — Я не расставался с бородой больше года, с тех пор, как Шеймус попросил меня проследить за Софией и разузнать о ней все, что только можно. Я не знаю, почему я сохранил её, когда девушка уже была моей.

Да, хочешь. Ты боялся, что без остатка Дина она не захочет тебя. Что она увидит тебя таким, какой ты есть, что она будет бояться тебя.

Это было все, не так ли? Возможно, я эмоционально отсталый, но я прочитал достаточно книг по психологии, чтобы понимать истинность своих поступков. А сегодня я побрился, потому что не был уверен, что у меня хватит сил сопротивляться ей. Я боялся, что могу сдаться и впустить ее обратно, даже после того, что она сделала, но если бы она увидела меня таким, когда все следы Дина полностью исчезли, она бы смягчила меня и сказала, что ненавидит меня, что боится меня. Что она увидит, в какого долбаного монстра Шеймус превратил меня, и мне будет легче покончить с этим для нас обоих.

— Ты когда-нибудь выпустишь ее из этой комнаты, брат? — Спросил Дек, когда я больше ничего не сказал.

— София — это не твое дело. — Я нахмурился, услышав, как ее имя застряло у меня в горле. — Ты нашел Салли?

— Пока нет. Хотя есть зацепка.

Она исчезла в ночи. Возможно, она была напугана после того, что случилось… Или это могло быть что-то другое, и я не был бы удовлетворен, пока не поговорил бы с ней.

Дек откинулся на спинку стула.

— Ты не можешь держать Софию там вечно, — сказал он, игнорируя меня.

— Я могу делать все, что, черт возьми, мне нравится. — Я, конечно, знал, что он прав, но не был уверен, что еще можно сделать.

— Что, по ее словам, произошло?

Я сделал еще глоток своего напитка.

— Что Паоло силой усадил ее в машину, что она не хотела уезжать. Но никто не заставлял ее под дулом пистолета покидать мою постель, покидать этот дом. Все это не сходится. Она солгала мне. — Я крепче сжал свой стакан. — Она говорит, что любит меня. — Слова прозвучали странно в моих устах. Не думаю, что я когда-либо в жизни произносил слово «любовь» вслух.

Бровь Дека приподнялась, он склонил голову набок.

— Ты ей веришь?

— Нет, — сказал я, и мой желудок сжался.

— Почему? — спросил он.

Я не понимал концепции любви; откуда мне было знать, имела ли она это в виду или нет? По логике вещей, это должно быть невозможно. Я преследовал ее, заставил выйти за меня замуж. Я удерживал ее против ее воли, тогда и сейчас. Я никогда не утруждал себя тем, чтобы скрывать, кто я такой.

— Я не давал ей для этого повода.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

В его голосе не было сарказма, ему было искренне любопытно.

— Мне нужно перечислять причины? — Ответил я, удивленный, что ему понадобилось спрашивать.

— Ты хочешь, чтобы это было правдой? — И снова в этом не было ничего, кроме любопытства. Мой брат был так же сбит с толку понятием любви, как и я.

Я снова отхлебнул из бокала, чувствуя себя незащищенным так, как никогда не чувствовал себя перед своим братом, и это говорило о многом после того дерьма, через которое мы прошли, особенно в детстве. Да, когда она сказала мне эти слова, мне было приятно, я не мог этого отрицать. Но если бы София любила меня, она бы никогда не ушла той ночью. Мне не пришлось бы запирать ее, чтобы удержать, потому что она бы выбрала меня.

— То, чего я хочу, не имеет значения.

— Очевидно, ты хочешь ее, иначе она не была бы заперта в одной из твоих комнат.

— Почему мы говорим об этом? — Спросил я, меня переполняло разочарование.

— Что, если она говорит правду, Киллиан? Что, если она никогда не хотела бросать тебя, что, если она любит тебя, а ты держишь ее взаперти, как пленницу? Насколько я понимаю, у тебя есть два варианта… Тебе придется либо оставить ее взаперти до конца ее жизни, либо найти способ доверять ей. — Деклан встал. — Если она действительно любит тебя, а ты настаиваешь на том, чтобы обращаться с ней как с заключенной, я не уверен, как долго она еще будет так себя чувствовать. Она будет у тебя, но ты бы тоже ее потерял.

— И что ты об этом знаешь? — Спросил я и откинулся на спинку стула.

— К черту все. — Он покачал головой. — Просто мысль о том, что кто-то может полюбить одного из нас…Не знаю, я нахожу это… интересным. Думаю, я хотел бы это увидеть. — Он пожал плечами. — Неважно. Слушай меня или нет.

Да, мой брат был таким же облажавшимся, как и я.

Я понял, что он имел в виду, но если я выпущу ее из комнаты и она убежит, я все равно потеряю ее. Таким образом, она все еще была моей. Она принадлежала мне.

Нет, я не мог выпустить ее из той комнаты. Я убедил себя, что София видит меня иначе, чем все остальные. Но я ошибался.

Да, я думал об убийстве Бреннана, но быстро решил не предпринимать никаких действий. В этом не было необходимости, он был слаб. Это был только вопрос времени, когда его люди решат последовать за мной. Я никогда не ожидал, что он попытается сделать что-то подобное.

Однако он не понимал, с кем имеет дело. Он смотрел на меня так же, как Шеймус. Как будто единственное, что я мог предложить сколько-нибудь ценного, — это моя способность убивать без зазрения совести.

Очевидно, София чувствовала то же самое.

Она видела не меня, а то, что я натворил. Она видела монстра.

Монстр, с которым ей нравилось трахаться, и ничего больше.

Деклан ушел, а я направился наверх, на ходу развязывая галстук.

Если это то, чего она хотела, если это монстр, кого она видела, когда смотрела на меня, тогда это то, что она получит…

София закричала, и от страха в ее голосе у меня волосы встали дыбом на затылке.

Я побежал к ее комнате, распахнул дверь — и остановился как вкопанный, мое сердце колотилось о ребра. София выгнулась на матрасе, ее ноги были сжаты вместе. Ее руки были закинуты за голову, как будто ее держали там, ее соски напряглись и упирались в топ.

Она застонала так же, как и тогда, когда я прикоснулся к ней, мое имя слетело с ее губ, затем ее тело начало двигаться, как тогда, когда я трахал ее. Я видел лишь немногое из этого, однажды, когда навестил ее в квартире, но это было совсем не похоже на это.

Потому что раньше она была девственницей. Теперь ее тело и ее мечты точно знали, каково это, когда тебя трахают.

— Да, — всхлипнула она, когда ее ноги широко раздвинулись, словно невидимые руки. — Да, пожалуйста… — простонала она. — Пожалуйста… Пожалуйста, трахни меня.

Я подошел к кровати, упиваясь ее видом. Я не видел ее несколько дней, избегая ее, как гребаный трус, и теперь, видя ее такой, когда она раскачивалась на матрасе, как будто ее забрал монстр, я чувствовал себя наркоманом, получающим дозу моего любимого наркотика.

Она рассказала мне о своей фантазии, о том, что она хотела, чтобы я сделал в следующий раз, когда я увижу ее такой. Она все еще хочет? Теперь она была моей пленницей, может быть, мне следовало уйти, но я не мог. Я хотел ее, несмотря на ее предательские действия, и, судя по тому, как мое имя продолжало слетать с ее губ, она все еще хотела меня.

Откинув простыню, я посмотрел на нее сверху вниз, чувствуя, что мне трудно дышать. Господи Иисусе, она напряглась, ее бедра двигались так, как будто я уже был между ее бедер.

Я быстро разделся и осторожно забрался на кровать.

Она была в своей обычной пижаме, и я задрал рубашку, обнажив ее соски, теперь более темные и чертовски тугие. Затем, зацепив пальцами края ее шорт и трусиков, я стянул их вниз, осторожно двигая ее ногами, чтобы не разбудить ее, и отбросил их в сторону. Ее ноги мгновенно снова раздвинулись, и я застонал при виде ее киски, чертовски мокрой и набухшей, ее клитор умолял о внимании.

Я переместился между ее раздвинутых бедер и почти кончил, когда она вскрикнула, ее киска содрогнулась, ее соки потекли по щелочке между ягодиц. Она приближалась.

Ревность захлестнула меня, и я накрыл ее своим телом, схватив ее запястья, уже скрещенные и закинутые за голову, затем взяв свой член в руку, я прижал головку к ее скользкому отверстию и скользнул внутрь.

Я зарычал, когда после толчков ее оргазма она прижалась ко мне. Ее лихорадило, волосы на висках были влажными, щеки потемнели, губы приоткрылись от криков, от мольбы о большем. Я начал трахать ее глубокими, долгими движениями, в такт тому, как уже двигались ее бедра. Дать ей монстра, быть монстром в ее снах, но забрать ее обратно, забрать то, что было моим, что всегда будет моим, несмотря ни на что.

София начала раскачиваться быстрее, умоляя и плача о большем, о более сильном, быстром, и я дал ей это, врезавшись в нее, как монстр, которого она видела во сне.

Ее веки внезапно распахнулись, и она ахнула, вырываясь из моих объятий, глаза расширились от тревоги — но всего на долю секунды, затем ее взгляд скользнул по моему лицу, груди, к тому, что я делал с ней, затем снова вернулся ко мне.

— О черт, — прохрипела она, закатив глаза.

— Все верно, малышка, монстр трахнул тебя наяву, как ты и хотела, потому что ты моя, ты принадлежишь этому монстру, а не ублюдку из твоих снов.

— Не останавливайся, — простонала она.

Я трахал ее сильнее.

— Грязная гребаная девчонка. Простыни промокли от этой киски. Умоляя меня трахнуть тебя во сне.

— Д-да, только тебя. Я хочу только тебя. — Она выгнулась подо мной, напрягаясь, и кончила снова, выкрикивая мое имя.

Я продолжал в том же темпе, не сбавляя скорости, кряхтя и рыча, совершенно потерянный, когда кончал жестко, накачивая ее полностью и снова заявляя на нее права, как делал каждый раз, когда трахал свою жену.

Она больше не твоя жена.

Я зарычал, злясь на Софию, на себя за то, что доверился ей, за то, что позволил ей забраться мне под кожу, как это сделал я.

Я не отпускал ее запястий, пока пытался отдышаться. Я не хотел, чтобы она прикасалась ко мне, не тогда. Может быть, это сделало меня слабым, но если я позволю ей прикоснуться ко мне, я не знаю, смогу ли я выйти обратно из этой комнаты.

Как только я взял себя в руки, я сделал то, что должен был, встал с кровати и ушел.