Пока ты спишь

Глава Восьмая

София

Дом Киллиана находился прямо на пляже. Было темно, но я слышала плеск волн, видела, как свет отражается от воды.

Я не слишком задумывалась о том, каким будет его дом, но если бы и задумывалась, то это был бы не он.

Он провел меня внутрь, и я осмотрела нижний уровень с открытой концепцией. Это был большой дом, мебель в этой комнате была неброской — произведения искусства, однако, были полной противоположностью. Киллиан никак не мог сам украсить это место; кто-то такой холодный, как он, определенно не смог бы выбрать такие красивые, яркие и трепетные картины для стен. Они были выбраны кем-то другим, кем-то с душой.

В нем чувствовался запах новизны, определенно новой краски.

Конор, я узнала его имя по дороге сюда, прошел мимо с моими сумками и понес их вверх по лестнице.

— Ты голодна? — Спросил меня Киллиан.

Я покачала головой. Я не была уверена, что когда-нибудь снова буду голодна, не с этим комом в животе. Конор вышел обратно.

— Принеси остальные ее сумки и оставь их здесь, не забудь запереть, когда закончишь, — сказал ему Киллиан.

Конор вздернул подбородок и направился обратно за остальными моими вещами.

Я повернулась к своему новому мужу, психопату-убийце, стоящему напротив меня, и скрестила руки на груди, чтобы он не видел, как у меня дрожат руки.

— И что теперь? — спросила я. Если я собиралась пережить это, то разозлить его, бороться с этим, сбежать — это только ухудшило бы ситуацию, но мне нужно было знать, что он запланировал для меня.

Да, я была так напугана, что удивилась, что все еще стою на ногах, но сейчас, по крайней мере, это было то место, где я должна была быть. Я бы пережила это, и когда пришло бы время, когда у меня появилась бы возможность, я бы сбежала. Я бы забрала Томми, убралась к чертовой матери из этого города и никогда не возвращалась. Это означало, что я должна была быть умной и не позволять своим эмоциям взять верх надо мной. Я бы пережила это — переживу его.

Киллиан принял меня равнодушно, его взгляд пронзал меня, как осколки льда.

— Теперь я делаю тебя своей, как муж поступает со своей новой женой.

Дрожь пробежала по мне, и я возненавидела то, что это было не только от страха. Мое тело помнило, как он прикасался ко мне тогда, в моей квартире, и, несмотря на то, как сильно я ненавидела и боялась мужчину, стоящего передо мной, мое предательское тело было не совсем против, чтобы ко мне снова прикасались таким образом.

Я не хотела, не могла позволить страху взять надо мной верх. С этим человеком шутки плохи. Я могла притворяться кем-то, кем я не была, как это делал он. В конце концов, мой отец хорошо научил меня. Я знала, как быть кроткой и послушной, но была уверена, что Киллиан раскусит мой обман. Он был лжецом и точно знал, как выглядит обман у других людей.

Поэтому я выпрямила спину и заставила себя выдержать его взгляд.

— Просто чтобы ты знал, я недолго буду твоей женой.

Его зеленый, бездонный взгляд не отрывался от моего.

— Нет?

Я покачала головой.

— Меня не волнует, сколько времени это займет, но я найду способ сбежать от тебя.

Он сократил расстояние между нами.

— И я обещаю тебе, жена, куда бы ты ни пошла, я найду тебя и верну обратно. — Он обвил татуированной рукой с грубой кожей мою шею, подушечкой большого пальца у основания моего горла. — Ты моя. Мне принадлежит каждая частичка тебя, София, и я никогда не откажусь от того, что принадлежит мне.

Мое сердце бешено колотилось в груди, страх пронзал меня насквозь, и в то же время скрученная тьма горела внизу моего живота. Со мной должно было быть что-то серьезно не так — как я могла выносить руки этого монстра на себе, как мое тело могло реагировать на его прикосновения, в то время как все остальное внутри меня кричало бежать так быстро и как можно дальше?

Рука на моей шее скользнула к основанию позвоночника, и он слегка надавил, чтобы заставить меня двигаться, направляя меня вверх по лестнице.

Когда я добралась до верха, там было пять дверей: две справа, две слева и одна в конце. Киллиан прошел мимо них к последней в самом конце и указал мне на дверь.

Спальня.

Его спальня.

Я вздрогнула, провела ладонями по своим обнаженным рукам и обхватила себя. Комната была чистой и опрятной, большая кровать в центре, черные лакированные прикроватные тумбочки, мягкий свет исходил от ламп на каждой. У противоположной стены был камин, перед ним — два стула, а между ними — такой же черный глянцевый стол. Дверь рядом с кроватью была открыта, сумки, которые принес Конор, находились как раз внутри того, что, как я предположила, было большим шкафом, и я предположила, что ванная была за ним.

— Это твоя комната?

— Да.

Мне снова стало трудно дышать.

— Ты хочешь, чтобы я спала здесь, с тобой? — Не знаю, чего я ожидала. Может быть, в разных комнатах? Что он поступит со мной по-своему, а потом покинет мою постель и отправится в свою, что он придет ко мне только тогда, когда захочет унять этот зуд. Делить комнату, кровать? Нет, я определенно не ожидала этого. Я не могла этого сделать, и не только по очевидным причинам. Этот человек был убийцей. Как бы он отреагировал, если бы я набросилась на него во сне?

— А где тебе еще быть? — спросил он с сильным акцентом.

Его рука соскользнула с моей спины, и секунду спустя щелчок закрывающейся двери заставил меня подпрыгнуть, как будто он выстрелил из пистолета.

Неужели он действительно думал, что я могу просто переехать к нему и мы будем играть в мужа и жену?

— Почему ты хочешь, чтобы я была здесь с тобой? Это безумие. Мы даже не знаем друг друга, — сказала я, глядя в темноту за окном, с трудом встречая его взгляд, с трудом дыша.

— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, — сказал он.

Киллиан

Я не терял бдительности, ни разу, до этого момента. Теперь София была в моем доме, в безопасности, со мной.

Она наконец повернулась ко мне, и я с трудом удержался от резкого вздоха.

Моя новая жена была похожа на маленькую сказочную принцессу. Моя спящая красавица.

Ее длинные светлые волосы ниспадали свободными волнами почти до талии. Ее платье было скромным, но облегало тело. У нее были пышные формы, но она все равно выглядела хрупкой. Хрупкая. Мне придется очень постараться, чтобы быть с ней осторожным.

Она была еще молода, на восемь лет моложе меня. Невинная. Податливая. Моя новоиспеченная невеста проявляла некоторую твердость характера, но было много вещей, которых она не знала — об этой жизни, о мужчинах, — и нравилось ей это или нет, признавала она это или нет, в конце концов, она должна следовать за мной. Тогда я бы сделал из нее идеальную жену и такую мать, какую хотел бы для своих будущих детей. Такой матери у меня никогда не было.

Я никогда не хотел ничего из этого, но, глядя на нее сейчас? Меня переполняло чувство собственности. Что-то в ней пробудило во мне монстра, но вместо того, чтобы жаждать крови и смерти, София заставила меня хотеть того, чего у меня никогда раньше не было, и это взревело во мне.

Она была первой вещью, которую я когда-либо по-настоящему хотел для себя, которую я позволил себе иметь с тех пор, как был мальчиком. Желать чего-то в детстве, хотеть чего-то было бессмысленно.

Теперь она моргнула, глядя на меня, ее губы, похожие на бутон розы, были покрыты розовой помадой. Ее рот был полным и надутым. Я хотел попробовать ее снова. Желание целоваться не было чем-то таким, что я испытывал до встречи с ней. Но теперь, боже, я не мог насытиться этими губами. Мне хотелось сжать в кулаке все эти идеальные светлые волосы, пока я смотрел, как этот прелестный ротик обхватывает мой член, смотреть, как она борется за то, чтобы взять меня всего. Я хотел увидеть, как эта розовая помада будет размазана по моему члену, когда я широко раздвину ее ноги и войду в нее.

Я не знал наверняка, девственница она или нет, и мне было все равно. То, что она делала до того, как я нашел ее, не имело значения, но что я знал наверняка, так это то, что она никогда не была с таким мужчиной, как я.

Мне хотелось разрушить невинность и страх, которые я видел в ее голубых глазах, и превратить их в неприкрытый голод. Я не верил в любовь, я был неспособен на эмоции, но дикое чувство, растущее во мне прямо тогда, было всепоглощающим, и я не буду счастлив, пока она не возжелает меня, и только меня, до конца своей жизни.

Я сократил расстояние между нами, и страх, который я увидел на ее лице, усилился. Я понял. Несмотря на то, что она кончила так сильно, что брызнула мне на руку, до сегодняшнего дня мы встречались всего пару раз, по крайней мере, пока она не спала. Она не знала меня, и, к счастью, будучи под защитой своего отца, возможно, слышала обо мне, но ничего конкретного. Что бы она почувствовала, если бы узнала о том, что я сделал для Шеймуса, о том, что ее муж был монстром О'Рурка, его извращенным незаконнорожденным сыном и таким же испорченным, как и его отец-садист?

Я ненавидел, когда она так смотрела на меня. Большинство людей боялись меня; я не хотел этого от нее. Когда я позволял себе в течение последних двенадцати месяцев представлять ее здесь, со мной, в ее глазах никогда не было страха, когда она смотрела на меня, по крайней мере, в этой комнате.

— Я не причиню тебе вреда, София, — сказал я, заставляя себя говорить мягче, когда заправлял ей волосы за ухо. Она вздрогнула, когда моя рука прошлась по кружевам ее свадебного платья, по плечу, затем по спине. Я просунул руку под густую завесу ее волос, нащупал молнию и медленно потянул ее вниз.

Она замерла.

— Я-я подумала, мы могли бы… не торопиться. Узнать друг друга получше, прежде чем мы… — Она посмотрела на кровать и снова на меня. — Прежде чем мы, э-э…

— Трахнемся?

Она сглотнула.

— Д-да.

Я взял в ладони ее изящный подбородок.

— Ты моя жена, София. С этой ночи ты в моей постели. Я не хочу пугать тебя, любимая, но я не джентльмен. Я буду относиться к тебе с уважением, но я не хороший человек и не терпеливый. Теперь ты моя, и я не буду ждать, чтобы заявить права на каждый дюйм твоего тела.

Она попыталась сделать шаг назад, и я сжал ее крепче, скрипя зубами. Что я хотел сделать, так это приказать ей раздеться и наклониться над кроватью. Я хотел разобраться со всей той потребностью, которая поглотила меня с тех пор, как я впервые увидел ее год назад. Непреодолимый голод по ней, который только усилился, когда она подошла ко мне, дрожа и широко раскрыв глаза, и встала напротив меня перед тем священником.

Этот союз был единственным, что поддерживало Бреннану жизнь, и этот старый хрен знал это, но вместо того, чтобы сражаться и умереть с честью, он отдал свою драгоценную единственную дочь монстру О'Рурку. Он заслуживал страданий.

Но София этого не заслуживала, и я бы сделал все возможное, чтобы избежать этого.

Я снова внимательно посмотрел на нее. Мне нужно было набраться терпения, потому что трахать ее, пока она была в таком ужасе, не принесло бы пользы ни одному из нас.

Мне предстояло потрудиться ради этого, чего мне никогда раньше не приходилось делать.

Приподняв ее подбородок, я провел большим пальцем по ее полной нижней губе, взад-вперед, позволяя частичке Дина вернуться в мои глаза, в мой голос, в того, кем я не был.

— В твоей квартире тебе понравилось, как я заставил тебя кончить, Софи?

Ее глаза расширились, и я увидел, что она хотела сказать «нет». Она хотела отрицать это, но не могла. Невозможно было скрыть, как сильно я ее возбудил. Вместо того чтобы сказать «да», она не ответила, но ее дыхание участилось. Она была напугана, но в то же время и возбуждена.

— Это нормально — хотеть меня и ненавидеть одновременно, любимая. — Я снова провел большим пальцем по ее губе. — Может быть, я тебе немного понравлюсь? — Я скривил губы, одарив ее тем, что, как я знал, другие интерпретировали как самоуничижительную улыбку. — Может, ты и не захочешь, но там, — я указал на дверь, — я буду защищать тебя ценой своей жизни. А здесь, когда мы одни, я буду боготворить каждый дюйм твоего тела. Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо, Софи, потому что я твой муж, и это моя работа.

— Да.…Я ненавижу тебя, — яростно сказала она.

Я провел большим пальцем по ее подбородку, запрокидывая ее голову.

— И все же ты все еще хочешь, чтобы я тебя поцеловал.

Ее лицо порозовело.

Мне нравилось, как легко она краснела.

Я воспринял ее молчание как приглашение и сократил расстояние между нами. И как бы сильно я ни хотел завладеть этим горячим гребаным ртом, взять его жестко и глубоко, как и все остальное в ней, я заставил себя медленно наклонить голову и нежно прижаться своим ртом к ее. Я никогда никого так не целовал. Я не делал ничего мягкого или нежного. Я грабил. Я жестко трахался, а потом уходил.

Но София не была каким-то случайным куском задницы. Она будет здесь утром, и на следующее, и на следующее после этого. Она продолжала бы быть здесь, и мне нужно было помнить об этом. Поэтому я подумал обо всех тех фильмах, которые смотрел мальчиком, — учился всему, чему мог, чтобы не пугать людей, чтобы они поверили, что я такой же, как все остальные, — и поцеловал ее так, как мужчины в этих фильмах целуют своих жен или подружек. Подражать другим было легко, я занимался этим всю свою жизнь. Я точно знал, как быть хорошим мужем, хорошим отцом — я знал, как обмануть людей, заставив их поверить, что я теплый внутри, а не холодный как лед. Если это то, в чем нуждалась София, то я бы дал это ей.

Ее губы были полными и теплыми…

И совершенно неподвижными под моим. Замороженными, как и все остальное в ней. Ее дыхание вырывалось из носа, как у испуганного кролика, ее сиськи были единственной движущейся частью ее тела, они сотрясались у моей груди от этих прерывистых вдохов.

Моя перепуганная новоиспеченная жена чуть не задохнулась от поцелуя. Как, черт возьми, она собиралась справиться со всей силой моего голода?

Я прикоснулся языком к ее верхней губе, пробуя ее на вкус, пытаясь разжечь тот же огонь, который я получил от нее, когда целовал ее в последний раз… Когда Дин впервые поцеловал ее. Она издала сдавленный звук, в котором был чистый страх.

Черт.

У меня не было планов приставать к ней, я никогда не стал бы таким, как Шеймус, но были вещи, в которых я нуждался. Я думал… надеялся, то, что я увидел в ней, спокойствие, откровенную покорность, проявится другими способами, если я покажу ей, научу ее тому, что мне нравится, если я вытяну это из нее…

Ее губы шевельнулись — совсем чуть-чуть.

— Вот и все, — прошептал я ей в губы. — А теперь позволь мне снова попробовать этот сладкий язычок.

Она вздрогнула, когда ее язык осторожно провел по моей нижней губе.

— Так хорошо, Софи. Теперь открой для меня рот пошире.

Она подчинилась, и я запустил пальцы в ее волосы, скользнув языком в ее сладкий, горячий рот, показывая ей, что это принадлежит мне, что это мое. Вероятно, это было слишком много, слишком рано, но такой человек, как я, мог вынести только это.

Я крепко прижимал ее к себе, может быть, слишком крепко, но и это я не мог контролировать. Только она сделала меня таким. Я позволил железной хватке, которая была у меня на этой части меня, ослабнуть, и я взял больше. Я не мог насытиться. Я едва удержался, чтобы не стянуть тонкое платье с ее плеч и не стащить его с ее тела, обнажая ее догола.

Она уперлась мне в грудь, пытаясь вырваться.

Мне захотелось, блядь, зарычать.

— Все в порядке, — сказал я, затем пососал ее губы, сжимая одну из ее сисек.

Она снова толкнула меня.

Я взял ее за подбородок и шире раскрыл ее рот, целуя глубже, требуя большего.

Она уперлась руками мне в грудь, запрокинув голову.

— Прекрати!

Тяжело дыша, я поднял голову, но не отпустил ее.

— Это… с-слишком, — пробормотала она и попыталась отстраниться. — Тебя слишком много. Весь этот день… все это, это чертовски много. Я тебя не знаю. Ты мне чертовски не нравишься. Я, черт возьми, не хочу, чтобы ты целовал меня, и я определенно не хочу спать с тобой!

Для нее все это было ново, шокирующе. Она изменила бы себя, ей придется. Я не принял бы ничего другого.

Я провел пальцами по ее щеке.

— Я знаю, милая, но ты привыкнешь к этому. Возможно, тебе даже понравится быть здесь, со мной.

Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты не просто монстр-психопат… ты, блядь, бредишь.

Я слышал вариации того, что она только что сказала, всю свою жизнь. Мальчиком я был сбит с толку, задавался вопросом, что со мной не так, пытался быть тем, кем я не был, чтобы успокоить других. Став старше, я смирился с этим.

Но эти слова, исходящие от Софии — нет, мне это не понравилось, и без моего разрешения фасад рухнул, обнажив холодного, извращенного ублюдка, которым я был на самом деле, психотического монстра, с которым она будет делить постель до конца своей жизни.

— Тогда хорошо, что ты моя жена, — сказал я, беря ее за подбородок. — Может, я и монстр, но я забочусь о том, что принадлежит мне. — Я вдохнул ее сладкий аромат ванили и корицы. — Я не ломаю свои игрушки, любимая. Что касается бреда? — Я сжал в кулаке перед ее платья и медленно поднял его, качая головой. — Если я прямо сейчас засуну руку тебе в трусики, ты хочешь сказать, что я не найду твою чертову киску насквозь мокрой?