Деревня Нью-Эбби, в дюжине миль к востоку, подверглась нападению англичан, но, когда лорд со своими людьми прибыл на место, грабители уже скрылись. Они обобрали все дома, включая и церковь, угнали весь скот и даже забрали запасы пищи. Все мужчины были убиты, женщины изнасилованы, а жилища подожжены. На дальнем холме запылал еще один сигнальный костер, и Рэм понял, что негодяи двинулись в сторону деревни Киркбин, лежавшей на расстоянии четырех миль. Гнев Дугласа полыхал сильнее, чем любой огонь. Оставив половину своих солдат помогать жертвам нападения, он отправился в погоню. В его планах было захватить нескольких грабителей живьем, чтобы добиться от них, откуда они пожаловали и по чьему приказу. Однако количество нападавших в три раза превосходило отряд Рэма. Понимая, что им предстоит погибнуть или уничтожить врага, люди Дугласа бросились в бой. Украденного скота нигде поблизости не было, и Сорвиголова подумал, что вначале англичан насчитывалось еще больше. Больше десятка нарушителей границы уже лежали мертвые, в то время как бандиты Рэма отделались ранениями. Сам лорд получил рубленую рану бедра, из которой хлестала кровь, но ни кость, ни сухожилие не были задеты. Жители Ниркбина рассказали, что троих женщин нападавшие украли вместе со скотом. Дуглас поклялся вернуть их, и началась бешеная скачка. Очутившись на скалистом берегу моря, бандиты поняли, что опоздали. Один из кораблей грабителей уже снимался с якоря, а второй быстро исчезал в темноте, направляясь из залива Солвей в сторону Англии. Торопясь побыстрее скрыться, англичане бросили похищенных женщин, перерезав им горло. Рэмсей, Джок и Камерон спешились перед их телами. Камерон отвернулся, и его вытошнило. Рэм, прижав кулак к серым губам, закрыл глаза. Сейчас он жалел, что поклялся привезти женщин в деревню. Милосерднее было бы похоронить их здесь и сказать, что их увезли.
— С каких это пор границу нарушают по морю? — спросил Джок.
— Сукины дети получили приказ откуда-то сверху, от Дакре или от самого короля Генриха. — Вглядываясь в темное предрассветное море, Рэм принял решение, а потом обернулся к своим людям. — Завтра мы все отправимся на наши суда. Многие из вас знают, как управлять кораблем, а кто не знает, пусть поскорее учится.
Первый помощник Черного Дугласа сказал:
— Я заберу наших раненых из Киркбина. А вы поезжайте в замок и пусть там займутся вашей ногой.
— Нет, я сначала заеду в Киркбин. Я пообещал вернуть женщин. Ты в порядке, Камерон? — спросил он младшего брата, думая, что лучше было бы оставить того в Нью-Эбби.
Ада и Тина провели два часа в спальне лорда, болтая о том, о сем. Ада шила нежнейшую сорочку бледно-зеленого цвета и пообещала Тине еще пикантные подвязки с вышитыми на них красными сердечками.
— Надеюсь, господин не решит, что мы издеваемся над гербом его клана?
Огонек рассмеялась.
— Конечно, нет, у Дугласа все-таки есть чувство юмора.
Она вышивала на мужской рубашке инициалы лорда. Вначале ею овладело сомнение — выбрать ли букву «Р» или «Д», а потом она решила остановиться на «Д», поскольку никогда не обращалась к Рэмсею по имени. Вскоре Тина начала зевать, и женщины отложили шитье.
— Кажется, сегодня в этой прекрасной спальне я останусь одна, — пробормотала Огонек.
Гувернантка быстро взглянула на воспитанницу — уж не послышалось ли ей разочарование в голосе леди Кеннеди?
Приготовив пурпурный халат, чтобы было чем прикрыться от голодных глаз Дугласа, Тина погрузилась в крепкий сон. Через несколько часов она проснулась и, увидев, что он еще не вернулся, слегка обеспокоилась. Это, конечно, не было беспокойством за его безопасность, скорее, какая-то нервозность. Только на рассвете Огонек услышала цокот копыт и мужские голоса во дворе и, подумав, что не стоит залеживаться в постели, набросила халат и сунула ноги в тапочки. Она вынула факел из скобы и поспешила вниз по винтовой лестнице. Массивная дверь все не открывалась, и, не в силах больше ждать и оставаться в тени, молодая женщина выбралась во двор и направилась к конюшне, но, и своему удивлению, обнаружила всех в кузне. Рэм потерял столько крови, что стоял, покачиваясь и чувствуя, как пульсирующая боль охватывает всю его ногу. Он тяжело опирался на плечо Джона по дороге в кузницу, и Тина подоспела вовремя, чтобы увидеть, как двое солдат Дугласа укладывали его на скамейку. Заметив в свете факела рыжую головку невесты, Сорвиголова прохрипел:
— Уберите ее отсюда!
— Стойте! — в волнении закричала она. — Что вы собираетесь с ним делать?
Камерон положил руку ей на плечо.
— Надо прижечь рану. Отправляйтесь назад в кровать.
— Нет, я не пойду.
— Пожалуйста, — Камерон понизил голос. — Он не сможет даже стонать, если рядом будете вы.
— Немедленно прекратите! Дикари чертовы! Эй, вы там, Джон, отнесите его в спальню.
— Надо остановить кровотечение, — попытался объяснить Рэм. — И не вмешивайся в мужские дела.
— Когда я зашью рану, кровь остановится.
— Ты зашьешь рану? — с недоверием переспросил лорд.
— Да, я!
Усмешка искривила его губы.
— И не хлопнешься в обморок при виде моей крови?
— Вот еще! Скорее, порадуюсь, что вас так отделали. Несите его наверх, — приказала Огонек.
«Какие они все-таки отсталые, даже не имеют никого, кто бы лечил их раны. Зато теперь, под иглой, он будет полностью в моей власти», — думала она.
Рэмсею все казалось невероятным — чтобы его женщина, встречая, выбежала во двор, чтобы предлагала свою помощь? Наверное, ей не нравятся шрамы, которые остаются после прижигания. Джок и Камерон внесли своего господина в комнату, и Тина торопливо скинула рысьи шкуры. Мужчины уложили Дугласа на льняные простыни, Огонек взяла ножницы и принялась обрезать лохмотья кожаных штанов жениха вокруг раны.
— Не стой как болван! — обратилась она и Камерону. — Лучше принеси горячей воды.
Тот выбежал из спальни, а Джок, ухмыляясь, произнес:
— Может, мне придержать лорда, чтобы вам спокойнее работалось, леди?
Рэм пробурчал:
— Да я и глазом не моргну. Только справишься ли ты, детка?
— На пари, — предложила леди Кеннеди, — что моя рука будет дрожать меньше, чем ваша нога.
Дуглас прищурился и мотнул головой, приказывая Джону удалиться. Камерон принес воду.
— И ты убирайся, глазей на чью-нибудь еще рану. Мы хотим остаться вдвоем.
Сапог Рэмсея был залит кровью, и Огонек разрезала его вместе со штаниной. Открыв рану полностью, она покраснела — мышцы мужчины были разрублены от задней стороны колена до самого паха. Пока Тина обмывала и очищала рану, нога Сорвиголовы ни разу не вздрогнула. «Ну что ж, подождем, пока я начну шить», — подумала невеста Дугласа. При виде иглы глубокая складка залегла между бровей лорда. Увидев это, Огонек улыбнулась.
— Я зашью вашу ногу кремовыми шелковыми нитками и украшу шов узелками, — принялась поддразнивать она.
Глубоко вздохнув, леди Кеннеди вонзила иглу.
— Незачем так стараться, — проговорил Рэм.
— Не учите ученого. Вы и так безобразны, и я не хочу, чтобы этот шрам превратил вас в окончательного урода.
Он скорчил гримасу.
— Это не поможет, ты и так шлепнешься в обморок, когда увидишь меня обнаженным.
— Ха! Шрамы меня еще никогда не пугали.
— А я и не про шрамы говорю.
— Да? — сказала Тина, пропуская стежок. — У вас огромное самомнение.
— И кое-что еще, — многозначительно ответил Дуглас.
Сейчас Огонек уже зашивала самый верх раны, и, вспомнив, какую боль совсем недавно причинил ей Рэм, она ткнула иголкой в его гениталии.
— Простите.
— Нет, лиса, не притворяйся, что сделала это нечаянно. Пока я в твоей власти.
Поджав губы, она закрепила узелок на последнем стежке.
— Ну вот. Еще что-нибудь?
— Детка, меня ужасно мучит жажда.
— Ох, да, как я не догадалась, это от большой потери крови. — Вызвав пажа, леди Кеннеди отправила его за кувшином эля. — Может, лучше висни, чтобы унять боль? — с беспокойством поинтересовалась она.
— Сойдет и эль. — Он залпом осушил весь кувшин и откинулся на подушки. В первый раз Тина видела Черного Дугласа уставшим. Когда она накрывала его одеялом, он поймал ее руку и поднес к губам. — Спасибо. Обещаю, что мы нечасто будем спать по очереди.
На следующий день, зайдя проведать жениха, Огонек обнаружила его полностью одетым и пишущим какие-то послания.
— Вам нельзя ступать на эту ногу.
Рэмсей поднял взгляд, стараясь понять, искренне ли она ему сочувствует. Ему было плевать на рану, но вовсе не на внимание невесты.
— Есть неотложные дела, которыми я должен заняться. Английские грабители прибыли морем. Нападению может подвергнуться любой город на побережье, любая деревня и даже ферма.
— Но ведь Донал и Мэгги тоже в замке на берегу моря! Надо предупредить и их!
— Я отправлю предупреждение, для твоего спокойствия, но англичане не нападут, зная, что в крепости кто-то есть.
— Люди Донала не такие бравые вояки, как ваши, Дуглас, — ответила она.
— Да, действительно. Грабители осмелились напасть, считая, что мы все еще на севере, и однажды может случиться так, что мы на самом деле будем отсутствовать. — Рэмсей нахмурился. Информация как-то просочилась, или кто-то шпионил за ними. Он знал, что подозревать можно любого, даже в стенах этого замка. Дуглас не стал рассказывать Тине о похищенных женщинах, не желая пугать ее.
— Я послал к Ангусу еще за пятьюдесятью бандитами. Здесь ты будешь в полной безопасности.
Она пожала плечиком.
— Я боюсь не англичан.
— Ну уж и не меня, конечно, я ранен и беззащитен.
— Да уж, беззащитен, как скорпион!
Он поднялся из-за стола.
— Это твоя женская суть заставляет мое жало всегда быть наготове. — Их глаза встретились, и комнату сразу заполнили напряжение и чувственность. Лорд подошел ближе и приподнял один пылающий локон. Волосы крепко обвились вокруг его пальцев. Он поднес прядь к носу, вдыхая ее запах. — Жимолость, — пробормотал Рэм.
Огонек удивилась — Дуглас знал о таких, чисто женских, вещах! Он проводил прядью по своей шее, и взгляд мужчины становился таким пронизывающим, что леди Кеннеди невольно опустила ресницы. Она заметила щетину на его щеках и вновь ощутила жесткое, царапающее прикосновение к своей нежной коже.
— На этот раз я побреюсь, — прошептал Сорвиголова, и Тина подумала, неужели он может читать все ее мысли? Глаза женщины повлажнели. Как просто сейчас было бы для него покончить со всем, избавиться от нежеланной помолвки — всего только сжать ее шею. Она инстинктивно протянула руку к его бедру, намереваясь вцепиться в раненое место, если потребуется защищаться.
— Моя рыжая лисичка. — Ладонь Дугласа накрыла руку невесты. Он хотел, чтобы она двинулась выше, но сделала бы это по своему собственному желанию. Наклонив голову, лорд смял губами мягкий рот Тины. — Поужинаем сегодня вместе? — Это прозвучало скорее как приглашение, чем приказ, но приглашение очень настойчивое. — Кто рано ложится, тот рано встает…
На секунду Огонек решила, что сейчас он поведет ее руку дальше, дав ей почувствовать второй смысл, который он вкладывал в пословицу. Но Рэм удержался.
— Как я могу противостоять Дугласу? — промурлыкала женщина и, хотя его лицо ничего не выражало, поняла, что ему приятно было это слышать. После того как он вышел, Тина обессиленно опустилась на кровать и нежно прошептала:
— Я всегда буду ненавидеть тебя.
Она нашла Нелл, приказала той сменить постельное белье и убрать в спальне, а сама поспешила на кухню.
— Мистер Берне, вчерашний барашек был великолепен. Надеюсь, что это правило, а не исключение, и ваши кулинарные способности распространяются также и на другие блюда. Если же нет, мсье Бюрку придется поучить вас.
Валентина отвела француза в сторонку для тайной беседы, а повар Дугласов вновь обратился за разъяснениями к жене.
— Она пока еще не поддаст тебе коленом под зад, — перевела та и подумала, что, насчет поучиться у француза, леди была совершенно права.
— Мсье Бюрк, сегодня вечером мы ужинаем вдвоем с лордом Дугласом. Потребуется нечто особенное.
— Как насчет лосося, которого вы поймали?
— Да, это ему понравится, и не забудьте про десерт.
— Большинство мужчин — как вы это называете, ах да, — сладкоежки.
— Ну, это наверняка единственная его слабость, — рассмеялась Тина.
На кухне появился обеспокоенный Колин.
— Рэма сильно вчера ранили?
— Нет, не очень. Рана глубокая и сильно кровоточила, но теперь быстро заживет, — успокоила его Огонек.
Колин потребовал, чтобы поваренок приготовил травяной и маковый отвары.
— Кто-нибудь еще ранен? — спросила невеста Рэма.
Мужчина кивнул.
— Но не смертельно. — Когда выяснилось, что мак кончился, он начал ругаться. — Что происходит? Еще недавно здесь было полно мака! Почему все время что-то пропадает?!
— Может, это привидения забавляются? — предположила Тина.
— Привидения! — фыркнул Колин. — Взрослые люди не верят в эту чепуху.
— Рэмсей верит. Он считает, что в замке живет призрак Дамарис.
— Принимает желаемое за действительное, — пробурчал тот. — Он воображал, что влюблен в Дамарис, и из-за этого они с Алексом постоянно грызлись. — Вдруг мужчина замолчал, словно поймал себя на том, что говорит лишнее, и резко сменил тему разговора. — Может, ваш уникальный мсье Бюрк знает, чем унять боль?
— Да, он способен на чудеса. Однажды он помог мне, уняв убийственную зубную боль.
Поднимаясь к себе наверх, Тина вспоминала слова Чокнутого Малкольма. Что он говорил об отравлении Дамарис? «Это не Алекс, это другая сволочь, помоложе» — кажется, так. Сколько лет было Рэмсею, когда случилась трагедия? 17-18 — что ж, вполне подходит под определение «молодой сволочи». Теперь, к ее ужасу, на Дугласа легло еще и страшное подозрение.
Ада закончила отделку неглиже цвета морской волны.
— Думаю, тебе стоит сегодня надеть это, с бархатным халатом сверху, разумеется.
Огонек покачала головой.
— Он стянет все с меня за минуту, да еще, пожалуй, разорвет. Лучше я оденусь, как следует, с ног до головы.
Она выбрала платье бледно-розового цвета с подходящими по оттенку чулками, туфельками и подвязками. Затем последовал розовый воротничок, расшитый серебром. В розовато-черной гамме спальни женщина выглядела ошеломляюще. Она слышала, как Рэм в соседней комнате моется и переодевается.
— Ада, ты свободна, сейчас сюда придет лорд.
Тина едва успела прикоснуться к вискам пробочкой от духов, как вошел Дуглас. Естественно, без стука, впрочем, она и не ожидала, что он станет стучать в двери собственной спальни. Сорвиголова был одет в черное, и Огонек решила, что в этот момент они похожи на двух актеров в костюмах, подчеркивающих драматический эффект пьесы.
— Как поживает наша несчастная раненая ножка?
Леди Кеннеди приготовилась состязаться в остроумии, и Рэмсей понял, что это своеобразная защита от него. Жаль, что сейчас ей приходится защищаться. Надо будет очень потрудиться сегодня ночью, чтобы вызвать в ее теле ответную реакцию на его страсть.
— Я покажу тебе свою ножку, если ты покажешь мне свои.
Дуглас решил, что лучше всего подойдет легкомысленный тон.
— А я так понимаю, что теперь мы не будем играть втемную?
Слова невесты звучали провоцирующе, и лорд немедленно почувствовал желание. Он почти не спал этой ночью, но всю усталость сразу как рукой сняло. Дуглас подошел к камину и, швырнув в него полено, поправил его каблуком сапога. «Вот так же безжалостно он бы смог наступить на горло врага, — подумала Тина. — Он уберет любого со своего пути, а вдруг он так же убрал Александра?» Огонек постаралась выкинуть эту мысль из головы. Ей не удастся добиться ничего, если она кинется к жениху с намерением убить его. Сорвиголова отвернулся от огня и посмотрел на Тину, заставив ее вздрогнуть. Цвет его глаз напоминал море в шторм. Женщина казалась сейчас лорду каким-то загадочным лесным существом, готовым убежать прочь от охотника. Но он. не хотел причинять ей боль, только поймать и постараться приручить.
— Я надеялся, что ты будешь с распущенными волосами.
Она снова вздрогнула, услышав низкий хриплый голос жениха. Значит, ее волосы могут очаровать его? Это надо запомнить, когда потребуется свести Дугласа с ума.
— Такая прическа сделана специально, чтобы не лишать вас удовольствия разрушить ее.
Теперь настала его очередь задрожать. Огонен была полностью одета, значит, ему еще предстоит испытать блаженство, раздевая ее. Одна мысль о ее белье лишала его разума. Рэм смотрел на Тину и не мог насмотреться, пил ее глазами, как во время ливня иссохшая земля жадно пьет дождевые капли.
— Я попрошу Колина нарисовать тебя.
«А может, это он попросил написать портрет Дамарис?» И опять невеста Дугласа отогнала беспокоившую мысль. Помолвленные чувствовали, что наступает особый момент в их жизни. Кровь женщины, казалось, застыла, ею овладело томление. Мужчина, наоборот, кипел энергией и сгорал от страсти. Все его мысли, чувства, все его существо были направлены на нее. Она влекла его непреодолимо, как наваждение, ослепляла, поглощала. Дуглас нежно обнял Тину, глядя на ее губы, пока они не приоткрылись, а потом поцеловал. Это было как вступление к тому, что последует позже. Его рот ласкал ее легко, выжидательно, их дыхание слилось воедино.
Тихий стук в дверь заставил их почти отпрыгнуть друг от друга. Тина с облегчением вздохнула, лорд будил в ней такое странное чувство, она как будто теряла сознание. Рэмсей нетерпеливо распахнул дверь, за которой обнаружил мсье Бюрка с подносом. Повару было по-французски сказано войти, и он, поставив ужин на столик и пожелав приятного аппетита, с поклоном удалился. Француз успел, однако, у самых дверей подмигнуть Тине, за что был вознагражден лучезарной улыбкой. Когда Рэм закрыл дверь, Огонек сказала:
— А я и не знала, что вы можете говорить по-французски.
— А ты можешь?
Она с сожалением покачала головой.
— Несколько слов.
Подвинув стулья, лорд поднял серебряную крышку.
— Ну-ка, что у нас здесь такое?
— Позвольте мне, господин. — Тина представляла блюдо, как фокусник волшебную шляпу. Дразнящий аромат заставил Дугласа невольно вдохнуть поглубже. — Лосось в белом соусе.
Глаза лорда весело щурились, он ценил изысканную кухню, хотя у себя на родине ему приходилось довольствоваться простой пищей. Для молодых были также приготовлены засахаренные каштаны и фрукты и куропатка, нафаршированная яблоками с изюмом. Мсье Бюрк выбрал к ужину легкое вино — «шабли», и, хотя Рэм предпочитал эль или виски, он согласился, что к этим блюдам «шабли» подойдет превосходно. Поддерживая стул для Валентины, лорд нежным поцелуем коснулся ее головы и пробормотал:
— Я-то считал, что мой голод направлен совсем на другое, но французу удалось соблазнить меня.
— Разве не это же Ева сказала Адаму?
Закинув голову, он расхохотался.
Искоса посматривая на мужчину, Огонек произнесла:
— Вы не так уж часто смеетесь.
— Это не потому, что мне не смешно. Просто я научился скрывать свои эмоции.
— Что требует большого самоконтроля.
— Однако некоторые вещи ему не поддаются.
— Например?
— Возбуждение, — искренне признался он. — Мне кажется, что я смог подавить его, а потом шорох твоего платья, или то, как ты дергаешь плечиком, или сияние твоих волос снова заставляют меня вожделеть.
Тина не знала, действительно ли это так или просто слова, которые мужчина говорит женщине, когда хочет переспать с ней.
Положив в рот последний кусочек рыбы, он закрыл глаза.
— Эта пища развращает.
— Угу, — согласно промычала леди Кеннеди.
— Обычно женщина, получающая удовольствие от еды, не отказывается и от других радостей жизни.
Она улыбнулась Рэму.
— Ну, раз вы так настаиваете на моем обучении, то можете продолжать.
— Урок усвоится лучше, если будет показан, а не рассказан. Ведь надо судить по делам!
— Хотелось бы услышать и слова тоже, лорд Дуглас.
Через секунду он уже усадил ее к себе на колени, не в силах удержаться на расстоянии от этой прелестной проказницы.
— Ты всегда обращаешься но мне на «вы» и по фамилии.
— Я не стану произносить ваше имя.
— Нет, станешь! — приподняв ее гриву и целуя шею, пообещал Сорвиголова.
— Дуглас, у нас есть еще десерт.
— Я знаю, — изгибая бровь, многозначительно ответил он.
— Нет, на это стоит хотя бы посмотреть! Он приготовил произведение искусства. — Миндальный торт был из клубники с карамельно-кремовой начинкой в форме щита, на котором алело сердце. Окунув палец, Тина поднесла его к губам Рэма.
— За это можно умереть, — облизывая палец, пробормотал тот.
Огонек вручила жениху ложечку, и через несколько минут, покончив с кулинарным шедевром, Дуглас вновь почувствовал приближение «другого голода». Сейчас им не нужны были слова. Его губы на ее лице повели медленное обольщение. Лорд целовал виски женщины, ее брови и очень нежно — веки. Прикосновения обжигали ее кожу, затем он принялся-слегка покусывать мочку уха Тины, и у нее перехватило дыхание, когда кончик языка мужчины обвел по контуру ее губы. Рэм снова приподнял всю пылающую копну волос невесты и, целуя ей шею, расстегнул и снял жесткий воротничок. Глаза мужчины продолжали порочную игру, впиваясь в рот Огонька. Он соблазнял ее и взглядом, и губами, и руками. Захватив пухлую нижнюю губку женщины, Дуглас наслаждался ею, как спелой вишней. Его ловкие пальцы незаметно расстегнули платье Тины, теперь ничто не преграждало им дорогу к нежной груди. Легко касаясь бархатистой кожи, лорд пробуждал в женщине неизведанные прежде чувства.
Постепенно она начала понимать, что с ней происходит. Огонек сидела на коленях мужчины, его рука ласкала ей грудь, а его губы — все ее тело, она тоже была возбуждена. Ему все это доставляло такое наслаждение, что невеста Дугласа могла гордиться своей женской властью. Ада была права — чувственность может дарить блаженство без любви. И то, что ненавидишь мужчину, который тебя возбуждает, оказывается, вовсе не помеха! Сорвиголова смел и опытен, он любит повелевать и вскоре узнает все тайны ее тела, но ее тайных мыслей ему не раскрыть никогда.
Он настойчиво, хотя и нежно, сдвигал платье все ниже с плеч Тины, пока оно не упало на пол. Задыхаясь, она следила за его руками. Теперь настала очередь нежно-розового белья, и Огонек почувствовала, как что-то твердое и пульсирующее прижимается к ее бедрам. Руки Дугласа не останавливались, пока она не оказалась в одних чулках и подвязках. Рэм с трудом удерживал себя, тот секс, что требовал силы и скорости, был сейчас не для него. Он хотел получить все — ее тело и душу. Он знал, как разжечь огонь страсти, когда начал шептать ей на ухо бесстыдные слова, в то время как его рука скользила по бедру и животу женщины, отыскивая самое тайное, самое интимное место, средоточие ее чувственности. Бормоча возражения, Тина скрестила ноги.
— Тише, милая, тебе будет легче привыкнуть сначала к моей руке. — Нежно и настойчиво мужчина продолжал раздвигать ее ноги, пока его рука не скользнула между ними. — Ты здесь такая же рыжая? — прошептал он, и Огонек внезапно подумала, что волосы на его теле наверняка чернее сажи. — Ты и представить себе не можешь, как часто я рисовал себе это твое местечко, скрытое за кружевами!
Она спрятала лицо на шее Рэма, зная, как забавляет его то, что она краснеет. Палец мужчины проник вглубь ее лона, и Тина задохнулась, она решила, что это уж слишком бесстыдно, но, поколебавшись, уступила. Черный Дуглас асе равно добьется своего. И самое ужасное было то, что ей это тоже нравилось! Легчайшими движениями он гладил и ласкал ее, пока Огонек не взмолилась:
— Хватит!
— Нет, если я остановлюсь сейчас, то ты не будешь удовлетворена. У твоего тела, так же, как у моего, есть свои желания. Надо довести любовную игру до конца, тогда ты сможешь испытать высшее наслаждение. Отдайся мне полностью, и я приведу тебя в рай.
Невеста Дугласа посмотрела мужчине в глаза и увидела там свое отражение. «Я уже стала частью него самого, — подумала она. — Я нужна ему и должна стать для него наркотиком, чтобы он погиб, когда я уйду». Сейчас Огонек поняла самое важное — нельзя покоряться слишком быстро или слишком легко, но нельзя и удерживать себя. В сексе надо идти до конца, отдаваться полностью, не диктуя никаких условий!
Подняв женщину на руки, лорд отнес ее на кровать. Он уложил Тину на меховую накидку и, зачарованный, несколько секунд любовался бархатистой кожей возлюбленной. Она ифиво поставила ноги ему на грудь. Медленными дразнящими движениями он снял с нее один чулок и, не спеша избавиться от второго, принялся перебирать огненные завитки между бедер невесты. Она изогнулась навстречу его пальцам. Казалось, Тина провоцировала Рэма на более быстрые, решительные действия. Перевернувшись на живот, она потерлась о шелковистый мех. Это зрелище сводило его с ума, локоны невесты жарким потоком струились по подушке, и Дуглас начал торопливо срывать с себя одежду. Его желание достигло такой силы, что уже причиняло ему боль, он стремился всем своим телом почувствовать мягкость и податливость тела Тины. Лорд сел на нее верхом и покрыл поцелуями ее спину, его ладони охватили груди женщины.
— Повернись, — скомандовал он.
— Нет, — смеясь, отвечала она, — у тебя такая жесткая шкура.
— Сейчас тебе захочется еще большей жесткости, — хрипло пообещал Рэм.
Потершись ягодицами, Огонек с восторгом услышала его стоны. Ее власть над ним росла. Он склонился к ее уху:
— Ты боишься увидеть меня?
Легкий испуг только усиливал возбуждение, и женщина призналась:
— Да, немного. Я не хочу, чтобы ты продолжал.
— Я собираюсь только поцеловать тебя, — пообещал лорд, и она поверила и повернулась.
Гладкая кожа мужчины отливала темной медью, густые черные волосы покрывали его грудь. Он казался Тине похожим на сатира, и, не решаясь взглянуть ниже, она притянула к себе голову Дугласа, чтобы соединить их губы. Рэм больше не сдерживался — его поцелуи из нежных превратились в жаркие, требовательные, его рот стал жадным и грубым. Невеста лорда сейчас не уступала ему в силе страсти, ее губы становились все более чувственными и жаждущими. Она позволила его языку проникать так глубоко, как он хотел, пробуя ее вкус. Разум покинул любовников, Валентина дрожала, она была готова ко всему. Дугласом руководила слепая, животная сила. Он раздвинул нежные складки плоти между ее ног и одним движением ввел свое мощное орудие. Глаза женщины расширились от наслаждения, неотличимого от боли. На одну секунду у нее мелькнула мысль, что все повторяется, но потом усилием воли она заставила себя забыть обо всем и отдаться полностью. Его движения так возбуждали ее, что Тина невольно вскрикнула. Их близость была схожа с соединением жара и холода, любви и ненависти, жизни и смерти. Ощущения, зарождавшиеся так глубоко, уносили прочь все слова, все мысли. Это был смерч, шторм в океане. То, что чувствовали любовники, все нарастало, накатывало, вздымалось волнами, пока их не выбросило на берег. Их общий оргазм был слишком сильным, слишком захватил мужчину и женщину, чтобы они могли как-то сдерживаться. Крики, стоны, поцелуи — все смешалось. Страсть Дугласа была разрушительна. Внезапно Тина разрыдалась.
— Сладкая моя, я сделал тебе больно?
— Да… нет, — прошептала она.
Лорд нежно гладил ее волосы и спину.
— Прости. Это все еще самое большое разочарование в твоей жизни?
Подняв голову, Огонек заглянула ему в глаза. Хлопая мокрыми ресницами, она призналась:
— Нет, это самое большое откровение.
Прижимая невесту к себе, Рэм облегченно рассмеялся. Вскоре Тина тоже смеялась сквозь слезы, не понимая почему и только чувствуя, что теперь в вечной войне между мужчиной и женщиной она уже была не побежденной, а победительницей.
Дуглас не хотел расставаться с ней, и они лежали вместе, свернувшись среди мехов. Огоньку было очень любопытно узнать, как устроено мужское тело, но она решила оставить исследования до следующего раза, когда окончательно забудет про стыд.
Целуя ее в последний раз, Рэм пробормотал:
— Конфетка.
Тина отодвинулась — это прозвище было связано с тем недалеким прошлым, когда он презирал ее, считая шлюхой.
— Моя конфетка, — подчеркнул жених, он уже опять хотел ее. Но пусть она как следует обдумает, почувствует еще раз, что произошло между ними. Ни за что на свете он не станет этому мешать. — Завтра мы доедем до залива Солвей. Я сделаю из тебя настоящую морячку!