Покоренные страстью

Глава 29

Осколки стакана лежали на полу.

— Нет! — закричала Тина, схватившись за горло, и ужас отразился в ее глазах. Внутри все горело, женщину душили спазмы. Яд снял кожу с языка и глотки, ее рот заполнился горьким, едким вкусом, а живот, казалось, вот-вот разорвется от диной боли. Крики невесты ранили Дугласа в самое сердце. Он понял: кто-то отравил ее. Но кто, думать было некогда. Подняв Тину за руки, он побежал.

— Держись, любовь моя, держись, что бы там ни было, — умолял Рэм.

Она кричала и извивалась от боли, а лорд спешил по винтовой лестнице вниз на кухню. От страха за нее он перестал соображать. Дуглас не имел ни малейшего представления, что делать в таких случаях, но инстинкт подсказывал ему, что действовать надо очень быстро.

— Бюрк, Бюрк, где ты, черт побери? Тину отравили, помоги мне.

Лицо повара отражало одновременно изумление, страдание и ужас. Он тоже не знал, как помочь, но Огонек была дорога ему, как собственный ребенок, значит, нужно что-то немедленно сделать. Француз всегда баловал свою любимицу конфетами и шоколадками, лечил ее, когда у нее болели зубы, когда она разбивала коленки или обжигалась. Сейчас Бюрк был беспомощен.

— Может, сливки? — спросил он. — Они обволакивают и не позволяют яду полностью усвоиться организмом; а потом мы попробуем очистить от яда желудок.

— Да, сливки, — решительно произнес Рэм.

Тина рыдала и вскрикивала, постепенно переходя на хрип.

Мсье Бюрк поднес к ее губам кувшинчик со сливками, но Огонен истерично оттолкнула его руку. Сделать глоток сейчас означало для нее пытку.

— Нет, нет, нет, — выкрикивала она.

— Заставим ее силой, — приказал Дуглас и сжал запястья женщины.

Им удалось влить в Тину около пинты[21], прежде чем ее вырвало. Теперь лорд уже нежно поддерживал невесту, чувствуя конвульсии ее желудка. Она задыхалась и кашляла. Рэму хотелось убежать прочь из этой кухни, он был в полной панике. Она умрет, умрет в агонии, а он ничего не может сделать. Его невеста сейчас была совершенно обессилена, слезы страха стояли в ее глазах. Лорд ничего не знал о ядах, кроме того, что они ведут и смерти, но он мог помочь Тине в одном — дать ей свою силу.

— Все будет в порядке, любимая. Я здесь, держись за меня.

Огонек из последних сил уцепилась за мужчину.

— Еще сливки, — приказал он мсье Бюрку.

«Они действуют очищающе», — с облегчением подумал повар. Он лихорадочно перебирал в уме названия лекарств, но теперь они не понадобятся. Мало что может противостоять яду, разве что попытаться вывести его из организма.

Привидение, следящее за этой сценой, было в отчаянии. Все снова повторялось, лорд Дуглас отравил свою жену! Дамарис вспомнила тот бокал вина, что муж вложил ей в руки. Снова увидела, как она пьет вино. Невозможно было опять вынести все это. Дамарис улетела разыскивать Александра. Она обнаружила его с Коли-ном и Чокнутым Малкольмом. Сжав кулаки, она бросилась на мужа:

«Тина умирает, будь ты проклят, Дуглас! Твое место в аду!»

«Дамарис, прекрати! Это был не я, говорил тебе это раньше и снова повторяю. Безумная скотина сделала это опять!»

Дамарис с ужасом посмотрела на сумасшедшего старика.

«Пойдем, Алекс, мы должны как-то помочь».

Призраки растаяли и вновь появились на кухне. Александр видел себя на месте Рэма, успокаивающего маленькую женщину, которую он держал на руках. Взгляд Черного Дугласа говорил о его растерянности. Несколько служанок торопливо убирали и мыли пол, Тину опять вырвало. Она была смертельно бледной, с посиневшими губами. Спазмы безостановочно сотрясали все тело женщины. Мучительная боль лишила ее остатков сил, и Огонек беспомощно повисла на руках лорда, прижимая руки к животу. Последний приступ рвоты ужасно обеспокоил Дугласа — его невесту тошнило кровью. Она вся похолодела и покрылась потом, он ощущал, как тело ее стремительно теряет тепло. С показной твердостью Рэм сказал французу:

— Я отнесу ее в кровать. Надо как-то уменьшить боль.

Он вспомнил, как после боя поступают со смертельно ранеными:

— Приготовьте отвар из руты и вина с водой. Так не может больше продолжаться.

Перепрыгивая через ступеньки, лорд поднялся в спальню с Тиной на руках, положил ее в постель и начал разжигать камин. Стоны невесты разрывали ему сердце, он быстро вернулся к кровати.

— Рэм, — прошептала она, — помоги мне.

Опустившись на колени, он прижал ее к себе.

— Тише, дорогая, я не позволю тебе умереть. Держись за меня, я не оставлю тебя ни на минуту.

С бледным как мел, искаженным от страха лицом в комнату вошла Ада. Она принесла воду и полотенца.

— Быстрее, Ада, расстели полотенце на полу.

Дуглас приподнял Тину к краю кровати, одной рукой нажимая ей на живот, чтобы облегчить конвульсии при тошноте. Его глаза встретились с глазами гувернантки, и он покачал головой, осознавая свое бессилие. Огонек, поджав колени к груди, каталась по кровати, как раненое животное. Ее стоны переходили в тонкий плач.

— Помоги мне раздеть ее, Ада. Приготовь широкий халат, эта одежда стесняет ее.

Сейчас губы леди Кеннеди посерели, а ее тело в перерывах между спазмами становилось вялым, как у тряпичной куклы. Дыхание было затруднено, она словно боролась за каждый глоток воздуха. Лицо Рэма покрыл холодный пот от ужаса, что его любовь вот-вот издаст последний вздох. Гувернантка поставила у кровати таз с водой, но лорд сказал:

— Я сам.

Нежность, с какой он обращался со своей невестой, у любого вызвала бы слезы. Дуглас накинул на нее халат. Рвота прекратилась, но он не знал, хороший это признак или дурной. Он понимал только одно — что не выдержит, если опять придется давать ей сливки. Тина тихо плакала, всхлипывая, как ребенок, и прижимая к животу кулаки. Ее глаза, встречаясь со взглядом лорда, выражали одну лишь муку и переполняющий ее страх смерти.

— Я умираю, — прерывающимся голосом прошептала Огонек.

— Нет! — резко ответил Рэм. — Нет, ты не умираешь! Очень больно? — спросил он.

Молодая женщина слабо кивнула.

— Хорошо! Раз ты чувствуешь боль, значит, смерть далеко.

Он не имел представления, правда ли то, что он говорит, но произнес эти слова так убедительно, что она поверила.

Мсье Бюрк принес отвар. Рэм сел на кровать, приподняв голову Тины.

— Детка, постарайся выпить это. Мсье Бюрк приготовил отвар специально для тебя.

Он поднес чашу к ее губам, доверчивость, с которой она сделала несколько глотков, убивала его. «Господи, прости, ведь последнее, что она приняла из моих рук, был яд», — подумал Дуглас. Молча он начал молиться: «Пресвятые апостолы, страдальцы и мученики, сотворите чудо. Отче наш на небесах, только чудо может спасти ее». Ему показалось, что после отвара судороги Тины несколько поутихли. Она еще плакала и каталась по постели, но спазмы и дикие крики прекратились.

Ночь тянулась медленно. Рэм лежал рядом с невестой, обнимая и поддерживая ее, умоляя не сдаваться и не покидать его. Их пальцы переплетались, и Дуглас подумал, что, наверное, единственная причина, по которой Тина еще жива, это то, что он крепко держал ее, не позволяя уйти. К утру у леди началась лихорадка; ее лицо побагровело, она то погружалась в забытье, то корчилась от боли. Дуглас пытался дать ей попить, но все выходило обратно, и Огонек смотрела на лорда дикими, обвиняющими глазами. К полудню жар настолько усилился, что ее стала бить дрожь, потом начались конвульсии.

— Быстро, Ада, прикажи слугам наполнить ванну. Пусть не нагревают воду, надо остудить жар.

Он поднял Тину на руки и, прижав к себе, ходил по комнате и разговаривал с ней все время, пока слуги носили воду.

Дамарис с кошкой на руках просидела в изголовье кровати всю ночь и весь день. Отослав слуг, Дуглас снял с невесты халат и осторожно опустил ее в прохладную воду. Ада принесла еще полотенца и новый халат. Лорд выжимал мочалку на плечи Тины, ее грудь и живот, потом в отчаянии опустил в воду ее голову и принялся обмывать лицо и шею женщины. Постепенно она перестала закатывать глаза, ее руки и ноги расслабились. Рэм продолжал омовение еще полчаса. Окончательно убедившись, что конвульсии прекратились и температура тела понизилась, он усадил невесту к себе на колени, насухо вытер, а затем отнес ее в кровать. Тина открыла глаза, но веки ее настолько отяжелели, что она вновь сомкнула ресницы.

— Я здесь, моя милая, — бормотал лорд. — Не бойся, ты не умрешь, ты будешь жить.

Наконец Тина заснула.

Ада предложила Рэму:

— Я присмотрю за ней, пока вы поедите и отдохнете.

Дуглас покачал головой:

— Я не могу есть. Передай, чтобы никто в замке не пил вина, оно все может быть отравлено. Мой кинжал накажет виновного, — клятвенно произнес он.

Все время, пока Огонек спала, он не сводил с нее глаз. Она казалась такой крошечной на огромной кровати, что к горлу Рэма подступал комок. Он никогда не видел столь сильных страданий, переносимых с таким терпением. Дыхание женщины было слишком поверхностным, и лорд начал наблюдать за биением пульса на ее шее. Когда Тина проснулась и попыталась заговорить, то кашель заглушил ее слова и заставил вновь изогнуться от боли. Рэм держал ее, пока боль не прошла, задумавшись, чем еще можно помочь ей преодолеть агонию и немного набраться сил. Он откинул локоны, прилипшие н потному лбу невесты, снова и снова шепча слова любви и утешения. Приближалась полночь. Огонек открыла глаза и прохрипела:

— Рэм, я чувствую себя так плохо.

— Да, родная, я знаю, — уверенным голосом произнес он. — Ты будешь больна еще несколько дней, но главная опасность миновала.

Он лгал, чтобы придать ей мужества и чтобы самому все это выдержать.

Мсье Бюрк приходил каждые два часа, принося все время какое-нибудь новое средство, но что бы Тина ни глотала, жестокие судороги охватывали все ее тело, которое, очевидно, еще не освободилось от яда. Подошла Ада.

— Колин хочет сказать вам что-то важное.

Дуглас кивнул, и Ада впустила Полина в спальню.

— Это Чокнутый Малкольм отравил вино. У его кровати я нашел крысиную отраву. Одному Богу известно, сколько он ее хранил.

Губы Рэма сжались.

— Боже, я должен был понимать, что он опасен. Не могу оставить ее, Колин. Проследи за стариком, потом я расправлюсь с этим чокнутым ублюдком.

— Он мертв, — сазал Колин. — Я обнаружил его час тому назад.

— Спасибо, Колин. Это моя вина. Я знал, что он сумасшедший, его надо было запирать.

— Не вини себя. Это наша общая вина.

Как только Колин ушел, появился мсье Бюрк. На этот раз он принес мед.

— Мед обладает чудесными свойствами, — объяснил он. — Вылечивает раны на теле, не оставляя шрамов. Давайте попробуем, может, он успокоит и внутреннюю боль.

Рэм окунул в мед маленькую ложечку и поднес ее к губам Тины. Она медленно слизнула мед, а когда глотала — впервые не почувствовала боли. Мужчины посмотрели друг на друга с возродившейся надеждой. Повар предупредил:

— Давайте ей по чуть-чуть, большое количество вызовет кашель.

Лорд согласно кивнул. Следующие три часа он терпеливо кормил невесту, позволяя ей проглотить понемногу каждые 10 минут. Наконец Тина заснула, не выпуская его руки.

Теперь у Дугласа появилось больше надежды, что Огонек сможет пережить этот кошмар, и, раз ситуация перестала быть угрожающей, он мог подумать об их будущем. Поверит ли она когда-нибудь, что не он отравил ее? Их помолвка закончилась провалом. Тина ни за что не выйдет за него, ни за что не останется в Грозном замке после всего происшедшего. Рэм постарался отогнать эти мысли, самое главное, чтобы она осталась жить. Он в задумчивости пригладил волосы. Наверное, и Дамарис была отравлена Чокнутым Малкольмом, а не Алексом. В те дни сумасшедший еще разгуливал по замку и только после приступа белой горячки перестал покидать постель. Может, это он столкнул Александра с парапета? Лорд вздрогнул. Если Алексу пришлось наблюдать, как Дамарис умирала от яда, неудивительно, что его душа до сих пор бродит по замку. Он останется здесь, пока не будет отмщен. Дуглас подумал, что он и сам отомстил бы за страдания Тины, даже если бы на это потребовалась вечность. Судьба нанесла решающий удар за него: Малкольм мертв.

Мысли лорда перенеслись в королевский замок. Джеймс, должно быть, пережил все муки ада, когда его любимая, Маргарет Драммонд, была отравлена. Рэм перекрестился и возблагодарил Бога за то, что жизнь Тины, кажется, уже вне опасности. Он закрыл глаза и погрузился в сон.

Что-то заставило его проснуться и вскочить с кровати.

— Тина! — вскрикнул лорд, подхватывая на руки извивающееся тело. Ее ночная рубашка была покрыта кровью. Самые страшные его опасения оправдались: у Тины произошел выкидыш. Следующие сутки Ада и Нелл помогали, чем могли, меняя постельное белье, принося воду и еду для Дугласа, которую уносили затем нетронутой. Рэмсей сам ухаживал за своей невестой, мыл ее, успокаивал. Почти все это время Огонек держала его за руку, и постепенно силы Рэма словно переливались в измученное тело Валентины, Кровотечение прекратилось, лихорадка уменьшилась, и боль в конце концов отступила. Однако отчаяние охватило леди Кеннеди с новой силой. Ее сердце сжалось при виде следов слез на лице жениха. Это было наказанием за то, что она угрожала избавиться от ребенка. Лорд никогда больше не попросит ее руки — зачем? Сейчас она не смогла бы вынести его обвиняющего взгляда, и Тина отвернулась к стене.

— Дорогая, — прошептал он.

— Оставь меня, — умоляющим голосом произнесла она.

Дамарис сидела на подоконнике в своей комнате. Медленно перед ней возник призрак Александра, окруженный ярким сиянием. Теперь она не станет его отталкивать.

«Дамарис, мы должны поговорить. То, что я сказал тебе почти 16 лет назад, было сущей правдой и ничем, кроме правды. С Божьей помощью обращаюсь к тебе — ты мне веришь?» — спросил он.

Плавно поднявшись, Дамарис протянула мужу нежную руку.

«Да, Алекс, я верю тебе».

Он обнял ее.

«Никогда, ни на секунду я не переставал любить тебя».

Поцелуями он осушил слезы жены, потом сел у окна, усадив ее к себе на колени. Несколько часов они проговорили. Годы, разделявшие их, поблекли, и привидения опять словно стали теми же любовниками, что поклялись в свое время никогда не расставаться. Дамарис оплакивала утрату Тины, как свою:

«Я так надеялась, что у них с Рэмом будет дитя, раз нам в этом счастье было отказано».

Александр крепче прижал ее к себе.

«В их отношениях что-то сломалось. Давай пообещаем не покидать их, пока они не признаются в любви друг к другу».

«Мы не можем их оставить в любом случае — опасность еще не миновала».

«Проклятье, я чувствую себя таким беспомощным. Если бы я только мог общаться с живущими. Я бы уладил все недоразумения и каждому воздал по заслугам».

Дамарис положила руку на его сжатый кулак и процитировала слова из Библии:

«Жернова Господни мелют хоть и медленно, но верно».

Впервые за прошедшую неделю Рэм вымылся и побрился, а затем вышел в зал, чтобы поесть вместе со своими людьми. Колин устроил Малкольму тихие похороны, и лорд был благодарен кузену за помощь. Через час первый помощник Дугласа Джок прибыл в замок с борта «Мести».

— Я почувствовал какую-то опасность, — объяснил он. — Не мог усидеть на корабле.

— Опасность действительно была, но это личное дело, — ответил рэм. — Мы не сможем отправиться в похад еще несколько дней.

Он не стал больше ничего говорить, а Джок, хорошо зная своего капитана, не расспрашивал. Лорд отправил письмо Ангусу, благодаря того за корабли и поддержку, и известил, что этой зимой не будет жить в фамильной крепости на границе. Он не стал доверять бумаге своего предположительного местонахождения, оставив хитрому графу возможность угадать самому.

До наступления вечера в замок прибыли с посланиями три человека из разных мест. Дуглас собрал своих вояк, чтобы изложить им недобрые вести:

— Похоже, что англичане проникают все дальше в глубь Шотландии. Я получил письма от трех разных землевладельцев, которые были ограблены за последние два дня. Фишертон на побережье, а Охилтри и Камнок очень далеко в глубине страны.

Опасения Джона подтвердились.

— Мы видели сигнальные огни и ожидали набегов, но я выполнял ваш приказ не обнаруживать места стоянки.

— Ты поступил правильно. Если эти негодяи осмеливаются заходить так далеко, то мне придется оставить здесь людей для защиты замка. Добровольцы есть?

Ответили в основном те, у кого рядом жили жены и подружки. Рэм напомнил себе, что надо предупредить Кеннеди. Он проклинал обстоятельства, из-за которых был сейчас связан по рукам и ногам. Появись он на борту «Мести», очень скоро кровавым набегам был бы положен конец.

С бьющимся сердцем лорд поднимался по ступеням в свою спальню. Несколько часов он не видел Тину и молился, чтобы с ней все было в порядке. Ругательство сорвалось с его губ, когда, зайдя в комнату, он не обнаружил там своей невесты. Она, должно быть, совсем выздоровела, раз нашла в себе силы покинуть его спальню и перебраться в комнату Дамарис. Он распахнул ее дверь и увидел леди Кеннеди, сидящую у окна. Дуглас обрадовался тому, что она не лежит больше в кровати с печатью страдания на лице, но одновременно обида заставила его нахмурить брови.

— Выходит, больше я тебе не нужен, — бросил Рэм.

Тина внимательно вглядывалась в его лицо, отыскивая признаки ненависти к ней за то, что она потеряла ребенка. Ничего не заметив, она решила, что ее жених умеет хорошо скрывать свои чувства. Не теряя времени на споры, Дуглас подхватил невесту на руки и отнес назад в свою спальню. Он знал, что у нее не хватит сил сопротивляться. Отвернув одеяло, он уложил женщину на кровать.

— Нам надо поговорить. — Они произнесли это вместе.

Рэм смотрел на нее со смягчившимся лицом.

— Кажется, это впервые, когда мы в чем-либо согласны друг с другом, — чувствуя комок в горле, сказал он.

— Можно, я первая? — попросила Огонек. Ее голос был все еще хриплым от ран в горле.

— Хорошо, — кивнул мужчина, присаживаясь на край кровати, но не прикасаясь к Тине.

Она прерывисто вздохнула, готовясь признаться во всем, чего бы ей это потом ни стоило:

— Я всегда была против тебя, еще даже до того, как мы познакомились. Когда мой младший брат не вернулся из набега, я узнала, что его захватил ты. Само имя Дугласа всегда означало для меня страх и омерзение. Ты помнишь, как я изобразила из себя жертву несчастного случая недалеко от замка, но ты и понятия не имеешь, что творилось в моей душе, когда я лежала там, в грязи, и ждала, пока меня найдут. Я боялась тебя и ненавидела, я поклялась, что освобожу своего брата из лап мерзкого Дугласа или погибну сама. Теперь ты знаешь, что, увидев тебя впервые, я уже была твоим заклятым врагом. — Тина на минуту закрыла глаза, глубоко вздохнула и продолжала: — При виде ожогов Дэвида я прокляла тебя. Прошло немало времени, прежде чем я поняла, что ожоги — его собственная вина, раз он поджигал посевы. В ту ночь, когда ты явился в Дун и без труда раскидал моих братьев и победил Патрика Гамильтона, я возненавидела тебя так, как никого в своей жизни не ненавидела. Потом ты унизил меня, с моей гордыней — за одно это я готова была тебя убить!

Рэм вспомнил, с какой смелостью Тина противостояла ему, только что победившему четверых мужчин. Он ценил смелость выше всех других качеств. Неудивительно, что он полюбил Огонька!

— Вся наша семья ненавидела ваш клан за гибель Дамарис. Когда глава клана приказал Бесс выйти за тебя, это чуть не убило мою мать. Потом разрушились планы нашей с Патриком женитьбы, и именно мать уговорила отца просить тебя жениться на мне и пощадить ее любимицу. Унижение, которое я испытывала в тот момент, можно было сравнить лишь с унижением, когда я узнала, что отец был вынужден заплатить тебе.

Рэмсей покраснел. Во всей этой истории он сыграл низкую роль. Голос Тины был еле слышен, она устала и тяжело дышала. Дуглас налил ей бокал медового напитка и, прежде чем подать, сам попробовал его. Сердце женщины вздрогнуло при виде этого жеста.

— Затем ты приехал с предложением, и я поняла, как ты меня презирал, а когда предложил помолвку вместо женитьбы, ты словно измазал меня грязью. — Она заколебалась, но потом решила ничего не скрывать. — Я пообещала самой себе и поклялась страшной клятвой, что отомщу тебе. Я знала, что должна так завлечь тебя, чтобы потом мой отказ разрушил всю твою жизнь и счастье. Ада рассказала мне, что существует только одна вещь, которая дает женщине власть над мужчиной. Она объяснила, что можно не любить тебя, но необходимо научиться любить секс. — Тина прикрыла глаза, чтобы спрятать набежавшие слезы. — Когда ты изменил название корабля с «Валентины» на «Месть», я решила, что раскрыла твою тайну. Все наши отношения строились на возмездии. Наша ненависть друг к другу убила ту любовь, что могла бы расцвести. Наш ребенок не смог бы выжить. Это моя вина, и я всегда буду страдать от этого.

Накрывая ее руку своей, лорд почувствовал капнувшую на нее слезинку.

— Не плачь, Тина. Я не вынесу этих слез.

Она прошептала:

— Кровоточащее сердце Дугласов… Я поклялась, что кровоточить будет твое сердце, а не мое. Как мы подходим друг другу». Леди-мстительница… Лорд-мститель.

Рэм напрягся.

— Ты знаешь?

В полном изнеможении Тина опустилась на подушки. Ее локоны рассыпались по постели, напоминая огненные ручейки. Еще никогда она не выглядела такой слабой и беззащитной, такой изысканно-прекрасной. Лорд чувствовал какое-то опустошение, как будто из него вынули душу. Если в жизни каждого человека существует некая пропасть, то он только что достиг ее дна. Без тени сомнения Рэм знал, что любит эту женщину, любит безрассудно, и все же она ожидала от него только мести. События неизбежно вели к худшему, как в греческой трагедии. Тина, как Пандора[22], была послана ему в наказание, и вдвоем они открыли ящик со всеми людскими несчастьями. Одна только Надежда осталась на дне ящика, чтобы поддержать его в беде. И это было единственной правдой. Огонек знала, что он — «лорд-мститель», но не выдала его. Утверждала, что все, чего она добивалась, — это отмщение, но не стала мстить.

Когда Дуглас разделся и скользнул в постель рядом с ней, его невеста уже спала. Легким, как перышко, поцелуем он коснулся лба женщины.

— Я рядом, если нужен тебе, — пробормотал Рэм.