Покоряя дракона

Глава 2. Крестьянка

— Господин, вы велели взять больше слуги в дом. Позволите?

Бесцеремонно нарушивший моё уединение прислужник невероятно раздражал. Старательный, исполнительный, но с возрастом теряющий чувство такта. Видимо, я был слишком мягок, раз он решил, что я стерплю.

— Как тебя…?

— Сталван, сир, — мужчина тотчас же низко поклонился. Он нисколько не удивился моей забывчивости.

— Сталван, — Я повторил, смакуя. Задумался о том, знал ли я других людей с таким же именем, — Сколько ты в этом замке?

— Я поступил сюда совсем мальчишкой. Разжигал камины, следил за свечами. Мне было около шестнадцати. Значит, уже тридцать два года.

— Ясно. Значит, ты хорошо знал моего отца.

— Да, господин.

— Мы похожи с ним? Как ты думаешь?

— О, ну, разумеется. Вы же семья.

— Я не об этом.

Я поднялся из кресла неторопливо. Так же медленно стал приближаться к нему. Видимо, Сталван всё-таки начал ощущать угрозу, исходящую от меня, так как тут же подобрался, еще больше выпрямляясь.

— Простите, господин. Теперь я понимаю, что допустил множество непростительных ошибок.

— Мы похожи с отцом, верно. Должно быть, каждый, кто знал его, когда смотрит на меня, видит именно его. Но ты воспользовался тем, что я мягок по отношению к слугам, — я был совсем близко. Как и я, этот мужчина был высокого роста, однако сейчас, мне казалось, что он мечтал стать меньше, чтобы улизнуть от этого отчитывания в какую-нибудь щель, — Ты ошибаешься, если считаешь меня слабохарактерным. Я не стану метать и злиться. Ты понял?

— Да, господин.

— Хорошо, — я хлопнул в ладоши, точно хотел отключить гнетущую атмосферу. Достаточно бодрым шагом вернулся к своему креслу и сел обратно, положив руки на подлокотники, — Учитывая мои пожелания и проанализировав собственные ошибки… Тех, кого привел, отошли обратно. Подготовь других, Сталван.

— Да, господин.

— И подумай, не хочешь ли ты, наконец, уйти со службы.

Мужчина в очередной раз поклонился, и, не поворачиваясь ко мне спиной, ретировался, тихо прикрыв за собой дверь.

— Какой Грозный мальчишка…

— Мальчишка? Ты в своём уме?!

— По меркам драконов ты еще мальчик.

— Я не хочу знать меры вашей нормальности.

— Ты — дракон. Но отрицаешь свою суть. Отрицаешь меня!

— Я даю тебе волю. Чем ты недоволен?

— Тем, что мы не единое целое. Ты отказываешься от меня. Почему?

— Потому, что я теряю контроль. Как и мой отец. Тогда я запер тебя, ты же знаешь.

Прежде, чем он мне ответил, на какое-то время воцарилось молчание. Я не был уверен, что он снова заговорит.

— Ты сам сказал, что ты — не он. Жаль, что ты не веришь себя так, как я верю в тебя.

И он снова замолчал. Внутренние диалоги с моим вторым я остановились всё более нечастыми. Мой дракон обижался, что я подавляю его. Я обижался сам на себя! Ну я не мог позволить истории повториться!

С того случая на наши земли будто бы опустились вечные сумерки. Редко можно было наблюдать солнце, да и то, только с высоты замка или какой-то горы. Или полета…

Сам не заметил, как погрузился в воспоминания из детства. Точнее, в один из несчастнейших дней моей жизни.

Мой отец, Риккард Эберхарт, был герцогом Рамилии. Наши земли были плодородные, люди здесь были счастливы. Начиная лишь с парочки деревушек у замка, герцогство быстро начало процветать. Появлялись небольшие городки, жизнь здесь кипела и царила. Здесь же отец и повстречал свою истинную — любовь всей его жизни, мою маму, Лавинею. Простая девушка, круглая сирота, что попросилась служанкой в его дворец. Когда камердинер хотел выгнать её, герцог лично пришёл за ней, ведомый этой связью, что ощутил его дракон. С того дня они не расставались ни на миг. Я был ранним ребенком, но любимым. Я запомнил их такими молодыми и счастливыми…

Через несколько лет, когда я уже был в том возрасте, чтобы соображать, мама забеременела снова. С самого начала что-то было не так, я это чувствовал, хоть мне этого и не говорили. Она всё время лежала, без конца в замок являлись врачи, все помещения у ее комнат пропахли снадобьями и лекарствами. Отец… Был смурнее тучи. Его вспыльчивость обернулась опасными гневными приступами. В замке поселился страх, который стал распространяться, как зараза, по всем окружающим землям. Все, в том числе и я, замерли в ожидании того, что им сулит плохой исход.

Когда наступил день родов, мама не смогла разродиться. Не знаю, в чём было дело, да это теперь и не важно. Ей не хватило сил, чтобы изгнать ребёнка из своего тела. Доктор, что пытался помочь разрешиться ей от бремени, не владел магией. Единолично он решил, что герцогу важнее дитя, чем возлюбленная. Он не был драконом, а потому не знал, чем может обернуться потеря истинной. Когда моя мать стала настолько слаба, что не могла даже пошевелить рукой, проклятый врач распорол её живот, чтобы извлечь дитя. Сейчас я знаю, повитухи умеют делать это аккуратно, но тогда это был приговор для бедной роженицы. К несчастью, мой маленький брат уже был мёртв. И это было последнее, что увидела моя мама перед тем, как испустить дух.

Отец пришел в настоящую ярость. Горе ослепило его, выжгло всякую человечность в нем. Обернувшись драконом, он казнил неудачливого врача, а потом… Он просто уничтожил половину своего земельного надела. Вылетев из замка, тут же сжег родное селение доктора. Там, где он слышал смех, не оставалось ничего — всё поглотил драконов огонь.

Слугам тоже досталось. Когда на церемонии прощания с матерью одна из горничных всхлипнула, оплакивая любимая госпожу, отец, не колеблясь, толкнул её в пламя, которое пожирало тело его возлюбленной жены.

Я не мог позволить себе сойти с ума. Я избегаю этих приёмов, я пользуюсь любовью Элизы, не являюсь на официальные королевские приемы… Всё это помогает мне избежать роковой встречи с истиной, из-за которой я могу тоже превратиться в чудище.

Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Огляделась в поисках… Кого…? Чего? Где я вообще…? Осмотрела свои руки — все в грязи и царапинах. Уселась, обратила внимание на лохмотья, что раньше, скорее всего были платьем. Такие хорошие швы! Откуда у меня вещь такого качества? На коленях болтался разорванный подъюбник, у меня же возникало всё больше вопросов. Кто я, чёрт возьми, такая? И почему я в таком виде?

Голова нестерпимо болела, это я поняла сразу, как начала усиленно думать. На лбу нащупала большую шишку и рану. Провела рукой по лицу — кроме засохшей кровавой корки, кажется, ничего не повредила.

Дальше я попыталась встать. Видимо, я всё же упала с высоты, так как копчик болел при каждом движении. Странно, что я умудрилась удариться в таком количестве слоёв ткани. Так, кажется, под этим платьем есть ещё одно…

Начала стягивать лохмотья. Со шнуровкой сзади справиться было сложнее всего.

Оу… Это нижнее платье совсем не то, в чём следовало бы ходить, хотя тоже очень красивое и, главное, не порванное.

Начала усиленно думать. Оторвала большой лоскут от целой части красного верхнего наряда, прикидывая его к телу и так, и эдак. Обмотав куском грудь и талию, подумала, что так уже будто бы почти нормально. Закончив с нарядом, я вновь огляделась по сторонам, раздумывая, что делать дальше.

Я никак не могла вспомнить, в какую сторону идти, откуда я пришла. Как я здесь оказалась? Как меня зовут?

Когда в моей голове прозвучал этот вопрос, и я поняла, что никак не могу на него ответить, паника придавила меня обратно к земле: ноги подкосились, и я снова свалилась на ушибленный зад.

— Так, давай по порядку, — проговорила и я вслух, закрывая лицо руками, — Я была… Я… — никаких воспоминаний, ничего. Я будто бы только родилась — не смогла призвать ни одного знания из собственной головы, — Так… Это — платье, я знаю. И это, кажется, дуб, А это — клён. Отлично! А я…

Будто бы что-то крутилось на языке, но я тыкалась в непроницаемую стену. Это должно было быть так просто: сказать, как меня зовут.

— Чёрт!

Раздражённо выдохнула, пытаясь унять головную боль. Не обращать внимание было проблематично. Я снова заставила себя встать. А теперь надо было идти. Просто пойду прямо.

Не представляю, сколько я брела. Ощутила, что живот заурчал. Когда я последний раз ела? Засмеялась. Даже этого я не помнила. Сколько я провалялась в этом лесу? Подняла голову, вглядываясь в сиреневое небо.

— Замечательно, скоро стемнеет…

Когда ночь, такая липкая и всеобъемлющая, опустилась на лес, она поглотила его целиком. Ничто не освещало мне путь. Какое-то время я пыталась пробираться на ощупь, но, ударившись пару раз и ободрав ногу, решила дождаться рассвета. Спиной привалившись к дереву я всё же уснула.

К утру головная боль прекратилась. Мне очень хотелось есть, а ещё помыться или хотя бы умыть лицо. Я побрела дальше, куда глаза глядят, молясь про себя, чтобы я, наконец, вышла к другим людям. Быть может, кто-то меня узнает, и я вернусь домой.

Это наивно, да? А если я из другой деревни, с другой стороны леса? Я пошла наугад, надеюсь, на собственную интуицию. А если я ошиблась? Почему я в этом лесу? Быть может, мне нельзя домой? Боже… Почему я сразу об этом не подумала? Эти мысли сводили меня с ума. Я не знала ничего о своей жизни. Что же мне делать?

Вдруг услышала стук топора вдалеке. Это я совершенно точно знала. Тук-тук-тук. Прибавила шаг, почти сорвалась на бег и выскочила на большую поляну. Дровосек замер с занесённым над бревном топором.

— Ты кто такая?

Ощутила вспышку раздражения. Я сама себе не могла ответить на этот вопрос, почему должна напрягаться ради какого-то незнакомого старика?!

— Я не знаю. Сэр, поверьте, я не понимаю, как оказалось здесь. Я иду уже второй день.

— Мягко стелешь, — усмехнулся он, возвращаясь к своему занятию, — разбойница?

— Я клянусь, нет! Или… Я не знаю, но мне так не кажется, — сама не заметила, как голос мы стал похож на жалобный скулёж, — Прошу, помогите мне.

— Делать мне нечего!

— Хотя бы скажите, где город. Пожалуйста!

Старик хмыкнул и надолго замолчал. Когда он понял, что я не намерена уходить, весело закивал:

— Закончу, пойду в город. Жди, девочка. Провожу.

И я снова принялась ждать. Наблюдая, как он опускает и поднимает топор, немного задремала.

— Что нам делать? Что делать? — прошептала я, сильно сжимая свою маленькую чашку. Я старательно делала вид, что всё в порядке, вот и сейчас наслаждалась вечерним чаем на террасе поместья.

Каспар осторожно перехватил посуду и другой рукой сжал мою освободившуюся дрожащую ладонь.

— Ничего не будем делать. Жить дальше. Я думаю, она не выживет. Раз не возвращается уже второй день, значит…

— Не говори так! — я одёрнула руку, будто обожглась.

— Анжелика, легко не будет. Ты должна была испытывать муки совести, когда начала спать со мной. Теперь лучше молись, чтобы Ники сгинула где-то, а ты осталась единственной наследницей.

— Я не хочу этого…

— Конечно, хочешь, дорогая, — он выглядел точно довольный кот. Каспар встал и обошёл меня со спины. Положив свои руки на мои плечи, легонько сжал, — Всё будет именно так, как мы хотели, моя Анжелика. Ну а я совершу главный вклад в нашу будущую семейную жизнь и позабочусь, чтобы она не вернулась.

— Девочка? Вставай, мы уходим.

Старик осторожно потрепал меня по плечу, от испуга я тут же подскочила. Первое, что я увидела, было лазурного цвета небо. Высокие кроны деревьев не позволяли солнцу целиком проникнуть в лес, однако золотистые лучи пробивались, мерцая от каждого порыва ветра, что заставлял покачиваться листву.

— Как тебя звать-то?

— Я не помню… — честно призналась, смущенно опуская взгляд. Я чувствовала себя глупо. Ощущала себя опустошенной. Впрочем, именно так оно и было — я была пуста. Без имени, без прошлого и без настоящего.

Будет ли у меня будущее?

— Совсем? А на ум что первое приходит?

Я крепко зажмурилась, пытаясь в очередной раз напрячь память.

— Вера. Кажется, так… — протянула я, и тут же быстро добавила, — Но я не уверена.

— Вера, значит. Я Густаво. Живу здесь всю жизнь, на село дров заготавливаю. А ты не из наших мест. Может, с другого края леса, — старик пожал плечами.

— Вы отведёте меня в ваше село, господин?

— Эй, девочка! живу уже семьдесят лет, но господином мне стал. Коль по имени звать неохота, называй как попроще, дядей. Ну, или как там.

— Простите, дедушка Густаво.

Он одобрительно кивнул, улыбаясь. Очевидно, он был рад, что мы так быстро пришли к какому-то компромиссу. Мне же в обществе этого доброго старика становилось спокойно. Он показался мне честным и безобидным.

— Значит, поживёшь пока у нас. Моя старуха рада будет гостям. Может, как выспишься хорошенько, так и вспомнится что.

Я закусила губу:

— Мне неловко вас стеснять.

Густаво лишь отмахнулся и прибавил шагу, оказываясь необычайно ловким для своего возраста. Вскоре мы вышли из леса и почти сразу оказались в небольшой деревушке. Уже смеркалось, но жители, занятые работой, не торопились по домам. Они все здоровались с моим сопровождающим и интересом разглядывали меня. Должно быть, я была похожа на чучело, так как дети шарахались в разные стороны, оглядываясь в мою сторону.

— Пара минут позора, и мы… Пришли, — Густаво точно читал мои мысли, меня поразило, как чутко он уловил моё настроение, — Адма! Адма! Встречай гостей!

Из глубины небольшого дома донёсся бойкий женский голос, который звучал всё громче по мере приближения и самой его хозяйки.

— Кого там принесло? Если Мария, скажи, чтобы сама разбиралась со своими соленьями. Батюшки! — передо мной появилась крупная женщина в простом платье из домотканого материала, на её плече было полотенце, на лбу испарина, со стороны кухни валил пар. Очевидно, она и сама занималась какими-то заготовками на зиму, — Что с тобой случилось, деточка?

— Вот пристала! — напустился на жену Густаво, — Ей поесть да помыться надо. У Марии своей одежды попроси какой, у ней дочка такой же фигуры.

— Что это я… — засуетилась Адма. Она быстро перекинула полотенце на мужа, поправила фартук и выбежала из дома.

— Проходи, Вера, не стесняйся. Живём скромно, сразу скажу. А у тебя, вижу, ручки белые, не из крестьянских.

Почему-то я смутилась. Казалось, он сейчас посмеётся надо мной и наречёт неумёхой.

— Дедушка Густаво, я помогу вам по хозяйству.

— Поможешь, деточка, поможешь. Из колодца сама сможешь воды натаскать?

Я неуверенно кивнула, опуская глаза. Густаво же смотрел на меня с хитрым прищуром и улыбался. Было ощущение, что он знал обо мне больше, чем я сама.

Эти добрые люди предоставили мне кров. Когда я помылась и поужинала, отправили спать, выделив мне целую комнату. Адма хоть и показалась на первый взгляд суровой, была ко мне очень добра. Её соседка поделилась со мной нарядами и подарила мне новую ночную рубашку. Так что я, наконец, вылезла из тряпья, которое на себя намотала, и, облачившись в спальную одежду, лежала на кровати. В комнате да и во всём доме пахло деревом и сеном. И, как я заметила, мне нравился этот запах, поэтому я дышала ровно и глубоко. За окном уже пели сверчки. Круглая луна заглядывала в мое окно, освещая контуры скромной обстановки моей комнаты. Я немного поворочалась на жесткой лежанке и устроилась, смотря в потолок.

Теперь, когда мои мысли не были озабочены примитивным выживанием, и я могла спокойно подумать, от чего-то мне стало грустно. Щемящее чувствую распространялась в груди зияющим провалом, но я не могла вспомнить причину этого ощущения. Словно бы я потеряла нечто близкое и ценное. Такое, что даже теперь, хоть я и ничего не помнила, не давало мне покоя. Что же случилось? Что или кого такого необходимого я оставила вместе со своими воспоминаниями?

Какой была моя жизнь. Картина из тёмных фрагментов, проплывающих перед глазами, никак не складывалась, и это снова заставило мою голову разболеться. Ощутила, как по виску скатилась слеза. По кому могу я так страдать? А по мне? Они страдают, потеряв меня…?

— Георг, ну что же ты? — Виктория суетилась вокруг моего стола, перекладывая бумаги из одной стопки в другую, — Я знаю, тебе тяжело, но тебе надо есть. И спать. Пойдём отдыхать?

— Нет. Я не могу потерять дочь. Не успокоюсь, пока не увижу её, — мой голос дрожал, я был в горе и печали. Признаюсь, даже еле сдерживал слёзы, так мне было тяжело.

— Ты лучше ей не сделаешь! Если… — жена осеклась, — Когда она вернётся и увидит тебя в таком состоянии, сама тут же сляжет от переживаний.

— Неважно! Я должен сам отправиться на поиски!

Я уже начал подниматься, когда Виктория, проявляя невероятную силу и характер, удержала меня, усаживая обратно.

— В конце концов, Георг! Не веди себя как неразумный юнец! На её поиски брошены все силы. Даже Каспар отправил людей. К тому же, у тебя есть ещё одна дочь, которой не достаёт твоего внимания. Подумай о бедной девочке, как ей тяжело! Она в неведении, потеряла сестру. Ещё ты здесь убиваешься.

И я позволил ей увезти себя в спальню. От еды я наотрез отказался, но всё-таки уснул, измученный отцовской печалью.

На следующее утро я почувствовала себя здоровой и бодрой. Моя тревога и смятение в душе, конечно, никуда не делись, но я старательно отодвигала это на задний план, пытаясь настроиться на новый ритм жизни.

Аромат, вызывающий аппетит, распространялся по дому тонким шлейфом. Хоть моя дверь и была прикрыта, сквозь большие щели по всем ее четырем сторонам, запах просачивался внутрь. Пожилые супруги, что меня приютили, видимо, вставали рано. Когда я высунула голову из комнаты, завтрак уже был на столе.

— Дорогая, будешь так долго спать, толку от тебя в хозяйстве не найдётся, — Адма широко улыбнулась, приглашая меня за стол. Густаво уже заканчивал трапезу и допивал свой чай. Хозяйка дома поставила передо мной большую порцию блинчиков с начинкой.

— С творогом. По моему фирменному рецепту.

— Спасибо, — я вернула ей улыбку и принялась за еду, — Не знаю, как я смогу отблагодарить вас, — пробубнила я, набивая рот.

— Хватит сыпать своими высокими словами, белоручка, — дедушка Густаво засмеялся, — Мы люди простые. Дело важнее слов! Дам тебе тяпку, покажу, что в огороде сделать, — он перевёл взгляд на жену, — Варежки найдёшь? Смотри, какие у ней ручки аккуратные. Жалко, если поранится.

— Ишь ты!

Улыбка Адмы красноречиво говорила мне гораздо больше её слов. За небольшое время, что я провела здесь, стало понятно, что есть свойственно некоторая двойственность. Она бесконечно острит или противопоставляет, но беспрекословно слушается мужа и делает так, как будет лучше для всех. А я была совершенно растеряна, не понимая, чем заслужила такое доброе отношение.

— К доктору ей надобно. Слышишь, Густаво? В обед отведи к Георгу. Аптекарю тому на окраине деревни…

Меня словно громом поразило. Я замерла, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Это имя, я его знаю! Или мне лишь показалось? Да, наверное, я так отчаянно хочу вспомнить, что уже сама себе придумала. Надо просто примириться и ждать. Рано или поздно это произойдёт. А если нет?

— Вера? Что с тобой? — Густаво тут же подскочил, касаясь моего лба, — Ты как-то побледнела. Не тошнит?

— Я просто подумала, что со мной будет, если я так и не вспомню?

Адма шумно прихлебнула свой горячий чай:

— А что будет? Ничего. Останешься здесь. Мы тебя сосватаем кому-нибудь. Смотри, какая ты ладненькая. У нас этих женихов пруд пруди.

— Замолчи, глупая! Что девчонку стращаешь, — он снова перевёл взгляд на мое испуганное лицо, — Не бойся, Вера. Я тебя обидеть не позволю.

— А где это видано, чтобы женщина да без присмотра была?

— Потому, она и живёт здесь. Под присмотром.

Адма фыркнула и пошла заниматься делами. Густаво ещё раз пожелал мне приятного аппетита и вышел из дома, бубня себе под нос что-то про безумную жену.

Поработав полдня в огороде и окрестив это событие первыми мозолями, я всё равно почувствовал себя счастливой.

— Видишь, деточка, труд очищает человека.

— И то верно, дедушка Густаво.

Мы весело смеялись, обсуждая мои первые неловкие попытки. Но он всё-таки меня похвалил, особенно подмечая моё упорство. Пока болтали, мужчина вывел меня к дороге, проходящей мимо всех домой в поселении.

— Пойдём. Я обещал Адме показать тебя доктору, — он подмигнул мне и зашагал, опережая меня. Обернулся на короткий миг и добавил, — Хотя по мне, всё с тобой нормально. Просто, видать, девица нежная оказалась.

Я лишь пожала плечами. Может так и было. Может, и нет. Вторые сутки я живу какую-то новую жизнь и уже начинаю уставать от того, что бесконечно теряюсь догадках.

Солнце беспощадно обжигало — день близился к полудню, а я сначала и не заметила. Вскинула глаза к небу — меня удивляла его чистота. Ни тучки, ни облака. Теплыми ночами еще не подобравшейся близко осени дома после дневного зноя не успевали остывать. Видела местных крестьян, спешащих из поля. Кого-то, кто уже успел подойти к дому, встречали детишки или беременные жены. Я коснулась живота. А у меня… Есть дети? Нет, нет. Это бы я точно не забыла. Наверное… Не забыла бы? А муж? У меня есть муж? Быть может, он так тоскует по мне. Как я тоскую по чему-то неизвестному.

У небольшого деревянного домика издалека я заметила богато украшенную карету, запряжённую четвёркой лошадей вороной масти. И снова этот болезненный стук в сердце. Почему какие-то мои мысли заставляют меня трепетать? Это связано с моей прошлой жизнью? Или у меня проблемы с органами?

— Подождём, девочка. Видишь, какой у нас доктор? Какие-то богатеи приехали. Тоже хворают, видать. А здоровье-то у нас одно — ни на какие монеты не купишь, — Густаво не прекращал причитать, — Это от излишества! Вот я, например, как пойду до нашего лесника… Ой… Он меня своим креплёным угощает, так я потом хмельной дня два хожу, и сердечко шалить начинает.

— Вам нужно поберечься, дедушка.

Его взгляд, обращённый на меня, вновь потеплел.

— Как же по-доброму ты это говоришь, Вера. А, знаешь, у меня ведь есть внучка. Но далеко. Я уже её лет семь не видел. Дочка моя уехала, там замуж вышла, внучку привозила, показывала. Три года подряд приезжала сама, потом с няньками отправляла. Ну а потом и этого ни стало. Она ж как ты почти возрастом. Я, может, потому к тебе такой добрый… Сентиментальный стал.

— Далеко уехала? — видя, как неловко старику обсуждать свои чувства, поспешила перевести тему. Но сама ещё попутно поглядывала на лекарский домик. У меня было нехорошее предчувствие.

— К драконам же. И за такого же замуж вышла. Вроде недалеко, но у нас лошадки-то нет, чтоб поехать. Да и куда ехать-то? Адресов не дала, — Густаво шмыгнул носом, ладонью вытирая ещё щеки, — Стыдится нас, простых людей, наверное.

Мне было так искренне жаль этого доброго человека. Поддаваясь внутреннему порыву, я крепко обняла его.

— Она совершает большую ошибку, дедушка Густаво. Я, даже если всё вспомню, даже если уеду домой, всё равно вернусь к тебе и твоей жене. Я обещаю вам!

— Полно тебе, деточка, — он мягко отстранил меня, кивая в сторону домика.

Я заметила молодую девушку, которая только что вышла.

— Такая юная и уже больная! Тьфу!

— Дедушка…

Я вернула своё внимание к девушке. Она показалась мне такой уверенной в себе, такой гордой, а еще и ухоженной. Я даже не знаю, какой эпитет подходил бы больше. Золотого цвета волосы струились по её плечам прямым каскадом. Отсюда мне показалось, что у неё тёмные глаза, но я не была уверена. Небесно-голубого цвета платье сшито было таким образом, что выгодно подчёркивало все достоинства её женственной фигуры.

За девушкой семенил рассеянного вида молодой мужчина. Он держал в одной руке мешочек, в другой — небольшой свиток. Видимо, с рецептом.

— Леди Элиза, это важно! Обязательно передайте своему врачу эту инструкцию. Иначе плод не погибнет, а лишь покалечится.

Мне стало не по себе от того, что я услышала нечто, совсем не предназначенное для чужих ушей.

— Тьфу! — опять начал плеваться Густаво, — Вот же мерзость!

— Тише! — я тут же зашипела на него, как оказалось, точь-в-точь повторяя действия этой особы. У меня было ощущение, что слушать такие разговоры не просто неприлично, но и опасно. И, как только я это осознала, нехорошее предчувствие прямо-таки облепило мою кожу, вызывая волну неприятных мурашек. Краем глаза заметила, как эта леди чуть не кинулась на него, опасно размахивая веером у его лица.

Подождав пока девушка отойдёт к своей повозке, я направилась в сторону домика. Она окликнула на меня, когда я проходила мимо:

— Эй, крестьянка!

Почему-то меня покоробило это обращение. Казалось, ко мне никогда так не обращались. В глубине души я даже оскорбилась, но теперь я, не зная своего истинного я, была вынуждена играть новую роль.

— Госпожа? — я согнула колени, изящно исполняя поклон. Когда неловко подняла глаза, заметила, что она сверлит меня раздраженным взглядом. Однако, прошло меньше секунду прежде, чем она вдруг мне улыбнулась, обнажив ровный ряд зубов.

— Прокатись со мной. Замок тебе покажу.

— Простите, госпожа, но…

— Это не просьба, глупая ты девчонка!

Она даже не дала мне договорить. Прежде, чем я успела что-либо ответить, услышала шаги позади себя. Густаво, подобравшись ближе, неуклюже поклонился этой леди.

— День добрый, госпожа. Внучка моя как раз к лекарю шла. Позволите ей показаться? А мы с вами пока потолкуем.

Он мягко подтолкнул меня в спину в сторону домика. Я подчинилась, отвесив очередной поклон барышне прежде, чем пошла дальше.

О чем он будет с ней говорить? Зачем я ей понадобилась? Она видела нас? Знает, что я услышала? Что она со мной сделает?

Молодой доктор внимательно осмотрел мою шишку, выписал рецепт компресса, промыл рану и обработал какой-то вонючей мазью. Относительно моей, как он назвал, амнезии не сказал ничего нового. Лишь предположил, что воспоминания будут возвращаться постепенно или же все разом. Теперь у меня была надежда, что я всё же когда-нибудь вернусь домой, если он у меня был.

Когда мы закончили, он предложил проводить меня хотя бы немного. Было неловко. К тому же казалось, что он это делал не из дружеской симпатии, а тяги другого характера. Я неуверенно повела плечом, но он все равно поднялся вслед за мной и поспешил распахнуть передо мной входную дверь. Я замерла всего на мгновение.

Сердце пропустило удар, когда набат в голове перестал трезвонить этим тревожным боем.

— Густаво… — хрип вырвался из моей груди, и я рванула вперед, туда, где на земле распластался мой добрый дедушка. Запутываясь ногами в неудобной юбке, я настигла его и взвизгнула. Под ним земля окрасилась в страшный бурый цвет, — Густаво! — я подхватила его голову, укладывая себе на колени.

За спиной услышала такое же сбившееся дыхание молодого врача. Он быстро присел над бедным стариком, нащупывая пульс. Сначала схватил запястье, а я заметила с каким напряжением он смотрит куда-то вдаль. Ощупал шею. И снова я вижу, как меняется выражение его лица.

— Мне жаль, Вера. Ничего.

— Что?! Проверь еще раз! — я схватила по-старчески сморщенную прохладную руку, начала трясти ей перед лицом этого дурацкого доктора, — Проверь же!

— Он мертв, — тяжело вздохнув, мужчина поднялся. И тут же словно бы отскочил.

Я повернулась в ту же сторону. Шумно сглотнула. Из-за окружающей деревню высокой травы мы сразу не заметили, как все ближе к нам подбираются какие-то мужчины. Если бы я что-то и могла понимать, помнить или знать, так это то, что такого вида мужчины опасны.

— Что это за сокровище? — оскалился один из них. А мне сразу захотелось помыться. Масляные взгляды были прикованы ко мне. Три пары глаз, смотрящий на меня с мерзкой похотью.

Между нами было еще какое-то расстояние. Я пыталась придумать, что делать, прикидывать, смогу ли убежать, в какую сторону. Ведь я не помнила здешних мест и не представляла, где смогу скрыться.

Подумала об Адме. О ее горе. Я хорошо запомнила дорогу назад, но я не могу подвергнуть ее такой опасности. Эти головорезы не пощадят ее, я уверена!

Заметила, как доктор плавно выпрямляется, вставая на ноги. Я была уверена, что этот самоотверженный мужчина сейчас бросится на них, чтобы защитить меня, такая решимость была в его глазах. Он медленно обходил меня и тело Густаво.

А потом бросился в сторону своего дома наутек… И я, и эти бандиты — провожали его взглядом.

— Ну что, цветочек, — проговорил один, у которого не было зубов.

— Сейчас я этот цветочек-то сорву, — сказал другой, вытаскивая из сапога короткий ножик.

— Не смей! Не подходи! — взвизгнула я, отскакивая в сторону. Я пятилась, боясь поворачиваться к ним спиной. Нащупала какую-то палку, схватила, выставляя ее вперед, — Не подходите!

Видимо, моя реакция была такой ничтожной, что, когда я вновь сфокусировала внимание на них, насчитала только двоих. Один, который молчал, куда-то подевался. Стоило мне только подумать об этом, как я почувствовала, как болезненное кольцо рук смыкается вокруг моей груди, прижимая мои руки к телу. Этот мерзкий мужик так сильно сдавил мои ребра, что пальцы разжались, роняя палку. Я судорожно пыталась вдохнуть. Паника и давление на органы — все это играло со мной злую шутку. Отвращение от созерцания наглых улыбающихся мин этих негодяев вызывало самую настоящую тошноту.

— Ну, что же ты, цветочек, зубки такие красивые. Выбивать не хочется.

Тот, что держал меня, надавил на меня сверху, заставляя встать на колени. Тот, у которого было скромное оружие, приставил этот самый кинжал к моему горлу. Так они меня обездвижили, лишая возможности даже хоть немного сопротивляться. Самый мерзкий, беззубый, уже снимал с себя портки.

Как они ловко и быстро действовали, я мысленно поражалась тому, как они лишали свою жертву хоть какого-то шанса на спасение. Я скосила глаза на руку с приставленным оружием.

Начала судорожно думать, что делать. Как избежать позора. Как спастись, как сбежать. Как? Как?!

— Открывай рот, цветочек.

Перед моими глазами было уже уродливое видение. Я крепко зажмурилась. Меня тошнило.

Мой рассудок убеждал меня в том, что это сон.

— Открой, сказано! — кинжал прижался сильнее к моей коже, немного резанув. Почувствовала, как в лиф скользнула первая капелька крови, — И смотри, давай!

Я соберусь с силами и напорюсь на клинок! Сама!

Это мысль вдруг возникла и тут же показалась самой замечательной. Избежать позора! Просто умру, но не позволю осквернить себя!

Мужчина, что держал меня сзади, опять надавил на мою спину. Сейчас он снова немного ослабит хватку, чтобы толкнуть меня вперед. Сейчас…

— Слышишь, а это чего такое?

— Я не…

В тот же миг хватка ослабла. Касание металла больше не холодило кожу на моей шее. Я распахнула глаза, пытаясь понять в чем дело. Тут же ощутила страшное головокружение.

Бандиты закричали, падая на землю. Сначала казалось, что их скрутил какой-то спазм. Но еще через мгновение они вспыхнули, как лучинки.

Я не хотела смотреть, но не могла отвести взгляд. Эти мерзавцы… Скольких девушек они сгубили? Я видела, как кровавые волдыри покрывают их тела, лопаются, шипят.

Я плотно сжала губы, попятилась назад, не вставая в земли. Ползла, пока не уперлась в дерево. Испугалась снова. И теперь меня скрутил настоящий спазм. Я согнулась, освобождая желудок от остатков завтрака.

«Что происходит? Это что, я?»

Воздух пропитался запахом горелых волос или ногтей. Или всего вместе. Очередной позыв, который я не смогла сдержать. Был еще хуже предыдущего, потому что мой желудок был уже опустошен. Вдруг стало холодно, я уже ничего не соображала.

В последний раз я взглянула в сторону тела Густаво, уже не видя ничего вокруг. Зрение сузилось до одного единственного фрагмента, а затем я потеряла сознание.