Покров-3. Чарусы

Глава 8. Ядрёна вошь

– Умойся, давай. – Ядвига Мстиславовна толкнула Василису к старому металлическому рукомойнику, приделанному к стене над не менее старой раковиной.

Василиса прополоскала рот и выплюнула в раковину розовую слюну.

– Правильно, иногда лучше молчать, чем говорить, – пробурчала где-то рядом Ядвига Мстиславовна. – Найди чайник и заварку, а я пока самоваром займусь.

В заварочном чайнике, отыскавшемся у печки, ещё плескался старый тёмный чай. Василиса разлила его по горшечным цветам, расставленным на подоконниках, как обычно делала мама, и вернулась на кухню.

– Можно без этого обойтись? – послышался из-за входной двери раздражённый голос Гаврила. – Я как-нибудь сам всё решу, ладно?

– Как ты сам-то решишь? Тебя вон мотает из стороны в сторону! – Судя по голосу, Наталья Львовна еле сдерживалась, чтобы не перейти на крик. – И из кафе ушёл. А ведь обещал отцу помогать.

– Отец, если он мне, конечно, на самом деле отец, сам в это дело влез.

– Ты что несёшь? – огорошено выдохнула Наталья Львовна. – Ты как смеешь про отца так говорить?

– Разве это я? – по-злому иронично спросил Гаврил. – Весь посёлок уже почти год жужжит. Ты хоть знаешь, что про нас болтают?

– А то не знаю, – огорчённо произнесла Наталья Львовна. – Люди всегда болтают, не надо обращать на них внимание.

– Ага, не обращать, – передразнил мать Гаврил. – Когда мне в спину чего только не летит. Сама в молодости наворотила, а мне теперь мораль читаешь.

Василиса, замершая у умывальника с чайником в руках, мысленно посочувствовала своей начальнице. С мужем у них всё непросто, да ещё от сына – сплошные претензии. Лучше бы поддержал её.

Дальше раздались какие-то скрипы, стуки, а потом – удаляющиеся шаги.

– Да ладно, не расстраивайся, – тихо произнёс голос Давида Юрьевича. – С подростками всегда так. Себя вспомни в его возрасте.

– В его возрасте я из-за Эдика в речку кинулась, – всхлипнула Наталья Львовна. – А он же мой сын.

– Так вот чего ты боишься. – Давид Юрьевич помолчал, пока Наталья Львовна продолжала тихо всхлипывать. – Ну, ему-то нет резона куда-то кидаться. Это скорее Василиса бы… но у неё, мне кажется, ума хватит…

– Да я не об этом! У него шрамы на руках.

– Что, те самые? – медленно и как-то сдавленно проговорил Давид Юрьевич.

От сильной боли в плече Василиса инстинктивно вскрикнула и выронила чайник. Раздался звонкий стук. А на Василису внимательно смотрели разноцветные глаза Ядвиги Мстиславовны.

Дверь открылась, и показался бледный Давид Юрьевич, а за его спиной – заплаканная Наталья Львовна.

– Что-то случилось? – подозрительно спросил директор школы.

– Чайник упал, – так и таращась на Василису, произнесла Ядвига Мстиславовна.

Василиса резким движением сбросила бабкину руку с плеча и повернулась к раковине. К счастью, чайник остался цел.

– Крышку не забудь, – произнёс из-за спины голос Зоиной бабушки.

– Не забуду, спасибо, – прошипела Василиса через плечо.

– Василиса, я ведь уже просил вас проявлять уважение к старшим, – укоризненно проговорил Давид Юрьевич, пока Наталья Львовна в сенях суетливо вытирала нос платком.

– Ещё скажите, что подслушивать нехорошо, – не удержалась Василиса. И зря, потому что дальше её понесло, и она выдала за спину директору: – А шрамы у него и правда есть. Я сама видела.

Дальше Василиса глянула прямо в глаза Ядвиге Мстиславовне, да попыталась сделать это понаглее. Взяла чайник и пошла к столу. Обернулась от вскрика и успела увидеть, как Давид Юрьевич втащил Наталью Львовну в кухню и с громким стуком закрыл дверь.

– Господи, как меня всё это достало! – прорычал Давид Юрьевич, хватаясь за голову. – Вернулся домой, думал, поживу спокойно, так нет!

– Достало его, ишь ты, – пробурчала Ядвига Мстиславовна.

– А всё из-за твоей! – вдруг истерично выкрикнула Наталья Львовна. – Она как раньше тут гадила, так и сейчас продолжает! И Зойка не отстаёт, дрянь такая!

– Но-но, поговори мне ещё! – тряхнула клюкой Ядвига Мстиславовна. – Ты Зою не трожь!

– Она сама кого хочешь тронет, – вылетело у Василисы.

– Тебя не спросили, – не глядя на нее, бросила Ядвига Мстиславовна.

– А зря не спросили, – с вызовом сказала Василиса. – Вы хоть знаете, что мне пришлось…

– Пришло-ось, – певуче передразнила её Ядвига Мстиславовна. – Велика потеря, как же.

Наталья Львовна уже что-то произнесла, но её резко отодвинул Давид Юрьевич.

– Это правда? Про шрамы? – тихо спросил он у Ядвиги Мстиславовны.

– Не знаю. Не видала, – отвела взгляд бабуля.

– А я видала, – выскочила Василиса.

– Да тебя тут не хватало, – отмахнулась Ядвига Мстиславовна, как от комара.

– Какие шрамы? – быстро спросила Наталья Львовна, у которой бледное лицо глянцево поблёскивало, очевидно, от растёртых слёз.

– На шее и ещё на руках. Вот так. – Василиса обвила своё запястье, как бы показывая спиралевидный браслет.

– Господи, только не это, – закатила глаза Наталья Львовна. – Я-то думала…

– Твою… – Дальше Давид Юрьевич выругался так, что за это его запросто могли снять с должности.

– Кто-нибудь объяснит, что это значит? – До Василисы наконец дошло, что дело принимало скверный оборот, и речь шла о чём-то более важном и страшном, чем её девичьи терзания.

– Дочурка-то за старое взялась, да? – усмехнулась Наталья Львовна, у которой губы стали фиолетовыми и дрожали. – Или уже внучка чудит?

– Да что вы заладили! – всплеснула руками Ядвига Мстиславовна. – Думаете, мне это нравится? Думаете, мне приятно было, когда мне в спину из-за Февроньки только ленивый не плевал? А как нам двери и окна грязью мазали?

– Это к чему? – не поняла Василиса.

– Дома гулящих так обозначались, – сухо ответил Давид Юрьевич.

– Как будто только она одна была гулящая во всём посёлке! – продолжала голосить Ядвига Мстиславовна, расхаживая туда-сюда по кухне. – Да я перекрестилась, когда она свалила наконец. Думала, хоть с внучкой по-другому будет. Куда там! Уж как я её берегла, так нет. Сначала Снежана эта нарисовалась, ядрёна вошь. А теперь ещё эта выскочила. Звезда. И Зоя тоже… Как подменили девку.

– Так может, не подменили? – скрестив на груди руки и немного успокоившись, спросила Наталья Львовна. – Может, это просто истинная натура вылезла?

– Может, и так, – выдохнула Ядвига Мстиславовна и как-то сникла.

Василисе вдруг стало её жалко, потому что по сути это была затравленная пожилая женщина. Она-то уже не первый десяток лет живёт в потоке сплетен и косых взглядов. Как только справляется.

– Что же теперь делать? – спросила Наталья Львовна, глядя в пустоту.

– С чем? – осторожно спросила Василиса.

Трое взрослых посмотрела на неё, как на заползшего в кухню таракана.

– Такие шрамы? – спросил Давид Юрьевич, немного задирая рукав. У него тоже вокруг запястья вилась белая линия, будто давным-давно прорезанная лезвием.

– Да, – кивнула Василиса, припоминая тонкие запястья Гаврила.

– А я всё надеялась, мне показалось, – прошептала Наталья Львовна, прикрывая рот платочком.

– Это приворот. – Давид Юрьевич опустил рукав. – Очень мощный, потому что делается на костях, крови и при желании того, на кого этот обряд нацелен.

– К-как это – при желании? – У Василисы в уме не сходились понятие приворота и согласия «жертвы».

– Да очень просто, – успела вперёд Давида Юрьевича Наталья Львовна. – Давид тогда вовсю на Февроньку слюни пускал, так что и ворожить-то необязательно было. А Гаврил мне, знаешь, все уши прожужжал про то, как он виноват перед Зоей, как она ему помогала, как он ей обязан, как она бесконечно ноет, что никому больше не нужна.

– Зато теперь я никому больше не нужна, – сказала Василиса и намеренно демонстративно похромала к закипающему самовару.

– Так что делать-то будем? – за её спиной спрашивала Наталья Львовна. Ответа не последовало.

– Разве приворот нельзя отменить? Или снять? – спросила Василиса, засыпая заварку в чайник.

– Можно, – отозвалась Наталья Львовна. – Только снимать должен тот, кто ставил.

– А они не согласятся, – вздохнула Василиса, вспоминая наглый вид Зои на празднике.

Вообще-то, Зою где-то можно понять – столько лет её наряжали в жуткие платья, как будто сшитые из старых скатертей, собранных по нижегородским столовым. А теперь она – звезда. Ясно, ей тоже хочется отыграться. Проблема в том, что отыграться она, кажется, решила на Василисе, попытавшейся отнять у неё единственного человека, нормально к ней относившегося, когда она была местной страшилой. Ведь только один Гаврил и защищал её от нападок одноклассников.

– Понятно, почему она его любит, – пробормотала Василиса, немного сочувствуя Зое, столько лет считавшейся пугалом.

– Приворот – это не про любовь, – вздохнула Наталья Львовна с видом человека, объясняющего простейшие вещи тупейшей Василисе. – Это про желание владеть.

– А что будет, если приворот не отменить? – спросила Василиса, натягивая на чайник колпак, сшитый из лоскутов и, кажется, когда-то подаренный священнику именно Зоей.

Все молчали. Поняв, что пауза подзатянулась, Василиса обернулась. Наталья Львовна смотрела на Давида Юрьевича, Ядвига Мстиславовна что-то бормотала себе под нос, качая головой.

– Приворожённые долго не живут, – трудно вздохнул Давид Юрьевич. – Крыша едет. Мне тогда стало казаться, что за мной постоянно кто-то следит, и что у меня под кожей что-то ползает. Голоса за спиной хихикали. Вот я тогда и попытался вытащить это из-под кожи.

– Как? – шёпотом спросила Василиса.

– Бритвой, – Давид Юрьевич повторил её собственное движение, овивающее руку.

– Ужас какой, – выдохнула Василиса. – Как вы выжили после этого?

– Сам не знаю, – пожал плечами учитель, за миг будто постаревший лет на десять.

– А почему ваша дочь приворот не сняла? И зачем вообще его сделала? – повернулась Василиса к Ядвиге Мстиславовне.

– Всё тебе объясни, – проворчала бабуля. – Февронька приворот сделала из мести Эдику. Она его у Наташки, вон, увела, хотела, чтоб женился. А он – ни в какую. Тогда она Давида привязала, а потом вообще в город усвистала.

– Где тут логика? – глуповато спросила Василиса.

– Где-где, в ведьминой воде, – буркнула Ядвига Мстиславовна. – Их мамаша просто Давида всегда больше любила, чем старшего. А Февроньку звала… ладно, маловата ты ещё для таких слов. Но Давид тогда в запой ушёл, вот Февронька и сбежала. Потом, правда, явилась. Зою в кульке мне впихнула и опять свалила.

– Так как приворот-то в тот раз сняли? – продолжала допытываться Василиса.

– Тебе такого не осилить, даже не думай, – снисходительно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Мать его тогда куда-то возила.

– То есть, со стороны всё это убрать никак не получится? – разочарованно спросила Василиса.

– Нет, – покачала головой Ядвига Мстиславовна. – Потому что силища нужна недюжинная.

– И вы ничем не можете помочь? – кисло спросил Давид Юрьевич.

– Они мне всё же родня, – печально вздохнула Ядвига Мстиславовна. – По ним ведь отдача будет. Зоя-то только жить начинает.

– Не с того она начинает, – злобно произнесла Наталья Львовна.

– Ты, что ль, святая? – огрызнулась Ядвига Мстиславовна.

– Может, и нет, но чужих детей со свету не сживала! – Наталья Львовна снова перешла на крик. – А ты в угоду внученьке моего сына уморить хочешь! Как будто не знаешь, чего я с ним хлебнула!

– Уж кто-кто, а я это прекрасно знаю! – распалилась Ядвига Мстиславовна. – К кому ты тогда побежала-то? Ко мне пришла, чтоб я тебе его вытравила! А как я тебя прогнала, так сама его выскрести хотела! И чего теперь ноешь? Он у тебя полуотравленный! Так неужели не ясно, с чего к нему всякая гадость липнет? А как родился уродом, так кто его выхаживал, а?

– Хватит! – крикнул Давид Юрьевич и выразительным взглядом указал на Василису. Два искажённых лица, бледной Натальи Львовны и перекошенной Ядвиги Мстиславовны, разом повернулись в её сторону.

– Полуотравленный? – по слогам произнесла Василиса чудно́е слово. – Это как?

– Не хотела, вишь, рожать от нелюбимого муженька, – ехидно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Помоги, говорит. А я её веником за порог. Так на следующий день приползла в кровавой рубахе. Передумала, да поздно. Еле выходили, родила потом убогого. Он ещё до рождения на том свете побывал, так теперь его туда как воронкой тянет.

– Вам не стыдно всё это здесь пересказывать? – брезгливо спросил Давид Юрьевич.

– Так им полезно! Обеим. Этой, – Ядвига Мстиславовна кивнула на Василису, – уроком будет. А Наташке нечего на Зою пенять. Сама во всём виновата.

– У меня сейчас кукуха отъедет, – механически проговорила Василиса, не в силах переварить столько новой информации.

Наталья Львовна вроде хотела сказать ещё что-то, но только сжала зубы и выскочила прочь из кухни. По пути столкнулась с Василисиным отцом.

– Извините, – на ходу бросила Наталья Львовна. Дальше послышался стук входной двери.

– Так чай-то будем пить, или как? – вошёл в кухню Василисин папа.

– Давай чайник, – скомандовала Василисе Ядвига Мстиславовна. Потом Давиду Юрьевичу: – А ты самовар возьми. Вы, Фёдор, берите блюдо с бутербродами. Там, на столе. А я пряники понесу.

Домой Василиса с отцом вернулись ближе к ночи. За один день удалось почти полностью ликвидировать практически все последствия пожара, хотя и без Василисиной помощи. Она вторую половину дня провела в доме, перемывая посуду и раскладывая по шкафам провизию, которую священнику бесконечно тащили местные кумушки-прихожанки. Оказалось, кто-то распустил слух, что все запасы отца Павла сгорели, и ему нечего есть. Вот чтобы он с голодухи ненароком не пустил на шашлык свою собаку, покровские тётушки и снабдили его продуктами на год вперёд. Ещё и Бобику корма накупили.

– Собаку съесть, – до слёз смеялся отец за ужином. – У попа́ была собака, он её схарчил!

– Па! – одёрнула отца Василиса, которой противно было об этом думать. Собственно, за день её голова здорово переполнилась информацией, и далеко не приятной, так что думать ей теперь было вообще трудно.

– Извини, – утёр отец выступившие слёзы. – Не обижайся. И не переживай – Павел монах, он мясо вообще не ест. Скорее камни грызть будет, чем пса зажарит.

– Па! – громче повторила Василиса.

– Правильно, – поддержала мама. – Повод для шуток так себе. Тем более что собака-то камни грызть не будет.

Пересказывать родителям разговоры из дома священника Василиса не стала. Тем более что, по совести, они и не были предназначены для её ушей. Так случайно вышло.

Гаврил, кажется, был прав. Она действительно подслушивает и подсматривает. И не сказать, чтобы это всё было для какой-то высокой цели. Просто так получается. Отличное оправдание. Василиса, уже лежавшая в кровати, повернулась на бок и смотрела, как по полу стелется лунный свет.

Но сколько же вокруг гадостей, трагедий и несчастий. Василисе казалось, что Наталья Львовна вполне довольна жизнью. Хорошая должность, успешный по местным меркам муж, хороший сын. Всеобщее уважение. А оказывается, она постоянно страдает. Гаврил мается от того, что его считают чужим ребёнком. Ядвига Мстиславовна хотела для Зои лучшего будущего, чем для дочери, но не сложилось. Саму Зою унесло из одной крайности в другую.

Вот так живёшь с людьми бок о бок годами и не знаешь, что у них на душе. А потом люди удивляются, отчего один сосед спился, а другой в петле болтается. Но не лезть же им под кожу с расспросами и сочувствием.

Под кожу. Что там говорил сегодня Давид Юрьевич? Его, кстати, тоже жалко.

Так. Кожа. Ему казалось, что кто-то проник под кожу. И он сам себя полоснул лезвием. Хорошо, что всё-таки выжил. Потому что где ещё найти такого учителя в сельскую местность, чтобы и дело своё любил, и детьми занимался. Вон, с Василисой вообще бесплатно репетирует, даже деньги с родителей брать отказался. Только чтобы она в институт поступила и школьные показатели улучшила.

А почему он, кстати, до сих пор не женат? Так, ну это уже лишний вопрос.

А вот про лезвие – в самый раз. Потому что если у Давида Юрьевича крыша поехала, то и с Гаврилом это может случиться. Ведь если, как сказала Зоина бабуля, он уже побывал на том свете (хотя никогда об этом не рассказывал), то его туда так и тянет. И утянуть может быстро. И насовсем.