Политическая история Римской империи

VIII НАРАСТАНИЕ КРИЗИСНЫХ ЯВЛЕНИЙ

Приближение кризиса. Антонин умер 7 марта 161 г., и его наследниками стали Марк Аврелий, принявший имя Император Цезарь Марк Аврелий Антонин Август, и Люций Вер (Император Цезарь Люций Аврелий Вер Август). Антонин явно отдавал предпочтение первому, делая наследником всего своего имущества свою дочь — жену Марка и призывая своих советников оказать помощь именно Марку Аврелию. Однако, выступая в сенате после смерти Антонина, Марк настоял на передаче точно таких же полномочий и Люцию Веру. Такое подчеркнуто уважительное отношение к своему брату по усыновлению очень понравилось и сенаторам, и римской публике и увеличило популярность нового принцепса и его соправителя. Ей способствовали и личные качества Марка, его внешний демократизм, подчеркнутое уважение к другим людям, дозволенность относительной свободы слова.

Впервые в римской истории у власти оказались два формально равноправных августа. Их совместное правление подчеркивалось монетами, прославлявшими Concordia Augustorum (согласие августов). Однако оба императора были очень разные люди. Марк был не только старше (ему в тот момент было около 40 лет), но и обладал более зрелым и ответственным характером. Прекрасно образованный, он был видным философом стоической школы, по существу являясь последним крупным философом-стоиком. Его философия очень пессимистична: все бренно; жизнь человека лишь миг в потоке времени, и в этом потоке все повторяется, так что в мире пет ничего нового; бессмысленно стремиться к славе и богатству, ибо богатство нельзя унести в иной мир, а славу забудут уже ближайшие потомки, да и что будет после смерти, неизвестно; единственный смысл жизни — твердое исполнение своего долга и покорность судьбе. Поэтому он всю свою сознательную жизнь и стремился как можно лучше исполнять выпавший на его долю долг и не противиться судьбе. Уже при жизни своего приемного отца Марк Аврелий выполнял ряд ответственных поручений.

После смерти Адриана, пока Антонин сопровождал прах императора, Марк, находясь в Риме, исполнял необходимые обряды и, занимая в этом году пост квестора, устроил в честь умершего принцепса гладиаторские игры. Позже вместе с Антонином он был консулом, а в 146 г. получил трибунские полномочия. Так что Марк был вполне подготовлен к исполнению императорской миссии. Да и Антонин не скрывал, что именно в Марке он видит своего преемника. Сразу после усыновления он дал ему имя Марк Элий Аврелий Вер Цезарь, и на реверсе некоторых монет стали появляться портрет юного цезаря и его имя. Император женил Марка на своей дочери[117] и ввел его во все жреческие коллегии. При жизни Антонина Марка уже официально называли «лучшим», как Траяна, и «благочестивейшим». Последнее явно связывало его с приемным отцом. Вер был не только моложе, но и легкомысленнее. Он любил удовольствия и был своим в кругах «золотой молодежи», поэтому естественно, что реальная власть принадлежала Марку. К тому же пост верховного понтифика, который считался неделимым, занимал только один Марк. Вер же лишь в случае необходимости выполнял его поручения.

Такое очень важное поручение Вер получил в 162 г. Парфянский царь Вологез решил использовать смену императоров в Риме и казавшееся двоевластие, чтобы окончательно решить в свою пользу армянский вопрос. Он вторгся в Армению и поставил там царем парфянина Пакора. Легат Каппадокии Μ. Седатий Севериан пытался воспрепятствовать этому, но потерпел сокрушительное поражение и покончил с собой. Или одновременно, или вскоре после этого парфяне вторглись в Сирию, получив при этом поддержку части сирийского населения. Сирийский наместник Л. Аттидий Корнелион был разбит. Такой поворот дел чрезвычайно встревожил Марка. Были собраны громадные силы, в значительной степени даже оголены другие границы, и во главе этого огромного войска на Восток был отправлен Вер. Вместе с ним туда направилась, естественно, часть преторианской гвардии во главе с опытным префектом Фурием Викторином. Вера сопровождал знающий военный командир Μ. Понтий Лелиан.

В Сирии правой рукой Вера был Г. Авидий Кассий, сириец, хорошо знавший положение на своей родине. Встав фактически во главе армии, Кассий жесткими мерами восстановил упавшую воинскую дисциплину и подготовил войско к решительному контрнаступлению. Вер в основном оставался в Антиохии, предаваясь удовольствиям, в том числе находя утешение в объятиях прекрасной Пантеи.

В это время его полководцы успешно начали кампанию. Μ. Статий Приск, заменивший Севериана в качестве наместника Каппадокии, вторгся в Армению, взял ее столицу Артаксату (Арташат) и посадил на армянский престол Соэма (или Сохема). Новый царь не только принадлежал к правящей в Армении династии Аршакидов (родственной парфянским царям), но и был одно временно римским гражданином под именем Г. Юлия Соэма. Это окончательно включило Армению в сферу политического влияния Римской империи. Основная армия во главе с Авидием Кассием перешла Евфрат и двинулась в Месопотамию. Около Дура-Европос парфяне были разбиты. В Осроене, как и в Армении, на трон был посажен римский ставленник Ману VIII, уже бывший царем, но изгнанный парфянами.

Продолжая поход, римляне взяли Селевкию и Ктесифон, и вскоре вновь, как при Траяне, вся Месопотамия оказалась в их руках. Кассий даже направился в Мидию, готовясь к полному сокрушению Парфянского царства, но в это время в армии началась эпидемия чумы. Продолжать в этих условиях военные действия было невозможно. Римляне отступили, но и у парфян сил для контрнаступления не было. В результате в 166 г. был заключен мир, по которому в Армении вновь утвердился угодный римлянам царь, а небольшая часть Месопотамии на ее северо-западе была присоединена к Риму.

Угроза со стороны парфян была столь страшной, что на войну с ними были посланы войска из самых разных частей империи.

Теперь армии возвращались, неся с собой чуму. В Римской империи разразилась невиданная по своему масштабу эпидемия. Пожалуй, в античной древности не было ничего подобного. Она продолжалась несколько лет и охватила значительную часть государства, включая Италию. Чрезвычайно пострадала от нее и армия. Погибли не меньше миллиона человек, т. е. 2 % всего населения Римской империи. И даже позже в Риме каждый день убирали с улиц не менее 2 тыс. трупов.

Марк принял энергичные меры, чтобы хоть как-то уменьшить размеры эпидемии. Религиозные церемонии должны были вернуть расположение богов, очистить город и, главное, успокоить людей. Кроме того, тщательно осматривались похоронные повозки, были запрещены погребальные процессии, в которых обычно участвовало довольно много людей, был установлен контроль над кладбищами, сокращено время заупокойных пиров. Это несколько уменьшило размах эпидемии, но, естественно, не ликвидировало ее. Эпидемия подорвала не только человеческие ресурсы государства, но и психологическую устойчивость людей, способствуя нарастанию кризисных явлений в психологии и мышлении римлян.

После возвращения Вера оба императора 12 октября 166 г. отпраздновали блестящий триумф и, приняв почетные титулы, стали Армянскими, Парфянскими и Мидийскими Величайшими. После этого Вер вернулся к привычным столичным удовольствиям. Но вскоре и ему, и Марку пришлось отправиться на новую войну.

Угрожающим было положение не только на Востоке, но и на Западе. Вновь начались военные действия в Британии. В 171 г. мавры, прорвавшись через провинцию Тингитанскую Мавретанию, стали опустошать южно-испанскую Бетику. Марку пришлось изъять последнюю из ведения сената и послать туда войска, разбившие варваров. Чтобы предотвратить их дальнейшие вторжения в римские провинции, в Мавретанию была направлена карательная экспедиция, однако желаемых результатов она не дала. Но самым опасным являлось то, что в движение пришел германский мир. У германцев закончился период стабильности и началось время миграции. Племена готов, живших ранее в районе устья Вислы, двинулись на юг, и под их давлением тронулись и другие племена. Хатты снова усилили давление на границу на верхнем Рейне и Дунае. Марк назначил наместником Верхней Германии своего друга и соученика Г. Ауфидия Викторина, дав ему специальное поручение отбить хаттов. В 162–165 гг. тот с успехом выполнил его. В Британии был дан отпор очередным атакам каледонцев, населявших северную, не подчиненную римлянам часть острова.

Но очень скоро самой опасной стала дунайская граница. Впервые появившиеся в районе Дуная лангобарды прорвались в Паннонию. Они были отбиты, но это был лишь первый эпизод долгой борьбы с германцами и сарматами на Дунае и в прилегающих регионах. На левом берегу Дуная давно существовало государство маркоманов. Хотя иногда между ними и римлянами происходили столкновения, как, например, при Домициане, в целом оно оставалось клиентским и практически защищало в своем секторе римскую границу. Маркоманы даже служили в римских войсках. Однако давление готов и других племен, с одной стороны, и необходимость римлянам перебросить основные силы на Восток — с другой, подвигли их на выступление против Рима.

Летом 166 г., воспользовавшись тем, что эта граница была почти оголена из-за войны с Парфией, маркоманы под руководством короля Балломара в союзе с другими германскими и сарматскими племенами (гермундурами, квадами, языгами и др.) прорвались через Дунай почти на всем протяжении границы. Их первая атака была отбита. В Паннонии они тоже потерпели поражение и даже запросили мира, но их главные силы все же сумели перейти Альпы и вторгнуться в Италию. Сил в Италии было мало. Отправленное против врага войско во главе с префектом претория Т. Фурием Викторином, недавно с успехом воевавшим против парфян, было разбито, и сам он погиб. Германцы разрушили Опитергий и осадили Аквилею. В Риме и Италии началась паника. Прошло 267 лет с тех пор, как последний раз внешние враги перешли Альпы, и все с ужасом ждали разрушительного нашествия. Марк призвал в Рим жрецов самых разных религий и приказал им молиться своим богам о спасении Города. Этим он демонстрировал свою надежду на восстановление pax deorum. Возможно, вся эта история была рассчитана прежде всего на римскую толпу, еще не оправившуюся от страха чумы, а теперь трепетавшую перед варварской угрозой. Император выставил на аукцион свои драгоценности, одежды и даже обстановку дворца, и на вырученные деньги стала набираться новая армия. В нее зачисляли гладиаторов и других рабов, а также полицейских, нанимались в нее и германцы, отправляемые в бой против соотечественников. Осенью 168 г. Марк, взяв с собой Вера, которого не решался оставлять в Риме, отправился на театр военных действий.

Появление в Аквилее обоих императоров произвело на варваров столь сильное впечатление, что они отступили от города. А затем главная армия, во главе с Марком оттеснила их до Альп. Одновременно в Реции другая армия, под командованием П. Гельвия Пертинакса, успешно воевала с хаттами, а в Паннонии Тиб. Клавдий Помпеян наносил удары по вторгшимся туда врагам. Была создана специальная военная группировка из двух легионов для защиты Италии и Альп во главе с бывшим консулом Кв. Антистием Адвентом. Побежденные племена запросили мира. Квады, чей царь погиб, даже согласились принять царя, поставленного им римским императором. Непосредственная опасность была устранена. Воспользовавшись этим, Вер, которому нахождение в армии было в тягость, решил вернуться в Рим. Марк, явно не доверяя своему соправителю, вызвался его сопровождать. Во время этого путешествия в начале 169 г. Вера неожиданно свалил апоплексический удар. В Риме распространились слухи о его отравлении Марком. А тот, вернувшись с прахом Вера в Рим, торжественно похоронил его в мавзолее Адриана, где до этого был похоронен Антонин Пий. Марк Аврелий остался единственным главой государства.

В октябре 169 г. Марку пришлось опять отправиться на войну, ибо положение вновь обострилось. Квады свергли своего царя Фуртиса, поставленного римлянами, и привели к власти враждебного Риму Ариогезана. Германцы вторично вторглись в Италию. Помпеяну удалось их выбить, но положение было очень сложным. В этих условиях Марк приблизил к себе Помпеяна, выдал за него, хотя и против ее воли, свою дочь Луциллу, вдову Вера, и фактически сделал его начальником своего штаба. Римляне одержали ряд побед, но потери были огромны.

Во время одной операции воины Молниеносного легиона были окружены врагами, и римские солдаты, отрезанные врагами от воды, погибали от жажды. Но в это время пошел спасительный дождь, позволивший римлянам восстановить силы и отбросить варваров. Это чудо одни приписывали Юпитеру, другие — египетскому волшебнику Амуфису, а более поздние христианские авторы — Богу, которому взмолились служившие в легионе христиане. Марк принял гордый титул Германского Величайшего. Враги были оттеснены за Дунай.

Затем римская армия перешла реку и вторглась на территорию маркоманов. Была захвачена резиденция Балломара. Маркоманы были вынуждены отступить от реки приблизительно на 6 км. Они обязались не проникать в эту полосу, выдать пленных и перебежчиков, поставлять в римскую армию свои контингенты и принять римские гарнизоны, расположившиеся в некоторых укреплениях на левом берегу Дуная (их численность достигала 20 тыс. человек). После этого в 174–175 гг. были разгромлены квады и языги. Часть пленников Марк расселил в качестве колонистов в дунайских провинциях и в Италии вокруг Равенны. В честь победы над маркоманами в Риме была воздвигнута почетная колонна Марка Аврелия, подражавшая колонне Траяна, с изображениями подвигов римской армии и императора в этой войне.

Марк планировал окончательно аннексировать территории маркоманов, языгов и квадов и создать там две новые провинции — Маркоманию и Сарматию. В таком случае граница отодвинулась бы далеко на север, создавая дополнительную безопасность для Италии. В известной степени император использовал нападение наркоманов и их союзников для возобновления римской экспансии. Снова, как при республике и Августе (до Тевтобургской катастрофы), как при Траяне, возобладало то направление, которое не забывало о вселенской миссии Рима покорить весь мир и готово было при любом удобном случае вернуться к внешней экспансии[118]. Но события на Востоке нарушили планы императора. Он был вынужден немедленно туда отправиться.

Самым влиятельным человеком в восточной части империи был Г. Авидий Кассий, сириец из г. Цирра[119], претендовавший на происхождение от одного из убийц Цезаря. Он сыграл главную роль в Парфянской войне и после нее стал легатом Сирии. Позже Марк передал ему власть над всеми азиатскими провинциями, а после подавления им в 172 г. очередного восстания в Египте и в этой стране. Практически Кассий оказался соправителем императора в восточной части государства. Префект Египта и наместники азиатских провинций были подчинены ему.

В 175 г. на Восток пришло известие о смерти Марка. Император был действительно серьезно болен, но сообщение о смерти оказалось ложным. Не зная этого, во многих провинциях и в армии очень опасались прихода к власти сына Марка Коммода, и чтобы не допустить этого, Кассий 3 мая провозгласил себя императором. Его активно поддержали не только воины, но и некоторые города, а том числе Антиохия. Власть Кассия признали Египет, Сирия, Палестина, Аравия. В результате в распоряжении узурпатора оказалось 7 легионов, что делало из его армии значительную силу. Для защиты столицы от возможного нападения войск Кассия императору пришлось снять с театра военных действий один легион и разместить его временно около Рима. Однако весть о смерти Марка оказалась ложной, и наместник Каппадокии П. Марций Вер, первым и сообщивший Марку о выступлении Авидия Кассия, отказался подчиниться узурпатору и разбил его. Император и сенат объявили Кассия вне закона, а солдаты, узнав, что император жив, сами его убили, так что, когда Марк прибыл на Восток, Кассий, чье правление продолжалось всего 3 месяца и 6 дней, был уже мертв.

Несмотря на свою кратковременность, мятеж Авидия Кассия был грозным знаком. Впервые после 69 г. перед Римом встал призрак гражданской войны. Недаром в Риме при первом же известии о выступлении Кассия началась паника. Большая часть преторианцев находилась с Марком в действующей армии, так что римский гарнизон был очень малочисленным и в случае наступления армии Кассия едва ли мог защитить столицу. Чтобы как-то успокоить жителей города, находившийся в это время в Риме 13-летний Коммод от имени отца стал раздавать гражданам деньги. После сообщения о том, что Марк направился на Восток, страсти улеглись, но ситуация оставалась сложной. Под властью Авидия Кассия находился практически весь римский Восток. Положение в Империи было столь серьезным, что управлять всем огромным государством из одного центра стало затруднительно. Территориального разделения между Марком и Вером не было, да последний в силу своего характера и не мог быть самостоятельным правителем.

Назначение Кассия «вице-королем» Востока явилось первым шагом к децентрализации управления государством. А его мятеж показал, сколь опасно сосредотачивать такую власть в руках генерала, не являвшегося родственником императора и могшего использовать свои обширные полномочия для попытки захвата всей власти. Не чужд был Кассий социальной и политической демагогии. Он всячески осуждал лихоимство высокопоставленных чиновников, в том числе префекта претория и провинциальных наместников, и противопоставлял им ценности последних республиканцев, а также заявлял о стремлении восстановить настоящий принципат[120]. Такая демагогия привлекла к нему довольно широкие круги населения восточных провинций. Особенно активную поддержку мятежнику оказала Антиохия — один из крупнейших экономических, политических и культурных центров Востока. А это означало, что некоторые города, в том числе такие важные, как Антиохия, выступают против императорской власти, по крайней мере, в том виде, в каком она сложилась во второй половине II в. Не исключено, что мятежник имел сторонников и в Риме. Ходили слухи, что сама императрица Фаустина, опасавшаяся за себя в случае прихода к власти ее необузданного сына (может быть, вспомнив о судьбе Агриппины), втайне писала Кассию, вдохновляя его если не на переворот, то на подготовку к нему. Все это делало выступление Авидия Кассия очень опасным и потребовало от императора принятия соответствующих мер.

После подавления мятежа Марк целый год оставался на Востоке, посещая различные города и занимаясь урегулированием положения в провинциях. То, что Кассия активно поддержала Антиохия, не могло его не волновать. И император стал действовать. С одной стороны, он всячески демонстрировал свою умеренность: никто из родственников Кассия не был наказан; его личное имущество, конфискованное по распоряжению сената, перешло не в императорскую, а в государственную казну; письма Кассия были сожжены нечитанными, — чтобы не войти в заколдованный круг репрессий и заговоров. Это, конечно, успокоило сенаторов, особенно восточных, которые находились или могли быть в каких-либо сношениях с мятежным генералом. С другой стороны, Марк запретил в городах, особенно в Антиохии, народные сходки, собрания, даже представления, дабы не допустить никакого скопления народа[121].

Утвердив свою власть на Востоке, Марк в 176 г. вернулся в Рим после семилетнего отсутствия. На обратном пути в Малой Азии умерла его жена Фаустина, дочь Антонина Пия. Это было очень тяжелым ударом для него. В свое время Антонин помолвил Марка с Фаустиной, когда той было всего девять лет, и с этого времени он не переставал ее любить (чего, может быть, нельзя было сказать о самой Фаустине). У них было не менее 12 детей, но некоторые из них умерли, в том числе все сыновья, кроме Коммода и пяти дочерей. Коммод уже носил титул цезаря. Еще ребенком он сопровождал отца в войне против германцев и уже в 11 лет имел титул Германского. Отпраздновав 23 ноября 176 г. триумф над германцами, Марк через четыре дня официально объявил Коммода своим соправителем, дав ему титул августа и трибунские полномочия. С этого времени императорские документы исходили от обоих императоров — отца и сына. Единственным из императорских полномочий, чего еще не было у Коммода, являлся пост верховного понтифика. Несмотря на свой возраст (ему было всего 15 лет), он стал официально ординарным консулом следующего, 177 г., а его коллегой был сделан зять Марка Плавций Квинтилл.

Коммод был прямой противоположностью отцу. Чрезвычайно эмоциональный, даже необузданный, самовлюбленный, развратный и чудовищно жестокий, трусливый и не очень умный, он увлекался спортом и гладиаторскими играми и из всех богов более всего почитал Геркулеса. Марк Аврелий понимал, что он готовит тяжелое испытание для Империи, но другого выхода у него не было. Может быть, делая Кассия фактически своим соправителем на Востоке, император рассчитывал на него как на преемника, но поднятый мятеж перечеркнул все его планы. Его ближайший помощник и зять Помпеян совершенно не стремился к власти (позже она будет ему даже предложена, но он откажется). Смерть Фаустины лишила Марка надежды на более достойного сына, а снова жениться он не хотел, чтобы не давать детям мачехи. К тому же Марк Аврелий, как уже говорилось, был философом-стоиком и поэтому считал, что раз судьба оставила ему единственного сына, то надо ей покориться, так что Коммод и должен быть наследником.

После своего возвращения с Востока Марк отпраздновал триумф над германцами и сарматами, сопровождавшийся раздачами народу денег и продовольствия. Однако пышное торжество не могло скрыть ухудшения положения. Варвары все чаще беспокоили самые разные регионы Империи. Хатты перешли Рейн и опустошали близлежащие районы Галлии. В 177 г. мавры переправились через пролив и снова вторглись в южноиспанскую Бетику. Без перерыва продолжались военные действия в Британии. Императору приходилось принимать решительные меры. Были созданы два новых легиона, увеличено количество вспомогательных частей, что в перспективе вело к усилению милитаризации страны. На какое-то время из ведения сената была изъята Бетика и присоединена к императорской провинции Тарраконская Испания, и туда были посланы войска, выбившие мавров. Однако более или менее стабилизировать ситуацию в этом регионе удалось только после дипломатических переговоров и соглашений с местным вождем. С целью лучшей координации сил Марк стал практиковать объединение под властью одного наместника и соответственно командующего воинскими частями нескольких провинций. Иногда это делалось и раньше, но при Марке эта практика приобрела довольно значительные размеры. Как когда-то Август, он приблизил к себе видных полководцев, как уже упомянутые Помпеян и Пертинакс, из которых один был сыном всадника, а другой — вольноотпущенника, а также Μ. Макриний Виндекс, павший в войне с маркоманами в 172 г. и почтенный тремя статуями, Μ. Валерий Максимиан, вышедший из всадников, сделанный претором и в качестве претория вошедший в сенат, успешно воевавший с варварами на нижнем Дунае, африканец Л. Септимий Север, выбивший мавров из Бетики, и др. Значительную роль при Марке играл нумидиец Μ. Корнелий Фронтон, известный оратор, учивший риторике будущих императоров Марка и Вера, а затем, оставаясь близким другом принцепса, оказывавший определенное влияние на его политику.

В 177 г. возобновилась война с маркоманами и их союзниками. Римские полководцы одержали победу, но положение оставалось угрожающим. И в следующем году Марку пришлось, пробыв в Риме всего полтора года, вместе с Коммодом снова отправиться на театр военных действий. Там в военном лагере в г. Виндобоне 17 марта 180 г. Марк Аврелий умер. Помпеян и другие друзья покойного принцепса вывели к солдатам 18-летнего Коммода, и те приветствовали его как императора.

Вскоре вопреки советам друзей отца (наиболее активным среди них был Помпеян), настаивавших на продолжении похода вплоть до северного океана, Коммод заключил мир, по условиям которого побежденные враги должны были выдать дезертиров и пленных, частично разоружиться, поставить в римскую армию контингенты маркоманов и языгов и не воевать с другими племенами, но при этом они восстанавливали свой контроль над отчужденной ранее полосой вдоль Дуная. Это решение поддержали люди из непосредственного окружения императора, но не все. Разногласия по поводу заключения мира или продолжения войны показывали, что на вершине римской власти не было единого мнения по поводу дальнейшего курса. Коммод склонился на сторону тех, кто считал, что удержание завоеваний на левом берегу Дуная будет стоить слишком много сил и средств, каких у Империи было уже не так много. Это означало, что он вернулся к оборонительной политике Адриана. Решившись на заключение мира, молодой император дал ясно понять, что следовать политике своего отца он не намерен, как и поддаваться влиянию его друзей и ближайших соратников. К тому же он тяготился условиями военной жизни и стремился как можно быстрее вернуться к столичным удовольствиям. Тем не менее ему все же пришлось несколько месяцев оставаться на Дунае. За это время он договорился с отдельными племенами, после чего последовало и заключение общего мира. На левом берегу реки была создана буферная зона, которая, по идее, должна была предотвратить новые вторжения германцев. Те были вынуждены даже принять условие устраивать свои собрания только в определенном месте и под контролем римского центуриона, так что говорить о полностью капитулянтской линии Коммода не приходится.

Осенью 180 г. Коммод, в скором времени принявший победные титулы Германского и Сарматского Величайших, вернулся в Рим и 22 октября отпраздновал пышный триумф.

Коммод. Усиление кризисных явлений. Из 19 лет правления Марка Аврелия не менее 17 ушло на войны. И особенно опасными врагами оказались не традиционные враги парфяне, а германцы. Они не раз прорывали имперские границы и даже опустошали часть Италии. Победы над ними требовали все большего напряжения сил. И в этом плане отказ от завоеваний Марка, заключение мира, в какой-то степени обезопасившего, хотя бы и на время, дунайскую границу, и укрепление косвенного влияния Рима на приграничные германские племена явились довольно дальновидными шагами. Все это ясно говорило о наступавшем кризисе, но было не единственным его признаком. Пустела казна, что было результатом не безумного мотовства императора, как это было в I в., а усиливавшихся экономических затруднений. Исчерпание испанских серебряных рудников и разорение золотых рудников Дакии, вызванные варварскими вторжениями, уменьшили приток драгоценных металлов, что не могло не сказаться на римской монете. Она стала портиться: в золотой становилось все больше серебра, в серебряной — меди, что вело к инфляции и безудержному росту цен. Города уже не могли самостоятельно справляться с росшими трудностями, и император стал все чаще назначать туда специальных кураторов из числа сенаторов. Они помогали городам, но при этом вмешивались в их дела. Поддержка Авидия Кассия, оказываемая им некоторым городам, свидетельствовала о недовольстве, по крайней мере восточных городов, императорской властью. Следовательно, кризис начал угрожать городам, т. е. основным ячейкам античного общества. При Коммоде эти кризисные явления усилились и стали дополняться кризисом «верхов».

Во внешней политике Коммод вернулся к линии Адриана и Антонина Пия. Как и во времена этих императоров, главной его целью стала защита уже существовавших границ, а не завоевание новых земель. Были заново перестроены и укреплены валы, защищавшие имперские границы в Верхней Германии, Реции, Африке. Армия, стоявшая в Реции, была увеличена на 6 тыс. легионеров и значительное количество воинов вспомогательных частей, там были построены новые крепости. Эти меры укрепили римские границы, но это, конечно, не означает, что военные действия не велись. Сарматы пытались вторгнуться в Паннонию. Провинция была заново укреплена, но полностью сдержать напор варваров эти укрепления не смогли. Римляне, однако, сумели отбить варварское вторжение и восстановить границу.

Более серьезное положение сложилось в Британии. Северные племена прорвались через вал Антонина. Наместник Британии Ульпий Марцелл разбил врагов, что дало Коммоду повод принять титул Британского. Однако жесткий характер Марцелла вызвал недовольство среди воинов, и они подняли мятеж, попытались даже провозгласить нового императора, предложив стать им легату одного из легионов Приску. Тот отказался, а Марцелл в скором времени был заменен П. Гельвием Пертинаксом, опытным генералом и администратором, в свое время умело управлявшим несколькими провинциями и успешно воевавшим с хаттами, маркоманами и др. Несколько позже солдаты выступили и против Пертинакса, которому с трудом удалось спастись. Этими неурядицами в римском лагере воспользовались каледонцы, снова вторгшиеся в римскую Британию. В результате римские гарнизоны покинули вал Антонина и были отведены на вал Адриана. Это означало, что какую-то часть провинции римляне потеряли.

События в Британии положили начало изменению положения в армии. Пожалуй, впервые после гражданских войн конца республики и, может быть, начала правления Тиберия солдаты выступили против собственных командующих и даже самого императора. Если мятеж Авидия Кассия был провозвестником более поздних генеральских узурпаций, то выступления солдат в Британии предвещали бунты рядовых воинов, пытавшихся решать судьбу государства по своему усмотрению.

Внутренняя политика Коммода стала возвращением уже не к линии Адриана, а Юлиев-Клавдиев и Домициана. В том противоречивом политическом строе, каким был принципат, усиление императорского элемента за счет полисно-республиканского (в римских условиях сенатского) проходило постоянно, но темп его был различен. На это влияли разные факторы, но в условиях росшего самовластия императора большое значение приобретали его личные качества. Коммод гордился тем, что он был рожден в порфире. Все его предшественники либо рождались тогда, когда их отцы были еще частными людьми, либо они были усыновлены правящими императорами. Коммод же родился 31 августа 161 г., когда его отец уже почти 6 месяцев был императором. В его глазах это обстоятельство поднимало его и над сенатом, и вообще над всеми людьми. Это, конечно, привело к определенным конфликтам, которые усугублялись чертами характера молодого императора, воспитанного в условиях двора и безудержной лести. Марк Аврелий пытался дать сыну хорошее образование, но оно длилось недолго. Хотя среди учителей будущего государя были риторы и философы, он гораздо больше увлекался спортом и играми. Отец рано стал брать его с собой в походы. Находился Коммод при отце и в момент его смерти на Дунае. Поэтому, хотя уже при жизни Марка Коммод имел все императорские полномочия, кроме верховного понтификата (верховным понтификом он стал после смерти Марка), реального опыта управления и командования у него не было. Это позволяло окружению нового императора в большой степени влиять на него. В результате очень скоро двор Коммода стал ареной придворных интриг.

Коммод вступил на трон в 180 г. после 84-летнего правления императоров, каждый из которых (кроме, естественно, первого — Нервы) был усыновлен своим предшественником, Это было вызвано отсутствием у принцепсов родных сыновей, но уже воспринималось как установленное правило. Император назначал своим преемником человека, наиболее подходившего для управления таким огромным государством, как Римская империя. Таким образом осуществлялся принцип, некогда провозглашенный Гальбой: трон должен занимать более всего достойный этого. Поскольку в Римской империи не было твердого правила наследования трона, то при этом сосуществовали две тенденции — династическая и основанная на достойности претендента. Антонины — от Нервы до Антонина Пия — сумели сочетать обе. Они избирали достойного, но путем усыновления включали его в свою семью. Такой принцип наследования власти считался самым оптимальным и в значительной степени являлся основой политической стабильности этой эпохи. Наличие у Марка Аврелия родного сына и явное стремление императора именно ему передать власть вызывало недовольство. Недаром только слух о смерти Марка и, следовательно, восхождении на трон Коммода сразу же вызвал выступление Авидия Кассия. Династичность активно поддерживалась римской толпой. Для всадников и чиновников разного ранга важна была сама фигура императора, которому они служили независимо от способа достижения им власти. Но у сенаторов переход власти, совершенный в узком кругу правящего дома, вызывал неприятные ассоциации с Юлиями-Клавдиями и последним Флавием. И уже одно это наряду с самыми дурными качествами нового принцепса вызывало напряжение между двумя силами — императором и сенатом.

В политической и идеологической сферах ясно выделились две позиции. Одна — во внешней политике: продолжение завоеваний вплоть до северного океана, а в перспективе до границ вселенной; при переходе власти наследование трона наиболее достойным; во внутренней политике: соблюдение паритета между императорской властью и сенатом и сохранение за сенаторами не только экономических и социальных, но и политических привилегий; в идеологическом и бытовом плане следование традициям, в том числе в образе жизни.

Другая позиция была прямо противоположна первой. Она предусматривала во внешней политике не завоевания, а оборону существующих границ; в наследовании власти — переход ее к родному сыну, тем более порфирородному; во внутренней политике — курс на откровенное самодержавие; в религии и идеологии вообще презрение традиций и в конце концов ставка на прижизненное обожествление. Эти две позиции были свойственны принципату как дуалистическому политическому строю имманентно. В раннем принципате их противостояние было обострено социальным составом сената и чрезвычайностью и личным характером власти принцепсов. Но они не исчезли и в позднем принципате. Они вошли в конфликт при Домициане и частично в конце правления Адриана. Умелые действия и характер других Флавиев и Антонинов в большой степени заретушировал их противостояние. Грубый и импульсивный характер Коммода довел это противостояние до жесткого конфликта. Разумеется, нельзя представлять, что столкнулись два блока — сенатский и императорский. В сенате существовали различные силы, и часть сенаторов, особенно провинциального происхождения, и «новые люди» в сенате, обязанные своим присутствием там Марку и Коммоду, обычно поддерживали императора. С другой стороны, и при императорском дворе не было единства. При самодержавном (или стремившемся к самодержавию) дворе обычна борьба различных придворных клик, результатом которой являются взлеты и падения очередных фаворитов. Все это было свойственно и двору Коммода.

Оставляя сына своим преемником, Марк надеялся на продолжение им его политики. Поскольку Коммоду в момент прихода к власти не было еще 19 лет, умиравший император поручил оберегать (а фактически контролировать) его своим ближайшим и опытным соратникам. Среди них ведущую роль играл Тиб. Клавдий Помпеян, за которого он после смерти Вера выдал свою дочь Луциллу. Другими членами этого своеобразного комитета были тесть Коммода Л. Фульвий Бруттий Презент и муж кузины Марка Витразий Полллион. Значительное место занимал Г. Ауфидий Викторин, старый друг и соученик Марка, занявший пост префекта Рима. Эти и другие люди во власти должны были гарантировать продолжение прежней политики и обеспечить хорошие отношения между новым императором и сенатом. Однако отказ Коммода от продолжения войны и заключение им, несмотря на возражения Помпеяна и других «опекунов», мира с германцами показали, что юный принцепс не желал считаться ни с заветами отца, ни с его соратниками. Правда, до резкого разрыва дело еще не дошло.

22 октября 180 г. Коммод, как уже говорилось, вернувшись в Рим, отпраздновал пышный триумф над германцами, во время которого на колеснице рядом с ним находился его личный слуга, спальник Саотер, являвшийся и его любовником. Официальной обязанностью последнего было держать золотой венок над головой триумфатора. Но Коммод открыто целовал Саотера и продолжал это делать во время следующего празднества. Этот вызывающий акт наглядно демонстрировал нежелание принцепса считаться с самыми элементарными нормами морали и соблюдать римские традиции. И очень скоро Саотер занял положение всемогущего фаворита. Он активно использовал его для собственного обогащения, однако, как это часто бывает при дворах, долго на этой высоте не удержался.

Интригу против него развернули префекты претория Таррунтений Патерн и Тигидий Перенний. Они выманили Саотера из дворца, после чего их союзник Клеандр убил его. После этого оба префекта заняли место убитого фаворита около трона: Патерн стал сенатором, а Перенний остался единственным префектом претория. Затем, однако, они выступили уже друг против друга. Перенний обвинил Патерна в заговоре с целью убийства Коммода и возведения на трон своего зятя (или будущего зятя) Сальвия Юлиана, в это время командовавшего одной из армий на Рейне. Было обвинение ложным или истинным, сказать трудно. Но во всяком случае Коммод был очень сильно напуган. В результате не только Паттерн и Юлиан, но и многие другие люди были казнены (в их числе два консула и два бывших консула). После этого Перенний стал фактически правителем государства.

Все эти придворные интриги и сопровождавшие их убийства наносили ущерб авторитету Коммода. В сенате и близких к нему кругах общества нарастало возмущение императором и его фаворитами. Это, в частности, нашло выражение в разного рода слухах, ходивших в Риме. Одни говорили, что он не сын Марка, а плод преступной любви императрицы Фаустины и некоего гладиатора, другие — что Коммод якобы отравил своего отца. Но этим дело не ограничилось. Недовольство господством временщиков распространилось даже в императорской семье. Осенью 182 г. сестра Коммода Луцилла, не забывшая, что она была некогда женой Вера и, следовательно, императрицей, организовала заговор, в котором приняли участие, в частности, ее родственник и любовник Μ. Уммидий Квадрат и зять Г. Клавдий Помпеян Квинтиан, вероятно племянник ее второго мужа Помпеяна. Уммидий Квадрат принадлежал к очень богатой семье, игравшей видную роль в правление Антонинов. В эту семью он вошел в результате усыновления, будучи сыном Гн. Клавдия Севера от первого брака. Вторым же браком Север сочетался с дочерью Марка Аврелия Аннией Галерией Фаустиной. Приемный отец Уммидия Квадрата был при Марке Аврелии консулом, так что молодой Уммидий Квадрат с самого детства была связан с императорским двором. Заговор, таким образом, охватывал самые высшие круги римского общества. Квинтиан пытался убить императора, но неудачно. Вслед за этим начались репрессии. Квадрат и Квинтиан были убиты, а Луцилла сослана на о. Капреру, где скоро умерла или тоже была убита. Самого Помпеяна Коммод пощадил, однако его влиянию при императорском дворе практически пришел конец. Скоро, однако, возник еще один заговор. Его раскрытие привело к новому витку репрессий. Такого не было уже давно. Еще Нерва дал клятву не казнить сенаторов. И если после этого время от времени некоторые сенаторы погибали, императоры каждый раз заявляли, что это делалось без их ведома. Далеко не всегда это было, видимо, так, но сенаторы предпочитали верить и не осложнять отношения с принцепсом. Теперь же Коммод карал сенаторов открыто, что еще больше обостряло ситуацию.

В противостоянии с сенатом Коммод и его фавориты, прежде всего Перенний, фактически правивший государством, опирались на всадников и «новых людей», таких как П. Гельвий Пертинакс или Л. Септимий Север. Они выдвинулись еще при Антонине, но взлет их карьеры приходился на правление Марка Аврелия. Теперь и Коммод всячески им покровительствовал, чтобы иметь противовес старой аристократии. Именно Пертинакс был направлен в Британию, когда там обострилась политическая обстановка, дошедшая было до открытого мятежа против императора. Перенний воспользовался этим обстоятельством, чтобы сменить не только наместника провинции, но и всех легатов легионов, которые были заменены офицерами всаднического сословия. Впервые командование легионами, всегда находившееся в руках сенаторов, перешло к всадникам. Это вызвало негодование в сенате. Против Перенния был организован настоящий заговор. Орудием заговорщиков стали слухи. Говорили, что Перенний намерен свергнуть Коммода и сделать императором одного из своих сыновей. Слухи пали на благодатную почву подозрительности Коммода. Еще, пожалуй, важнее явилось вмешательство армии. В войсках Перенния не любили. То ли британские, то ли паннонские солдаты (источники передают разные версии) направили в Рим внушительную делегацию, состоявшую из рядовых воинов и центурионов, которые обвинили его в стремлении устранить императора. Ссориться с действующей армией Коммод не решился. Сенат с удовольствием поддержал обвинение. В 185 г. Перенний был смещен с поста и казнен вместе со своими сыновьями и сторонниками. Но это не стало победой сената. Место Перенния занял другой фаворит — Μ. Аврелий Клеандр. Он происходил из Фригии, был порабощен и стал домашним рабом Марка Аврелия, который отпустил его на волю. Клеандр с детства был близок к Коммоду и теперь играл значительную роль при его дворе. Он являлся непосредственным убийцей Саотерна и Патерна. После убийства Саотерна он занял его место спальника (a cubiculo), что еще более укрепило его связь с императором. Теперь же он занял место Перенния как фактический глава правительства и наследник его огромного состояния. В 187 г. бывший раб Клеандр даже занял пост префекта претория. Вошел он официально и в совет принцепса. Занятие вольноотпущенником таких высоких постов стало в Риме делом неслыханным. Влияние Клеандра было безмерным. Он даже сумел обвинить жену Коммода Бруттию Криспину в прелюбодеянии, в результате чего та была изгнана и затем убита. В результате интриг Клеандра было казнено несколько сенаторов, являвшихся или казавшихся врагами фаворита или его друзей.

Предоставив Коммоду развлекаться по его собственному разумению, сменявшие друг друга фавориты использовали власть в первую очередь для своего обогащения. В результате были практически потеряны всякие нити центрального управления, что привело почти к анархии на самом «верху». Характерно, что в 190 г. вместо шести обычных консулов их было не менее 25, и одним из них был император. Это ясно говорит, что консулат потерял свое значение в государственном управлении, оставаясь лишь знаком почета. С другой стороны, этот факт свидетельствует о хаосе в самом центре власти. Безудержное всевластие фаворитов и их нескрываемая алчность вызывали возмущение в сенате, в результате чего там и возникали заговоры, о которых уже шла речь. Если Калигула, Нерон, Домициан в своем противостоянии сенату пытались опереться на плебс, всячески его задабривая, то правительство Коммода разрушило согласие и с толпой. Были резко сокращены, а то и вовсе прекращены раздачи, что вызвало недовольство рядовых римлян. Принцип императорской политики «хлеба и зрелищ» был нарушен, а одними зрелищами (их было довольно много, и в них часто принимал участие император) накормить народ было невозможно.

В 190 г. в Риме разразился голод, и его следствием стал голодный бунт, направленный против Клеандра. Его обвиняли в том, что он намеренно задерживал хлебные запасы, чтобы вызвать недовольство народа и свергнуть Коммода, после чего якобы хлеб будет роздан от имени нового правителя. Возможно, что бунт был спровоцирован врагом временщика Папирием Дионисием, занимавшим в это время пост префекта анноны, он, собственно, и должен был заниматься проблемами снабжения Рима. Недавно он был назначен префектом Египта, что считалось почти вершиной всаднической карьеры, но Клеандр сместил его, не дав ему даже доехать туда. Назначение вместо этого руководителем анноны Дионисий воспринял как оскорбление и вполне мог использовать новый пост для организации выступления против ненавистного фаворита.

Клеандр попытался подавить это выступление. На улицах города происходило настоящее сражение, кончившееся поражением конников, посланных фаворитом на подавление бунта. Префект Города Пертинакс, ответственный за порядок в столице, хотя и был во многом обязан Клеандру, демонстративно отказался принимать какие-либо меры. К восставшим присоединились преторианцы, недовольные назначением их командиром бывшего раба. На их сторону встала сестра императора Фадилла, обвинившая Клеандра в действиях, вызвавших гнев народа, который мог привести к гибели и Коммода, и членов его семьи. Испуганный император без всяких колебаний выдал толпе своего любимца и друга детства, и он был убит.

Вслед за этим по Риму и всей империи прокатился новый вал казней. Префектом претория вместо Клеандра стал старый генерал Марка Юлий Юлиан, но он недолго задержался на этом посту. Хотя внешне Коммод всячески почитал Юлиана, внутри своего дворца он его всячески унижал и в конце концов убил. Начались новые казни представителей знати, включая даже некоторых родственников Коммода. В этих репрессиях потеряли жизнь многие еще остававшиеся до того живыми люди из окружения Марка Аврелия. По существу, ликвидировалась значительная сенаторская группировка, которая если не открыто, то в глубине души была в опозиции по отношению к Коммоду. После этого первое место заняли спальник императора египтянин Эклект и новый префект претория Кв. Эмилий Лет. Эклект начал свой путь на службе Люция Вера, а затем служил Уммидию Квадрату. После казни последнего он перешел на службу императору.

Положение в Империи становилось все тяжелее. Нестабильность «вверху» дополнялась произволом «внизу». Прокураторы и крупные арендаторы, нарушая законы, усиливали угнетение колонов, увеличивая их трудовые повинности. Недовольство «низов» подавлялось посланными солдатами. В отдельных случаях император мог вмешаться с целью восстановления прежнего положения, однако полностью ликвидировать такие явления он был не в состоянии. Это вызывало ответные реакции «низов». Постоянные беспорядки происходили на Рейне, вспыхивали восстания в Африке и Дакии. Особенно серьезным стало выступление Матерна.

Дезертир Матерн собрал вокруг себя в Галлии сначала разбойничью шайку, нападавшую на деревни. Объектами нападений были землевладельцы, что и привело на сторону Матерна довольно значительное количество сторонников. Вокруг него собралась относительно большая армия, с которой он стал нападать и на города, где, как и в деревнях, грабились богачи, а также выпускались из тюрем заключенные. По существу, это стало мощным восстанием, охватившим не только Галлию, но и часть Испании.

Коммоду пришлось вмешаться. Против Матерна были направлены значительные силы. Не решившись воевать с ними в Галлии, Матерн перевел свою армию в Италию. Правда, там он, кажется, отказался от активных действий, но задумал проникнуть в Рим и, убив Коммода, провозгласить себя императором. Имел ли он поддержку в городе, сказать трудно. В любом случае план его провалился из-за предательства. Матерн был схвачен и казнен, остатки его войска, вероятно, были рассеяны.

Император ни на что не обращал внимания, увлекаясь лишь спортом, охотой (где ему создавались совершенно безопасные условия), гладиаторскими играми, в которых он иногда сам участвовал (опять же при полной безопасности), и различными оргиями. На все это требовалось все больше денег, а их в казне становилось все меньше. Любимым богом императора был, как уже говорилось, Геркулес. Он все чаще стал даже появляться в виде Геркулеса в львиной шкуре и с дубиной, подражая своему любимому богу и герою. На монетах появилось изображение Геркулеса с легендой HERCULI ROMANO AUG., т. e. Геркулес представал уже как римский император. Это было воспринято как шаг к собственному прижизненному обожествлению. Да Коммод это не очень-то и скрывал. В 192 г. он даже заявил, что является не кем иным, как богом Геркулесом на земле, и заставил сенат объявить его этим богом. Он принял такие титулы, как Завоеватель мира (хотя в его правление римские владения не увеличились ни на метр), Умиротворитель мира и т. п. Более того, все 12 месяцев года он переименовал в свою честь, а воинские части, как легионы, так и вспомогательные единицы, назвал Коммодовскими (Commodianae).

В значительной мере под влиянием Эклекта Коммод увлекся восточными культами. На его монетах исчезли образы традиционных римских богов, но зато появились фигуры Сераписа и Кибелы, что тоже не прибавляло ему любви в Риме. Объявив о начале с его правления нового и, конечно же, золотого века, он подчеркивал разрыв со старым временем. В частности, Коммод официально отказался от имен Марк и Антонин, которые связывали его с отцом, что выглядело как полный разрыв не только с традиционными семейными ценностями римского общества, но и со всей предшествующей историей Рима. Император, считая себя в образе Геркулеса новым основателем Города, даже официально переименовал Рим в Колонию Коммодиану, что вызвало гнев буквально во всех слоях населения города. Грандиозный пожар, разрушивший даже часть императорского дворца, был воспринят как предвестник будущих несчастий. Поведение Коммода являлось открытым вызовом всей римской традиции.

Тем временем Эклект и Лет, понимая всю временность своего положения и помня судьбу своих предшественников, стали справедливо опасаться за свою жизнь. К ним присоединилась и любовница Коммода, вольноотпущенница Марция. Сначала она была любовницей Уммидия Квадрата. Тогда, по-видимому, ее заметил Эклект, который, перейдя на службу Коммоду, представил ее императору, и она стала его наложницей. Когда Коммод стал и ей угрожать, она примкнула к заговору против своего любовника. Однако этот заговор был не просто дворцовым, в нем приняли участие наместники ряда провинций, в распоряжении которых имелись войска, в том числе наместник Паннонии Л. Септимий Север и его брат, наместник Нижней Мезии, Гета. Они, как и другие участники заговора, были назначены на свои посты фактически Летом, таким образом обеспечивавшим поддержку готовившегося переворота провинциальными армиями. Участниками заговора, вероятно, были также префект Города П. Гельвий Пертинакс и префект Египта Мантенний Сабин, легат Дакии Кв. Аврелий Пол и легат одного из легионов Марий Максим[122]. Глава заговора Эклект и многие заговорщики были выходцами из Африки, и эта общность происхождения, несомненно, облегчала их связи. Однако заговор явно был более широким, и говорить о том, что его целью было стремление африканского клана захватить власть, едва ли возможно (так, например, назначенный проконсулом Азии П. Корнелий Ануллин был испанцем[123]). Главное другое — все эти люди принадлежали к выдвинувшейся именно при последних Антонинах группе римской знати, на которую Коммод опирался в своем противостоянии с традиционной сенаторской аристократией. А это означало, что власть императора повисла в пустоте. И это было для него гораздо опаснее, чем заговоры сенаторов и слухи, ими распространяемые.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения даже самых близких к Коммоду людей, стало его желание убить назначенных на следующий год ординарных консулов Кв. Помпея Сосия Фалькона и Г. Юлия Эруция Клара Вибиана[124] и, став единственным ординарным консулом, принять это консульство 1 января 193 г. в гладиаторской казарме и гладиаторском костюме в сопровождении не сенаторов и ликторов, а любимых им гладиаторов. Было ясно, что данный поступок может вызвать такое возмущение, которое сметет и самого Коммода, и его окружение. Этого нельзя было допустить. Главные заговорщики, находившиеся в Риме и во дворце, для осуществления своего плана избрали новогоднюю ночь. Кроме того, они учли, что в новогодний праздник преторианцы будут безоружными, так что вооруженного сопротивления с их стороны можно было не опасаться. В результате в ночь с 31 декабря 192 г. на 1 января 193 г. Коммод был убит. С его убийством сошла со сцены династия Антонинов.

На пути к кризису. Правление двух последних Антонинов было наполнено событиями и явлениями, ясно показывающими приближение кризиса. Нагляднее всего это проявилось в войнах Марка. Уже говорилось, что большую часть своего правления он провел в войнах, и они были очень тяжелыми. В значительной степени это было связано с устарелостью римской военной организации. Создав в свое время самую совершенную военную машину древности, римляне не вносили в нее радикальных изменений в течение многих столетий. Эта «окаменелость» армии затрудняла ее приспособление к новой военно-политической ситуации. Отдельные попытки внести изменения в военную организацию, предпринятые, например, Адрианом, не были систематическими. Но главное — изменился характер войн. Это сказалось не сразу. Парфянская война мало чем отличалась от прежних войн Рима с Парфией. На восточной границе Римской империи издавна существовало своеобразное военно-политическое равновесие, время от времени нарушавшееся попытками изменить его с той или другой стороны. Однако эти попытки так и остались попытками. Хотя римско-парфянская граница иногда передвигалась в ту или иную сторону, в целом она оставалась там же, где прошел рубеж между Западом и Востоком после вытеснения Селевкидов не только из Ирана, но и из Месопотамии.

Совершенно иначе обстояло дело с последующими войнами Марка. Он столкнулся с германским миром, перешедшим на новый этап своего развития. И римлянам пришлось не нападать, а защищаться. В последний раз они видели мощное варварское вторжение в свои владения в конце II в. до н. э. После этого порой некоторые германские или иранские племена пытались нарушить римскую границу и пограбить приграничные земли, но это были локальные явления, с которыми римские воины сравнительно легко справлялись. Теперь же на северных границах Империи сложилась мощная коалиция варваров, и она поставила Империю почти на край пропасти. Только чрезвычайные усилия Марка и его полководцев спасли государство. Наступательные действия римской армии были уже реакцией на варварские вторжения. Инициатива в войнах с варварами перешла на сторону врагов. Победы Марка стабилизировали на какое-то время рейнскую и частично дунайскую границы. Но войны, в которых римлянам пришлось не нападать, а защищаться, продолжались в других секторах границы, в том числе на среднем и нижнем Дунае, где уже полководцы Коммода вели активные действия против варваров. В Британии граница между римской провинцией и непокоренным севером постоянно менялась, устанавливаясь то по валу Адриана, то по валу Антонина. Победы в этих регионах давали Коммоду почетные титулы, но не исправляли создавшегося положения.

Войны, выигрываемые с огромным трудом, вызвали, естественно, и экономические трудности. С целью экономии средств Марк издал специальный эдикт, ограничивавший расходы на гладиаторские игры. Конечно, большого эффекта эта мера дать не могла. Императору пришлось дважды девальвировать серебряную монету — денарий, доведя содержание серебра в нем до 75 %. И в последние годы правления Коммода также произошло резкое уменьшение содержания серебра и соответственно стоимости монеты. Непосредственной причиной девальвации при Марке явилась необходимость концентрации как можно больших денежных средств в казне для военных нужд, а при Коммоде это было вызвано чрезмерными тратами двора. Но она, с другой стороны, отражает неспособность такой концентрации денег без подобных чрезвычайных мер. А это говорит о кризисных явлениях в городах — носителях рыночной экономики и, главное, ячейках античного общества. Недаром при Марке широко распространилась практика назначения кураторов отдельных городов. Они назначались и раньше. Впервые такой куратор засвидетельствован в конце правления Нерона. К назначению кураторов порой прибегал и Траян. Однако со времени правления Марка эта практика начала принимать значительные размеры. Другим признаком усиления внутренних трудностей явился все более распространявшийся произвол на местах, с которым власти, занятой собственными проблемами, было справиться довольно трудно. В ответ начались выступления угнетенных, и это тоже требовало напряжения сил.

В политической сфере можно говорить об изживании принципата как дуалистического политического строя. Для римской civitas в период республики, как и для греческого полиса, характерно наличие трех политических институтов: народное собрание (комиции), совет (сенат), должностные лица (магистраты). В период империи они сохранились, но теперь были представлены такими инстанциями, как армия, сенат, император и его бюрократический аппарат. Взаимоотношения этих трех элементов власти не были постоянными, они менялись на протяжении двух с половиной столетий. В том двуединстве, каким являлся принципат, его монархическая составляющая все более преобладала. Опираясь на армию и бюрократический государственный аппарат, принцепс во все большей степени становился полновластным государем. Однако самой императорской власти было свойственно коренное противоречие. С одной стороны, власть императора практически была почти безграничной. Создание имперского государственного аппарата, основанного на чисто бюрократическом принципе и, следовательно, в конечном итоге полностью подчинявшегося императору, делало эту власть независимой от общества. Второй опорой императора являлась армия. С другой стороны, однако, император оставался не монархом милостью богов, а главой римского народа. Его власть была основана на соединении различных полномочий, сосредоточение которых в одних руках и давало принцепсу возможность ее осуществлять. Будучи главой римского народа, император теоретически все свои обширные полномочия получал от сената, являвшегося воплощением римского государства. Также теоретически императорская власть даже не была наследственной. Эта неопределенность и противоречие между теорией и практикой делали ее относительно хрупкой. В этих условиях личные качества принцепса и его умение наладить отношения с правящей элитой, и прежде всего с сенатом, приобретали особенно большое значение. Марк умел это делать. Так, идя навстречу сенаторам — выходцам из провинций, он сократил обязательную долю их средств, вкладываемых в Италию и ее экономику, с трети, как это было установлено Траяном, до четверти. Личные же качества Коммода привели к резкому обострению этих отношений. Надо еще иметь в виду, что его предшественники, придя к власти в довольно зрелом возрасте, уже до этого были сенаторами и не только заседали в сенате, но и исполняли ряд сенаторских должностей, поэтому они еще до занятия трона в некоторой степени проникались сенаторским духом и сенаторской психологией, что позволяло сенаторам и императорам понимать друг друга. Особенно это было характерно для Антонина Пия. А Коммод сенаторского опыта совершенно не имел. И это обстоятельство не могло не наложить отпечатка на его отношения с сенатом.

В правление Коммода наблюдается еще одно очень важное явление. Снова набирают силу вольноотпущенники, и некоторые из них даже превращаются в фактических правителей государства. На первый взгляд перед нами повторение феномена, известного из времени раннего принципата, особенно правления Клавдия. Однако в действительности между этими двумя явлениями существует коренное различие. Выдвижение на первый план вольноотпущенников частично при Августе и в большей степени при Юлиях-Клавдиях было вызвано незрелостью императорского государственного аппарата, который еще не отделялся от управления личным имуществом принцепса. Теперь положение было совершенно другим. Бюрократический аппарат был не только создан, но оформлен и структурирован. Решающую роль в нем играли всадники, превратившиеся в служилое сословие Империи. И новое выдвижение вольноотпущенников принцепса было связано исключительно с личностью самого императора. Это явилось резким нарушением принципов работы уже сложившейся государственной машины и установившихся взаимоотношений императора и сената.

Второй стороной принципата как государственного строя была власть сената. По мере усиления императорской власти реальная роль сената уменьшалась, однако полностью она не исчезла. Если в раннем принципате значительную роль в сохранении сената играла необходимость использования его аппарата в управлении государством и отдельными провинциями, то затем эти соображения уже не могли играть никакой роли. Созданный, окончательно структурированный при Адриане и все более расширявшийся, этот аппарат вполне мог полностью заменить сенатский как на общегосударственном, так и на провинциальном уровне. Но для римского сознания было свойственно представление не только о вечности, но и о непрерывности развития своего государства. Зримым воплощением римской государственности и ее непрерывности и был сенат.

Теоретически он по-прежнему являлся высшим органом власти, по крайней мере наряду с принцепсом, а в некотором отношении даже стоял выше его, ибо он наделял каждого нового правителя его властью и имел полное юридическое право лишить того этой власти. Реально это, конечно, могло произойти только при исключительных обстоятельствах, как это случилось в 68 г. с Нероном[125].

Как и раньше, сенаторы являлись первым сословием государства и на этом основании обладали различными привилегиями, в том числе и правами на занятие тех или иных высших должностей. Принадлежность к этому сословию была наследственной. Однако с другой стороны, император имел полное право включить в состав сената и, следовательно, причислить к высшему сословию любого заслуженного человека другого сословия. Марк Аврелий стал относительно широко включать в сенаторское сословие наиболее опытных в военном деле всадников. Это, конечно, было вызвано сложившейся трудной военнополитической ситуацией, поскольку возникла необходимость поставить опытных и умелых людей на высокие военные посты, закрепленные за сенаторами. В перспективе это вело к возникновению внутри сенаторов группы профессиональных военных, что нарушало античный принцип соединения гражданских и военных должностей в карьере, который тщательно соблюдался и даже подчеркивался Августом. В то же время под тем или иным предлогом (а в период, например, гражданской войны и вовсе без предлога) император мог исключить любого человека из сената. Сенаторы были горды свои положением, презирали нижестоящих и при этом раболепствовали перед императором. Сенат как корпорация мог считать себя властью, равной с императором, но каждый сенатор в отдельности полностью зависел от него.

Место римского народа как политического института фактически заняла армия, однако за это время она изменилась. Создание профессиональной армии совершенно естественно привело к возникновению и армейской корпоративной морали. Солдаты, являвшиеся римскими гражданами, всегда считали себя частью гражданского коллектива, но частью лучшей и противопоставленной невоенному населению. Штатские люди платили солдатам той же монетой. Чем дальше шло время, тем больше расходились пути армии и гражданского общества. Солдаты, разумеется, были преданы Риму и Империи, но их отношение к отечеству преломлялось через преданность своему полководцу и в конечном итоге императору как верховному главнокомандующему. Однако в случае конфликта между императором и генералом солдаты, как правило, выступали на стороне последнего.

Античное общество и власть, осуществлявшая руководство этим обществом, были основаны на противопоставлении сравнительно ограниченного гражданского коллектива другим слоям населения. Но управлять огромной державой, сохраняя гражданские привилегии только за сравнительно немногочисленным коллективом природных римлян, было невозможно. Уже Союзническая война отодвинула барьер между коллективом римских граждан и остальным свободным населением государства так далеко, что его можно было почти не принимать в расчет. Неуклонная, хотя тоже с определенными задержками, романизация провинций вела в конечном счете к нивелировке гражданско-правового положения населения Римской империи. Выделение при Антонине Пие двух категорий внутри гражданства с разным отношением к закону стало явным признаком кризиса старого полисно-гражданского бытия. Недаром при этом императоре местные вельможи впервые пытаются отказаться от почетных, но затратных городских должностей.

Хотя успешная романизация вела к практическому уравниванию провинций и Италии, официально последняя занимала в Римской империи особое положение. Если в провинциях вся власть, в том числе юридическая, практически принадлежала наместнику (только в случае смертной казни живший в провинции римский гражданин мог обратиться к суду императора), то юриспруденцию в стомильной зоне вокруг Рима осуществлял префект Города, а на остальной территории — префект претория. Однако такое положение часто делало судопроизводство малоэффективным, поэтому Адриан ввел должности четырех консуляров, занимавшихся судопроизводством в определенной части Италии. Антонин Пий отменил этот акт, но Марку Аврелию пришлось вернуться к нему. Он ввел должности iuridici. Такой iuridicus отправлял гражданское и уголовное правосудие, принимал жалобы на решения муниципальных властей, что ставило местные общины под его контроль, а также занимался некоторыми административными вопросами. В какой-то степени такой глава определенного италийского округа походил на наместника провинции. Высокое положение этих iuridici подчеркивалось их принадлежностью к сенаторскому сословию и пропреторским рангом. Принцепс же стоял вообще над всем свободным населением, как гражданами, так и негражданами.

Все это настолько усиливало императорскую власть, что, в принципе, могло придать ей самодержавный характер. Однако наличие сената и старых полисно-республиканских институтов сдерживало этот процесс. Кризис принципата становился неминуем.

С убийством Коммода запустился механизм кризиса.