Политическая история Римской империи

VI ПОЗДНИЙ ПРИНЦИПАТ

В ходе гражданской войны были разгромлены две наиболее консервативные силы, противившиеся превращению Римской империи в средиземноморское государство и стремившиеся сохранить старое и не соответствовавшее новым реалиям безраздельное господство Рима над конгломератом провинций, — старая сенаторская знать и городской плебс. Тем самым была расчищена площадка для возможного создания нового порядка вещей и стабилизации империи на новых основаниях. С другой стороны, за это время исчез старый правящий дом, чья власть покоилась в значительной степени на авторитете фамилии, приобретенном еще Цезарем и Августом. За полтора года к власти приходили люди, не имевшие прямых родственных или юридических связей с этим домом. И то и другое давало возможности для проведения реформ, которые создали бы новое состояние римского государства. И от силы, победившей в войне, зависело, будут ли использованы эти возможности и проведены необходимые реформы. Во главе этой силы стоял Веспасиан. Он оказался тем государственным деятелем, который сумел воспользоваться своей победой и добиться стабилизации, и в этом плане стал фигурой, равновеликой Августу. На первого принцепса Веспасиан походил также своей расчетливостью и показным демократизмом.

Первые годы правления Веспасиана. После захвата Рима флавианцами в декабре 69 г. практически вся власть, как уже упоминалось, оказалась в руках Антония Прима, командира одного из легионов, сыгравших решающую роль в разгроме Вителлия. Но очень скоро в Рим прибыл Муциан, сосредоточивший власть в своих руках. Внешне благосклонно относясь к Приму, он сумел вывести из Рима преданные ему легионы, а затем оттеснил и самого его на второй план. Чрезвычайно честолюбивый и гордый своей победой, Прим не смог этого вытерпеть и уехал из Рима в Александрию, где находился Веспасиан.

Но там он встретил совершенно холодный прием, явно не соответствовавший его роли в гражданской войне. Это скоро заставило Прима уехать в родную Толозу на юго-западе Галлии, где он и доживал свой век, пользуясь уважением соотечественников, но совершенно забытый в столице. А Муциан правил в Риме до приезда Веспасиана, хотя официальным представителем императора в Риме был его младший сын Домициан.

Став фактическим правителем Империи, Муциан действовал решительно. Он, как будет сказано немного ниже, принял меры для подавления восстания Цивилиса. В Риме были физически устранены те сенаторы, кто мог бы представлять опасность для нового режима. Была официально восстановлена память Гальбы[74]. Но когда сенаторы, ненавидевшие Нерона и доносчиков его времени, попытались было расправиться с ними, Муциан при поддержке Домициана не допустил этого. Возможно, он (не исключено, что в соответствии с инструкциями Веспасиана) стремился, как и Август в свое время, этим продемонстрировать политическую стабилизацию и гражданскую консолидацию после гражданской войны. Но не менее важно и то, что этим и он, и Домициан «поставили на место» сенат, показав сенаторам, что мечтать о возвращении им реальной власти не приходится.

Внешне все необходимые мероприятия Домициан и Муциан проводили вместе. Первый действовал в официальной сфере, подписывая бумаги, второй осуществлял практическое руководство государством. Однако на деле между ними вскоре возникли разногласия. Молодой и честолюбивый Домициан, ощущавший себя сыном принцепса и поэтому считавший во время отсутствия отца себя главой государства, пытался решать все вопросы, в том числе кадровые. Узнав об этом, Веспасиан насмешливо заметил, что он удивлен, что сын не прислал и ему преемника. В декабре 69 г. Домициан назначил новым префектом претория Аррия Вара, активно сражавшегося с вителлианцами, что резко укрепляло его позиции. В ответ на это летом 70 г. Муциан заменил Вара Аррецином Клементом. Отец последнего был префектом претория при Калигуле и участвовал в заговоре, приведшем к убийству императора. Сам Клемент был родственником Веспасиана и Тита и в это время уже сенатором. Впервые во главе преторианской гвардии был поставлен сенатор.

Снимая с должности ставленника Домициана, Муциан ясно показал, что именно он является главным представителем Веспасиана, что, конечно, не улучшало отношений между ним и Домицианом.

Веспасиан пока оставался в Александрии. Там в январе 70 г. он получил известие о событиях в Риме, о признании его сенатом, об «избрании» его и его старшего сына Тита консулами на 70 г.[75] Еще находясь в Александрии, император (он теперь стал именоваться Император Цезарь Веспасиан Август) принял ряд мер по снабжению Рима продовольствием и организации восстановления Капитолия, сожженного во время декабрьских событий прошлого года. А затем, не торопясь, объезжая некоторые восточные провинции, двинулся в Рим[76]. Его прибытие в столицу летом или осенью 70 г. было отмечено торжественными празднествами, после чего Веспасиан твердо взял в свои руки управление государством.

Регентство Муциана закончилось. Если он надеялся управлять империей за спиной нового принцепса, то ошибался. Муциан был награжден триумфальными инсигниями, сделан консулом-суффектом в том же году и до конца дней оставался достаточно близким к императору человеком, одним из виднейших его советников, в том числе по финансовой части, но, хотя и продолжал порой занимать высокие посты, как, например, консула, на первом плане уже не был (Веспасиан ни с кем своей власти не делил). Почувствовав резкое ослабление своих позиций, Муциан вскоре отошел от политики и занялся литературной деятельностью и коллекционированием. А одним из первых дел Веспасиана стало создание специальной комиссии для восстановления государственного архива, сгоревшего в декабре 69 г.

Важной задачей правительства Веспасиана явилось подавление восстаний, о которых уже кратко упоминалось. Одно из них, вошедшее в историю под названием Иудейской войны, полыхало на Востоке. В 6 г. Иудея была превращена в провинцию «второго ранга», управляемую сначала префектом, а затем прокуратором из всаднического сословия. Прокуратор административно подчинялся легату соседней Сирии, но фактически действовал самостоятельно, имея по отношению к провинциалам право жизни и смерти. Первым прокуратором (точнее, префектом) Иудеи стал Колоний, а легатом Сирии в то время был П. Сульпиций Квириний (с его именем связана перепись населения новой провинции). С 26 по 36 г. Иудеей управлял Понтий Пилат. Резиденцией прокураторов был г. Кесария на берегу Средиземного моря, в то время как центром иудейской религиозной и политической жизни оставался Иерусалим.

В иудейском обществе кипела борьба различных религиознополитических группировок. В стране не раз вспыхивали сравнительно небольшие восстания против римских властей, жестоко ими подавляемые. Иудеи исповедовали единобожие и решительно не признавали римские культы, в том числе культ императора. Все шире распространялась идея о скором приходе Мессии, который спасет избранный народ и сокрушит безбожное римское господство. Римские власти старались поддерживать неплохие отношения с иудейской аристократией и без повода не раздражать религиозные чувства иудеев, смотря сквозь пальцы даже на отказ воздавать почести императору, разумеется если дело не заходило слишком далеко. Однако не все прокураторы умели удержаться на «острие ножа». Одним из тех, кто не желал вникать в особенности Иудеи, был Гессий Флор, отправленный туда по протекции жены Нерона Поппеи Сабины, подругой которой была супруга Флора. Он провоцировал столкновения между иудеями и неиудеями, а однажды попытался конфисковать сокровища Иерусалимского храма, что вызвало страшное возмущение, ибо храм был священен и неприкосновенен. Попытки жреческой верхушки, заинтересованной в сохранении хороших отношений с римлянами, успокоить народ не удались. В 66 г. вспыхнуло мощное восстание. В ответ на него по ряду городов Палестины, где иудеи составляли меньшинство, в том числе в Кесарии, прокатилась волна иудейских погромов, после чего примирение стало невозможным.

Легат Сирии Цестий Галл, узнав об этих событиях, двинулся против мятежников, но его карательная экспедиция завершилась полной неудачей. Нерон узнал обо всем происходившем в Иудее во время путешествия по Греции. Он тотчас послал против восставших Веспасиана, совсем недавно отправленного в ссылку за непонимание высокого искусства императора-артиста. Веспасиан направил своего старшего сына Тита в Александрию, где тот принял один легион и повел его в Палестину. Сам Веспасиан направился в Антиохию, где ставший после смерти Галла новым легатом Сирии Муциан передал ему 2 легиона. Все эти силы соединились в Птолемаиде. К ним примкнули войска зависимых царьков, так что под командованием Веспасиана собралось 60 тыс. воинов.

Вся эта армия вторглась в северную область Палестины Галилею, где иудеями командовал Иосиф бен Маттафия. Центром боев стала крепость Иотапата, в которой во главе с Иосифом сосредоточились основные иудейские силы. Взять крепость штурмом римляне не смогли и начали ее осаду. Иудеи героически сопротивлялись, и осада затянулась. Пока основные войска римлян стояли под Иотапатой, Тит с частью армии и командир одного из легионов Μ. Ульпий Траян захватили г. Яффу, а другой римский командир, С. Цереалий, разгромил самаритян и покорил Самарию, расположенную к югу от Галилеи, так что та была отрезана от основной территории страны. Иотапату римляне смогли взять с большим трудом и лишь с помощью перебежчика. Почти все защитники, около 40 тыс. человек, были перебиты, и только 1200 взяты в плен. Иосиф бежал, но быстро сдался римлянам. Он стал рабом Веспасиана, но затем был освобожден и, как всякий вольноотпущенник, принял родовое имя своего бывшего владельца. Под именем Иосифа Флавия он позже прославился как знаменитый историк. На этом война в Галилее не закончилась. Произошла битва около Тарихеи на Генисаретском озере, где римляне уничтожили войско некоего Иошуа, а затем уже к востоку от озера они овладели еще некоторыми крепостями.

К лету 68 г. почти вся Палестина была покорена римлянами. Веспасиан, находясь в Кесарии, готовился к нападению на Иерусалим. Но в это время к нему пришло известие о гибели Нерона. И он предпочел выжидать, держа в неприкосновенности свою армию. В Иудейской войне наступил перерыв. Однако иудеи его плохо использовали. В Иерусалиме начались бесконечные распри, доходившие до кровавых междоусобиц. Это не дало им возможности тщательно подготовиться к обороне.

Став императором, Веспасиан оставил во главе войск в Иудее Тита. В апреле 70 г. тот, тщательно подготовившись, подошел к Иерусалиму. Только тогда в городе прекратились раздоры, но было уже поздно. Взять его штурмом было очень трудно, так как он был окружен тройным кольцом стен и в городе имелись укрепления, поэтому Тит начал правильную осаду, полностью отрезав его от внешнего мира. В результате в Иерусалиме скоро начался страшный голод, доводивший иногда жителей до людоедства. Одновременно через перебежчиков, в том числе Иосифа, Тит пытался склонить осажденных к сдаче, но те решительно отказывались.

В августе 70 г. римляне начали штурм. Сначала на стенах, а затем на улицах города велись ожесточенные бои, продолжавшиеся около месяца. Чтобы лишить иудеев духовного центра сопротивления, римляне сожгли храм Йахве. Наконец, в сентябре 70 г. был взят Верхний город, и теперь весь Иерусалим находился в руках римлян, обрушивших на сопротивлявшихся необыкновенные жестокости (многие были преданы мучительной казни, многие обращены в рабов).

Тит с торжеством возвращался в Рим. Его обратный поход был довольно долог, ибо по пути он принимал различные почести. Кроме того, возникла опасность со стороны парфян. Активные действия римлян не только в Иудее, но и в восточной части Малой Азии обеспокоили парфянского царя Вологеза, собравшего значительные силы на Евфрате. Титу пришлось провести военную демонстрацию в этом регионе, и Вологез предпочел отвести войска с берегов Евфрата и послать Титу золотой венок с поздравлением по поводу победы над иудеями. Лишь в июне 71 г. тот наконец прибыл в Рим. Веспасиан и Тит отпраздновали пышный триумф за победу над Иудеей. На форуме была возведена триумфальная арка в честь этой победы, была отчеканена специальная монета с изображением подчиненной Иудеи, но на деле война еще не закончилась.

После взятия римлянами Иерусалима их наиболее непримиримые противники, сумевшие спастись, ушли в крепость Махерон. Назначенный новым прокуратором Иудеи Луцилий Басс после осады взял ее. Но остатки повстанцев ушли в другую крепость, Масаду, и там укрепились под руководством Элиазара. Преемник Басса Л. Флавий Сильва осадил крепость. Масада была расположена на обрыве горного плато и очень труднодоступна. Осажденные упорно сопротивлялись. Но силы были все же неравны, и после долгой осады весной 73 г. римляне взяли крепость. Почти все осажденные при этом погибли или покончили с собой. Только теперь Иудейская война действительно закончилась.

Хотя эта война была чрезвычайно ожесточенной, для римлян она являлась далеким и довольно-таки локальным событием. Веспасиану было важно покончить с восстанием по ряду причин. Римское правительство не могло допустить, чтобы хотя бы в такой далекой и второстепенной провинции, как Иудея, нарушался «римский мир». К тому же полное подчинение Иудеи было для императора и делом личного престижа: именно ему, а никому другому было в свое время поручено подавить восстание. Важным было и то, что в то время в Иудее проживало, пожалуй, меньшинство иудеев, многие из них жили в других городах и провинциях империи. Продолжавшееся восстание могло подтолкнуть их общины в других городах к волнениям. Особенно значительной была иудейская община в Александрии, а именно через последнюю шла львиная доля продовольствия для Рима, и дестабилизация там обстановки могла неблагоприятно отразиться на поставке в столицу египетского хлеба. Действительно, в 73 г. произошли иудейские выступления в Александрии и Кирене, так что предусмотрительность императора оказалась вполне оправданной.

И все же большую опасность для римской власти представляло восстание в Галлии под руководством батава Цивилиса. Батавы были германским племенем, жившим на так называемом Батавском острове, образованном рукавами Рейна в его дельте. Он находился на римской стороне реки, и батавы подчинялись Риму. Юлий Цивилис принадлежал к батавской знати и имел римское гражданство, служил в римской армии и дослужился до должности префекта когорты. Во время службы он потерял глаз, а своей храбростью заслужил уважение соплеменников, но это не спасло его от произвола римских властей. Командующий войсками в Нижней Германии Фонтей Капион по ложному обвинению убил его брата, а его в цепях отослал в Рим к Нерону. Цивилис, по-видимому, сумел оправдаться и вернулся на родину, но затаил ненависть к римлянам. Он решил воспользоваться шедшей гражданской войной.

Толчком к восстанию послужил насильственный набор батавов в римскую армию. Вителлий большую часть своих войск увел в Италию. Но оставлять Рейн практически беззащитным было невозможно, и он решил компенсировать увод старой армии созданием почти новой, в которую насильственно набирали местных жителей, в том числе и батавов, что вызвало всеобщее возмущение. Тогда Цивилис, созвав в священную рощу представителей батавской знати, призвал их к выступлению. Официально он провозгласил себя сторонником Веспасиана и под этим знаменем выступил против вителлианцев, господствовавших на Рейне и в Галлии. К батавам присоединились каннинефаты, жившие к западу от них, и фризы, соседи батавов, но уже по ту сторону Рейна. Вскоре германцы во главе с вождем каннинефатов Бринноном напали на лагерь двух римских когорт, состоявших тоже из германцев, набранных из окружающего населения. А вслед за этим открыто выступил и Цивилис под знаменем Веспасиана. Он даже привел своих сторонников к присяге ему.

Вскоре Цивилис начал переговоры с галлами. Значительная часть бельгских племен, живших в Северо-Восточной Галлии, примкнула к нему. Цивилис одержал ряд побед над римскими войсками. Ему помогли германцы и галлы, служившие во вспомогательных частях римской армии и теперь перешедшие на его сторону. Так, во время одного из сражений когорта тунгров, неожиданно присоединившись к Цивилису, обрушилась на римлян. Поскольку Цивилис официально выступал как сторонник Веспасиана, командующий римскими войсками на Рейне Гордеоний Флакк, втайне сочувствовавший Флавиям, не стал бросать против восставших все свои силы. Он отдавал противоречивые приказания, что вносило смуту и неразбериху в действия римских войск. К тому же лучшие силы были отсюда уведены в Италию, и это тоже снижало боеспособность оставшейся римской армии. Вскоре Флакк вообще фактически поручил командование борьбой с восставшими легату одного из легионов Г. Дидию Вокуле. Тот, пожалуй, был больше заинтересован в продолжении войны, чем в окончательной победе, так как это позволяло ему занять более высокое положение, чем он в тот момент занимал, что сказалось на его действиях.

Военные действия шли с переменным успехом. Попытка Цивилиса захватить так называемые Старые Лагеря на Рейне, где сосредоточились основные силы римлян, не удалась. Штурм они отбили, а осаду через какое-то время Цивилис был вынужден снять, хотя вскоре он снова туда подошел. Римские солдаты, преданные Вителлию, возмущались нерешительностью командиров и были готовы к мятежу. А когда после признания Веспасиана принцепсом Флакк привел их к присяге новому императору, недовольство еще более возросло. В римском лагере вспыхнул мятеж. Флакк был убит, а Вокула бежал. Позже он возвратился, и солдаты снова признали его своим командиром. Но еще до этого, после решающей победы над вителлианцами под Кремоной, флавианские командиры направили Цивилису письмо с известием об этой победе и предложением немедленно прекратить войну, так как поставленная цель была достигнута. И тогда Цивилис сбросил маску. Он не только не прекратил военные действия, но и провозгласил новой целью восстания создание независимой Галльской империи.

Когда до Галлии дошли известия о декабрьских событиях в Риме, в том числе о пожаре в Капитолии, галльские жрецы-друиды объявили это знаком близкого окончания римского владычества и крушения Рима, призвав всех галлов к восстанию. Префект тревирской конницы Юлий Классик со своими воинами примкнул к нему. Вслед за ним это сделали его соплеменник Юлий Тутор и лингон Юлий Сабин. Последний был даже провозглашен цезарем. Восстание ширилось. Тутор осадил и взял Колонию Агриппину, в руки восставших попала Августа Треверов. К Цивилису даже перешла часть римских солдат-вителлианцев, не желавших служить Веспасиану. Мятежники убили Вокулу. Значительная часть римских лагерей была разгромлена, и почти вся рейнская граница оказалась в руках Цивилиса, ему помогали и некоторые зарейнские германцы.

Однако далеко не вся Галлия последовала призыву друидов. Романизация этой страны зашла уже так далеко, что их авторитет резко упал, а значительная часть галлов чувствовала себя в большей мере связанными с Римом и его судьбой. В ходе предыдущих восстаний большая часть традиционной галльской знати, желавшей восстановления доримских порядков, была уничтожена. Галльская элита была готова выступить против эксцессов римских властей, в том числе и императора, как это было в начале гражданской войны, но не против римской власти вообще. Попытка же восставших силой заставить подчинить себе эту часть Галлии оказалась неудачной. Поход Сабина на племя секванов закончился его разгромом. Восстание ограничилось только Бельгикой, да и там племя ремов начало колебаться, и к этим колебаниям присоединились и некоторые другие галльские племена.

Фактически правивший в то время государством Муциан понимал всю опасность восстания: если поднимется остальная Галлия, война может перекинуться через Альпы. Часть свободных германцев уже помогала Цивилису, и это число могло увеличиться, последствия чего были бы непредсказуемыми. Римляне все еще испытывали «германский синдром» после поражения Вара в Тевтобургском лесу, поэтому Муциан направил в Галлию 3 легиона из победоносной флавианской армии, к которым прибавил один бывший вителлианский и еще один, вновь набранный. По его приказу 2 легиона двигались в Галлию из Испании и один из Британии, хотя там еще шла война. Командование всеми этими силами было поручено Кв. Петилию Цереалису, недавно возглавлявшему флавианский авангард под стенами Рима и в уличных боях в городе. Он сосредоточил основные силы в Могунциаке, единственной крепости в Нижней Германии, еще остававшейся в руках римлян. Цивилис и Классик направили письмо Цереалису с предложением присоединиться к ним и стать владыкой Галлии. Но тот даже не ответил на это послание. Он и его командиры начали решительное наступление. У Старых Лагерей, бывших в прошлом году ареной ожесточенных боев, снова произошло сражение, в котором Цивилис и Классик были разбиты. Классик и Тутор бежали за Рейн, а Цивилис с остатками своих войск — на Батавский остров. Остальные территории и племена были подчинены. Восстание вернулось к своему исходному пункту, что вызвало недовольство Цивилисом и среди батавов.

Наступила поздняя осень 70 г. Осенняя распутица не давала Цереалису возможности начать решительное наступление на Батавский остров, а с восстанием надо было кончать как можно скорее. В то же время и среди батавов усилилось стремление закончить войну, и это лишало Цивилиса средств ее продолжения. В этих условиях оба полководца были вынуждены пойти на переговоры. Они встретились на мосту через одну из рек. Чтобы исключить возможность коварного нападения одного на другого, была разрушена середина моста, и оба командира стояли по обе стороны от образовавшегося провала. Переговоры завершились соглашением: батавы снова признавали римскую власть, но впредь не платили налоги и подати, а лишь поставляли воинов во вспомогательные части римской армии. Что стало с Цивилисом дальше, неизвестно.

Восстание завершилось. Римляне извлекли из него важный урок: отныне вспомогательные части их армии не служили в стране своего происхождения и набора. Восставшим помогали некоторые свободные германцы. Чтобы впредь исключить такую возможность, Веспасиан позже начал завоевания по правому берегу верхнего течения Рейна, где река была более мелкой и граница более уязвимой. Постепенно римляне захватили треугольник между верхними течениями Рейна и Дуная, где были образованы так называемые Десятинные поля, названные так потому, что их жители платили римским властям десятую часть всех своих доходов. На новой границе римляне стали строить специальный защитный вал и серию связанных друг с другом укреплений, которые должны были оградить империю от германских нападений. Позже по этому образцу стали строиться валы и на других угрожаемых границах. За валом строилась дорога, позволявшая в случае необходимости довольно быстро перебрасывать воинские контингенты в нужное место.

Большое значение имело подавление этого восстания и для Галлии. Авторитет друидов был окончательно подорван, и хотя друидизм продолжал существовать, занять прежнее положение он уже никогда не мог. Также окончательно было подорвано значение еще сохранившейся старой оппозиционной знати. Характерно, что в следующем столетии среди галлов уже почти не было людей, носивших гордое римское имя Юлий, какое получали галльские аристократы, приобретшие римское гражданство. Это в огромной степени облегчало интеграцию Галлии в римскую политическую и социальную систему.

Победы в Иудее и Галлии были восприняты как наступление эры мира. Хотя в Палестине еще продолжалось подавление остатков восстания, а в Британии полным ходом шло завоевание острова, по приказу Веспасиана в Риме был закрыт храм Януса, а на новой площади — форуме Веспасиана — заложен храм Мира, да и новый форум первое время назывался Форумом мира. Были выпущены монеты с легендой «Августов мир вселенной». Этому «мирному наступлению» не мешали ни события на Кавказе, куда Веспасиан был вынужден направить своего соратника по Иудейской войне Μ. Гиррия Пансу со специальной миссией помочь иберскому царю отбить нападение аланов, ни попытки берберов прорваться в африканские провинции. Для более успешной борьбы с берберами Веспасиан был вынужден даже пойти на такой чрезвычайный шаг, как временное объединение двух мавретанских провинций и назначение туда сенаторского легата вместо прокураторов. В целом мир, действительно, наступил, ибо то, что происходило на далеких окраинах Империи, не нарушало спокойствия в большей ее части. Как и Август, Веспасиан стремился предстать перед обществом восстановителем мира и спокойствия после ужасов предшествующих правлений и хаоса гражданской войны.

Все эти победы дали Веспасиану возможность провести очень важные реформы. Еще в декабре 69 г. не только сенат передал ему трибунскую власть, имя Августа и все полномочия принцепса, но и комиции, как уже говорилось, приняли специальный закон о власти Веспасиана.

Принятие закона об империи Веспасиана стало лишь первым шагом в осуществлении новым императором ряда важных реформ. Прежде всего надо было решить проблему сената. Несмотря на фактическое приобретение принципатом нового качества, он воспринимался в обществе в тесной связке с сенатом. И обстановка в сенате представлялась Веспасиану весьма серьезной, может быть даже более серьезной, чем восстания. Если последние можно было подавить с помощью оружия, то расправиться с сенатом как учреждением было невозможно. Нужны были другие меры. Еще в начале войны с Вителлием Веспасиан назначил сенаторами некоторых своих сторонников, как это делали и его предшественники. Но все-таки в сенате, несмотря на все его раболепие и единодушное признание Веспасиана императором, продолжала существовать оппозиция. Как и во времена Нерона, ее идеологическим знаменем являлась стоическая философия, а лидером вместо Тразеи Пета стал его зять Г. Гельвидий Приск. Он с самого начала противопоставил себя императору. Когда Веспасиан летом 70 г. прибыл в Рим, он приветствовал его не как принцепса, а как частного человека, а, будучи в этом году претором, в своих эдиктах ни разу императора вопреки принятому обыкновению не упомянул. В сенате Приск не раз довольно резко выступал против Веспасиана. И тогда тот стал действовать. Он выгнал из Италии всех философов — стоиков, эпикурейцев, киников, изгнал и Приска. Для него это было уже второе изгнание. Первый раз он был изгнан в 66 г. в связи с процессом своего тестя и вернулся в Рим после самоубийства Нерона. Теперь он вторично был вынужден покинуть Италию. Вскоре Приск был по приказу императора убит[77].

По-видимому, это дало толчок к проведению Веспасианом радикальной реформы сената. Исход гражданской войны дал ему возможность это сделать, а наступление эры мира позволяло провести ее сравнительно безболезненно. Реформа должна была стать лишь звеном в целой цепи подобных мероприятий. Орудием проведения своих реформ Веспасиан избрал цензуру. Возможность этого была заложена уже в законе о власти Веспасиана. Один из его пунктов предусматривал право императора изменить городскую черту при проведении ценза, как это было сделано Клавдием. Таким образом, возникала возможность возрождения древней цензуры, которая за исключением краткого периода в 22 г. до н. э. и при Клавдии уже давно исчезла.

Цензура Веспасиана и Тита. В 73 г. Веспасиан не стал консулом (до этого он был консулом подряд начиная с 70 г. и непрерывно, кроме 78 г.), но зато был «избран» цензором. Своим коллегой он сделал старшего сына Тита, в то время как младший Домициан стал ординарным консулом вместо отца. Еще в 71 г. по возвращении в Рим Тит был официально признан соправителем отца, получив все необходимые титулы и полномочия. В действительности он играл второстепенную роль, поскольку делить власть Веспасиан не собирался ни с кем, даже со своим сыном и наследником. Теперь Тит стал коллегой отца и по цензуре.

Одним из первых актов новых цензоров стал пересмотр списка сенаторов. Подобно своим предшественникам, Веспасиан, как об этом уже говорилось, после победы в гражданской войне вводил в сенат своих сторонников. Так, сенаторского ранга был удостоен С. Луцилий Басс, который в 69 г. командовал равеннским флотом и, перейдя с ним на сторону Веспасиана, во многом способствовал его победе. Другая известная нам фигура — Л. Плотий Грипп, в 69 г. введенный в сенат то ли Веспасианом, то ли (едва ли без ведома принцепса) Муцианом. Однако все это были только полумеры, и они не решали проблему. По свидетельству историка Аврелия Виктора, в сенате оставалось 200 человек. Может быть, это преувеличение и сенаторов на деле было больше, но все равно численность сената за время репрессий и гражданской войны резко уменьшилась, и его требовалось пополнить.

И предыдущие принцепсы вводили в сенат «новых людей». Однако в нем постоянно оставался перевес старой знати, несколько разбавленной «новыми людьми» из Италии и гораздо реже из провинций, против чего сенаторы решительно сопротивлялись, но теперь это делать они были не в состоянии. Веспасиан воспользовался благоприятной для него ситуацией и решительно включил в сенат выходцев как из италийских муниципиев, так и из провинций, особенно из Испании и Южной Галлии. Одних он ввел в сенат непосредственно, другие получили от него различные должности и уже в ранге квесториев, эдилициев, преториев входили в сенат. Если раньше «новые люди» растворялись среди «старых» сенаторов, то теперь, наоборот, последние были в меньшинстве среди ново-пришельцев. Примерами провинциалов, вошедших в сенат, могут быть Μ. Ульпий Траян из Бетики и Гн. Юлий Агрикола из Нарбонской Галлии. Значительную роль в сенате стала играть фамилия Анниев, тоже из Бетики.

Правда, при Веспасиане выходцы из провинций составляли немногим более 20 % сенаторов[78], но позже их число увеличивалось, и сенат постепенно становился органом власти муниципальной знати Империи вообще. Отныне подавляющее большинство сенаторов своим положением были обязаны не происхождению, а милости императора. Веспасиан еще больше увеличил эту зависимость, пополняя состояние многих сенаторов из собственных средств, а нуждавшимся бывшим консулам установил ежегодное содержание в 500 тыс. сестерциев. При всей своей скупости он пошел на это, следуя во многом примеру Августа и прекрасно понимая необходимость такого средства для укрепления собственной власти и спокойствия в государстве.

При Веспасиане усилился приток всадников в государственный аппарат, что вело к его укреплению. Он стал последовательно проводить политику замещения всадниками тех постов в имперском аппарате, которые ранее занимали вольноотпущенники. Известен только Клавдий Этруск, сын тибериевского вольноотпущенника. Его Веспасиан назначил секретарем a rationibus, т. е. ответственным за решение финансовых вопросов, введя его все же при этом во всадническое сословие.

Веспасиан образовал новые провинции. Одни, как, например, Сардиния, бывшие раньше сенаторскими, теперь стали императорскими. Другие были отделены от уже существовавших и сделаны самостоятельными провинциями, как это было с Эпиром, отделенным от Македонии. Третьи — это ранее официально независимые государства, как, к примеру, Коммагена, теперь превратившиеся в провинции Римской империи. Все они стали прокураторскими, и туда, следовательно, посылали наместниками членов всаднического сословия, что, естественно, увеличило его значение.

Все эти меры в перспективе вели к радикальному изменению состава правящего класса Римской империи, к полному оттеснению староримской знати и замене ее имперской, это, в свою очередь — к изменению отношений между принцепсом и сенатом, к большей зависимости последнего от первого. В принципе, говорить о противостоянии этих сил уже нельзя. Конечно, процесс не мог идти безболезненно. В сенате существовали группировки, недовольные теми или иными конкретными мерами императора, что приводило к возникновению заговоров (один из них возник в конце правления Веспасиана, но был раскрыт), к различным недоразумениям между властями, но, вообще-то, гражданская война и реформы Веспасиана открыли путь к тому согласию между принцепсом и сенатом, которым будет отмечено правление следующей династии.

Другим важным шагом Веспасиана как цензора было упорядочение положения в Риме. Много внимания он уделял столице: принял энергичные меры по восстановлению города после декабрьского пожара и уличных боев; до его прибытия в Рим, но по его приказу был восстановлен и заново освящен Капитолий. Но этим Веспасиан не ограничился. По его приказу был создан новый форум, красноречиво названный Форумом мира, на краю которого был заложен и в 75 г. построен и освящен храм Мира. Было начато возведение гигантского амфитеатра Флавиев, вошедшего в историю под названием Колизея. Веспасиан демонстративно разрушил построенный Нероном Золотой дом, на одной части его территории был построен Колизей, на другой — термы его сына Тита, а на большей части земли, ранее занятой роскошным дворцом Нерона, разбит общественный парк. Был отреставрирован пришедший в негодность водопровод Клавдия и проведены другие необходимые для города работы. Веспасиана льстиво называли вторым (после Ромула) основателем Города.

Будучи цензором, Веспасиан предоставил латинское гражданство всем жителям испанских провинций, которые до этого не были ни римскими, ни латинскими гражданами. В результате местные богачи, занимавшие в своих городах высшие выборные должности, автоматически становились римскими гражданами, что открывало им путь в правящую элиту Империи. И в других местах Веспасиан часто давал местной верхушке латинское право. Получение латинского и в конечном счете римского гражданства вело к все большему появлению провинциалов не только в сенате, о чем уже говорилось, но и среди всадников. Так, за время от Августа до Калигулы известно 119 военных трибунов (а это была преимущественно всадническая должность[79]), из которых 90 происходили из Италии, а 29 — из провинций. При Флавиях это соотношение было уже 21 к 30. Если распространить этот порядок цифр на все всадническое сословие, то можно говорить, что среди всадников провинциалы во времена Веспасиана и его сыновей уже преобладали. Происходили они в основном из наиболее романизованных провинций — Южной и Восточной Испании, Южной Галлии, Азии.

Возможно, именно в качестве цензора Веспасиан принял закон против роскоши, имевший целью резко сократить бессмысленные расходы римской знати и явившийся знаком возвращения к «нравам предков», что все еще ценилось общественным сознанием, по крайней мере в средних и низших слоях общества. Были приняты и другие меры финансового характера, о чем речь пойдет немного позже.

Реформы Веспасиана практически завершили долгий процесс превращения римского государства из объединения провинций под властью Рима-полиса в средиземноморскую державу со столицей в Риме. Можно говорить, что в 73–74 гг. закончилась эпоха, начатая Союзнической войной и ее результатами в 88 г. до н. э. Тогда был нанесен решительный (но не окончательный) удар по Риму как полису, результатом чего в конечном итоге стало крушение республики и образование империи. Но полисные силы, представленные в основном сенаторской знатью и городским плебсом, были еще слишком сильны, так что Августу пришлось пойти на компромисс с ними. Время правления Августа и принцепсов династии Юлиев-Клавдиев можно рассматривать как затянувшийся переходный период между двумя типами государства: полисной державой и средиземноморской империей. В ходе гражданской войны 68–69 гг. полисные силы были окончательно побеждены, и реформы Веспасиана-цензора, закрепив этот разгром, открыли путь к будущему. Окончательно завершился данный процесс в начале III в., но теперь говорить о Риме-полисе совсем невозможно. Это, однако, не означает, что был утрачен античный характер римского государства и общества, чьей основной чертой был именно полисный характер. Парадокс заключается в том, что одновременно с утратой Римом характерного полиса в Италии и провинциях (в Италии, впрочем, еще много раньше) формируются города (с окружающей территорией) полисного типа, становившиеся основными ячейками общеимперского общества, а их знать превращается в правящий класс империи.

Стабилизация империи. Важнейшей проблемой, с которой столкнулся Веспасиан после восстановления мира в государстве и урегулирования своих отношений с сенатом, была финансовая. Она постоянно стояла перед императорами. Скупой Тиберий оставил казне 2 млрд 700 млн сестерциев, но Калигула сумел растратить значительную ее часть менее чем за четыре года. Безумная расточительность Нерона и разорения, принесенные гражданской войной, полностью опустошили казну. И Веспасиан стал принимать энергичные меры по ее наполнению.

В ходе гражданской войны и вскоре после нее он конфисковал имущество ряда побежденных, что, конечно, немного помогло казне. Но такие меры могли быть только временными, а для решения финансовой проблемы нужна была долговременная политика. И Веспасиан твердо взялся за ее проведение. Поскольку цензоры по традиции занимались и финансовыми вопросами, император использовал цензуру и в этих целях. Он ликвидировал почти все уступки своих предшественников в финансовой сфере, в том числе и различные привилегии, даваемые провинциям. Только, по-видимому, для Испании была сохранена норма таможенных пошлин в 2 %, введенная Гальбой, вместо обычных 2,5 %. Были вновь потребованы недоимки, недавно им прощенные. Провинция Ахайя, объявленная Нероном «свободной», т. е. освобожденной прежде всего от уплаты налогов, теперь лишилась этой свободы. Налоги были обязаны платить и другие ранее «свободные» общины, такие как Родос. Превращение некоторых зависимых мелких царств в провинции привело к распространению и там римской налоговой системы. Налог (2 драхмы с человека), выплачиваемый иудеями раньше Иерусалимскому храму, теперь стал взиматься в пользу Юпитера Капитолийского, т. е. фактически шел в казну. Была создана даже специальная казна — иудейский фиск.

Для упорядочения налогов, получаемых с Востока, были созданы еще два фиска — александрийский и азиатский, увеличены и введены новые косвенные налоги, в частности налог на общественные уборные, что вызвало недовольство Тита. Через некоторое время Веспасиан поднес к носу сына горсть серебряных монет и спросил, пахнут ли они, а в ответ на отрицание сказал, что они происходят из общественных уборных, а затем назидательно прибавил, что деньги не пахнут. Для сбора этого налога был создан специальный fiscus urinarius. Для экономии средств император пошел даже на задержку наград солдатам. Не стеснялся Веспасиан и обычных спекуляций. При основании колоний и распределении земли между колонистами всегда оставались остатки, не входившие в участки колонистов. Император стал продавать их всем желающим. Иногда он просто скупал различные вещи, чтобы затем продавать их втридорога. Торговал он и должностями, иногда сам, иногда через посредство своей сожительницы Цениды, которая имела богатый опыт в финансовых делах, поскольку раньше управляла имениями Антонии. Даже судебные решения порой выносились за деньги, и Веспасиан этого даже особенно не скрывал.

Веспасиан принимал меры по сокращению бессмысленного расточительства высших сословий. Значительную роль в этом сыграло изменение персонального состава знати: выходцы из италийских муниципиев и реже провинций еще не были развращены столичной жизнью и принесли с собой в столицу относительно скромные привычки. В огромной степени, даже больше, чем административные меры, действовал личный пример императора, ведшего подчеркнуто скромную жизнь. И римская знать, во всем стремившаяся подражать принцепсу, невольно сокращала свои расходы.

Жесткая финансовая политика, однако, не была самоцелью. При всей своей бережливости, доходившей до скаредности, Веспасиан много тратил и на украшение Рима, и на поддержку художников, артистов, изобретателей, не говоря о сенаторах. Он впервые стал выплачивать жалованье из казны латинским и греческим ораторам, устраивал званые пиры, дабы поддержать торговцев едой, раздавал римлянам подарки, организовывал различные праздники. Значительных расходов требовало восстановление разрушенных зданий, в том числе Капитолия, а также развернутое обширное строительство. Разумеется, все это имело весьма дальний прицел: император увеличивал свою популярность в самых разных слоях римского общества, тем самым укрепляя собственное положение и прославляя свое правление.

Основной своей цели Веспасиан достиг. Он как-то сказал, что для крепости государства нужно иметь 40 млрд сестерциев. Едва ли он добился такой суммы, но даже если в казне было в 10 раз меньше, результаты финансовой деятельности Веспасиана были весьма успешными. О дефиците денежных средств говорить уже не приходилось.

Другой важной заботой Веспасиана была армия. Гражданская война показала всю значимость как легионов, так и преторианской гвардии, которую он реорганизовал. Он сократил ее численность с 16 когорт, как это было при Вителлин, до девяти, как это было при Августе, выгнал оттуда многих разложившихся солдат, особенно тех, кто был сделан преторианцами Вителлием, но зато вернул в гвардию многих выгнанных и за поддержку Отона. Кроме того, в гвардию был включен ряд флавианских воинов, отличившихся в гражданской войне. Более того, префектом претория Веспасиан назначил Тита, заменив им Аррецина Клемента. Коллегой Тита стал, вероятно, бывший префект Египта Юлий Александр, сыгравший большую роль в провозглашении Веспасиана императором. Александр находился в штабе Тита в Иудее и вместе с ним прибыл в Рим, а после триумфа Веспасиана и Тита был награжден триумфальными отличиями. Будучи близким соратником Тита, он, естественно, никаким противовесом ему быть не мог. Впервые во главе преторианских когорт встал не специальный командир (или командиры), а старший сын принцепса. Хотя в ходе гражданской войны огромную роль играли легионы, значение преторианской гвардии трудно переоценить. Не только в ходе этой войны, но и ранее, как, например, при провозглашении Клавдия, преторианцы сыграли решающую роль. Назначение Тита имело целью установить более жесткий контроль над этой вооруженной силой, которая при соответствующем раскладе могла стать весьма опасной.

В армии Веспасиан вскоре после прихода к власти распустил несколько легионов, но зато создал три новых. По традиции несколько легионов стояло в Испании (во время гражданской войны их было три), но теперь это была одна из наиболее спокойных частей империи, и Веспасиан сначала вывел оттуда все войска, а затем все же ввел для несения скорее полицейской, чем собственно военной, службы один легион, в свое время сформированный Гальбой из самих испанцев. Зато были усилены пограничные войска на Рейне и Дунае. Рейнская армия активно поддерживала Вителлия, и поэтому она была полностью реорганизована. Некоторые части были расформированы и заменены новыми. При Веспасиане усилилась наметившаяся до этого тенденция постепенной замены италиков в легионах уроженцами провинций. Едва ли император намеренно стремился к этому. Однако поскольку легионы формировались в принципе на добровольной основе, а в Риме и Италии таких желающих становилось все меньше, то естественно, что легионы пополнялись за счет провинций. Хотя число легионов и не увеличилось, но зато были укреплены вспомогательные подразделения. После восстания Цивилиса здесь были размещены вспомогательные отряды не из галлов и германцев, а из уроженцев других провинций, что укрепило надежность этих формирований. Увеличена была армия и на Востоке, где вместо четырех легионов теперь размещалось шесть, которым были приданы еще и вспомогательные войска. Была изменена дислокация отдельных частей. Часто те легионы, которые долго стояли в Сирии, отправлялись в Германию, и наоборот. На Дунае, где в это время резко возросла опасность со стороны даков, император создал специальный флот, получивший название Флавиевского. Другой флот был создан на среднем Дунае, и он должен был охранять римскую границу в этом районе. Все это укрепило границы и обезопасило их.

В ряде мест Веспасиан перешел к активной внешней политике. На территории «свободной Германии» были, как уже упоминалось, завоеваны Десятинные поля и начала создаваться система их защиты. Возобновилось римское наступление в Британии, где антиримские силы использовали смуту, вызванную гражданской войной, и в ряде случаев даже пытались свергнуть римскую власть. В результате этого наступления власть Рима не только была восстановлена, но и началось ее расширение. Проведенная в свое время военная демонстрация Тита привела к стабилизации положения на парфянской границе. Отношения между Римской империей и Парфией оставались если не дружественными, то, во всяком случае, мирными.

Стабилизации способствовало и публичное осуществление Веспасианом правосудия. Это обещал в своей тронной речи еще Нерон, но свое обещание он сдерживал недолго. Веспасиан решительно отказался от единоличного и тайного суда. В отличие от Юлиев-Клавдиев он облегчил доступ к себе, зачастую прислушиваясь к чужому мнению, и это уменьшало реальную роль двора, слишком большую при предшествующих принцепсах. У Веспасиана, конечно, были люди, которым он особенно доверял, но никакой особой властью они не обладали.

Веспасиан с самого начала позиционировал себя как спаситель государства и явно сравнивал с Августом. Вскоре после своего провозглашения он выпускает монеты с легендой ROMA RESURGENS (Восстанавливающийся Рим) и изображением самого себя, помогающего Риму подняться. Таким образом, с самого начала Веспасиан выступал таким же восстановителем государства после гражданской войны, как в свое время Август, восстановивший республику. И в дальнейшем он демонстрировал продолжение политики первого принцепса. В законе об империи Веспасиана подчеркивалось, что он имеет такие же полномочия, как и его предшественники. Это было неслучайно. Несмотря на свое далеко не знатное происхождение, Веспасиан всячески показывал, что его власть является продолжением власти Августа. Даже первые монеты Веспасиана казались лишь повторением монет Августа. Как Август заявлял о восстановлении им свободы, так и Веспасиан помещал на своих монетах легенду LIBERTAS PR RESTITUTA (Восстановленная свобода римского народа). Монеты и другие памятники прославляют победы Рима под руководством Августа; Веспасиан и Тит, напоминая о своих победах[80], чеканят монеты с легендой ROMA VICTRIX (Победоносный Рим). В честь побед Августа и установления им мира был воздвигнут алтарь Мира; Веспасиан построил храм Мира. «Мир» становится частой фигурой веспасиановских монет. Август, как и Цезарь, создал свой форум, новый форум начал строить и Веспасиан. Даже начиная строительство Колизея, он утверждал, что план его существовал у Августа, а он, Веспасиан, только претворяет его в жизнь.

Веспасиан ясно показывал, что его правление восходит непосредственно к принципату Августа, как бы минуя и террористический режим Юлиев-Клавдиев, и хаос новой гражданской войны. Естественно, весь долгий период от смерти Августа до возвышения его самого Веспасиан полностью игнорировать не мог. Но и здесь прослеживается определенная тенденция. Веспасиан восстанавливает отмененное Нероном обожествление Клавдия и даже строит храм божественного Клавдия. Его начали возводить вскоре после смерти последнего, но Нерон не только остановил строительство, а приказал разрушить уже сделанное. Постройка храма должна была продемонстрировать противоположность политики Веспасиана нероновской. Настойчиво распространялись слухи, что Клавдий избрал Тита сотоварищем Британника. Позже Тит даже поставил статую сыну Клавдия. Поскольку Британник был убит Нероном, то такое выдвижение его фигуры становилось еще одним выпадом против нероновского правления. Еще во время войны Веспасиан выдвинул лозунг мести за Гальбу. И после победы он не отказался от наследия Гальбы. Август, Клавдий, Гальба — это те принцепсы, которые в глазах общественного мнения олицетворяли восстановление мира, порядка и свободы после войн и деспотизма.

Веспасиан явно стремился создать новый правящий дом вместо угаснувшего дома Цезаря и Августа, поэтому для него жизненно необходимым было подчеркивание значения именно своей семьи. Он устроил пышные похороны погибшему Сабину, а на форуме была поставлена его статуя. Сыновья Сабина были женаты на ближайших родственниках императора: Т. Флавий Клемент — на внучке Веспасиана Флавии Домициле, дочери его умершей дочери, а Т. Флавий Сабин — на дочери Тита Юлии. Это должно было обезопасить новую династию от вторжения в нее посторонних людей независимо от их знатности. Единственное исключение — женитьба Домициана на дочери Корбулона Домиции Лонгине. Но этот шаг вполне объясним. Именно офицеры погибшего при Нероне Корбулона в большой степени привели Веспасиана к власти. Браком младшего сына с дочерью этого прославленного и все еще пользовавшегося авторитетом полководца император обеспечивал себе и своим сыновьям поддержку этой группы римской военной знати. На монетах появились портреты сыновей Веспасиана.

Важной задачей Веспасиана было сохранение власти не только им самим, но и его сыновьями. Закон о власти Веспасиана, давший ему юридически безупречное положение главы государства со всеми его полномочиями, имел и обратную сторону. Тот факт, что отныне все властные полномочия и особенно авторитет правителя зависели не от происхождения из дома Цезаря и Августа, а от власти как таковой, давал возможность вступить на трон любому претенденту. Это сознавал и сам Веспасиан, сказавший, что его наследниками будут либо его сыновья, либо никто. Но еще важнее было обеспечить наследование власти его сыновьями. И он принимал все меры для этого.

Титу сразу же были даны многочисленные должности и возданы почести. Вместе с отцом он был цензором и почти постоянно ординарным консулом. Он имел титул цезаря и трибунскую власть, официально равную власти отца. Выпускались даже монеты от имени Тита. Их легенды и изображения подчеркивали его победоносность, щедрость, покровительство Фортуны. Как и прежние наследники власти, Тит считался принцепсом юношества. Титул цезаря имел и младший сын Домициан. Когда Веспасиан и Тит в 73 г. не стали консулами, ординарным консулом стал Домициан. В другие годы он занимал пост консула-суффекта. На монетах часто появлялись портреты не только Веспасиана, но и его сыновей.

На различные ответственные должности, в том числе и в армии, принцепс старался назначать людей, доказавших ему свою преданность, а лучше родственников, которые не только не представляли бы опасность для него и его сыновей, но и в случае возникновения непредвиденных случаев могли бы активно их поддержать. Таков был, например, зять Веспасиана Т. Петилий Цериал, активный участник гражданской войны, затем успешно воевавший против Цивилиса, а позже ставший наместником и консулом. Муж племянницы Веспасиана Флавии Сабины Л. Цезоний Пет был назначен легатом Сирии, а его сын позже стал консулом. Из неродственников можно отметить Μ. Ульпия Траяна, отца будущего императора. Он командовал легионом в армии Веспасиана во время Иудейской войны и затем был консулом-суффектом, наместником ряда провинций, в том числе той же Сирии, что делало его ответственным за оборону всей восточной границы Империи, получил от Веспасиана ранг патриция. Патрицием стал и Μ. Веттий Болан, в свое время отказавшийся послать из управляемой им Британии войска против Веспасиана. Продолжил свою карьеру и Т. Аврелий Фульв.

Все эти меры стабилизировали положение в Империи. Правда, к копцу правления Веспасиана снова стали возникать заговоры. Ярко выраженная линия принцепса на создание новой династии вызвала недовольство в тех кругах, которые вслед за Гальбой считали необходимым передачу трона не по наследству, а по заслугам. Самым опасным был заговор, возглавленный Цециной и Эпирием Марцеллом. В самом начале гражданской войны Цецина, будучи квестором Бетики, примкнул к Гальбе, позже возглавил одну из армий Вителлия, а накануне его падения перешел на сторону Веспасиана и имел довольно большое влияние в сенате. Марцелл был в свое время приближенным Нерона и «прославился» своими доносами и выступлениями против реальных или мнимых его врагов. В частности, он выступал обвинителем Тразеи Пета, за что получил немыслимо огромную награду. Веспасиан не только пощадил его, но и приблизил. Благодаря своему красноречию Марцелл тоже стал влиятельной фигурой в сенате. И Цецина, и Марцелл были «новыми людьми». И то, что заговор возник в этой среде, показывает, насколько изменилась политическая ситуация. Закон о власти Веспасиана, официально отделивший принципат от дома Августа и фактически от римской аристократии вообще, открывал путь к трону и «новым людям». И вот теперь они (может быть, на волне недовольства династической политикой императора) намеревались устранить Тита и, может быть, Веспасиана и пытались при этом опереться на солдат (вероятно, преторианцев). Однако заговор был раскрыт. Суд и последующая казнь заговорщиков могли вызвать в памяти самые неприятные моменты предшествующих правлений, поэтому Тит, взявший на себя инициативу, пригласил Цецину к себе и затем убил его без всякого суда и следствия в самом дворце.

Смерть Веспасиана не вызвала никаких волнений и не привела к неожиданностям. Незадолго до смерти принцепс уехал из Рима в свое поместье. Он умер 24 июня 79 г. на 69-м году жизни, не дожив всего восьми дней до десятилетнего юбилея своего правления. Характерно, что началом этого правления считалось по признание Веспасиана сенатом, а провозглашение императором войсками в Александрии. Этим он подчеркивал, что троном обязан не сенату, а армии, что тоже явилось знаком нового времени. Веспасиан стал первым императором после Августа, умершим естественной смертью. Как и Август, он был обожествлен. В его лице сошел в могилу один из самых выдающихся государственных деятелей Рима, отличавшийся и способностями, и несомненной разумностью. Восемью годами раньше Веспасиан сделал своим официальным соправителем Тита, так что тот после смерти отца автоматически становился самостоятельным принцепсом.

На момент смерти отца Титу было 39 лет. Уже в течение многих лет он являлся ближайшим помощником Веспасиана, поэтому естественно, что характер его правления мало чем отличался от правления отца. И сам Тит подчеркивал преемственность политики и почитание отца. Он не удовлетворился его обожествлением, но и, как кажется, планировал построить храм божественного Веспасиана. Были отчеканены монеты, прославлявшие умершего Веспасиана. При входе на форум была воздвигнута триумфальная арка в честь победы в Иудее. Она была построена уже при Тите. И в победной надписи, помещенной на этой арке, говорилось, что Тит одержал победу под ауспициями и по инструкциям своего отца. Взяв в свои руки всю власть, Тит, однако, не производил никаких значительных кадровых изменений. Некоторые неизбежные перемещения проходили, скорее, «по горизонтали», не изменяя статус того или иного человека. Может быть, личные качества императора и успех финансовой политики отца несколько смягчали жесткую экономию веспасиановского принципата.

Сам Тит был человеком добрым (что, правда, не помешало его жестокостям во время Иудейской войны) и старался угодить многим, поэтому он охотнее, чем отец, устраивал пиры и раздавал подарки. Как и отец, он стремился сохранять хорошие отношения и с сенатом, и с римской толпой. Уже несколько лет любовницей Тита была знатная иудейка Береника, сопровождавшая его во время войны и оставшаяся в Риме после его возвращения. Тит не очень-то и скрывал эту связь, но она вызывала недовольство в Риме. И когда он стал полновластным принцепсом, то решительно удалил Беренику из Рима.

При Тите было закончено строительство Колизея, при освящении которого был устроен необыкновенно пышный и грандиозный гладиаторский бой. Во время этого освящения были выставлены портреты Августа, Агриппы, Тиберия, Друза, Германика, Агриппины-старшей, Клавдия и Гальбы. Этот выбор знаковый. Вновь подчеркивалась непосредственная связь с Августом и его семьей. Из преемников Августа здесь появляются Тиберий и Клавдий. И это неслучайно. В законе о власти Веспасиана говорится, что ему переданы все полномочия, какие были у Августа, Тиберия и Клавдия. Что касается Гальбы, то еще во время гражданской войны Веспасиан приказывал всюду выставлять его изображения, явно позиционируя себя в качестве его продолжателя и мстителя за него. В городских законах испанских муниципиев, закрепивших предоставление Веспасианом латинского права, Гальба оказался единственным императором времени гражданской войны, там упомянутым. Таким образом, Тит, как и его отец, выстраивал четко определенную концепцию истории принципата. Из нее исключаются «тираны» Калигула и Нерон, но зато в нее включаются их преемники Клавдий и Гальба, восстанавливавшие государство после «тирании» предшественников. Из этой истории, естественно, исключаются также убийца Гальбы Отон и враг Флавиев Вителлий. Флавии, таким образом, оказываются не просто новыми императорами, а восстановителями государства.

Весьма умелым администратором проявил себя Тит при несчастьях, обрушившихся на Рим и Италию. Вскоре после смерти Веспасиана произошло грандиозное извержение Везувия, разрушившее и похоронившее под пеплом три города в Кампании — Помпеи, Геркуланум и Стабии. Изменение атмосферы, вызванное этим извержением, столь резко ухудшило обстановку в Риме, что там началась эпидемия. Тит не растерялся и принял ряд энергичных мер. В Кампанию были назначены специальные попечители из бывших консулов для восстановления области, пострадавшей от извержения. Имущество погибших, на которое не нашлось наследников, император использовал для помощи уцелевшим. На прекращение эпидемии в столице он направил собственные средства. То же самое повторилось в следующем году, когда Рим в очередной раз был опустошен пожаром. Тит принял на себя все убытки и отдал на восстановление города убранство своих усадеб. Были назначены специальные лица из всадников, отвечавшие за восстановительные работы.

Титу пришлось столкнуться с еще одним неожиданным затруднением. По-видимому, в 80 г.[81] на Востоке вспыхнуло движение, возглавляемое неким Теренцием Максимом, который объявил себя спасшимся Нероном. Он был не первым Лженероном. В 69 г. во время гражданской войны какой-то то ли раб из Понта, то ли отпущенник из Италии пытался, объявив себя Нероном, поднять Восток.

В течение долгого времени Нерон оставался весьма популярной фигурой в восточной части Римской империи. Его преклонение перед греческой культурой контрастировало с позицией предшествующих принцепсов. Так, например, Клавдий лишил одного грека римского гражданства за то, что тот не знал латыни. Нерон на этом фоне, конечно же, выделялся. Жесткая финансовая политика Веспасиана тем более питала воспоминания о щедротах Нерона в Греции. Доходившие до восточных провинций известия о прижизненном обожествлении Нерона привели к его отождествлению с некоторыми популярными восточными божествами, что еще больше увеличило популярность свергнутого принцепса. Движение Лженерона поддержал парфянский царь Артабан III, сам только что захвативший трон. С его помощью Лженерон вторгся в Малую Азию, по вскоре был разбит. Движение было подавлено. Пройдет, однако, еще некоторое время, и на Востоке снова появится Лженерон, и только после гибели третьего самозванца имя Нерона перестанет возбуждать население восточных провинций.

Самостоятельное правление Тита продолжалось 2 года, 2 месяца и 20 дней. Он умер 13 сентября 81 г. в том же поместье, что и его отец. У Тита не было сыновей, и его естественным наследником стал его брат Домициан, которого он в начале своего правления официально объявил своим наследником.

Домициан. Рецидив террористического режима. Как только преторианцы узнали о смерти Тита (это произошло в день его смерти), они, не дожидаясь решения сената, тотчас провозгласили императором Домициана. На следующий день сенат дал ему империй, трибунские полномочия и титул августа. 14 сентября и стало официальным началом его правления (dies imperii). Через некоторое время Домициан стал верховным понтификом и получил почетный титул «отца отечества». 1 ноября титул августы был присвоен его жене Домиции Лонгине. Хотя Домициан ненавидел брата, завидовал ему и даже распускал слух, что якобы отец назначил их равноправными наследниками власти[82], внешне он всячески подчеркивал свое уважение к памяти Тита. По его инициативе сенат обожествил Тита. Домициан торжественно обещал выполнять все решения отца и брата. Ординарными консулами 82 г. должны были стать Тит и Домициан, но в связи со смертью Тита этот пост вместе с новым принцепсом занял его двоюродный брат Т. Флавий Сабин. Домициан не внес никаких изменений в состав совета принцепса, который остался таким же, как при его отце и брате. Казалось, что между правлениями существует полная преемственность.

В действительности же правление Домициана во многих аспектах оказалось противоположным принципатам двух других Флавиев. Оно скорее напоминало деятельность Юлиев-Клавдиев, особенно Калигулы и Нерона. Домициан был очень неплохим администратором, обладавшим несомненным чувством долга. Он резко усилил контроль над чиновниками и магистратами как в столице, так и в провинциях.

Даже враждебно относившийся к нему Светоний признавал, что столичные магистраты и провинциальные наместники никогда не были честнее и справедливее, чем в правление Домициана. Много внимания император уделял суду, стремясь при этом проявить максимум возможной справедливости и жестоко карая судей за подкуп. Все это не могло не укрепить как императорскую власть, так и порядок в государстве.

Своей главной задачей Домициан поставил укрепление императорской власти во всех ее аспектах. Этого же добивались его отец и брат, но методы он избрал совершенно иные. С одной стороны, Домициан, как и Веспасиан, использовал, но в еще большей мере, старые республиканские магистратуры. За 15 лет своего правления он 10 раз был консулом[83], а кроме того, стал и пожизненным цензором. Последняя должность давала ему неограниченные полномочия надзирать за нравами, что он и использовал, наводя порядок. Домициан получил право постоянного ношения триумфальной пурпурной тоги, затканной золотом.

Подражая Августу, император демонстрировал свое намерение восстановить традиционные «нравы предков», к которым так любили апеллировать римляне. Так, он запретил развратным женщинам пользоваться носилками, а также принимать их завещания, преследовал прелюбодеяния, наказывал за распространение клеветнических пасквилей. При нем состоялись процессы против весталок, нарушивших обет целомудрия, что, однако, вызвало недовольство высших слоев, к которым они принадлежали. Многие представители этих кругов увидели в преследованиях весталок стремление императора нанести удар по одной из самых уважаемых традиционных коллегий Рима.

Цензорская власть позволила Домициану провести чистки сената, особенно во второй части его правления. Пользуясь своими полномочиями, он назначал эдилами и преторами всадников, затем вводил их в сенат в ранге эдилиция или претория, а плебейских магистратов порой причислял к патрициям. Это должно было уменьшить роль еще остававшихся в сенате представителей старой знати.

С другой стороны, полностью порывая со старыми традициями, Домициан всячески подчеркивал монархический характер своей власти. Следуя во многом примеру Калигулы, он потребовал, чтобы его называли не принцепсом, а господином и богом. К тому времени в Риме уже установился обычай обожествлять умерших императоров (хотя и не всех), что делалось специальным постановлением сената. Но Домициан не стал дожидаться собственной смерти и сенатского постановления и при жизни объявил себя богом, равным Юпитеру и другим высшим божествам Рима. Это позволило ему считать себя выше всех юридических и моральных норм. В свое время, подчеркивая разрыв с нероновским правлением, Веспасиан женил сына на дочери знаменитого полководца Нерона Гн. Домиция Корбулона, павшего жертвой императора, Домиции Лонгине. Их сын умер младенцем, и Домициан приказал его обожествить, что, однако, не означало согласия в императорской семье. Сурово преследуя прелюбодеяния, Домициан открыто жил со своей племянницей, дочерью Тита, которая умерла, вероятно, в конце 89 г., пытаясь вытравить ребенка, зачатого ею от принцепса. Одного всадника Домициан вычеркнул из списка судей за то, что тот, сначала прогнав свою жену за прелюбодеяние, затем снова вступил с нею в брак. А сам поступил точно так же: разведясь в 83 г. с женой из-за ее связи с артистом Парисом[84], он затем снова на ней женился якобы по требованию народа. Брак Домициана с Домицией Лонгиной имел явно политическое значение, и он, видимо, не любил жену. Однако именно из-за политического значения брака полный разрыв мог иметь негативные политические последствия, и император, сделав хорошую мину при плохой игре, вернул себе дочь Корбулона.

Откровенный монархизм и открытое пренебрежение нормами и традициями Рима не могли не вызвать определенной оппозиции, особенно в сенате. Хотя этот орган и это сословие были разбавлены многими выходцами из муниципиев и провинций, они еще считали себя хранителями староримских ценностей. После реформы Веспасиана никаких реальных противоречий с императорской властью в сенате не было. Единственное, что требовал сенат, так это определенного уважения, сохранения официального положения высшего органа государства и действий принцепса в определенных внешних рамках. Домициан же эти рамки решительно разрушал. Как и Калигула, он пытался перепрыгнуть через этапы и прийти к открытой монархии, к чему Рим (по крайней мере, его высшие сословия) был еще не готов.

Этому способствовали факты биографии и черты характера Домициана. Веспасиан, прежде чем стать императором, прошел огромный жизненный путь, приобрел громадный опыт, к тому же он обладал несомненным умом и хитростью, да и по своему характеру был достаточно демократичен (по крайней мере, внешне), обладал развитым чувством юмора, и все это позволяло ему поддерживать хорошие отношения со всеми сословиями.

Тит вообще был добрым человеком; он достиг высшей власти в достаточно зрелом возрасте, приобретя значительный и военный, и административный опыт; к тому же в короткий срок его правления самодержавные наклонности не могли проявиться, даже если они у него имелись.

Иное дело Домициан. Ему было всего 18 лет, когда отец стал императором, а до приезда принцепса в Рим он даже формально обладал высшей властью (хотя на деле правил Муциан). Таким образом, с юности Домициан участвовал в делах правления. С одной стороны, это дало ему огромный опыт ведения государственных дел, но с другой — воспитало чувство превосходства над всеми окружающими, развило, по-видимому, присущие ему жестокость и нетерпимость. У Домициана не было друзей, и всех вокруг, не исключая и членов собственной семьи, он всегда в чем-то подозревал. Веспасиан с легкостью сносил насмешки, если это не касалось важнейших государственных дел, а Домициан жестоко карал за малейшие намеки на них, что еще более усиливало взаимное неприятие императора и значительной части сенаторов. Результатом стали казни и изгнание некоторых из них.

Такие поступки, естественно, вызвали ответные действия. Уже в 87 г. возник заговор с участием нескольких консуляров[85]. Он был раскрыт, одни его участники были казнены, другие отправлены в изгнание. Жертвой императора пал, в частности, префект Города (ранее дважды бывший консулом) Μ. Аррецин Клемент. В январе 89 г. наместник недавно созданной провинции Верхняя Германия Л. Антоний Сатурнин поднял восстание. 1 января, когда воины должны были принять обычную ежегодную присягу на верность правящему императору, солдаты провозгласили императором Сатурнина. Ровно 20 лет назад, также в день принесения присяги, солдаты этой армии отказались присягнуть Гальбе и объявили императором Вителлия. И Сатурнин явно надеялся на повторение авантюры последнего, но, конечно, без ее трагического конца. Кроме того, Вителлий, как бы к нему ни относились, остался в памяти как враг Флавиев. И может быть, Сатурнин своим выступлением через 20 лет после него посылал сигнал всем противникам династии Флавиев. Но историческая аналогия не сработала.

Сатурнин рассчитывал на поддержку германского племени хаттов, недавно побежденных Домицианом. Однако неожиданно начавшийся на Рейне ледоход не позволил германцам прийти вовремя ему на помощь. О планах Сатурнина, вероятно, стало известно в Риме еще до его открытого выступления, что позволило Домициану заранее собрать силы для подавления возможного мятежа. И как только известие о том, что мятеж действительно состоялся, пришло в Рим, император уже имел в своем распоряжении значительные силы. Во главе преторианской гвардии он пошел в поход против мятежника. Но дело решилось еще до его прихода на Рейн. Против Сатурнина выступил легат Нижней Германии А. Буций Лаппий Максим.

В результате 2 легиона Сатурнина были разгромлены нижнегерманскими войсками, прежде чем на подавление восстания прибыли более значительные силы. Сатурнин был сенатором и принадлежал к той группе выходцев из провинций, которая была включена в сенат Веспасианом. И при Веспасиане, и при Домициане он делал неплохую карьеру[86], так что мятеж едва ли можно считать проявлением его чисто личных амбиций[87], хотя, как кажется, никаких связей ни в столице, ни с другими провинциальными наместниками Сатурнин не имел. Таким образом, и эту группу Домициан толкнул на путь противостояния.

Ответом Домициана стала новая волна репрессий и жестокостей, намного превосходившая предыдущую. Поскольку по-прежнему идеологическим знаменем оппозиции являлась стоическая философия, он изгнал из Рима и Италии всех философов. Некоторые стоики под разными предлогами были убиты. Так, был казнен Гельвидий Приск-младший, родственник убитого по приказу Веспасиана Приска-старшего, а Кв. Ноний Арузен Рустик погиб за похвальную речь в честь Тразеи Пета и Гельвидия Приска. Официальный предлог для казни Л. Сальвия Отона Концеяна неизвестен, но реальной ее причиной явилось то, что он был племянником эфемерного императора 69 г. Отона: Домициан явно боялся если не его претензий на трон, то его имени, вокруг которого могли бы собраться недовольные.

Полностью испортив свои отношения с сенатом, Домициан, как и некоторые Юлии-Клавдии, стал искать поддержку в народе. Римская толпа была настроена монархически. В свое время она была благосклонна и к Калигуле, и к Нерону, и к Вителлию. И Домициан старался ей потрафить. Он устраивал пышные гладиаторские бои и настоящие морские сражения, возобновил давно забытые Квесторские игры (на них тоже сражались гладиаторы), учредил состязания в честь Юпитера Капитолийского, отмечаемые каждые 5 лет. Стремясь показать, что с его правления начинается новый век римской истории, он в сентябре 88 г. пышно отпраздновал «столетние игры», отказавшись признать подобные устроенные Клавдием и отмечая время от игр Августа. Правда, в своей торопливости он пренебрег установленным 110-летним промежутком, а дождался только 106-летнего. На этих празднествах он устроил в цирке 100 заездов колесниц.

Как и Нерон, Домициан строил в Риме пышные здания, это давало многим возможность заработка. Не раз он раздавал народу деньги и устраивал для простонародья пиры. Чтобы уменьшить зависимость Рима от заморских поставок, по крайней мере вина, Домициан приказал вырубить часть виноградников в провинциях, но зато всячески покровительствовал виноградарству в Италии, что должно было снизить в Риме цены на вино. Все это усиливало любовь к нему народных масс.

Активной была внешняя политика Домициана. В Британии римские войска расширяли завоеванную территорию, все более к северу отодвигая границу римских владений. Римский флот под командованием наместника Гн. Юлия Агриколы обогнул Британию, после чего было заявлено о подчинении всего острова. На деле его северная часть так и не была подчинена, а отзыв Агриколы из Британии в значительной степени свел на нет результаты его усилий. Да и самого Домициана, как кажется, затянувшаяся война на далеком северном острове не очень занимала[88]. Гораздо больше его интересовали рейнская и дунайская границы.

В Германии Домициан продолжил завоевания отца. Поход против хаттов, самого в тот момент воинственного и опасного для римлян племени, он начал подготавливать вскоре после прихода к власти. Война началась, вероятнее всего, в 83 г.[89] Домициан лично возглавил армию. Это было для него тем более важно, что он, в отличие от отца и брата, не имел за своей спиной военных подвигов, которые столь высоко ценились римским обществом. Не мог Домициан не помнить о судьбе Нерона, фактически разорвавшего связи с армией, что и стало в огромной степени причиной его падения. Конечной целью германской кампании было, по-видимому, восстановление римской власти в бывшей провинции Германии, утраченной после разгрома легионов Вара в 9 г. Домициан явно стремился не только превзойти военные успехи отца и брата, но и сравняться по крайней мере с Августом. Не исключено, что у него созревал план полного покорения всех известных земель. В случае успеха он мог бы стать завершителем великой миссии Рима — подчинения вселенной. Однако после первых успехов римская армия встретилась с такими трудностями, что о великих завоеваниях надо было забыть. Домициан, по-видимому, относительно скоро вернулся в Рим и принял победный титул Германик, хотя война еще продолжалась.

Не добившись удовлетворения своих амбиций, Домициан ограничился стабилизацией рейнской границы. С этой целью он расширил территорию Десятинных полей, завершил строительство вала, отделявшего завоеванные территории от свободной Германии. Для лучшей охраны германской границы он выделил из провинции Бельгики земли по Рейну и создал там две самостоятельные провинции — Верхнюю Германию и Нижнюю. Хотя победы над германцами не привели к завоеванию всей Германии, Домициан отпраздновал триумф, а на монетах появилась гордая надпись GERMANIA САРТА (Завоеванная Германия)[90]. Активная пропаганда прославляла мир, установленный Домицианом в результате его побед в Германии. В частности, были выпущены монеты с изображением богини мира и легендой PACIS. Однако до подлинного мира было весьма далеко.

Очень серьезное положение сложилось в это время на Дунае. В 68–70 гг. сарматы, воспользовавшись гражданской войной в Римской империи, не раз переправлялись через Дунай и вторгались в римские провинции. После своего поражения от римлян во времена Августа даки потеряли земли по правому берегу Дуная, в том числе и свою столицу. При Калигуле они были вынуждены заключить неравный договор с Римом, но нарушили его во время гражданской войны 68–69 гг. Сарматы и, может быть, даки прорвались на римский берег Дуная и опустошили Мезию, убив ее наместника Фонтея Агриппу. Веспасиан был вынужден направить туда нового наместника — Рубрия Галла с довольно значительным войском. Варвары были отброшены, а дунайская граница дополнительно укреплена новыми фортами с многочисленными гарнизонами. Это на какое-то время обезопасило район нижнего Дуная.

В 80-х гг. даки вновь усилились. Они объединились в мощную державу, ставшую опасной для римлян. Во второй половине 84 г. даки, возглавляемые Диурпанеем, вторглись в римскую провинцию Мезию и разгромили ее легата Г. Оппия Сабина. Домициан сам явился на театр военных действий и сумел отбить нападение.

Оставленный в Мезии префект претория Корнелий Фуск решил отомстить за прежнее поражение и восстановить римский престиж среди племен Нижнего Подунавья. Он вторгся в Дакию, но потерпел поражение и погиб. Домициану пришлось вновь самому отправиться на театр военных действий. В это время во главе даков встал более энергичный Децебал (вероятно, брат Диурпанея). Он предложил римлянам заключить мир, но Домициан отверг это предложение. Армия во главе с императором снова перешла Дунай и нанесла дакам тяжелое поражение. Но в это время Домициан получил известие о мятеже Сатурнина. Вести внешнюю войну в этих условиях он не решился. В результате был заключен мир, по которому Децебал формально признал верховную власть Рима и согласился пропускать через свою территорию римские войска, но взамен стал получать определенные суммы денег, а также римских инженеров и техников, чтобы отстроить свою страну.

В 88 г. Домициан отпраздновал пышный двойной триумф за победы над хавками и даками. С целью лучшей защиты нижнедунайского сектора границы Мезия была разделена на две провинции — Верхнюю и Нижнюю Мезию. Однако добиться полной стабилизации ситуации на Дунае Домициан не смог. В Паннонию вторглись маркоманы и квады, а после их разгрома римлянам пришлось иметь дело с языгами, опустошавшими ту же Паннонию. Лишь к концу 91 г. положение на дунайской границе было стабилизировано.

В промежутке между рейнскими и дунайскими кампаниями Домициану пришлось заняться делами в Африке. Правда, положение там было не столь опасным, как на Дунае, и не требовало непосредственного присутствия императора. Но меры принять все же пришлось. Было создано специальное войско под командованием особого полководца (dux), каковым стал всадник Г. Велий Руф, явно действовавший без оглядки на наместников африканских провинций.

Значительное внимание уделял Домициан восточной границе. Парфянское царство раздиралось внутренними раздорами, и это ослабляло опасность для римского Востока. Однако полагаться на долговременность такой ситуации было нельзя. Домициан укрепил восточную армию, направив туда два новых легиона. Пользуясь различными случаями и предлогами, он ликвидировал ряд мелких клиентских царств, присоединив их к римским провинциям, в оставшихся официально независимыми государствах Южного Кавказа Иберии и Албании разместил римские воинские отряды. Новые дороги должны были обеспечить необходимую переброску войск. Все это значительно укрепило восточную границу Империи и в большой степени обезопасило ее от возможных нападений парфян.

Внутренняя и внешняя политика Домициана требовала значительных расходов. В результате многие достижения Веспасиана скоро сошли на нет. Из создавшегося положения Домициан попытался выйти за счет сокращения расходов на армию, уменьшив ее численность, но это вело к снижению ее боеспособности и увеличению опасности со стороны варваров. К тому же это могло стать опасным для императора, если армию в связи с этими мерами охватит недовольство. И Домициан издал специальный эдикт, предоставлявший ветеранам и их семьям ряд привилегий, в том числе освобождение от косвенных налогов, а действующим солдатам на треть увеличил жалованье. Так что сэкономить деньги на военных расходах ему не удалось.

Император пытался усилить контроль над сбором налогов, не допуская никаких возможностей уклониться от них. Так, со всей строгостью собирался «иудейский налог». Однако и этот путь пополнения казны оказался не очень эффективным, несмотря на творимый порой в данной области произвол. Домициану пришлось и в финансовой сфере пойти по пути Юлиев-Клавдиев. Не только возобновились, но еще более распространились процессы по обвинению в «оскорблении величества» и связанные с ними доносы, что привело к увеличению казней и конфискаций имущества. Император использовал малейшие намеки на намерение объявить его наследником или хотя бы одним из наследников, чтобы захватить наследство.

Такая политика задевала прежде всего имущие слои, и те отвечали императору все более росшей ненавистью, проявлявшейся в различных слухах, подрывавших авторитет Домициана и служивших выражением усиливавшегося напряжения в государстве. В частности, говорили, что никаких реальных побед ни над германцами, ни над даками не было, что вместо пленников в триумфе провели союзников, согласившихся участвовать в этой комедии, что изъявление покорности побежденными народами выдумано. Домициану приписывали даже отравление Тита. При всей нелепости многих слухов и сплетен они отравляли атмосферу и подрывали авторитет императора. На все это Домициан ответил новыми репрессиями. Не только прокатился новый вал судов по различным обвинениям, которые обычно кончались смертными приговорами, но участились случаи и внесудебных расправ. Репрессии теперь распространились даже на его родственников. Своего пика они достигли в 95 г.

Это был год, когда Домициан, вероятно, всерьез задумался о наследовании власти. Единственный сын Домициана Флавий умер вскоре после своего рождения, и он рассчитывал сделать своими наследниками детей своего двоюродного брата Флавия Клемента. Он их усыновил, дав имена Веспасиан и Домициан. Самого Клемента он сделал своим коллегой по ординарному консульству 95 г. Казалось, курс на сохранение власти в доме Флавиев твердо избран. Однако совершенно неожиданно в том же 95 г. Клемент был убит[91], а его жена Флавия Домицилла отправлена в изгнание. Вместо Клемента консулом-суффектом стал Лаппий Максим. В 89 г. он, являясь легатом Нижней Германии, подавил мятеж Сатурнина, а накануне своего назначения консулом был наместником Сирии. Ему и подобным ему людям, доказавшим свою преданность императору, Домициан доверял больше, чем своим родственникам. Флавий Клемент был сыном Флавия Сабина, в 66 г. префекта Рима, осажденного на Капитолии вместе с Домицианом вителлианцами и скоро погибшего от их рук. Флавия Домицилла была дочерью Домициллы-старшей, дочери Веспасиана, так что приходилась императору племянницей. Клемент никак не помышлял о власти, так что он был совершенно безвреден для Домициана. Может быть, принцепс, убивая отца, пытался обезопасить наследование сыновей. Но если это и так, то казнь Клемента все равно была бессмысленной. Убит был также Μ. Аррецин Клемент, бывший префект претория и дважды консул-суффект при Веспасиане, исполнял он важные должности и при Домициане. Сестра Аррецина Клемента была первой супругой Тита, так что этот человек входил в самый ближний круг императора, личным другом которого он считался. Эти и подобные, часто вовсе бессмысленные жестокости и казни еще более усилили страх перед императором и ненависть к нему.

Одним из консулов 96 г. Домициан назначил Т. Манлия Валента. Ему уже было 90 лет. В свое время он командовал легионами, активно сражался в Британии и в 90-х гг. I в. являлся самым старым сенатором. Во время гражданской войны Валент медлил с присоединением к Веспасиану, и, может быть, поэтому Флавии обходили его должностями. Теперь казалось, что Домициан воздает должное старейшему сенатору. Однако назначение 90-летнего старца было воспринято как насмешка и вызвало еще большую, хотя и до поры скрытую, ненависть сенаторов к императору.

Между тем угроза нависла даже над женой Домициана. Однажды он выгнал ее, но затем вернул, а потом стал снова подозревать. Убийство Клемента заставляло Домицию Лонгину думать, что на этот раз разводом Домициан не ограничится. И она приняла участие в заговоре против собственного мужа, охватившем в основном людей, непосредственно связанных с императором. Это были, в частности, вольноотпущенник Домиции Стефан, управляющий ее поместьем, начальник спальников Сатур (или Сигер), императорский секретарь Абаскант, помощник центуриона Клодиан и некоторые другие. Видной фигурой заговора являлся спальник Парфений. За их спиной стояли Домиция и префект претория Т. Петроний Секунд. 18 сентября 96 г. заговорщики проникли в спальню Домициана, и Стефан нанес ему удар кинжалом. Раненый император схватился с убийцей, но на помощь тому подоспели остальные. Домициан был убит семью ударами. Это произошло всего лишь через четыре дня после очередной годовщины его правления (он вступил на престол 14 сентября 81 г. и 18 сентября 96 г. был убит). С ним сошла со сцены и вся династия Флавиев.

Римский плебс к убийству принцепса остался равнодушным. Преторианцы глухо негодовали, но открыто не выражали своего недовольства. Зато у сенаторов весть об убийстве Домициана вызвала необыкновенную радость. Сбежавшись в здание сената, они низвергли водруженные там почетные щиты с надписями в честь императора, были сброшены с пьедесталов его многочисленные бронзовые статуи, многие из которых были тут же расплавлены. Сенат официально принял постановление об «осуждении памяти» Домициана: его имя должно было быть вычеркнуто из всех официальных актов, статуи во всей империи должны быть разрушены, а надписи уничтожены. Сенаторы спешили избрать нового принцепса, прежде чем в Риме при известии об убийстве прежнего не начнется паника. При активной поддержке Парфения сенат провозгласил императором 65-летнего сенатора Μ. Кокцея Нерву[92]. Не исключено, что его кандидатуру уже имели в виду заговорщики, планируя убийство Домициана. В какой-то момент распространились слухи, что принцепс жив, но Парфений доказал их ложность, и Нерва спокойно принял власть.

Первые Антонины. С 96 по 192 г. Римской империей правили 7 императоров. За исключением первого из них — Нервы, пришедшего к власти после убийства Домициана, и последнего — Коммода, являвшегося сыном предыдущего императора Марка Аврелия, все они были усыновлены своими предшественниками, поэтому их объединение в династию весьма условно, как и наименование династии — Антонины — по имени четвертого императора — Антонина Пия. К тому времени, когда эта «династия» утвердилась во главе Римской империи, стабилизация, достигнутая Веспасианом и Титом, оказалась столь прочной, что даже рецидив террористического режима при Домициане не смог нарушить ее. А внешняя и военная политика этого принцепса в значительной степени укрепила безопасность Империи, и это стало основой расцвета Римской империи.

После убийства Домициана, как сказано выше, императором стал Нерва, принявший имя Император Цезарь Нерва Август. Он сразу же энергично взялся за дела. Новый император отменил самые одиозные акты Домициана, в том числе произвол при сборе налогов. Так, был ликвидирован fiscus ludaicus. Это не означало отмену специального налога на иудеев, собираемого с 70 г., но положило конец произволу, творимому при его сборе. Нерва так гордился этим актом, что в память о нем выпустил специальную монету. Были возвращены изгнанники, и за конфискованное имущество стала выплачиваться компенсация за счет казны. Рабам и вольноотпущенникам было запрещено доносить на своих хозяев и патронов. Некоторые наиболее ненавистные доносчики домициановского времени были убиты или изгнаны. На этом новый принцепс репрессии прекратил.

Сторонники Домициана остались в сенате. Более того, часть видных деятелей предыдущего правления вошла в ближайшее окружение Нервы. Среди них был, например, Гн. Октавий Тицин Капитон, близкий друг Домициана (Нерва оставил его на важной должности ab epistolis, т. е. фактически своего личного секретаря). В «ближний круг» Нервы входил другой видный деятель домициановского времени — Фабриций Вейентон. Сохранили свои места большинство провинциальных наместников, назначенных Домицианом (недаром нового императора прозвали «кротчайшим»). Нерва всячески подчеркивал свое стремление объединить правящую элиту вокруг себя независимо от ее отношения к тому или иному императору. Лозунгом правления стало indulgentia (снисходительность, прощение). Был издан эдикт, подтверждавший все привилегии, данные предыдущими принцепсами. Став по обычаю ординарным консулом в следующем, 97 г., он избрал своим коллегой Л. Вергиния Руфа. Это был знаковый выбор.

Руфу было уже 83 года, и он, в отличие от Нервы, был тесно связан с армией. Он происходил из довольно незнатного всаднического рода, и его карьера была долгой и трудной. Тем не менее в 63 г. в возрасте 50 лет он достиг поста консула, причем сразу ординарного, а не суффекта. Все годы службы Руф подчеркивал свою лояльность правящему принцепсу. Именно он подавил восстание Виндекса и отказался от императорского пурпура, когда солдаты предложили его ему[93]. Тем не менее Гальба отозвал его, что вызвало недовольство солдат и стало одной из причин их выступления против Гальбы. После гибели Отона Руфу снова предложили власть, но он опять отказался. Затем он удалился в свое имение в Этрурии и занялся там литературной деятельностью. В глазах римского общественного мнения Руф являлся живым символом всех старинных римских добродетелей. Хотя он и не выступил открыто против Нерона, его причисляли к мстителям за нероновские преступления наряду с Виндексом и Гальбой. К сожалению для Нервы, Руф умер вскоре после вступления в должность консула, и император почтил его торжественной хвалебной речью.

Нерва сразу же противопоставил себя своим предшественникам, подчеркивая не военный, а гражданский характер своего правления. Он тоже включил в свою номенклатуру имя Император, но это уже стало обычным, и само имя более не воспринималось в обязательной связке с армией. И на первых же своих монетах он предстает не в военной одежде, а в гражданской тоге. Прежде всего Нерва, будучи сам сенатором и члены семьи которого были сенаторами не одно поколение, стремился восстановить хорошие отношения с сенатом. Он дал клятву не казнить сенаторов, подчеркивал свое уважение к этому органу. Лозунгами его правления стали столь излюбленные сенатом «Справедливость», «Общественная свобода», «Общественное благо», «Мир», «Благожелательность». При этом подчеркивалось, что речь идет о «восстановленной свободе» (libertas restituta). И это было недвусмысленным противопоставлением правлению Домициана и, может быть, Флавиев вообще. На монетах появилось изображение сената, передающего власть (в виде державного яблока) Нерве. В сенате снова стали обсуждать самые разные вопросы. Тех сенаторов, которые при Домициане были изгнаны, он возвратил, а конфискованное имущество по возможности вернул[94]. Многих сенаторов принцепс включил в различные оплачиваемые комиссии.

Одновременно Нерва проявлял подчеркнутую заботу о плебсе, в больших масштабах раздавая пропитание, давая деньги неимущим родителям на образование их сыновей. Император провел аграрный закон, согласно которому надо было купить на 60 млн сестерциев землю, а затем распределить ее среди бедняков. Он был проведен как через сенат, так и через комиции, и это последний случай в римской истории, когда народное собрание выступало как законодательный орган[95]. Для реализации данного закона была создана специальная комиссия из пяти сенаторов. Для смягчения аграрного голода Нерва прибег к выводу нескольких колоний. По его решению на перегринные города было распространено право, ранее принадлежавшее только муниципиям и колониям, принимать местные законы. В Риме Нерва продолжил начатое ранее строительство. Так, им было завершено создание нового форума — Проходного, в дальнейшем получившего название форума Нервы. На нем возвышался храм Минервы. Так его задумал еще Домициан, поскольку Минерву он считал своей покровительницей. Нерва не стал изменять этот план.

Принятые меры позволили Нерве несколько стабилизировать положение, но политическая ситуация все же оставалась довольно сложной. Хотя сенат, казалось бы, единодушно избрал императором Нерву, в действительности, вероятно, далеко не все сенаторы были довольны этим выбором. Вскоре после прихода Нервы к власти в Риме возник заговор во главе с Г. Кальпурнием Крассом. Он был раскрыт, и Нерва, верный своей клятве, ограничился изгнанием Красса в Тарент. Волновались войска в Паннонии. Но самым опасным оказался бунт преторианцев, очень недовольных убийством Домициана. При приходе к власти Нерва раздал преторианцам подарки, и это на какое-то время смягчило их недовольство. Одним из префектов претория стал Касперий Элиан, занимавший этот пост при Домициане и бывший весьма популярным среди преторианцев. Он и стал инициатором бунта[96]. В сентябре 97 г. преторианцы потребовали наказания убийц Домициана. Нерва пробовал было сопротивляться, но реальных сил для этого у него не было, и он был вынужден выдать бунтовщикам Парфения и бывшего префекта Петрония, т. е. тех людей, которые привели его к власти. Более того, Нерве даже пришлось благодарить бунтовщиков за наказание убийц императора, что было уже не просто уступкой, а унижением.

Эти события показали всю слабость власти Нервы. Императором его провозгласил сенат при молчании преторианцев и полном безразличии легионов, хотя, как говорилось выше, возможно, что его кандидатура выдвигалась убийцами Домициана. Казалось, воплощался в жизнь сенаторский идеал — глава государства избирается сенаторами из своего числа и выражает волю его высшего органа государства. Как и при избрании Гальбой преемника, решающей становится достойность будущего принцепса своей должности. В отличие от Пизона, выбранного Гальбой практически лишь из-за его знатного происхождения, Нерва действительно прошел большой путь на службе государству. Он исполнял должность претора, дважды был ординарным консулом, причем один раз — в 71 г. вместе с императором Веспасианом. Учитывалось, что он был сыном знаменитого юриста и потомком консула конца республиканской эпохи. Его дед занимал ряд важных должностей при Тиберии, в том числе пост консула-суффекта, и при этом императоре покончил с собой, так что его вполне можно было представить жертвой «тирана». По материнской линии он имел дальнее родство с Юлиями-Клавдиями, к тому же пострадал от Домициана, будучи на короткое время изгнанным из Рима. Но этого всего оказалось мало.

В Риме Нерва не имел достаточной вооруженной опоры в преторианских когортах. Как уже говорилось, с армией он вообще не был связан, так как вся его предыдущая карьера была чисто гражданской. Между тем события недавней гражданской войны показали, несколько велико значение легионов. А только их и можно было противопоставить преторианцам. Монеты, чеканенные Нервой с такими легендами, как CONCORDIA EXERCITUS (Согласие армии) или FIDES EXERCITUS (Верность армии), должны были, вероятно, выразить желание императора найти общий язык с легионами. Возможно, привлекая к себе Руфа, имевшего громадный авторитет в войсках, Нерва надеялся этим уравновесить свое гражданское правление. Но Руф слишком быстро умер. И Нерва по совету друзей, среди которых был уже весьма пожилой бывший консул Вестриций Спуринна, пользовавшийся довольно значительным влиянием в сенате, решил усыновить и сделать своим преемником кого-либо из известных полководцев[97].

Какое-то время он колебался, выбирая между Μ. Корнелием Нигрином и Μ. Ульпием Траяном. Характерно, что оба они были не коренными римлянами и даже не италиками, а уроженцами Испании. В это время в сенате известно уже 14 испанцев, а учитывая, что далеко не все сенаторы нам известны, можно думать, что их на деле было больше и «испанский клан» обладал довольно значительным влиянием. После некоторых колебаний Нерва сделал выбор в пользу Траяна, бывшего тогда наместником Верхней Германии. Решающим, может быть, был довод, что в распоряжении Траяна имелись 3 легиона, и эта мощная армия находилась близко к Риму[98].

27 октября 97 г. в храме Юпитера прошла торжественная церемония усыновления. Траян официально получил титул цезаря и был объявлен соправителем Нервы. Сенат передал ему высший империй над обеими германскими провинциями. Публичность и торжественность церемонии усыновления были восприняты как возвращение к традиционной открытости власти после того, как все подобного рода акты совершались в недрах императорского двора. Несколько позже Траян получил и трибунские полномочия, что делало его полноправным наследником главы Империи.

Траян родился в 53 г. в испанском городе Италике, куда его предки в свое время переселились из Италии. Его отец, как об этом уже говорилось, был известным военным командиром, соратником Веспасиана, воевавшим под его командованием в Иудее. В 70 г. победивший Веспасиан сделал его консулом-суффектом, а позже он был наместником нескольких провинций, в том числе родной Бетики. Другими провинциями, управляемыми Траяном-старшим, были Сирия и Азия, и за свои успехи в борьбе с парфянами он получил триумфальные отличия. По рождению Траян-старший был всадником и первым сенатором из своей фамилии. Его сын с юности принимал участие в различных военных операциях сначала под руководством отца, а затем и самостоятельно, проявив при этом значительные военные способности. В частности, он активно участвовал в войнах Домициана на Рейне и Дунае. Делал Траян-младший и гражданскую карьеру, будучи в 78 г. квестором, в 84 г. — претором, а в 91-м — ординарным консулом. Являясь наместником сначала Нижней Мезии, а затем Верхней Германии, он показал себя умелым администратором. Приобрел Траян авторитет и среди солдат. С Траяном на римский трон впервые должен был взойти представитель провинциальной знати.

1 января 98 г. Нерва и Траян вместе стали консулами[99], но 27 января Нерва умер и уже на следующий день был обожествлен. Траян, таким образом, становился единственным повелителем империи. Он стал августом и, как полагалось, принял расширенное имя Император Цезарь Нерва Траян Август[100]. Его подлинное родовое имя Ульпий в официальную номенклатуру не вошло, но сохранилось за всеми его родственниками. И когда Траян основывал свои колонии или создавал какие-либо сооружения, они получали имя Ульпия (Колония Ульпия в Дакии или базилика Ульпия в Риме).

Получив известие о смерти Нервы, Траян в Рим не поспешил. Какое-то время он выжидал, видимо, не зная, как отнесутся в Риме к новому императору, выходцу из провинции. Однако Рим принял это совершенно спокойно. По приказу Траяна были выпущены монеты с легендой PROVIDENTIA (Предвидение, предусмотрительность), которые должны были еще более упрочить положение нового императора подчеркиванием мудрости умершего принцепса, усыновившего Траяна. На реверсах монет появились фигуры умершего Нервы в тоге и Траяна в воинском облачении с оружием, ясно показывавшие и преемственность власти, и различие между чисто гражданским принцепсом, каким был покойный Нерва, и полководцем Траяном.

Убедившись в прочности своего положения, Траян, передав власть в Верхней Германии своему земляку и дальнему родственнику Л. Юлию Урсу Сервиану, отправился на Дунай. С одной стороны, ему было важно убедиться в лояльности находившихся там командиров и солдат, а с другой — лично проинспектировать границу, ставшую в это время наиболее угрожаемой. На левом берегу Дуная росла мощь даков. Получив от Домициана деньги и инженеров, Децебал сумел укрепить свою страну и армию. Траян принял ряд мер по укреплению дунайской армии и озаботился постройкой дорог, по которым его легионы могли бы вторгнуться в Дакию. Возможно, что уже тогда он задумал поход в эту страну. Одновременно принцепс заменил прежнего легата Паннонии Пинария Цикатрикулу Сервианом, отозвав его из Верхней Германии. Хотя Цикатрикула никак не противопоставлял себя Траяну, тот все же решил обезопасить себя от возможного мятежа в Паннонии, поставив во главе нее более доверенного человека.

Только в октябре 99 г. Траян прибыл в Рим. Он вошел в город пешком в сопровождении друзей, некоторых сенаторов и всадников. Встречавшего его с речью сенатора он обнял и поцеловал. Этот жест должен был подчеркнуть новые взаимоотношения императора и сената, приверженность Траяна старым традициям, восходившим к республиканским временам. В честь прибытия в столицу Траян устроил грандиозные игры, сопровождавшиеся раздачами народу хлеба. Другими демонстративными жестами нового императора стали наказание еще сохранившихся доносчиков домициановского времени и убийство префекта претория Элиана, взбунтовавшего преторианцев против Нервы.

Во внутренней политике Траян в основном следовал курсу, проложенному Нервой. Он установил превосходные отношения с сенатом, чему способствовали как личные качества принцепса, так и изменения в составе сената. Траян принадлежал к тем провинциалам, которые, войдя в римскую элиту, прониклись римскими традициями и ценностями в еще большей степени, чем прирожденные римляне. Среди этих ценностей было и понятие свободы, теперь понимавшейся как безопасность и относительная свобода слова, по крайней мере для сенаторов, уважение к сенату как органу, воплощавшему римское государство. Личные качества Траяна, человека умеренного, либерального, обходительного, сняли противоречия, вызванные необузданным характером Домициана. С другой стороны, реформы Веспасиана и целенаправленные действия его преемников привели к радикальному изменению состава сената. В нем уменьшалось количество представителей староримской знати, которая могла бы чувствовать себя более или менее равной императору. Новые сенаторы, пришедшие из Италии и, особенно, из провинций, зависели от императора и требовали от него только уважения, безопасности и прислушивания к их требованиям, пожеланиям и высказываниям. Такого мудрого господина они и нашли в Траяне, поэтому сенат совершенно искренне присвоил ему титул «лучшего принцепса»[101]. После 114 г. и позже при восшествии на трон каждого нового императора сенат ему желал «быть счастливее Августа и лучше Траяна». Траян с удовольствием принял этот титул, с 114 г. ставший официальным и помещавшийся на монетах[102]. Он поднимал Траяна над его предшественниками, включая самого Августа. И Траян, и, может быть, сенаторы могли учитывать и религиозный аспект этого титула. Юпитер Капитолийский был Лучшим Величайшим. Став тоже «лучшим», император в какой-то степени приближался к верховному богу.

Свержение Домициана и приход к власти Нервы и Траяна идеологами сената рассматривались как возвращение к принципату после деспотизма. Внешним признаком такого возвращения и в то же время следования древним традициям явилось, например, выдвижение Траяном себя в качестве кандидата в консулы на очередной год, а не просто назначение себя, как было раньше. Когда, став единоличным правителем, Траян первые полтора года отсутствовал в Риме, он отказался от консульства, поскольку по республиканским традициям кандидат должен был лично представляться народу. Более того, его «избирали» консулом на центуриатных комициях, как это было и во времена республики, и при Августе. Хотя никто, разумеется, не сомневался в исходе выборов, император тщательно выдерживал всю их длительную процедуру. А став консулом, он клялся на форуме соблюдать законы, как это делали и другие сенаторы, занявшие эту должность. Свою ежегодно возобновляемую трибунскую власть Траян стал принимать 10 декабря, т. е. в тот день, когда в республиканские времена вступали в должность народные трибуны[103]. На комициях избирались и другие магистраты, и император без крайней необходимости не вмешивался в выборы. Восстанавливалось тайное голосование. И всеми этими актами, и собственным поведением, напоминавшим о полководцах и политических деятелях республиканского прошлого, Траян подчеркивал, что, в отличие от своих предшественников, он является в первую очередь римским гражданином, следующим традициям. Конечно, все это были лишь жесты, но они создавали определенную ауру якобы возвращения славного прошлого и создавали Траяну еще большую популярность и в обществе в целом, и в сенате. Закон об «оскорблении величества», который ранее становился главным орудием принцепсов в преследовании сенаторов, отменен не был, но более не применялся. Сенаторы, одни, может быть, искренне поверившие в возвращение свободы, другие явно из лицемерия, называли императора «одним из нас».

В то же время Траян далеко не был ставленником сената. При всем внешнем уважении к сенату и сенаторам он управлял государством довольно жестко и совершенно самостоятельно. Характерно, что после победы над даками с его монет исчезала легенда libertas, так что никакого восхваления свободы в государственном масштабе уже не было. Вернувшись в Рим в ореоле одержанной победы (какой, кстати, не удалось добиться Домициану), Траян счел уже ненужным столь ярко подчеркивать свою приверженность республиканским и сенаторским ценностям. Он, как и до него Нерва, решительно отказался отличного прижизненного обожествления, но в 112 г. обожествил своего отца, умершего 12 лет назад. И родной, и приемный отцы императора почитались равным образом как божественные Нерва и Траян. А иногда «божественный Траян» появлялся и самостоятельно. Это стало новым шагом в идеологическом укреплении императорской власти, ибо до этого могли обожествляться только императоры. Траян, таким образом, предстал перед римским обществом вдвойне сыном божественного — и приемного отца Нервы, и родного отца Траяна-старшего. Двойное божественное происхождение еще более поднимало фигуру императора над остальными людьми. Такое положение принцепса подчеркивалось статусом и других членов императорской семьи. Не только его жена Плотина, но и любимая сестра Ульпия Марциана, а затем и ее дочь Матидия получили титул августы. После смерти Марциана тоже была обожествлена. Это произошло в 112 г., т. е. тогда же, когда был обожествлен Траян-старший. Таким образом, во главе государства оказывается целая семья, члены которой поднимаются выше обычных людей. И это стало новацией Траяна. В период раннего принципата из членов императорской семьи обожествлена была только Ливия. Калигула обожествил своих сестер, особенно любимую Друзиллу, и Нерон — свою жену Поппею Сабину и малолетнюю дочь Клавдию[104]. Но и тот и другой императоры были «тиранами» и не могли считаться образцом для Траяна. Однако в 112 г., через 15 лет после своего официального приобщения к власти, Траян уже мог не опасаться аллюзий, связанных с «тиранами». Можно, видимо, говорить, что в этом году был сделан очень важный шаг в повышении уровня сакральности императорской власти и императорского дома.

Траян тоже пошел по пути пополнения сената провинциалами. Сам он, как уже говорилось, происходил из Испании, а его жена Помпея Плотина — из Нарбонской Галлии, поэтому среди его ближайших советников значительную роль играли выходцы из этих стран. Первое место среди них занимал личный друг Траяна Л. Лициний Сура, чье положение при принцепсе в какой-то степени напоминало положение Агриппы при Августе. Он происходил из Тарраконской Испании и был всего на 2 года младше Траяна.

Свою карьеру Сура начал при Веспасиане, был известным адвокатом и оратором, занимал ряд гражданских и военных должностей, он был среди тех, кто в большой степени способствовал усыновлению Первой именно Траяна. Позже он все время находился рядом с Траяном и во время военных кампаний был фактически начальником его штаба. Трижды он занимал пост консула. Сура по праву считался первым человеком в государстве после императора. Возможно, что не имевший сыновей Траян рассматривал Суру как своего наследника. Обладая огромными богатствами, Сура много занимался строительством как в Риме, так и в родной Испании. Умер он в 108 или 110 г.

После смерти Суры Траян, возможно, сделал ставку на своего родственника Адриана. Мужем сестры последнего был Л. Юлий Урс Сервиан, тоже испанец, он входил в круг личных друзей императора. Ему в самом начале своего правления, отправляясь на Дунай, Траян поручил управление Верхней Германией и командование расположенной там армией. Позже Сервиан командовал Паннонской армией, самой большой в Империи, подготавливал первый поход Траяна против даков, а затем был консулом и проконсулом. Видным политическим и военным деятелем траяновского правления был Л. Фабий Юст, тоже, по-видимому, происходивший из Испании. Значительное место при дворе и в правительстве заняли представители фамилии Дасумиев из Италики, родного города императора.

Траян, однако, был человеком широких взглядов и понимал, что опираться только на узкий круг своих друзей и земляков невозможно, поэтому он активно включал в свое окружение и других людей. Характерно, что соперник Траяна по возможному усыновлению Нигрин также остался на плаву, занимая высокие должности и даже став членом совета принцепса. Одним из приближенных Траяна был А. Аттий Субуран, бывший ранее прокуратором Бельгики и назначенный им префектом претория вместо убитого Элиана. Позже он был понтификом и дважды консулом. Другим надежным соратником императора стал Лузий Квиет, вождь одного мавретанского племен и, вероятно, чернокожий, поступивший на римскую службу при Домициане и включенный им во всадническое сословие. При Домициане Квиет все же не очень прижился и вернулся на родину, но при Траяне возвратился на службу Риму и вскоре выдвинулся как умелый военачальник. Траян даже сделал его консулом и сенатором.

Стремясь объединить под своей властью всю империю, Траян активно включал в сенат греков и уроженцев других провинций Востока, устранив некоторый перекос в сторону Запада, возникший при Флавиях. В 105 г. обоими ординарными консулами были уроженцы провинции Азии Тиб. Юлий Кандид Марий Цельз и Г. Антий А. Юлий Квадрат[105]. Тогда же начали активно появляться в сенате и уроженцы африканских провинций. Впервые, правда, африканец появился в сенате еще по крайней мере при Домициане, но говорить об относительно заметном присутствии уроженцев Африки в сенате можно, только начиная с Траяна. С другой стороны, чтобы крепче связать новых сенаторов с Римом и Италией, Траян потребовал, чтобы те не меньше трети своих средств вкладывали в свои владения в Италии.

Траян резко увеличил число всаднических должностей. Он активно отдавал всадникам посты, раньше часто занимаемые вольноотпущенниками принцепса. Это отразилось на численности прокураторов: теперь их стало 84. Всадники начали вытеснять с руководящих постов не только вольноотпущенников[106], но частично и сенаторов. Такая ставка не на аристократию (независимо от ее происхождения), а на «служилых людей» должна была обеспечить, по мнению принцепса, лучшую управляемость государством. Провинциальные наместники независимо от их ранга контролировались не менее жестко, чем при Домициане. При направлении в провинции они получали подробные инструкции (mandata), в соответствии с которыми должны были действовать. Малейший поступок они должны были (или на всякий случай предпочитали) согласовывать с императором, даже если имели полное право сами решать тот или иной вопрос. При Траяне ни в сенате, ни в армии, ни в государственном аппарате не было ни одного заговора. Тем не менее он тщательно следил, чтобы не возникло никакой оппозиции, ни реальной, ни идеологической. По-видимому, именно Траян издал первый официальный рескрипт, направленный против христиан, отвергавших императорский культ.

Особенно заботил Траяна плебс. Он продолжил традиционную политику «хлеба и зрелищ». Для улучшения снабжения Рима, в частности, вином на берегу Тибра была создана сеть винных лавок. Около Остии был построен новый порт, улучшивший возможности доставки в Рим дополнительного продовольствия. Были организованы крупномасштабные игры и другие представления, сохранены так называемые Капитолийские игры, введенные Домицианом. Они устраивались не на обычный римский, а на греческий манер и вызвали суровое осуждение в римской консервативной среде. Однако Траян предпочел не отменять их, дабы дать толпе лишнее зрелище.

И в Риме, и в Италии, и в провинциях развернулось грандиозное строительство, которое должно было не только прославить императора, но и дать заработок многим беднякам. Были сооружены обширные термы, по поручению Траяна архитектор Аполлодор Дамасский достроил начатый Домицианом Одеон. Возведенный в Риме новый грандиозный форум Траяна был окружен лавками, что улучшало торговлю необходимыми припасами.

Продолжил Траян многочисленные раздачи. Но этим он не ограничился. Им была создана продуманная алиментарная система (от слова alimentum — пища). Ее основу заложил Нерва, а Траян на ней построил стройное здание. В Риме и многих других городах Италии были созданы специальные алиментарные кассы, распределявшие продовольствие и деньги. В число получавших были включены и дети-сироты: законнорожденные мальчики получали по 16 сестерциев в месяц, девочки — по 12, незаконнорожденные соответственно — по 12 и 10. Для всего этого был создан алиментарный фонд, пополняемый за счет особого налога на крупные земельные владения. В городах всеми вопросами, связанными с включением в списки нуждающихся и последующим распределением, ведали специальные чиновники, а всю эту систему возглавлял назначенный императором префект (praefectus alimentorum). По этому примеру стали создаваться подобные кассы в ряде провинциальных городов, но уже не за счет казны, а местных богачей.

Все эти мероприятия требовали немалых средств. Одна только алиментарная система стоила приблизительно около 400 млн сестерциев. Но казна была не безразмерна. С целью покрытия появлявшегося дефицита была несколько понижена стоимость серебряной монеты. Это, однако, не решало проблемы. Идти по старому пути пополнения казны за счет увеличения налогов и конфискаций Траян не хотел. Он подтвердил клятву не казнить сенаторов и полностью прекратил дела об «оскорблении величества», перестал принимать доносы (за время его правления был осужден всего один сенатор, да и то без ведома императора).

И Траян обратился к внешней экспансии. На этот путь принцепса толкали и его личные качества. Он с юных лет был солдатом и проникся воинской психологией и поэтому именно в войне видел средство решения всех проблем. Его склонность к старым римским традициям привела и к возвращению к республиканской внешней политике, основной целью которой было возвышение Рима за счет внешних завоеваний. Первой жертвой новой внешней политики Империи стала Дакия.

Дакия обладала огромными богатствами, привлекавшими римлян. Там было много золота, серебра, других металлов. В дакском обществе уже начали формироваться раннефеодальные отношения, и держава дакского царя Децебала представляла собой сильное раннегосударственное образование. Как и многие подобные объединения на этой стадии развития, она была довольно агрессивна. Относительно богатые римские провинции, естественно, привлекали внимание даков. В их опасности Траян лично убедился во время поездки по дунайским провинциям в 98–99 гг. И теперь он стал готовить значительную армию для вторжения в Дакию. Одновременно велась также психологическая и идеологическая подготовка. Траян заявил, что даки являются народом, никогда не бывшим верным и не заслуживавшим доверия.

Война была официально объявлена весной 101 г. Характерно, что, хотя император имел полную свободу в осуществлении внешней и военной политики, войну объявил не он, а сенат. Траян снова сделал эффектный жест, подчеркивавший его традиционность. Под руководством Аполлодора были построены два моста через Дунай, по ним переправились две колонны римских войск, позже объединившиеся под командованием Траяна, правой рукой которого был Сура. Кроме них против даков действовали еще две отдельные римские армии. Даки отступали, покидая свои укрепления и деревни и заманивая римлян в глубь страны. В одном сражении им удалось нанести римлянам довольно серьезное поражение, но в целом перевес римлян был слишком велик. Зимой Децебал попытался нанести контрудар, вторгнувшись в провинцию Мезию, но был отбит. Тем временем римская армия прорвалась к дакской столице Сармизегетузе, и Децебал был вынужден пойти на заключение мира.

Траян не ограничился формальным признанием Децебалом римской власти. Он отнял у него часть территории, которая была присоединена к провинции Мезии, заставил даков выплатить большую контрибуцию, на северном берегу Дуная были созданы римские укрепления, а в некоторых местах Дакии, в том числе в Сармизегетузе, размещены римские гарнизоны. Децебал был вынужден не только выдать всех пленников и дезертиров, но и разрушить все свои укрепления и пообещать не строить новые. Дакский царь признавал своими друзьями и врагами тех, кто был друзьями и врагами Рима. Это означало, что вся внешняя политика Дакии ставилась под контроль Римской империи. Траян с торжеством вернулся в Рим и получил почетный титул Дакского. Все это, однако, еще не было решением дакского вопроса: Децебал стремился к реваншу, а Траян — к полной аннексии Дакии. Дунайская армия была укреплена еще несколькими легионами.

Новая война началась в 105 г. Воспользовавшись ослаблением бдительности римского гарнизона в Сармизегетузе, даки напали на него. Одновременно Децебал захватил ряд римских укреплений в Дакии, многие римляне были убиты или взяты в плен, и среди них был бывший наместник нескольких провинций Лонгин. Даки пытались захватить и мост через Дунай, но неудачно. В ответ сенат (опять же сенат, а не лично император) объявил Децебала врагом. Римская армия во главе с императором снова вторглась в Дакию. Уже в ходе первой кампании она добилась значительных успехов, но даки продолжали сопротивляться.

В 106 г. кампания возобновилась, и Траян захватил столицу даков, где в его руки попала огромная казна Децебала. Тот бежал, но, увидев, что преследователи близко, покончил с собой. В августе 106 г. война была закончена, и Дакия стала провинцией Римской империи. Ее первым наместником был назначен бывший консул-суффект Д. Теренций Скавриан (выходец из Нарбонской Галлии), в распоряжении которого находилось 3 легиона. Многие даки были выселены из страны, а их место заняли римские колонисты. Скавриан вывел колонию непосредственно в Сармизегетузу, получившую название Ульпия Траяна Августа. Вообще он довольно серьезно отнесся к своим новым обязанностям. Были построены новые дороги, много императорский легат заботился о хозяйстве, так что относительно скоро опустошенная войной страна превратилась в одну из наиболее цветущих римских провинций.

Дакская война полностью оправдала надежды Траяна и его окружения на богатую добычу. Из покоренной Дакии римляне вывезли не меньше 5 млн фунтов золота и 10 млн фунтов серебра. Это позволило Траяну устроить в Риме в честь покорения Дакии грандиозные игры, продолжавшиеся более полугода, и раздать римскому плебсу довольно большие деньги. Именно в знак этой победы был создан форум Траяна, своей грандиозностью превзошедший аналогичные сооружения прежних принцепсов. В его центре была воздвигнута победная колонна, увенчанная статуей императора. Позже в ее цоколе был захоронен и его прах. По обеим сторонам от колонны были построены библиотеки — латинская и греческая. Приток дакского золота повлиял на уменьшение стоимости серебра, и в течение долгого времени Дакия являлась одним из главных источников золота для Империи.

В 105 или, вероятнее, в 106 г. Траян ликвидировал Набатейское царство. Оно располагалось к востоку и югу от Мертвого моря и давно находилось под контролем Рима, но в новых условиях, когда многие клиентские государства этого региона были ликвидированы, наличие такого относительно сильного царства, как Набатея, римлян не устраивало. Правивший в начале II в. царь Раббэл II сумел усилить свою власть и улучшить экономическое положение страны. Набатея достигла процветания, что делало ее слишком опасной для римлян, стремившихся прибрать к своим рукам чрезвычайно выгодную торговлю аравийскими благовониями, которая шла через эту страну. По приказу императора легат Сирии А. Корнелий Пальма вторгся в Набатею. Сопротивление набатейских арабов было сломлено, и она была превращена в провинцию Аравию. Этим была укреплена юго-восточная граница империи и под твердый римский контроль взята торговля с Южной Аравией и Индией. Возможно, уже тогда Траян задумал войну с Парфией, и аннексия Набатеи являлась важным шагом не только по укреплению границы, но и ликвидации возможного очага опасности в тылу римских войск. Траян, подражая Александру Македонскому, явно стремился повторить его поход.

На начало военных действий Траяна подтолкнули очередные неурядицы в Армении и Парфии. Поводом к войне стала попытка парфянского царя посадить на армянский трон своего ставленника. И Траян решил, что пришло время окончательного решения армянопарфянского вопроса. Осенью 113 г., не дожидаясь благоприятных погодных условий, Траян покинул Рим и направился в Антиохию, прибыв туда в начале января следующего года. Весной 114 г. римская армия, сосредоточенная в Сирии под командованием Траяна, вторглась в Малую, а затем и в Великую Армению. Армянский царь Партамасир решил не сопротивляться. Встретившись с Траяном, он положил к его ногам царскую диадему, надеясь получить ее обратно из рук императора. Но это не входило в планы Траяна. Он объявил Армению римской провинцией. Ее наместником был назначен бывший консул Л. Катилий Север. На этом Траян не остановился.

Весной 115 г. его армия вторглась в Месопотамию. В ходе кампании 115 г. была захвачена ее северо-восточная часть, и римляне, по-видимому, перешли Тигр. Но основных целей, поставленных перед армией, эта кампания не достигла, и Траян вернулся зимовать в Антиохию.

В 116 г. военные действия возобновились, и римляне, двинувшись на юг, одержали ряд побед. В конечном итоге они захватили всю Месопотамию, в том числе парфянскую столицу Ктесифон, где в их руки попали казна и золотой трон парфянских царей. Оттуда на заранее построенных кораблях Траян достиг Персидского залива. После первых побед он принял победный титул Парфянского. Были отчеканены монеты с гордой надписью PARTHIA САРТА (Захваченная Парфия). На других монетах заявлялось, что Армения и Месопотамия переданы во власть римского народа. Траян говорил, что если бы не возраст, а ему уже было 62 года, он повторил бы поход Александра. Но дело все же было не в возрасте. В римском тылу вспыхнули восстания. Восстали иудеи Египта, Кирены, Кипра. Эти восстания были потоплены в крови, но вслед за ними поднялись иудейские общины Месопотамии. Еще опаснее оказались восстания в Армении, а также в восточной и северо-западной частях Месопотамии. Под угрозой полного разгрома объединились соперничавшие парфянские аристократы, и объединенная парфянская армия, которую Траян так и не смог встретить в решающем сражении, вторглась в центральную часть Месопотамии. Он направил туда войска Лузия Квиета и Максима Сантры. Последний потерпел сокрушительное поражение и погиб. Квиет действовал удачнее, но добиться перелома не смог. Сам Траян неудачно осаждал г. Хатру, к тому же он заболел. Поэтому хотя сначала он объявил Месопотамию провинцией[107], затем он провозгласил парфянским царем своего ставленника Партамаспата и решил вернуться в Рим. На пути в Рим 8 августа 117 г. Траян умер в малоазийском городе Селинунте. Его прах был перевезен в Рим и захоронен в цоколе колонны, воздвигнутой в честь завоевания им Дакии.

Находившиеся при смерти Траяна его жена Плотина, племянница Матидия (она была тещей Адриана) и префект претория Ацилий Аттиан (бывший опекун Адриана) объявили о существовании завещания императора, в котором тот усыновлял и делал, естественно, своим преемником своего дальнего родственника П. Элия Адриана, в то время легата Сирии. Было завещание подлинным или подложным, неизвестно[108], но Адриан пообещал сенаторам сохранить их привилегии, а воинам — большие подарки. Через два дня после смерти Траяна восточная армия признала Адриана, и вскоре то же самое сделал сенат. Впрочем, еще не дожидаясь официального признания сената, Адриан 11 августа принял все полномочия принцепса. День 11 августа он и считал позднее началом своего правления (dies imperii).

Адриан. Как и Траян, Адриан происходил из испанского города Италики и был потомком италийских колонистов, хотя сам он родился в Риме. Его семья раньше, чем семья Траяна, стала сенаторской. Отец Адриана был двоюродным братом Траяна, а мать Домиция Паулина родом из Гадеса — дальней родственницей жены принцепса. Лишившись в девять лет отца, Адриан воспитывался будущим императором, а также всадником П. Ацилием Аттианом. Именно он принес Траяну вести и об усыновлении его Нервой, и о кончине Нервы. До своего реального или мнимого усыновления Адриан уже сделал большую карьеру. Он сопровождал Траяна во время войн в Дакии, командовал там легионом, занимал пост консула-суффекта. В парфянском походе Адриан вновь сопровождал императора, а затем был назначен наместником Сирии, что было очень важно для сохранения безопасного тыла этого похода. Траян назначил Адриана консулом на следующий, 118 г.

Еще не прибыв в Рим, Адриан направил сенату послание, в котором выражал ему всяческое уважение и даже извинялся за то, что принял власть, не дожидаясь его решения, и просил обожествить Траяна, что сенат с удовольствием и сделал. Настороженно отнесся к новому императору префект Рима, соратник Траяна и бывший консул Кв. Бебий Макр, но Адриан предпочел пока его не трогать. Возвратившись в Рим, он устроил торжественный триумф умершего Траяна. Впервые в римской истории на триумфальной колеснице ехал не живой победитель, а стоял скульптурный портрет умершего императора. Траян был, естественно, обожествлен, и Адриан вначале всячески подчеркивал, что он является сыном божественного Траяна. Божественность покойного императора подчеркивалась и необычным его захоронением. Прах Траяна был захоронен, как уже было сказано, в цоколе колонны, воздвигнутой ранее в честь побед в Дакии в центре Рима на форуме Траяна недалеко от Капитолия. До сих пор в пределах померия были погребены основатель города Ромул и Цезарь, но последний только после обожествления. Мавзолей Августа, в котором хоронились и его преемники, располагался на Марсовом поле, официально находившемся вне священного городского рубежа. Город Селинунт в Киликии, где Траян умер, был переименован в Траянополь. Когда жители Пергама обратились к Адриану с просьбой позволить им построить в честь него храм, он им отказал, но разрешил поставить свою статую в храм обожествленного Траяна. Все это гарантировало продолжение новым императором политики Траяна, но на деле Адриан изменил политический курс.

Понимая, что удержание траяновских завоеваний на Востоке потребует от империи слишком большого напряжения сил, Адриан в одном из первых своих актов отказался от Месопотамии и Армении. Месопотамию он решил вернуть парфянам, а в Армении восстановить ее призрачную независимость, сделав ее царем того Партамаспата, кому Траян предназначал парфянский трон. Он сослался на пример Катона, когда-то сказавшего, что провозгласил македонян свободными, потому что не мог их удержать.

Отказавшись от завоеваний Траяна, Адриан вернулся к старой системе клиентских государств, которые должны были выступать в роли буфера между Римом и Парфией. Некоторые такие государства располагались восточнее Евфрата и составляли как бы предмостное укрепление, оно должно было сдержать на первых порах возможное наступление парфян. Особенно большое значение придавалось Армении, являвшейся и защитой для Малой Азии и частично Сирии, и плацдармом для возобновления римской экспансии, что могло быть вполне вероятно. На армянском троне сидела династия Аршакидов, родственная правившей Парфией, но армянский царь являлся «другом Цезаря и римского народа», т. е. клиентом римского императора. Такое «косвенное» управление в соединении с провинциальной системой Империи, пожалуй, лучше отвечало сложной политической обстановке в Передней Азии.

Отказ от траяновских завоеваний вызвал недовольство многих старых соратников Траяна, в частности А. Корнелия Пальмы, ранее завоевавшего Набатею и неоднократно бывшего консулом, Г. Авидия Нигрина, тоже бывшего консулом и наместником ряда провинций, в том числе Дакии, друга Траяна и участника войн в Дакии Л. Публиция Серта (или Цельза). Вероятно, в последние годы правления Траяна эти люди составили группу, враждебную и Адриану как будущему императору, и жене Траяна Плотине, покровительствовавшей ему. Есть сведения, что принцепс хотел сделать своим наследником видного юриста Л. Нерация Приска. Тот никак не был связан с армией, и, может быть, генералы Траяна надеялись, что, опираясь на войска, они смогут править за спиной юриста. Но в интригах, явно сопровождавших болезнь Траяна, они потерпели поражение и, что вполне возможно, теперь пытались взять реванш. Как говорилось ранее, в римском обществе, особенно, естественно, в военных кругах, не исчезла мысль о возобновлении великих завоеваний, которые должны были привести к подчинению Риму всего мира. Траян явно разделял эту точку зрения, а после его смерти ее представляли наиболее к нему приближенные крупные его полководцы. Они и стали активно проявлять недовольство отказом нового императора от завоеваний на Востоке. Их возможное выступление было бы для Адриана очень опасным, но императора активно поддержал префект претория Аттиан. В результате все они были обвинены в заговоре и убиты в разных городах Италии. Вслед за тем был убит и чрезвычайно популярный в своих войсках Лузий Квиет. Он как будто бы открыто не выступал против нового императора и его курса, но огромная популярность делала его опасным.

Эта расправа с наиболее крупными представителями предыдущего принципата показала, что Адриан ни в коем случае не собирался терпеть какого-либо недовольства своей политикой и учитывать позиции и мнения соратников своего предшественника. Но и Аттиан недолго оставался рядом с новым императором. В 119 г. Адриан дал ему отставку и заменил своими ставленниками Кв. Марцием Турбоном, к тому времени проявившим себя, в частности, тем, что он подавил восстание иудеев в Египте и выступления в Мавретании в поддержку Квиета, и Г. Септицием Кларом. Новый император создавал и свое новое окружение, в котором людям, близким покойному Траяну, места не было. Первое время Адриан приблизил к себе влиятельную фамилию Дасумиев из испанской Кордубы, связанную с его женой Сабиной. Правда, позже, когда отношения с женой у него испортились, и Дасумии были оттеснены с первого плана.

В 124 г. изменилась легенда монет с упоминанием титула Адриана. Если до этого времени в титулатуре подчеркивалось, что он — сын божественного Траяна и на этом основании тоже именуется Дакийским и Парфянским, то теперь весь титул сводился к двум словам — Адриан Август. В какой-то степени образцом могла служить легенда монет Августа — Цезарь Август, но едва ли отказ от сложного титула объяснялся лишь желанием подражать основателю принципата.

Новый титул в большой мере подчеркивал самодостаточность Адриана и самостоятельность его политики. Отказ от завоеваний Траяна в Месопотамии и Армении и устранение, в том числе физическое, наиболее видных деятелей траяновского правления повлекли за собой и частичный отказ от траяновского наследия вообще. В почетных надписях в честь Адриана по-прежнему он именовался сыном Траяна и внуком Нервы, но на монетах, т. е. на наиболее распространенных предметах, имевшихся практически в каждом доме, император появлялся без всякой филиации.

Последующие события показали, что отказ Адриана от завоеваний Траяна на Востоке не был случайностью. Он вообще предпочел не расширение территории Империи, а ее сохранение. Конечно, и ему приходилось воевать. Так, он лично участвовал в войне против роксоланов на Дунае и некоторых племен в Британии. После отъезда императора из Британии непокоренные северные племена вновь попытались вторгнуться в римскую провинцию. Адриану пришлось назначить британским легатом своего лучшего полководца С. Юлия Севера, успешно выполнившего поручение принцепса и отбившего все нападения варваров. Были совершены военные экспедиции в Германию. Но все это было вызвано необходимостью не расширить границы Империи, а отразить нападение врагов.

Для лучшего управления Дакией и ее защиты от грозивших ей сарматов и языгов Адриан разделил ее на две (а затем и на три) провинции. Одна из них стала при этом прокураторской, и ею управлял прокуратор всаднического ранга. Первым ее прокуратором стал будущий префект претория Кв. Марций Турбон.

При Адриане было завершено создание системы валов, ограждавших имперские границы в наиболее угрожаемых регионах, где не было достаточно удобных природных рубежей. В частности, такой вал был создан в Британии, и он отделил завоеванную римлянами большую часть острова от еще не покоренной его северной части (Каледонии). Это показывало, что к дальнейшим завоеваниям в Британии император не стремился. Реконструированы и расширены были валы в Германии и Африке. На валах сосредотачивались основные военные силы. Валы наглядно обозначали римские границы. Последние не стали непроницаемым занавесом между Империей и варварским миром, они скорее были зонами контакта между ними. Однако само по себе создание валов означало, что прежнее представление о безграничности владений римского народа, в свое время столь ясно выражаемое Цицероном и Вергилием, теперь оставлено.

Армия тоже привлекала внимание Адриана. Он заботился о снабжении воинов всем необходимым, относительно часто посещал те или иные армейские части, лично наблюдая за тренировкой солдат и даже порой принимая в ней участие. Это нравилось солдатам и повышало в армии престиж императора, в чем тот, противопоставивший себя военным завоеваниям, был кровно заинтересован. Хотя официально солдаты не имели семей, но на деле у них были сожительницы и, естественно, дети. Адриан стал предоставлять гражданство детям солдат, но этим не ограничился. Воинские части были сосредоточены на наиболее угрожаемых участках границы, в том числе в Сирии. Был создан новый военный лагерь на Евфрате, который должен был защитить Империю от возможного парфянского вторжения. Наряду с легионами были созданы так называемые numeri — специальные мобильные отряды из пехотинцев и конников, сделаны первые шаги по созданию тяжелой кавалерии, подобной той, что существовала у парфян. Адриан принял ряд мер по решительному укреплению воинской дисциплины. Были упорядочены военные расходы и определены критерии назначения центурионов. Задачей армии, по мысли императора, должна была стать оборона Империи, а не наступление, но от этого она не должна была быть менее сильной. С оборонительной политикой Адриана началось и рекрутирование армии из местного населения. Это в большой мере связало воинов с окружающим миром, воспитало в них сознание, что они в случае вражеского нападения будут сражаться не только за Империю, но и за свою конкретную землю, за своих земляков и, может быть, родственников. Это было хорошо для оборонительной армии, но могло создавать серьезные проблемы для армии наступательной. Удовлетворившись укреплением существовавших границ и усилением армии, Адриан основное внимание уделил внутренней политике.

Как всегда, насущной заботой императора являлись финансы. Адриан принял ряд мер по упорядочению сбора налогов. Им была создана должность адвоката фиска, защищавшего интересы императорской казны. Демонстративно порицая произвол прокураторов при сборе налогов, он при этом жестко настаивал на обязательности самого сбора. В то же время Адриан не считал возможным экономить на том, что увеличивало его авторитет. Довольно большие суммы тратились на обширное строительство в Риме, Италии, провинциях. В частности, был проведен новый водопровод, улучшивший снабжение Рима водой. В свое время Август построил свой мавзолей, в котором были похоронены он сам и члены его семьи. По этому образцу Адриан начал возводить свой, тоже вне померия. Много занимался он восстановлением разрушенных зданий, всячески при этом подчеркивая свое уважение к первым строителям. Так, например, было с Пантеоном, в свое время построенным Агриппой, но уже дважды разрушенным. Фактически он был выстроен заново, вероятнее всего по проекту Аполлодора Дамасского, но на фронтоне была полностью восстановлена старая надпись, упоминающая Агриппу[109]. Такое уважение к первым строителям должно было подчеркнуть непрерывность не только истории римского государства, но и римской культуры.

В обширном пантеоне римских богов Адриан выдвигал на первый план богиню Рому, воплощение самого Рима. В 121 г. был освящен специальный участок, на котором начали сооружать ее храм. Другим божеством, выдвигаемым на первый план, снова, как и во времена Цезаря и Августа, стала Венера, уже давно рассматривавшаяся как праматерь римского народа[110]. Ее связь с Римом подчеркивалась тем, что ее храм был освящен 21 апреля, в день рождения города.

Немалых расходов требовало и продолжение старой политики «хлеба и зрелищ». Большое строительство было развернуто также в городах Италии и в провинциях. Адриан не только сохранил траяновскую алиментарную систему, но и неоднократно осуществлял единовременные раздачи и денег, и хлеба. По различным поводам устраивались пышные игры, на которых часто присутствовал сам Адриан. Все это должно было укрепить авторитет принцепса в столице.

Большое внимание Адриан уделял Италии. В частности, для улучшения судопроизводства он назначил четырех бывших консулов специальными судьями для Италии, однако их обязанности одними юридическими проблемами не ограничивались. Считаясь официально легатами августа, они представляли персону императора в определенной части Италии и поэтому осуществляли и административную власть на данной территории. Этим был сделан первый шаг к лишению Италии ее особого положения в Империи.

Адриан был «путешествующим императором». До него еще не было императора, столь много ездившего по Империи. Не было, пожалуй, ни одной провинции или, по крайней мере, группы провинций, или страны, которую Адриан бы не посетил. Он внимательно инспектировал положение в провинциях и, если нужно было, принимал меры. Иногда такие поездки были вызваны необходимостью. Так, при возникновении угрозы новой войны с Парфией Адриан отправился в некоторые восточные провинции. Порой он реорганизовывал провинции, как это было в Дакии. В ряде провинций им были основаны новые города. Например, в Египте после гибели в Ниле его любимца Антиноя он основал Антинополь, а на Балканах — Адрианополь. В уже существовавших городах строились многочисленные храмы, театры, амфитеатры, цирки. В Афинах, например, вырос целый новый квартал, и воздвигнутая арка разделяла «город Тесея» и «город Адриана». Там же он принял должность архонта, что должно было подчеркнуть его глубокое уважение к этому древнему городу, символу культуры и прошлой славы. Были уменьшены некоторые налоги, собираемые в провинциях, расширены права муниципиев, в том числе в экономической области. Такое внимание к провинциям было вызвано возросшей их ролью в жизни империи.

Провинции все более становились интегральной частью римского государства. Следуя политике Траяна и в большой мере своей склонности к Элладе, Адриан продолжал включать в сенат уроженцев Греции и грекоязычных восточных провинций. Так, сенаторами стали афиняне Тиб. Клавдий Аттик и его сын Герод Аттик, известный своим богатством и покровительством греческой культуре. При Адриане впервые уроженцы восточных провинций стали назначаться на посты в западной части Империи. Например, спартанец Эврикл Геркулан стал легатом родной Адриану Бетики, а уроженец мало-азийской Никомедии Л. Флавий Арриан (знаменитый историк) — квестором в той же провинции. С этого времени назначение на те или иные должности перестало связываться с происхождением. Римская империя на деле становилась единым целым. Только в окраинных провинциях еще происходили волнения. В начале правления Адриана они охватили Мавретанию и были подавлены Турбоном. Беспорядки вспыхнули и в Александрии. Они как будто носили чисто религиозный характер, но нарушали общественный порядок и поэтому были подавлены. В конце его правления началось мощное восстание в Иудее под руководством некоего Симона, которого его сторонники считали Мессией и прозвали Бар-Кохбой (Сыном Звезды). Ни наместник Иудеи Тиней Руф, ни легат Сирии Публиций Марцелл подавить его не смогли. Тогда Адриан сам посетил Иудею, направил туда своего лучшего полководца С. Юлия Севера, только что прославившегося своими победами в Британии[111]. На помощь ему были переброшены отдельные воинские части из западной части Империи. Юлий Север залил Иудею кровью, после чего даже название Иудея было вычеркнуто, и провинция стала именоваться Палестиной или Палестинской Сирией, а иудеям на какое-то время было запрещено даже жить там. Иерусалим еще раньше был превращен в римскую колонию Элию Капитолину.

В своих путешествиях Адриан преследовал еще одну цель — он удовлетворял свою любознательность и любовь к литературе и искусству. Принцепс понимал, что для сохранения единства империи политическую общность надо дополнить культурной. Образование, любовь к греческой культуре[112], наглядное сравнение культур Востока и Запада, усвоенное, в частности, во время его многочисленных путешествий, привели Адриана к мысли о необходимости заложить в основу этой культурной общности греко-эллинистическую культуру, которой он всячески покровительствовал. И это ему в большой степени удалось.

Другой основой государственного единства должно было стать право. В Риме каждый претор, вступая в должность, публиковал свой эдикт, содержавший программу его деятельности. По поручению Адриана виднейший юрист его времени Л. Сальвий Юлиан, являвшийся и известным теоретиком правоведения, в 130 г. или немного раньше создал на основе прежних эдиктов «постоянный эдикт Адриана», ставший первым кодексом римского права. С этого времени вносить в правовые нормы какие-либо изменения мог только император или делать это можно было, по крайней мере, с его разрешения. Эдикт оставался действенным вплоть до его официальной отмены императором Юстинианом в VI в. Преимущественно юристов Адриан стал назначать и членами совета принцепса. Он был создан Августом из своих личных друзей, при нем же превращен в официальный орган, состоявший из представителей различных магистратур. Позже его состав и структура менялись. Теперь он состоял в основном из юристов. Его члены стали получать жалованье, превратившись, таким образом, в государственных чиновников. Совет стал официальной государственной инстанцией и наряду с сенатом занимался преимущественно юридическими проблемами. Адриан понимал, насколько важна деятельность юристов для государства, поэтому Л. Нерация Приска, чуть не ставшего его соперником, он вопреки своему обыкновению не только пощадил, но ввел в совет принцепса и внимательно прислушивался к его мнению.

При Адриане произошла реорганизация государственного аппарата. Все служащие были разделены на разряды, каждый получил свой титул и жалованье. Сенаторы и члены их семей стали именоваться светлейшими мужами (viri clarissimi), высшие всадники — виднейшими мужами (viri eminentissimi), средние чиновники (также происходившие из всадников) — превосходнейшими мужами (viri perfectissimi), низшие — отличными мужами (viri egregii). Тем самым государственные служащие противопоставлялись остальному населению и даже самые низшие чиновники своими пышными титулами ставились выше обычных людей. При этом военная и гражданская службы были разделены. В имперском бюрократическом аппарате всадники окончательно заменяли императорских вольноотпущенников. Особое положение занимали сенаторы. С одной стороны, они включались в новую административную систему, становясь, таким образом, тоже чиновниками, хотя и высокопоставленными. Но с другой — они могли, как и прежде, занимать и военные, и гражданские высокие посты. Уже можно говорить о завершении формирования государственного аппарата Римской империи. Внутри него создается строгая бюрократическая иерархия, при этом он резко противопоставлен остальному населению Империи. Бюрократия окончательно превращается в особый социальный слой, мало или совсем не связанный с остальными людьми и полностью зависимый от императора.

В связи с этим реорганизуются и сословия Империи. Теперь не столько имущественный ценз (хотя он сохранился), сколько достижение соответствующей должности дает допуск в сословие всадников, а с этим и дальнейшее продвижение по служебной лестнице. Были отменены откупа на последние косвенные налоги, и всадничество окончательно превращается в служилое сословие, созданы новые всаднические должности, что облегчало приток всадников в государственный аппарат. Среди новых должностей был пост адвоката фиска, который защищал интересы императорской казны. По-прежнему высшей ступенькой всаднической карьеры являлась должность префекта претория. Стремясь иметь при себе прежде всего хороших юристов, Адриан стал увеличивать число префектов претория до четырех и назначать на этот пост юристов, так что префектура претория из военного командования начала превращаться в наиболее авторитетную юридическую инстанцию. Несколько иначе обстояло дело с сенаторским сословием. Принадлежность к нему, как и раньше, была наследственной, но император имел право вводить в сенат и причислять к «светлейшим» любого человека по своему выбору, что вело ко все большему «разбавлению» сенаторов «новыми людьми».

Частью государственного аппарата становятся так называемые фрументарии. Когда-то они охраняли обозы с хлебом, а потому и получили свое название от слова frumentum — зерновой хлеб. Но ко II в. сфера их деятельности изменилась. Они превратились в тайную политическую полицию. Фрументарии занимались, по-видимому, и военной разведкой, но их главной задачей стал политический сыск. Адриан упорядочил деятельность фрументариев, придав их организации определенную стройность. С их помощью он следил за настроениями в обществе, особенно высшем, что позволяло предупреждать возможные заговоры и другие покушения на императорскую власть. Его тайные агенты следили за чиновниками, а также за всякими подозрительными людьми. В результате Адриан был осведомлен о самых разных делах, творившихся в Империи, и даже о частной жизни граждан, особенно сенаторов и высших чиновников. Это, с его точки зрения, должно было обеспечить порядок в государстве и укрепить власть императора.

С течением времени характер императора стал портиться, и с возрастом начали ярко проявляться худшие стороны его натуры. Он вообще не терпел никакой оппозиции, подозревая любого возражавшего во враждебности. Адриан считал себя писателем, художником, архитектором, и когда выдающийся архитектор и инженер-строитель Аполлодор Дамасский, среди прочего построивший мосты через Дунай и, по-видимому, Пантеон, раскритиковал один из его архитектурных проектов, он его казнил. В 136 г. умерла императрица Сабина. Она, как это уже стало обычным, была обожествлена. Но этот акт никого не обманывал, так как отношения Сабины и Адриана давно не отличались сердечностью. Возможно, значительную роль в этом играла склонность императора к юношам. Долгое время его любимцем был красавец Антиной, который в 130 г. утонул в Ниле, сопровождая принцепса в его поездке по Египту. Смерть Антиноя повергла старевшего императора в неутешное горе, и он приказал обожествить погибшего и установить его культ. После этого Адриан приблизил к себе Л. Цейония Коммода. Род Цейониев принадлежал к имперской знати, выдвинувшейся после гражданской войны 68–69 гг. Его дед был ординарным консулом в 78 г., а отец — в 106-м.

Вокруг Сабины группировались римские интеллигенты, в той или иной мере оппозиционные Адриану, в том числе историк Светоний, занимавший пост императорского секретаря. Особенно опасным было то, что к этому кружку примкнул префект претория Г. Септиций Клар. Адриан принял решительные меры, сместив Клара и Светония с их постов.

Смерть жены окончательно развязала руки императору. Его мизантропия усилилась.

Адриан покинул Рим и полностью переселился в свою виллу около г. Тибура, построенную по его проекту и украшенную многочисленными произведениями (или копиями) греческого и восточного искусства. В год смерти Сабины Адриан, не имевший сыновей, усыновил Коммода и, дав ему имя Л. Элий Цезарь, объявил своим наследником, хотя тот и не имел никаких заслуг перед государством. Впервые титул цезаря был дан не правящему императору, а его наследнику. С этого времени все чаще он стал даваться наследнику трона или младшему соправителю. Титулы августа и цезаря были, таким образом, разделены. Если август всегда становился и цезарем, то цезарь мог и не быть августом.

В это время ближайшими родственниками Адриана были его зятья Л. Юлий Урс Сервиан (муж его сестры, которому было около 90 лет и который в свое время являлся одним из ближайших сподвижников Траяна и самого Адриана) и Г. Педаний Фуск. Видимо, для того чтобы они не мешали только что назначенному наследнику, Адриан в середине 136 г. казнил обоих[113].

Однако 1 января 138 г. не отличавшийся здоровьем Коммод умер. Тогда император остановил свой выбор на 51-летнем члене совета принцепса, бывшем консуле и преторе Т. Аврелии Бойонии Антонине. К тому времени Антонин был очень влиятельным членом совета и, может быть, уже оказывал воздействие на некоторые конкретные решения старевшего принцепса. 24 января Адриан официально объявил о своем решении усыновить Антонина и затем дал ему как наследнику титул цезаря, при этом поставив условие — усыновление, в свою очередь, Антонином Л. Вера, сына умершего Коммода. Весьма солидный по тем временам возраст Антонина и младенческий, по существу, Вера (ему еще не было восьми лет) давали Адриану надежду, что правление первого будет лишь сравнительно короткой прелюдией к принципату сына императорского любимца.

10 июля 138 г. Адриан умер, но не на своей любимой вилле, а в кампанских Байях, куда отправился на лечение. И Антонин официально стал императором.

Антонин Пий. Как роды Ульпиев (к нему принадлежал Траян) и Элиев (род Адриана), род Аврелиев тоже был провинциальным, осевшим в Южной Галлии. Но уже отец Антонина Т. Аврелий Фуск обладал большими владениями в Италии, и Антонин родился в италийском городе Ланувии. Рано потеряв отца, он воспитывался своими дедами, и от деда по материнской линии Ария Антонина будущий император стал тоже именоваться Антонином. Он прошел всю лестницу сенатских магистратур — от квестора до консула, был также членом совета принцепса, получив там опыт для деятельности и в императорском аппарате. Все это делало Антонина умелым и опытным чиновником. Эти его качества хорошо проявились и на императорском троне.

Антонин демонстративно подчеркивал свое уважение к памяти покойного принцепса. Он достроил начатый Адрианом мавзолей, в котором были похоронены Адриан, Сабина и Коммод. Нетерпимый характер Адриана, особенно проявлявшийся в последние годы его жизни, вызывал недовольство у многих сенаторов, и сенат долго отказывался его обожествить. Но Антонин решительно настоял на обожествлении своего предшественника и приемного отца, за что ему в сентябре 138 г. официально присвоили имя Пий (Pius — Благочестивый). Под именем Антонина Пия он и вошел в историю.

До самой смерти новый император подчеркивал, что он является сыном божественного августа, т. е. Адриана. Выполняя его волю.

Антонин усыновил Люция Вера, но одновременно и племянника своей жены Марка Аврелия, за которого в 145 г. выдал замуж свою дочь Фаустину. Сначала она (ее называют младшей, чтобы отличить от ее матери Фаустины-старшей) была помолвлена с Вером, но затем император все же предпочел старшего из своих двух приемных сыновей, ясно давая понять, кого он видит своим реальным преемником.

Новый император демонстративно оставил на своих постах высших чиновников, назначенных его предшественником. Только префект Города Сципион Орфит был заменен Т. Бруттием Презентом.

Это назначение явно имело целью укрепление позиций Антонина в столице и, разумеется, не означает, что в дальнейшем он не производил никаких изменений, но они происходили позже и не создавали впечатления, что принцепс стремится привести к власти свою «команду».

Приобретение имени Пий, которое император официально включил в свою номенклатуру, создавало вокруг принцепса определенную ауру. До сих пор это прозвище было связано только с одной фигурой римской истории и мифологии — Энеем, названным Вергилием pius Aeneas, и это было всем хорошо известно. Разумеется, Антонин не пытался сравнивать себя с первопредком римлян и видеть в своей фигуре такого же основателя нового народа, каким представлялся Эней. Более того, своим отношением к Адриану он подчеркивал полную преемственность с предшественником. И все же аналогия со столь почитаемым римлянами Энеем бросала дополнительный свет на фигуру и деятельность императора. Pietas со времени Августа считалась одной из самых важных императорских добродетелей. В свое время сенат, как об этом говорилось ранее, преподнес Августу золотой щит с перечнем таких добродетелей, и среди них значилось благочестие по отношению к богам и родине. Pietas же Антонина вообще не была ничем ограничена.

Новый император всей своей деятельностью показывал, что прозвище было дано ему не случайно. Он очень заботился о различных старинных культах, а в 147 г. торжественно отпраздновал 900-летний юбилей Рима. Всем своим поведением Антонин подчеркивал свою приверженность старинным римским традициям и почитание предков и родственников, что и составляло важную часть самого понятия pietas — благочестие. Прежде всего это относилось к его семье. После смерти в 141 г. своей жены Фаустины-старшей Антонин потребовал ее обожествления. На этот раз сенат не противился и даже принял постановление, в силу которого каждая новая супружеская пара должна была приносить жертву перед серебряной статуей императорской четы, стоявшей перед храмом Венеры. Став в 54 года вдовцом, Антонин в новый брак не вступал. У него была наложница — вольноотпущенница жены Галерия Лисистрата, но это не влияло на его образ супруга, преданного своей жене и после ее смерти. Как бы наследницей умершей супруги Антонин выдвинул свою дочь Фаустину-младшую, через некоторое время после смерти матери получившую титул августы.

Антонин Пий в целом продолжал политику Адриана. По-прежнему значительное место рядом с императором занимали юристы. Таким был Сальвий Юлиан, которого, несмотря на его скромное и провинциальное (из африканского Гадрумета) происхождение, Антонин в 148 г. назначил консулом, причем не суффектом, а сразу ординарным, что, как уже отмечалось, ценилось гораздо выше. Продолжался приток в сенат уроженцев Греции и Востока, и некоторые из них делали хорошую карьеру. Например, Герод Апик стал консулом и воспитателем наследников.

Как и Адриан, Антонин стремился быть «мирным» императором. Действительно, в его правление в Риме, Италии и на основной территории Империи было спокойно, но это не означает, что войны обошли стороной государство. Хотя сам Антонин постоянно оставался в Риме, его полководцы неоднократно вступали в сражения.

Вторжение северных британцев в римскую часть острова привело к новой войне в Британии. В 139 г. ее наместником был назначен опытный командир Кв. Лолий Урбик. В ответ на вторжение северян он перешел в наступление. Чтобы оградить римскую провинцию от повторных вторжений с севера, Антонин построил еще один вал на границе этого нового завоевания и в более узком месте острова, в 120 км к северу от вала Адриана. Были возведены новые и реконструированы старые укрепления и в других местах, что ясно говорило о нарастании внешней опасности.

На Дунае римляне воевали с аланами, квадами и некоторыми другими народами. Дважды, в 142–143 и 157 гг., шли войны в Дакии. Победы дали возможность римлянам назначить квадам нового короля, что превращало это племя в клиентское. Из-за спора вокруг Армении римляне снова столкнулись с парфянами. В Армении тоже появился новый царь, назначенный императором. Иберский царь Фарсаман сам предпочел прибыть в Рим и заявить о своем подчинении. Начиная со 145 г. на римских монетах все чаще появляются военные мотивы.

Неспокойно было и в некоторых провинциях. Так, наместник Мавретании Т. Варий Клемент подавлял очередные беспорядки в своей провинции. Мавретания, с которой граничила территория свободных берберских племен, вообще была предметом беспокойства императорского правительства, в том числе правительства Антонина Пия. Обе Мавретании (Тингитанская и Цезарейская) были в обычное время прокураторскими. Но в 40-х гг. Антонин был вынужден назначить специального легата сенаторского ранга Уттедия Гонората, поручив ему, как кажется, власть в обеих провинциях. Окончательно война в этом регионе завершилась только около 150 г. или немногим позже после направления сюда новых подкреплений.

Беспорядки вспыхивали и в Египте. В Риме и провинциях возникали заговоры, направленные против Антонина. Такой заговор, возглавляемый неким Корнелием Присцианом, возник, например, в Испании. Присциан был обвинен в стремлении к тирании. Речь, по-видимому, шла о попытке вооруженного выступления против Антонина. Также в стремлении к тирании был обвинен Ацилий Тициан[114].

Значительное внимание император уделял провинциям и провинциальным городам. Антонин Пий упорядочивал управление, делал упор на вопросах финансов и налогов, много заботился об укреплении городов, которым угрожала внешняя или внутренняя опасность, и, что было очень важно, стремился полностью включить провинциальную элиту в правящий слой Империи. К этому времени провинциальная политика предыдущих императоров привела к тому, что значительная часть населения Империи уже обладала римским или латинским гражданством, делавшим римскими гражданами тех, кто в своих общинах занимал выборные должности. В результате понятие «римский народ» столь расширилось, что теряло свою важнейшую черту — противопоставление господствовавшего народа остальному населению. Римский народ переставал быть элитой государства, а становился его населением, что вело к созданию новой элиты, в которой провинциалы занимали бы значительное место. Несмотря на свой подчеркнутый консерватизм, Антонин Пий должен был предпринять значительные шаги в этом направлении.

Законодательство Антонина выделяет две группы граждан: более почетные (honestiores) и более низкие (humiliores). Оба термина использовались и раньше, но не имели юридического значения. Теперь же они стали юридическим обозначением двух резко разделенных групп граждан, что было закреплено законодательно. К первой относились сенаторы, всадники, декурионы (члены выборных советов в италийских и провинциальных городах римского и латинского права), магистраты этих городов, ветераны, ко второй — остальные граждане. Люди, принадлежавшие к этим группам, оказывались в разном отношении к закону. Так, за одно и то же преступление «более низким» грозила смертная казнь, а «более почетным» — изгнание, одним — жестокая (так называемая квалифицированная) казнь, другим — простая и т. д. «Более почетных» нельзя было ссылать на каторгу в рудники, а «более низкие» могли быть распяты на кресте или брошены на растерзание диким зверям. Это юридическое деление граждан резко противоречило одному из основных принципов античного общества — юридическому равенству граждан.

Появление такого законодательства говорит о первых симптомах кризиса античного мира. В правление Антонина обнаружился еще один его симптом — в городах появились отказы от занятия тех или иных почетных должностей, к которым еще недавно так страстно стремились. При преемниках Антонина симптомы кризиса становятся все отчетливее. Однако, прежде чем говорить о кризисных явлениях, рассмотрим характерные черты позднего принципата.

Основные черты позднего принципата. Поздний принципат сохранил основные черты политического строя, установленного Августом, но стал новым этапом его развития. В результате гражданской войны 68–69 гг. и последующих реформ в системе принципата произошли важные изменения.

Власть принцепса по-прежнему основывалась на соединении imperium, potestas и auctoritas, но эти три ее составляющие качественно изменились. В условиях гражданской войны особенно возросла роль военного фактора, и это привело к увеличению значимости императорского элемента. Из преемников Августа только Нерон, и то не сразу, принял имя Imperator, да и использовал он его лишь спорадически. А после него все принцепсы включали это слово в набор своих имен. Постепенно это понятие начало даже затмевать (но не вытеснило) понятие «принцепс». В нем особенно ясно и четко выражался силовой момент власти главы государства, хотя и не обязательно связанный именно с армией. Меньше, пожалуй, изменилось понятие potestas. Поив этом случае можно говорить, что на фоне полномочий императора полномочия магистратов почти отошли на задний план, превратившись по сути в пустую, пусть и почетную, формальность. Больше власти сохранилось у промагистратов, но и они на деле целиком и полностью подчинялись императору. А наиболее значительно изменилось содержание auctoritas. «Авторитет» был основан теперь не на происхождении, хотя бы и косвенном, от Цезаря и Августа, а на обладании властью независимо от способа прихода к ней. Отныне важны были не столько личность принцепса и его семейные связи, сколько его положение во главе государства. Принципат становится не «семейным делом» Юлиев-Клавдиев, а самостоятельным политическим институтом. Хотя имена Цезарь и Август входили в набор практически всех следующих принцепсов, на деле они, оторвавшись от своей родо-фамильной основы, превратились в титулы. Августом обычно становился правящий император, а цезарем — его наследник, а позже в некоторых случаях и соправитель, игравший, однако, меньшую роль.

Такое положение принцепса, его отделение от правящего рода парадоксально сочетается с усилением династийности в преемственности власти. Веспасиан передал власть своему старшему сыну Титу, а тот, поскольку не имел сыновей, — своему брату Домициану. В эпоху Антонинов трон наследовал не родной сын, которого ни у кого, кроме предпоследнего императора Марка Аврелия, не было[115], а наиболее заслуженный, с точки зрения правящего императора, человек, уже занимавший различные ступеньки карьеры, но оформлялось это как усыновление, т. е. введение наследника в правящую семью. Таким образом, принципат делал еще один шаг к превращению в «нормальную» монархию.

Принцепс был пожизненным высшим гражданским, военным и культовым должностным лицом. Он являлся главой государства, верховным главнокомандующим, верховным жрецом, мог издавать различные распоряжения, имевшие силу закона, и сам эти постановления и законы исполнял. Вообще-то, принцепс был освобожден от действия закона, но общественное мнение считало хорошим того главу государства, кто следовал законам, и тираном — нарушавшего их. Принцепс — первый гражданин и первый сенатор. Принципат возник в результате концентрации в руках одного человека различных магистратских и промагистратских полномочий и передачи ему ряда функций народа и сената. Важнейшую роль в этом конгломерате полномочий и функций играли империй, дававший высшую военную власть; трибунские полномочия, дававшие право вносить законопроекты и позволявшие реально контролировать все государственные органы; права цензора, дававшие принцепсу возможность контроля за сенатом и всеми гражданами; пожизненное проконсульство, делавшее его высшим администратором всего государства; положение верховного понтифика, ставившее его на вершину жреческой иерархии. Часто император занимал пост консула. Принцепсу обычно присваивалось звание «отца отечества»[116]. Ранее просто почетное звание, выражавшее восхищение заслугами человека, теперь оно делало императора всеобщим патроном, устанавливая между ним и всем населением империи патроно-клиентские отношения: император выступал как высший патрон, а все остальные жители государства (кроме, разумеется, рабов) являлись его клиентами. Но собственно магистратом принцепс не был, так как в принципате отсутствовали такие важные принципы магистратуры, как временность, коллегиальность и ответственность.

В принципе, полномочия императора были пожизненными, но не наследственными. Этот пост сначала воспринимался как чрезвычайный, но скоро стал совершенно нормальным и постоянным. Однако каждый новый глава государства получал свои полномочия от сената, а принцепс мог назначать только наследника своего имущества. На деле же последний становился и наследником его власти. Чтобы избежать возможных недоразумений, императоры еще при жизни своим предполагаемым наследникам давали отдельные императорские полномочия, особенно трибунскую власть, а порой и официально делали их своими соправителями (и проводили эти решения через сенат), а те уже после смерти предшественника автоматически брали на себя всю власть. Наследник обычно являлся и главой всаднической молодежи — princeps iuventutis. Теоретически сенат мог и отрешить принцепса от власти, но такое случилось всего лишь один раз — в 68 г., когда в условиях начавшейся гражданской войны стало ясно, что Нерон потерпит поражение, и до времени «военной анархии», о которой пойдет речь позже, такого более не случалось, как бы сенаторы к правящему императору ни относились. После смерти принцепса сенат мог его обожествить или, наоборот, осудить его память. Последнее вело к вычеркиванию имени осужденного из всех официальных актов, включая почетные надписи, разрушению статуй и других памятников и даже иногда к перечеканке монет.

Принцепс издавал различные акты, определявшие ход дел и управление государством. Они сразу же принимали силу закона и были обязательны для исполнения. Акты были разнообразными. Декрет содержал решение императорского суда. Как правило, он решал конкретный случай, но имел характер прецедента, на основании которого решали и все другие подобные дела. Решение какого-либо общего вопроса содержал эдикт принцепса, сохранивший свою силу и после его смерти до тех пор, пока подобный акт другого императора его не отменял. Точку зрения принцепса и его указания местным властям выражал рескрипт, официально являвшийся ответом императора на запрос или просьбу должностного либо частного лица или органа и направлявшийся этому лицу или органу. Данный ответ становился юридической нормой, обязательной для исполнения во всей Империи. Видом рескрипта было послание (epistula), направляемое наиболее уважаемым людям или корпорациям. Инструкции чиновникам различного ранга содержались в мандатах. Постепенно все акты, издаваемые императором, получили название конституций. Сначала конституция содержала решение по какому-либо конкретному вопросу, но затем и общегосударственный акт, обязательный либо для всего населения Империи, либо для тех или иных его категорий, либо для того или иного вида правовых отношений.

Все акты составляли чиновники императорской канцелярии, являвшейся частью императорского государственного аппарата. Она осуществляла конкретную связь принцепса с Империей. Во II в. число различных актов, исходивших от принцепса, и разного рода между ним — с одной стороны, и наместниками, провинциями, городами и другими общинами — с другой, резко увеличивается, что говорит о росте значимости в управлении Империей бюрократического аппарата. Начиная с правления Клавдия, канцелярия делилась на отдельные департаменты, число и назначение которых с течением времени могло меняться. В круг их обязанностей входили различные вопросы: a censibus — финансовое положение претендентов на включение в сословие сенаторов или всадников; a cognitionibus — материалы для суда принцепса; a libellis — прошения, поступавшие на высочайшее имя; a mandatis — приказы и различные поручения провинциальным властям; a memoria — запись всех императорских речей, решений, ведение дневника; a rationibus — все финансовые и налоговые вопросы; ab epistolis — императорские послания и распоряжения. Этими департаментами сначала руководили вольноотпущенники принцепса, а позже — всадники. Только на второстепенных должностях еще сохранялись императорские вольноотпущенники и даже иногда рабы. Канцелярия являлась постоянным органом. Если император по каким-либо причинам покидал Рим, часть работников канцелярии сопровождала его, но другие в это время оставались в столице. Никогда не покидал Рим a rationibus, что давало императору возможность и в свое отсутствие постоянно контролировать финансовые вопросы.

В эту эпоху окончательно сформировался новый государственный аппарат, начало которому положил Август. В нем кроме низших чиновников работали префекты и прокураторы. Более высокое положение занимали первые. Префект Города, т. е. Рима, был сенатором. Остальные префекты, как и все прокураторы, являлись всадниками. Прокураторы управляли различными видами императорских имуществ, в том числе рудниками и сальтусами, занимались чеканкой монеты и содержанием дорог, были наместниками провинций «второго ранга», особенно пограничных, таких как Иудея или Норик. Прокураторам могли даваться и другие административные поручения. В зависимости от значимости обязанностей прокураторы делились на ранги и в соответствии с ними получали свое жалованье — от 60 до 300 тыс. сестерциев в год. Самое большое жалованье было при Коммоде у прокуратора a rationibus, игравшего роль министра финансов. Число прокураторов постоянно росло: при Августе их было 23, при Нероне — 46, при Веспасиане — 57, при Домициане — 64, при Траяне — 84, при Адриане — 104, при Коммоде — 135.

Самое высокое положение среди префектов всаднического ранга занимали префекты претория. Сначала это были военные командиры, возглавлявшие императорскую гвардию, позже им было доверено заниматься порядком и соответственно решением уголовных дел в Италии за пределами 100-мильной зоны вокруг Рима. Это привело к тому, что в их деятельности юридические вопросы стали приобретать большее значение, чем военные, и эту должность все чаще стали занимать юристы. Префект претория возглавлял совет принцепса в его отсутствие. Такое положение было окончательно закреплено Адрианом. Должность префекта претория была высшей, какую мог занять всадник. При Юлиях-Клавдиях императорский аппарат еще в основном пополнялся вольноотпущенниками, так как рассматривался как часть двора принцепса и в какой-то степени его личного хозяйства. Теперь он превратился в аппарат государства и формировался, как правило, из всадников. Со времени Траяна неизвестно ни одного вольноотпущенника, занимавшего должность в центральном аппарате. Только в провинциях вольноотпущенники императора еще играли определенную роль. Решающий шаг был сделан Адрианом, при котором этот аппарат был не только окончательно сформирован, но и структурирован. Своими пышными титулами чиновники были поставлены над обществом, а аппарат в целом был противопоставлен ему. Старый сенатский аппарат фактически был включен в эту новую систему, так что о дуализме двух государственных систем говорить уже нельзя.

Важнейшее место в имперском государственном аппарате занимал совет принцепса (consilium principis). Как уже говорилось, его состав постепенно менялся. Будучи сначала советом, состоявшим из личных друзей принцепса, он затем превратился в официальный государственный орган, в который входили, в частности, по одному представителю от различных магистратур (один консул, один претор и т. д.). С течением времени менялась и структура совета. Его членами были как сенаторы, так и всадники. Постепенно доля последних в совете стала увеличиваться. Сенаторское сословие часто представляли бывшие консулы, а также префект Города. Из всадников в совет входили префекты претория (или один из них) и другие люди по выбору императора. Возможно, его членами становились чиновники императорской канцелярии всаднического ранга. При отъезде императора из Рима часть советников сопровождала его. Со времени Адриана в совете кроме высших должностных лиц из числа сенаторов и всадников стали пожизненно заседать юристы, дававшие советы по различным вопросам, в том числе и судебным. При Адриане такими советниками были Л. Юлий Сабин, Л. Нераций Приск, П. Ювенций Цельз. Это не мешало тому, что в число советников входили и люди, избранные самим императором, включая его друзей. Император обычно внимательно прислушивался к советам, хотя мог решать все дела так, как считал справедливым, независимо от этих советов. Тем не менее в своих рескриптах и других документах принцепс часто ссылался на мнение «обоих сословий», т. е. членов совета, их представлявших. С советом принцепс консультировался и в судебных вопросах. Однако в случае, если судили сенатора, совет император держал только с советниками-сенаторами. Члены совета получали жалованье. Заседал совет под председательством императора, а в его отсутствие — префекта претория.

При всей формализации императорского бюрократического аппарата роль личностного фактора оставалась весьма значительной. Вокруг императора группировался круг его «друзей» (amici). Юридически он оформлен не был, состав его был переменным и зависел от конкретной ситуации, характера принцепса, личных отношений. В него могли входить самые разные люди. Часть «друзей» входила в совет принцепса, и переменный состав этого круга определял и изменчивый персональный состав совета. Из этих «друзей» император выбирал также «спутников» (comites). Это был уже более определенный круг людей, сенаторов и порой всадников, сопровождавших императора, им он также поручал те или иные дела. Статус comes Augusti был высоким, и упоминание о нем входило в cursus honorum того или иного деятеля.

Изменение положения принцепса и императорского чиновничества отразилось и на сословной системе Римской империи. Как положение главы государства определялось не только и не столько происхождением, сколько его положением во главе империи, так и принадлежность к сословию — положением внутри государственной системы, т. е. той или иной ступенью в государственном аппарате, а не имущественным цензом и происхождением самими по себе. Ценз и происхождение определяли в значительной степени (хотя и не полностью) возможность занятия должности, а уж последняя — сословную принадлежность. Разделение всех граждан на «почетных» и «низших» окончательно отделило бюрократию и армию от общества и даже противопоставило их ему. Именно бюрократия и армия, как действующая, так и в лице ветеранов, стали опорой императорской власти.

Особое место в этой системе продолжал занимать сенат. Сенаторы и члены их семей сразу же приобретали положение «светлейших мужей» (viri clarissimi) и в дальнейшем могли занимать определенные для этого сословия должности, т. с. для них принципы сословнодолжностной системы как бы переворачивались: не сословие определялось должностью, а должность — сословием. Это неслучайно. Поскольку государство оставалось res publica populi Romani, то и сенат был воплощением римской государственности. Теоретически он по-прежнему был партнером императора, и это проявлялось в утверждении каждого нового императора сенатом. Но, как и раньше, «закон об империи» безальтернативно принимался каждыми куриатными комициями для каждого нового консула, так и теперь все полномочия каждому новому императору покорно давались сенатом. Официально сенат мог и лишить принцепса его полномочий, но реально он это сделал только в 68 г. в условиях начавшейся гражданской войны. Как и раньше, сенат оставался законодательным органом и верховным судом, хотя и разделял эти функции с императором. В то же время сенаторы ежегодно клялись в соблюдении актов императора и подчинении им. И уже одно это резко ограничивало реальную роль сената в управлении государством. Сенат избирал магистратов и назначал промагистратов в сенатские провинции, обсуждал различные дела, обычно по инициативе императора, хотя теоретически мог это делать и по собственной, принимал посольства, тем самым участвуя в реализации внешней политики (но фактически тоже с соизволения императора), разделял с принцепсом моральную ответственность за положение в государстве. Сенат принимал сенатские постановления (сенатусконсульты, senatus consulta), имевшие силу закона. Принимались они на основе императорского послания (relatio principis) и обычно буквально повторяли его.

За сенаторами были закреплены наиболее почетные должности. Число их было фиксировано Августом и с того времени изменилось мало. Только сенаторы могли стать консулами. Хотя реальная роль консулов в то время была уже ничтожна, сам пост оставался чрезвычайно почетным. Недаром консулами порой становились сами императоры либо их наследники. Установилось правило, что новый император занимал должность ординарного консула с 1 января года, следующего за годом принятия им власти. Кроме двух ординарных консулов, вступавших в должность 1 января и дававших имя году, каждый год имелось еще несколько пар консулов-суффектов, действовавших от двух до четырех месяцев. Они официально назначались на торжественном заседании сената 12 января. Быть ординарным консулом, особенно коллегой императора, было более почетным, чем консулом-суффектом. Принцепс никогда не был консулом-суффектом. Сенаторы были также наместниками провинций, как сенатских, так и императорских, командирами (легатами) легионов, префектом Города, кураторами водопроводов, общественных работ, Тибра. В целом 90–95 сенаторов ежегодно находились в провинциях, в том числе и командуя легионами. Если к этому числу прибавить тех, кто занимал должности в Риме, то получится, что приблизительно 20–25 % сенаторов каждый год занимали тот или иной важный пост. Так что практически каждый сенатор имел шанс хотя бы раз в жизни быть каким-либо магистратом, куратором, наместником провинции (неважно, сенатской или императорской), командиром легиона или его первым помощником. Занятие сенаторами таких должностей, особенно провинциального наместничества и военного командования, давало им в руки определенные рычаги реальной власти и даже возможность при возникновении соответствующих условий (особенно во время каких-либо политических кризисов) оказывать довольно значительное влияние на политическую жизнь государства. Так что говорить о превращении сената в чисто декоративный орган, а сенаторов в богатых, но практически бесправных его членов было бы преждевременно.

Сенаторы были довольно состоятельными людьми, и главным их богатством была земля. Им было запрещено жениться на вольноотпущенницах, а женщинам из этого сословия выходить за вольноотпущенников замуж. Но и без этого запрещения сенаторские семьи предпочитали родниться исключительно друг с другом. Таким родством они очень гордились. Чтобы показать разветвленность своих родственных связей, сенаторы включали в свои имена nomina и cognomina своих родственников. В результате эти имена удлинялись, и известен случай, когда человек носил 38 имен.

Состав сената радикально изменился. Путем так называемого adlectio император мог вводить в его состав новых членов и в случае необходимости активно этим пользовался. В сенат автоматически входили бывшие квесторы (квестории) и преторы (претории), если до этого они не были сенаторами. Так как на эти должности людей назначал император, то это являлось еще одним путем пополнения сената его креатурами. Насколько можно судить по имеющимся данным, именно он и стал основным. Право императора вводить в сенат «новых людей» в значительной степени нивелировало особое положение сенаторского сословия. В середине II в. в сенате остался всего один человек, чьи предки были сенаторами во времена республики. При Антонине Пие из всех сенаторов, происхождение которых известно, италики и римляне составляли 57,5 %. Из остальных 46,5 % происходили из восточных провинций, 26,8 % — из африканских, 23,9 % — из западноевропейских и 2,8 % — из северобалканских. Эти люди были связаны со своими провинциями и городами, там оставались их родственники и друзья, да и сами «провинциальные» сенаторы часто не просто вводились в сенат императорами, а выдвигались «на местах», оставаясь связанными со своими провинциями и общинами. В провинциях в значительной степени сосредотачивалась собственность многих сенаторов. Недаром Траян потребовал, чтобы не меньше трети имущества новых сенаторов располагалось в Италии. Позже эта доля была снижена до четверти. Так что даже чисто материально сенаторы на две трети или три четверти оставались связанными не с Италией, а с провинциями. Некоторые сенаторы занимали почетные должности в своих родных общинах, что делало сенат в значительной степени выразителем интересов тех или иных регионов и их знати. Взаимное согласие сената и императорской власти, местных и общеимперских интересов и создавало прочность империи «золотого века Антонинов».

Как и при республике, состав сената был разнобразным. Все его члены заносились в особый список — album senatus. Первым в нем числился принцепс сената. Однако поскольку таковым был император, то этот почетный пост фактически исчез, хотя при необходимости мог снова появляться. Далее сенаторы делились на ранги. Первыми стояли консуляры, т. е. бывшие консулы, затем шли претории и другие бывшие магистраты до квесториев включительно. Наконец, последние места занимали сенаторы, не бывшие магистратами.

Другой принцип деления сенаторов — патриции и плебеи. Принадлежность к патрициату определялась происхождением, но причислить к патрициям сенатора мог своим решением и император; потомки таких новых патрициев оставались в составе патрициата. Патриции имели больше шансов сделать карьеру, и довольно быстро. В частности, они чаще становились ординарными консулами. Но зато только плебеи могли стать плебейскими трибунами. Как и консульство, трибунат был практически бесправной магистратурой (поскольку обладателем высшей трибунской власти был принцепс), но весьма почетной.

Наконец, члены сената разделялись на прирожденных сенаторов и «новых людей», введенных в сенат императором. Юридически это значения не имело, и доверенные люди императора могли сделать даже лучшую карьеру, чем «старые» сенаторы, но неофициально раздел между этими двумя группами внутри сословия существовал и иногда мог играть значительную роль. Тесными были семейные и земляческие связи. Сыновья ординарных консулов, например, чаще сами занимали эту же должность, чем сыновья консулов-суффектов, и наоборот. Сенаторы, происходившие из одной провинции или страны, старались поддерживать друг друга. В условиях отсутствия политической борьбы такие земляческие кланы заменили прежние сенаторские «партии». Так, значительную роль при Нерве, Траяне и Адриане играл испанский клан. Наличие таких родственных и земляческих группировок тоже разделяло сенат, хотя и неофициально.

Второе привилегированное сословие — всадники. Принадлежность к нему, как уже говорилось, теперь определялась не цензом, установленным Августом, а достижением определенной должности либо в армии, либо в императорском аппарате. Всадничество окончательно становится служилым сословием. На гражданской службе на всадников ложилась основная тяжесть повседневной бюрократии. В легионах всадниками были пять из шести трибунов, которые помогали легату в командовании (шестым был сенатор, считавшийся первым помощником легата). Всаднические префекты были во главе вспомогательных частей и флота. Из всадников состоял высший слой лиц, занятых в личном хозяйстве принцепса, в том числе управляющие его имениями и рудниками. В отличие от сенаторского сословие всадников не было наследственным. На деле, конечно, сыновья всадников обычно занимали посты, дававшие им доступ в это сословие, но открытый его характер позволял входить в него и другим лицам, даже вольноотпущенникам или их сыновьям. «Новые люди», вводимые в сенат императорами, происходили именно из всадников. Как и сенаторы, всадники по своему происхождению были не только собственно римлянами и италиками, но и провинциалами.

Третьим привилегированным сословием империи являлись декурионы, занимавшие выборные должности в италийских и провинциальных городах римского права. Для занятия таких должностей тоже был установлен ценз, но каждым городом самостоятельно. В более крупных и богатых городах он достигал 100 тыс. сестерциев, в других мог быть много меньше. Но в любом случае к декурионам относилась богатая верхушка города. Людей, принадлежавших ко всем этим привилегированным сословиям, было не так уже много; они составляли приблизительно 1 % всего населения империи.

Основную массу гражданского населения империи составлял плебс. Со времени Антонина Пия люди из плебса, если не считать ветеранов, относившихся к «почетным», принадлежали к «низшим». Среди плебса выделялись свободнорожденные (ingenui) и вольноотпущенники и их потомки (liberti, libertini). Такое политическое деление не полностью соответствовало социальному, ибо имущественное и социальное положение различных групп и людей внутри плебса было разным. Важной была клиентская связь, и чем значительней было положение патроиа, тем больше реальных возможностей имели его клиенты. Особенно важна была принадлежность к «дому цезаря», т. е. к семье императора и его ближайших родственников. Таким был, например, всесильный фаворит Клавдия Нарцисс с состоянием в несколько сотен миллионов сестерциев. И за пределами «дома цезаря» могли появиться разбогатевшие вольноотпущенники. Персонаж сатирического романа римского писателя второй половины I в. Петрония «Сатирикон» вольноотпущенник Тримальхион хвастается, что его владения не может облететь никакая птица. При всем нарочитом преувеличении этот рассказ отражает впечатление, производимое богатством некоторых бывших рабов. Большинство вольноотпущенников, естественно, такого богатства не приобретали и относились к довольно бедным слоям общества.

Во II в. роль вольноотпущенников была гораздо меньшей, но и тогда некоторые из них могли сделать блестящую карьеру. Таков был П. Гельвий Пертинакс, сын вольноотпущенника, с помощью отцовского патрона Лоллиана Авита, а затем зятя Марка Аврелия Помпеяна ставший всадником, командовавший когортами и кавалерийской алой, бывший прокуратором, а потом в качестве претория, т. е. бывшего претора, вошедший в сенат. Будучи сенатором, он командовал легионами, был императорским легатом в Мезии, Сирии, Британии, консулом-суффектом в 174 или 175 г., проконсулом Дакии, занимал ряд других важных постов. В 192 г. Пертинакс являлся снова консулом (причем не суффектом, а ординарным) вместе с императором Коммодом и занимал пост префекта Города. Конечно, столь блестящая карьера была исключением, по она показывает, что принадлежность не просто к плебсу, но и к наиболее в общественном мнении презираемому его слою — бывшим рабам и их потомкам — не мешала в подходящих обстоятельствах и при наличии способностей и хорошего покровителя подняться до самых высот римской политической иерархии. Правда, карьера Пертинакса относится ко времени нарастания кризисных явлений и в какой-то степени может рассматриваться как их симптом.

Политическая роль римского плебса была ничтожна. Комиции, в принципе, никто не отменял, и официально именно они принимали законы (leges). И теоретически законы по-прежнему оставались одним из видов законодательных актов. Однако, поскольку решения принцепса сразу же принимали силу закона, обращение к комициям стало совершенно ненужным. Только в особых обстоятельствах, как это было, например, при приходе к власти Веспасиана или проведении аграрного закона Нервы, императоры считали полезным обратиться к комициям и усилить действенность соответствующих мер силой формального закона. Выборная роль комиций официально сохранилась, но на деле она свелась лишь к утверждению выдвинутых кандидатур, так что реально комиции превратились в пустую формальность. А такие формы организации плебса, как ремесленные коллегии, никакого политического значения не имели. И все же наличие огромной и порой опасной толпы не могло не заботить власть, и императоры проводили политику «хлеба и зрелищ», всячески ее задабривая. В италийских и провинциальных городах роль плебса была большей, поскольку на местном уровне остались и собрания, и выборные органы самоуправления. Эти города в большей мере сохранили черты полиса, чем сам Рим.

Кроме сословного деления большое значение имело, естественно, и имущественное расслоение. Для античного общества характерно преобладание людей со средним достатком. Это, однако, не исключало громадных имущественных различий, все более увеличивавшихся с течением времени. Во времена Траяна в некоторых италийских городах 3 % населения обладали доходами более 1 млн сестерциев, 7 % — более 500 тыс. и 65 % — менее 100 тыс. сестерциев. В Египте, где обрабатываемой земли было очень мало, 64 семьи были совладельцами одной аруры земли (2200 м²), а общей собственностью шести семей было одно оливковое дерево. В то же время некий Херемон владел 85 арурами.

В Риме не только император, но и другие богачи имели целые дворцы, и в то же время большинство жителей обитало в многоэтажных домах — инсулах, порой в весьма скромных, если не нищенских, условиях. В Городе имелось 1797 особняков и 46 602 инсулы. Но в Риме было много людей, которым даже проживание на верхних этажах инсул было недоступно, и они ютились под мостами и портиками, в мавзолеях за городской стеной, в лучшем случае — в бараках, примыкавших к стене, использовали любое укрытие, чтобы как-то выжить.

Римская империя состояла из Италии и провинций. Италия официально управлялась непосредственно сенатом и другими римскими властями. Адриан в дополнение к Риму с его непосредственной округой создал еще 4 округа, которыми управляли консуляры, обладавшие административными и юридическими полномочиями. Ликвидированные при Антонине Пие, эти должности были позже восстановлены. Уголовное судопроизводство в стомильной зоне вокруг Рима осуществлял префект Города, а за ее пределами — префект претория. Оба префекта могли, если считали нужным, вмешиваться и в другие дела италийских городов.

Провинции были сенатские, управляемые посылаемыми сенатом проконсулами и пропреторами, и императорские, управляемые императором через своих легатов-сенаторов, имевших проконсульский или пропреторский ранг, а некоторые — через прокураторов из числа всадников. Сенатские наместники посылались в провинции на определенный срок, а императорские легаты — на неопределенное время, какое император сочтет нужным. Например, первый легат Аравии Г. Клавдий Север занимал свою должность 10 лет, а наместник Британии Гн. Юлий Агрикола — 7 лет. Впрочем, и сенатские наместники посылались в провинции с согласия императора, да и в дела сенатских провинций он мог вмешиваться и даже, если считал это необходимым, переводить их в число императорских. Посылаемые в сенатские провинции прокураторы, управлявшие императорским имуществом, действовали там совершенно независимо от наместника, полностью отвечавшего за свою провинцию, включая ее безопасность, уплату налогов и правосудие, осуществлявшееся им на основе римского права.

Для определения возможностей налогообложения и контроля над движением населения в провинциях проводился ценз. Впервые он был проведен в Галлии в 27 г. до н. э. Первый ценз осуществлялся после создания провинции, а повторные проводились через определенное время, обычно раз в 10 лет, но для Египта был установлен 14-летний промежуток, а для Сирии — 12-летний. Наместник порой вмешивался в мельчайшие дела подчиненных, например мог решать, на том ли месте построена баня. Но постоянно брать на себя решение всех местных дел он был не в состоянии, ибо весь штат управления состоял из 100–150 чиновников, не считая, правда, воинов, если они имелись в провинции, которых он тоже мог использовать для отдельных поручений. Поэтому основной ячейкой и в Италии, и в провинциях оставались самоуправляющиеся города.

Города, представлявшие собой собственно городское поселение и сельскую округу, юридически занимали разное положение. «Союзные города» официально даже не входили в состав провинции, что не мешало наместнику вмешиваться в их дела тоже. Городами римского права были муниципии в Италии и на Западе и полисы на Востоке, а также колонии. Их граждане автоматически считались и римскими гражданами. Муниципии и полисы были обычно местными поселениями, в том числе порой и значительными городами, которым было даровано римское гражданство. Колонии выводились из Рима и Италии, и считалось, что их гражданами были в первую очередь колонисты и их потомки. С течением времени появились и «почетные колонии» — местные города, получавшие колониальный статус без фактического переселения туда римлян и италиков. Хотя муниципии, полисы и колонии официально находились на одном правовом уровне, последние считались более почетными поселениями. Иногда преобразование муниципия или полиса в колонию становилось видом награды. Наряду с городами римского права существовали и муниципии латинского права. Лица, занимавшие в этих городах какие-либо выборные должности, затем получали римское гражданство. Довольно много городов были перегринными, их жители ни римским, ни латинским правом не обладали.

Постепенно (особенно в связи с распространением гражданства) статус различных городов выравнивался. Каждый город управлялся на основании собственного закона. Во многих полисах Греции и Востока это были старые законы, признаваемые римской властью. В других и почти во всех городах Запада закон давался Римом и следовал общей модели с теми или иными изменениями, определяемыми спецификой данного города или региона. В каждом городе имелся гражданский коллектив, обладавший всей суммой политических и имущественных прав в рамках этого города. Наряду с гражданами в городе могли жить и поселенцы, чьи права были ограничены. Жили там и вовсе бесправные люди, не говоря о рабах. Особое место занимали римляне, не входившие в число граждан. Органом власти города было собрание, выбиравшее городской совет — курию или булэ. Избирались также городские магистраты. Там, где сохранились старые законы, это были многочисленные должностные лица, унаследованные от доримского времени. В остальных случаях во главе городской администрации обычно стояли два дуумувира, а хозяйственной деятельностью занимались два эдила. Исполнение городских должностей требовало траты собственных средств, поэтому и в совет, и на должности избирались богатые люди. Постепенно был установлен имущественный ценз, определявший возможность избрания. Так в городах возникает сословие декурионов (позже куриалов) или булевтов. Как уже говорилось, они составили третье привилегированное сословие империи. Таким образом, и с социально-экономической и с политической точек зрения основной низовой ячейкой Римской империи являлся город античного, полисного типа, что в первую очередь определило античный характер раннеимперского общества.

Наконец, надо отметить, что Римскую империю объединяли и морально-религиозные связи. Все больше людей чувствовали себя римлянами независимо от своего фактического происхождения. Старые этносы или исчезали вовсе, или отступали на задний план перед экспансией «романства». С ними исчезали и местные языки. Большая часть населения империи стало латиноязычной, а на Востоке — грекоязычной. Почти все жители империи почитали римских богов. Особое значение приобрел императорский культ. Будучи воплощением римской государственности, сенат решал вопрос об обожествлении государством другого символа — покойного императора. Но надо иметь в виду, что, во-первых, не все императоры были обожествлены и на этот акт огромное влияние оказывали политические соображения, а во-вторых, даже обожествленный император, как уже говорилось, не становился богом — deus, а лишь божественным — divus. Римляне тонко чувствовали грань между бессмертными богами и смертным, хотя и выдающимся, человеком. Обожествленный император представал, скорее, особенно в первое время, как главный посредник между римским народом и божественным миром, становясь постепенно залогом величия и процветания Рима.

В провинциях император почитался вместе с богиней Рима Ромой. Были созданы специальные жреческие коллегии императорского культа. Божественным императорам воздвигались храмы и алтари. Отправление этого культа было в первую очередь свидетельством политической лояльности, но не только. Почитатели Ромы воздавали дань величию Рима. Император же выступал и как всеобщий покровитель, а от этого часто зависела карьера, а то и жизнь человека. Знати из муниципиев и провинций это покровительство открывало путь к высшим ступеням карьеры. Для рядового населения провинций император и Рома выступали как символ Римской державы вообще, частью которой провинциалы все больше себя ощущали. Для вольноотпущенников занятие места в коллегии жрецов императорского культа было единственной возможностью войти в городскую или провинциальную элиту.

Императорский культ имел и определенное политическое значение. Вокруг храмов и алтарей императора проводили свои собрания представители провинций или группы провинций, где делегаты общин высказывали свои претензии наместникам и могли жаловаться на них императору, что служило средством давления на провинциальную администрацию. Присяга, приносимая всеми жителями империи каждому новому императору, устанавливала между главой государства и его населением определенные религиозные связи, основанные на взаимных обязательствах: император должен был заботиться о подданных, а те ему подчиняться. Солдаты почитали императора как своего верховного главнокомандующего, чиновники — как главу государственного аппарата. Так что не только раболепие, но и реальные нужды людей и провинций вели к широкому распространению императорского культа, отправлявшегося в римских формах и более или менее единообразно на всей территории империи, что в большой степени способствовало ее объединению.

Во II в. при Адриане была создана стройная система муниципального и провинциального культа императора. В календарь вставлялись праздники, связанные с императором, такие как его день рождения или годовщина обожествления. Это способствовало внедрению императорского культа в повседневную жизнь населения Римской империи. Постепенно он принял окончательные и относительно умеренные формы и распространился по всей территории Империи, не подвергаясь никакому сомнению со стороны подавляющего большинства ее населения. Особняком стояли иудеи, сохранившие свой язык и свою строго монотеистическую религию, а также христиане, число которых все более увеличивалось. Но и тех и других было довольно мало в общей массе имперского населения.

Всю империю объединяло также римское право, ставшее бесценным вкладом в историю человечества. Разумеется, в любом обществе существует право, т. е. совокупность норм, определяющих взаимоотношения людей, людей и общества, людей и государства, различных обществ, но римская правовая система была не только детально разработана, но и, что особенно важно, впервые научно обоснована, теоретически обобщена, проанализирована и систематизирована. В результате римляне создали образец права для многих последующих обществ.

Юристы появились в Риме еще при республике. На основе их трудов развивалась юриспруденция как наука и в эпоху империи. Время ранней империи в истории юридического развития Рима считается «классикой». Данный период, в свою очередь, делится на «раннюю классику» и «высокую». В это время главное в работе юристов — теоретическая разработка юридических норм и системы права. Уже при Августе этим занимались два видных юриста — Μ. Антистий Лабеон и Гн. Атей Капитон. Первый был убежденным республиканцем и не скрывал своей неприязни к новому строю, настаивая на независимости правовой теории и правоприменения от политической ситуации, но его громадный авторитет заставлял принцепса с ним считаться. Второй, наоборот, приветствовал принципат. По именам их последователей — Прокула и Сабина — римляне называли два соперничавших направления в юридической мысли I–II вв. прокулианцами и сабинианцами (последних еще называли кассианцами, по имени ученика Сабина Г. Кассия Лонгина).

Прокулианцы были относительно независимы и развивали традиции юристов республиканского времени, обращая больше внимания на разбор конкретных дел и юридических проблем, чем на систематизацию права вообще или отдельных его ветвей. Во II в. видным прокулианцем был П. Ювенций Цельз, отличавшийся независимостью юридических суждений, остроумием и проницательностью. Он определил право как искусство правильного и справедливого рассмотрения каждого конкретного случая и дела.

Сабинианцы обычно были ближе к правительственным кругам, порой входили в ближайшее окружение императоров, как Сабин в окружение Тиберия, и охотнее занимались правовой техникой и систематизацией права. Сабин был автором специального сочинения «Три книги гражданского права», в котором дан краткий и в то же время систематический обзор этой отрасли юриспруденции. Его дело продолжил Кассий, также написавший обширный труд по всей системе гражданского права.

Прокулианцы были сторонниками ius strictum, т. е. строгого применения закона без внимания к обстоятельствам его нарушения. Сабинианцы настаивали на aequitas — справедливости, учитывающей все особенности разбираемого случая.

Сабинианцем был и Сальвий Юлиан, ближайший юридический советник Адриана и крупнейший юрист этого времени, автор «Дигест» в 90 книгах, в которых он разъяснял самые разнообразные проблемы юриспруденции в форме вопросов и ответов. Он славился своим умением разъяснять самые трудные и каверзные вопросы, связанные с правом.

Две школы юриспруденции остро соперничали друг с другом, но в конце концов сабинианская школа явно взяла верх над прокулианской. При этом обе школы, при всех своих различиях, не ставили под сомнение основы юридической науки, разработанные еще в последний век республики.

II в. — время расцвета юридической науки. Императоры уделяли большое внимание правовой деятельности, а виднейшие юристы превратились в их советников по правовым вопросам. При Адриане ряд отдельных норм, существовавших в течение многих веков и частично за это время изменявшихся, был объединен в так называемый постоянный эдикт. По поручению императора его составил Юлиан. Это был, по существу, первый кодекс Рима, хотя он охватывал далеко не все стороны римского права. Отныне, как уже говорилось, вносить какие-либо изменения в эдикт можно было только с согласия императора. Этот эдикт действовал вплоть до VI в. и применялся на всей территории Римской империи.

В период позднего принципата Римская империя достигла своего апогея как во внешнем аспекте, так и во внутреннем. Внешне она добилась наибольшего территориального размера. Хотя Адриан отказался от Месопотамии и Армении, остальные завоевания Траяна были сохранены. После деятельности Веспасиана и Домициана в Германии и Траяна в Дакии в состав римской территории вошли некоторые земли по правому берегу Рейна и левому берегу Дуная. В период завоеваний и вскоре после них это дало определенный эффект. Но с другой стороны, рейнская и дунайская границы лишились естественной защиты, и оборонять их в случае увеличения сил приграничных варваров было бы гораздо труднее.

Внутри государства полностью стабилизировался императорский режим. Принципат стал государственно-правовым институтом, не зависевшим от конкретного правящего дома. Бюрократический имперский аппарат при Адриане окончательно сформировался. Более или менее единая культура и единое право в не меньшей степени, чем экономические связи, объединяли Римскую империю в единое целое. Однако апогей развития часто оказывается и началом упадка. Уже при Марке Аврелии, а еще больше при его сыне Коммоде Римская империя начинает вползать в кризис.