Половое воспитание Августа Флана

Глава 7 Ольга

Август по-прежнему безумно мечтал стать актером. И в ответ на давление отца, на его слова, что пора решить, кем он думает стать, отвечал — актером кино. Август мечтал сыграть три любимых роли: Остапа Бендера, князя Мышкина и Печорина. Такой странный альянс. Ну, Печорина он уже играл — в жизни, только Бэл было много. На что отец, как ему казалось, не без тонкого юмора замечал, что он не только на вторые, но и на третьи роли «кушать подано» не будет принят. А возьмут его только на четвертые роли, есть такие: создавать шумы за сценой — упал таз, разбилось стекло, раздался свист. Сын ценил великую веру в него отца. Как это ни трагично заметить, отец до сих пор полосовал Августа ремнем за выходки в школе или проделки во дворе. И только маме удавалось закрыть его грудью и защитить обнаженного от ударов.

Все это, конечно, не могло не сказаться на психике Августа в будущем. Подразумевалось — что он, отец, делал это на благо Августа. И ему все позволено. По поводу чего сын «подрезал» родителя: «Достоевский говорил, что отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал». Старший Флан ненавидел эту фразу и смотрел с неприязнью на своего потомка. Но бывали и более дружеские времена и отношения между ними. Когда папа обнимал и целовал его, а сын утыкался губами во всегда гладко выбритую щеку отца, пахнущую свежестью.

В июне Лаура сдала экзамены и получила аттестат зрелости. Забавное название… Это было последнее лето, когда Августу не надо было сдавать экзамены, и мама с заботой спрашивала:

— Сыночек, куда ты хочешь поехать отдыхать?

Он хотел, как всегда, на море. Но думал это сделать в августе, так как Лаура умоляла его остаться в июле в городе. Пока она будет сдавать вступительные экзамены. Он не мог ей отказать, она боялась, что не перенесет долгую разлуку и бросит институт уже на первом курсе.

В то же время боевая подруга Златка сообщила, что будет поступать на следующий год в Московский университет. На что Август ответил, что будет поступать в театральный.

Вечером мама заварила ароматный душистый чай и начала с ним серьезный разговор.

— Августик, насколько серьезно твое увлечение — стать актером? Не проходящее ли оно, как другие: ты собирал марки, увлекался нумизматикой, танцевал в балете, играл на барабане, хотел стать волейболистом, гонщиком, ведущим не телевидении, режиссером и так далее.

— Я хочу стать актером кино.

— Это точно и окончательно? — улыбнулась мама.

— Да.

— Папа мечтает, чтобы ты стал врачом и пошел по нашим стопам.

— Ковыряться в человеческой требухе не хочу и не буду.

— Но если ты серьезно решил, то нужно готовиться к поступлению. Я слышала, что там по сто человек на место.

— Иногда и по двести пятьдесят.

— Тогда я обзвоню своих знакомых в Москве и узнаю, какие есть пути и связи.

— Большое спасибо! — воскликнул Август и поцеловал маму в щеку.

Через неделю мама сообщила, что ее ближайшая подруга Вия дружит с известным режиссером-постановщиком, который не только имеет колоссальные связи в ведущих театральных училищах, но и сам готовит учеников для поступления. Но сначала Август должен пройти через собеседование с ним…

Лаура улетала тридцатого июля, и это была ее последняя ночь с Августом. Она плакала безостановочно, вся грудь его и шея были мокрыми. Она целовала Августа везде и во все места. Август так и не понял, стала она женщиной после тех изнуряющих попыток или нет. В последнюю ночь, когда за стеной спали ее родители, он точно не собирался это проверять. В четыре часа ночи он бесшумно прокрался домой, в восемь утра она позвонила опять — прощаться. Она выла в голос, не стесняясь.

В августе вместо моря Август полетел с мамой в Москву — на собеседование с режиссером. Режиссера звали Леонид Жмуркин. Август ему, естественно, сразу понравился, но режиссер запросил невиданную по тем временам цену: 120 рублей в месяц — за два занятия в неделю. Но что было делать Августу со школой, ведь заниматься нужно было днем? Жмуркин предложил — у этого человека на все был ответ — вечернюю школу. Полностью она называлась «школа рабочей молодежи». Август явно не походил на эту «рабочую молодежь» — он был еще слишком юн.

Но мама со своими знакомствами и связями сумела все устроить. Она договорилась с двоюродной тетей и дядей, чтобы Август жил и питался у них — за деньги. Достала фиктивную справку, что он работает в какой-то строительной конторе. Съездила с ним в ближайшую вечернюю школу, директор которой был абсолютно очарован маминой внешностью, он в жизни не видел таких красавиц. И буквально в два дня оформил Августа в последний класс, приговаривая, что после дневной школы в вечерней ему нечего будет делать. Август воспринял эти слова буквально. К десятому сентября он должен был вернуться в Москву, к началу занятий.

Старший Флан был категорически против. Маме понадобилось десять дней, которые потрясли семью, прежде чем он согласился на этот «безумный поступок». Мгновенно весь город узнал, что Август уезжает учиться в Москву.

Златка ходила огорченная (уезжал ее близкий друг), приговаривая:

— Обскакал меня, злодей! Но ничего, следующим летом я тоже буду в Москве.

Август дословно принял слова директора по поводу «отдыха» и стал появляться в школе раз в неделю. Ссылаясь на занятость на работе, хотя он и понятия не имел, где она находится. Августик был самым юным в выпускном классе, и все смотрели на него с легким недоумением и нескрываемой иронией. Пока он не продемонстрировал своих знаний по литературе и языку. На волне успеха он попробовал пригласить на свидание единственно симпатичную девушку Наталью, но она ответила ему с улыбкой, что со школьниками пока не встречается. Вокруг нее увивались «бугры», которым было уже за двадцать. Август не огорчился, он знал, что Москва полна девушек, как деревьями подмосковные леса.

Занятия с режиссером начались с первого октября, и сначала Августу очень нравились. Он ездил к черту на кулички, где жил режиссер, который все время показывал ему какую-то сообщавшую о большом цирковом представлении афишу, где стояло его имя. Август не представлял, какое отношение имеет цирк к театру, но верил слепо маминому выбору.

Занятия длились обычно два часа, Жмуркин сидел на стуле у большого окна, а Август стоял напротив, читая басню, стих или отрывок из прозы.

Спустя месяц, к концу занятий, стала приезжать и оставаться очень стройная невысокая девушка по имени Настасья. Как объяснил режиссер, она была гречанка, но греческого языка почему-то не знала. Ей предстояло сыграть достаточно заметную роль в занятиях Флана. Естественно — не художественным чтением.

В субботу после репетиции режиссер сказал, что Настя едет к нему и везет массу угощений, и как Август относится к тому, чтобы разделить с ними трапезу. Августу порядком надоела кухня стариков, где учитывался каждый кусок, отправляемый в рот, и он с удовольствием согласился. Едва появившись, молодая гречанка стала сразу накрывать на стол. Каких только блюд, деликатесов и вкусностей не появилось на нем!

— Греческое вино или испанское? — спросил серьезно режиссер, как будто Август разбирался в виноделии. Они выпили две бутылки испанского вина, и Август достаточно расслабился. Настасья обхаживала его, как самого дорогого гостя, заботливо и нежно. Ее гибкому, стройному стану можно было дать не больше шестнадцати, и только глаза, взгляд, выдавали, что ей было уже как минимум двадцать два. Впрочем, в этом безоблачном возрасте Августа еще не волновал возраст девушек. Или одной девушки.

Режиссер оказался гурманом, и такие пиршества стали повторяться каждую неделю. В следующую пятницу он предложил Августу остаться ночевать, а утром, пока Анастасия ездила за покупками продуктов на завтрак, икры и прочего — режиссер любил смесь черной с красной, — спросил, умеет ли он играть в карты. Август умел, и очень хорошо. Тогда режиссер предложил сыграть: со стороны Августа — на деньги, а со своей — на занятия, за которые не нужно будет платить.

Они начали. И первые три партии ученик легко выиграл, где-то около девяноста рублей. Что произошло потом, Август понял только тогда, когда вырос. Леонид быстро отыграл у него бумажки и спросил, сколько тот имеет в кармане. Август проиграл ему все, все свои деньги на месяц вперед. В этот момент появилась Анастасия и стала накрывать поздний завтрак, переходящий в обед. С кухни доносились обалденные запахи, и Август повел носиком, не задумываясь, как он будет жить следующий месяц, и главное — на что.

Он был одет в красивую папину куртку: кожа впереди, крупная английская вязка сзади.

— Какая красивая куртка! — сказал восхищенно режиссер и предложил: — Хочешь отыграться?

Август никогда в жизни не проигрывал, обожал спорт и, естественно, хотел выиграть и победить!

— Но у меня не осталось ни копейки, — огорчился ученик.

— Тогда поставь на кон свою куртку, во сколько ты ее оцениваешь? — спросил учитель.

Куртка была очень дорогая, английская, привезенная отцу из-за границы, и Август назвал приличную цену. Режиссер сразу согласился. Через полчаса у Августа уже не было куртки, и он остался в одной водолазке.

Режиссер был худой и высокий, он сразу померил ее — она идеально ему подошла, тогда как Августу была великовата.

Август знал, что дома будет страшный скандал, так как папа дал ему куртку взаймы, до января.

Настя пригласила всех к столу, открыли венгерское шампанское и бутылку французского красного вина. Режиссер любил посидеть и выпить красиво.

— Ленечка, отдай мальчику куртку, он не знал, что ты хорошо играешь. А незнание надо прощать.

Жмуркин тут же снял куртку и протянул ее ученику.

— Возьми, — сказал, улыбаясь, он.

Август был очень гордый мальчик и в подачках не нуждался.

— Я ее отыграю. Дайте только мне…

— Кредит? С удовольствием! А что ты поставишь на кон?

Завтрак продолжался в дружеской приятной беседе. Все были довольны, что впереди целый день. А завтра — воскресенье.

К вечеру Август уже проиграл куртку во второй раз, в заклад, а также дорогие позолоченные часы «Победа», подаренные ему когда-то любимым дедушкой. И что-то еще.

Анастасия наблюдала за всем молча и только иногда долго, пристально смотрела Леониду в глаза, когда он поворачивался к ней. Август был азартный мальчик. Но учителю шла карта феноменально!

Он опять остался ночевать у режиссера. Утром была большая трапеза, и в полдень режиссер предложил повезти их кататься по Москве.

Он поймал такси и снял его на целый день, заплатив 25 рублей. Тогда такси были «Волги», и поймать их было практически невозможно. 25 рублей считались в то время большими деньгами. Август прикинул, что на каждый завтрак гречанка тратила как минимум столько же.

Режиссер возил их по Москве: по району «Мосфильма», к Воробьевым горам, Плющихе, к Новодевичьему монастырю. Интересно и много рассказывал об истории города, театре, какие актеры где живут, — сидя на переднем сиденье. Август с Анастасией сидели сзади.

— Ты знаешь, что значит мое имя по-гречески? — спросила она его.

— Нет, — честно признался Флан.

— «Воскресшая», — задумчиво произнесла она.

А вечером они ужинали в модном дорогом ресторане «Националь». Август был первый раз в жизни в московском ресторане, который впечатлил его до глубины души. Их обслуживали особо старательно, так как дочь метрдотеля готовилась поступать в театральное училище.

В полночь они вернулись в квартиру режиссера, выпили еще бутылку вина, и Август опять остался там ночевать.

К концу недели ученик уже проиграл учителю и свое джерсовое модное пальто, купленное мамой в Москве. Оставалась легкая куртка, продуваемая холодными ветрами и мокрой осенью. После последнего эпизода состоялся долгий разговор Настасьи с Леонидом на кухне. И вдруг каким-то чудом, к вечеру, Флан отыграл пальто! Ему неожиданно пошла карта.

В субботу вместо занятий с режиссером был роскошный ланч, привезенный и накрытый Настей, много вина и фруктов, а после трех Леонид куда-то уехал по делам. Августу невероятно нравилось, как жил режиссер. Он хотел бы жить так же: накрывать на стол и приглашать своих друзей.

Август смотрел в окно, за которым уже начало смеркаться. Тусклое, мрачное солнце, облетевшие, голые, неуютные деревья. А здесь, в доме, был чистый паркет, белоснежные занавески, теплота, уют и хорошо на душе, как ему казалось.

Анастасия повернулась от окна и вдруг сказала:

— В следующий раз не садись играть в карты с теми, кого ты не знаешь. Это единственный совет, который я могу тебе дать.

— Спасибо, — Август уже сидел на разложенном диване.

— Я вижу, тебе очень нравится Леонид? — она медленно пересекла комнату легким шагом.

— Мне нравится, как вы живете.

Анастасия опустилась на колени прямо у ног Августа.

— Это он живет. Я на него работаю.

— Как это? — не понял Август. Он никогда не спрашивал об их отношениях.

— Это сложно. Я не могу тебе объяснить. А ты встречаешься с кем-нибудь?

Он смутился. Она положила нежно руки ему на колени. Потом скользнула под водолазку и стала гладить упругий живот.

— Сейчас нет, — ответил смущенно Август.

— Мне так нравится, что ты застенчивый, — уверенно проговорила Анастасия и, мягко толкнув, опустила его на спину, продолжая нежно гладить низ живота.

— У тебя такие упругие мышцы, — с удовлетворением заметила она. — И вообще, ты весь такой шелковый…

Август попытался сесть.

— Тебе так неловко?

Флан долго составлял в уме фразу:

— Он мой режиссер. И хорошо ко мне относится.

— Не волнуйся, мы — партнеры.

Август совершенно не понял — в чем. Он никогда не видел их обнимающимися или целующимися. Утром, когда он просыпался, ее уже не было дома. Даже если накануне вечером они сидели за столом допоздна. Где она проводила ночи, он не знал.

Анастасия медленно опустила голову, длинные волосы рассыпались по водолазке Флана, она приподняла ее и легко коснулась губами его живота. Потом поцеловала слева и справа около бедер, Августу стало приятно, ее губы скользили по телу нежно и невесомо. Он почему-то вспомнил Черное море, ночь, лодку. А потом — девушку из «Тамани».

Она взялась за металлическую пуговицу на новых вельветовых джинсах Августа. И в этот момент в предбаннике послышался шум, ключ вошел в замок, и через мгновение появился в облаке осени посвежевший режиссер.

— Я надеюсь, ты не соблазняешь Августа? — с улыбкой пошутил он.

— Что ты, что ты!.. — неопределенно ответила Анастасия.

Вечером он повез их на новое представление в Театре эстрады, где они сидели в первом ряду. Режиссер ездил только туда, где его знали.

В полночь, возвращаясь домой, режиссер предложил Августу остаться пожить у него на квартире неделю и посмотреть других учеников.

На следующий день, около двенадцати, раздался звонок в дверь. Раздевшись, в комнату вошла девушка в клетчатой юбке, называющейся «шотландкой», и представилась:

— Я — Ольга.

— Август, — ответил он.

Она читала монолог из Достоевского — Настасьи Филипповны. Очень хорошо читала. Брала задушу.

— «Князь, да тебя самого еще нянчить надо…»

У Августа бегали мурашки по спине от ее голоса и надрыва, с которым она читала. Через два часа Ольга уехала, а еще через час появилась Анастасия и стала накрывать к обеду.

Август все еще находился под впечатлением от Ольгиного голоса и монолога. Он понимал, что ему далеко еще до ее уровня. Как до звезд. Однако режиссер не волновался по его поводу.

Раз в неделю Август пересекался с ней, когда кончал свои занятия с режиссером, а она начинала.

Однажды они случайно остались вдвоем, режиссеру нужно было куда-то срочно уехать. Август чувствовал нутром, что Ольга — необычная девушка, и подобных он не встречал в своем городе. Она была, однако, неразговорчивой, и они сидели на диване в неловкой тишине. Девушка была, кажется, не от мира сего. Единственное, что осмелился спросить Август, куда она собирается поступать, и та ответила. Одной фразой.

Вечером, когда они ужинали втроем, так сказать, в «семейном» кругу, режиссер неожиданно произнес:

— У Насти есть к тебе небольшая просьба, но она никак не может решиться спросить.

— Я слушаю, — сказал Август.

— У нее есть ребенок, — продолжил режиссер, — которому уже четыре года.

Август с удивлением и неверием взглянул на гречанку.

— Я родила, когда мне было семнадцать.

— Но у ребенка в метриках нет отца, а у Насти нет московской прописки, которая ей очень нужна. Я подумал, что если бы ты согласился на роль «отца» и прописал ее, так как у тебя есть прописка, — я был бы тебе очень признателен и занимался отныне с тобой совершенно бесплатно.

Август был очень наивный мальчик и добрый. К тому же невероятно отзывчивый. Через минуту он ответил:

— Я постараюсь ей помочь. Только мне нужно поговорить с мамой.

— Я думаю, лучше этого не делать. А в знак своей благодарности и по большой просьбе Анастасии я возвращаю тебе часы, которые выиграл месяц назад.

Август был рад, хотя и попытался отказаться. Но «младая гречанка» заставила его взять, обещающе глядя Августу в глаза. Что скрывалось в этих глазах оливкового цвета, Август не понимал.

Вечером режиссер уехал по своим загадочным делам. Один.

Август нежно посмотрел на часы, которые были опять у него на руке.

— Чьи это часы? — спросила девушка.

— Подарок умершего дедушки, — ответил он.

— На будущее — не будь таким гордым и не отказывайся от того, что принадлежит тебе по праву.

— Но я их проиграл!

— Это еще ни о чем не говорит. Ты поможешь мне? — спросила она и неожиданно прижалась к его груди.

— Конечно, помогу, — смутившись, ответил Флан.

Она поцеловала его в щеку, ухо и волосы. И обняла за талию.

— Какой ты стройный и чистый, — проговорила она таинственно.

Спустя несколько дней Анастасия должна была встретиться с ними в городе и попросила у Августа взаймы часы, чтобы не опоздать. У нее была смуглая кожа, и золотые часы невероятно красиво смотрелись на ее запястье и удивительно ей шли.

Первого мая его безумно обрадовала мама, сообщив, что папина древняя тетя уехала жить во Львов к своим родственникам, и ее опустевшая квартира находится в старом деревянном доме в центре Москвы. Теперь Август может переехать и жить там один, чтобы ему никто не мешал готовиться к экзаменам. А питаться он может по-прежнему у родственников.

Август чуть не закричал от восторга и сразу поехал смотреть свое новое жилище. Бревенчатый дом, какие строили еще в начале века, находился в двух шагах от Плющихи, в Ростовском переулке. Чуть ниже дома находились Вражские бани, о большем и мечтать было нельзя. Почему? Потому что в доме не было ни душа, ни ванны. И, естественно, горячей воды. Деревянная, скрипучая лестница вела на второй этаж. Угасающая в своей миловидности, так и не вышедшая замуж соседка Вера вручила ему ключи и показала двухкомнатную небольшую квартиру.

— Когда я могу переехать? — замирая, спросил он.

— Ты — хозяин, хоть сегодня. В любое время!

Август переехал на следующий же день. Стоял солнечный май, праздники, подплывали еще и выходные, кругом — гулянье, смех, шары, пьяные. (Без которых было невозможно представить Москву.) Цветы, щелкающие каблучки, капроны, нейлоны. Августу безумно понравилась Плющиха, ставшая его любимейшей улицей в городе. Полупустынный район, тихий, безмолвный, — и в самом центре. Он таким остался и поныне.

На радостях Август помчался к режиссеру — через всю Москву, — где его ждал небольшой сюрприз. В дверях торчала лаконичная записка: «Я уехал». Режиссер исчез, как в воду канул. А вместе с ним — гречанка, а с нею — его часы, куртка, пальто и все остальное. Учитель исчез за четыре недели до начала отборочных туров в театральные вузы. Август был брошен, как одинокий парусник в громадном океане.

Август приезжал подряд пять дней, звонил в звонок, он еще не знал, что все безрезультатно. В пятницу он решил съездить в последний раз, так как совершенно не представлял, что теперь будет с его поступлением в театральный и мечтой стать актером.

К своему удивлению, в этот раз он наткнулся на Ольгу, стоически ожидающую около закрытой двери.

— Здравствуйте. А вы не знаете, где наш режиссер?

— А вы?

— Я болела и пропустила несколько занятий.

Август рассказал ей историю загадочного исчезновения, почти неделю назад, и они вместе поехали в центр на метро.

— Это очень оригинально, — сказала с непонятной улыбкой Ольга.

— Я не представляю, что скажу родителям, занятия были такими дорогими, — сокрушался искренне Август. — Он обещал, он гарантировал помочь поступить в институт.

— Сколько он с вас брал? — вдруг спросила Ольга.

Август назвал сумму.

— А со мной он после января занимался бесплатно.

Август подумал, что все то, что он проиграл режиссеру, могло скомпенсировать ее бесплатные уроки. Но вслух ничего не сказал.

— Хотите, съездим в театральное училище и узнаем, с кем еще можно заниматься? — неожиданно предложила Ольга.

Через третьи уста они узнали имя Фадеевой Татьяны Юрьевны, которая даже написала книги по декламации и была знаменитой учительницей уже состоявшихся актеров.

Они вышли из театрального училища в жаркий, солнечный, но еще не раскаленный полдень и бесцельно побрели по старым арбатским переулкам.

Ольга была неразговорчивой девушкой, и в основном говорил Август. Обо всем: о театре, о кино, об актерах, о Настасье Филипповне, о Печорине, об отрывке, который он готовил. Они прогуляли два часа.

— Хотите что-нибудь съесть? — предложил галантно он.

— Я бы с удовольствием выпила — чтобы прийти в себя от этого сюрприза.

Август скромно пригласил ее в Ростовский переулок. Она была первая. Он зашел в соседний магазин-кулинарию, накупил всего, что там можно было купить (у него был прекрасный учитель), взял две бутылки шампанского, прихватив по пути фрукты, и они направились к нему в гости.

Август разложил еду красиво на столе (его мама прекрасно сервировала праздничные застолья) и разлил в высокие бокалы шампанское.

Она села на диван, он опустился рядом, на стул.

— Какой пир! — воскликнула Ольга и неожиданно произнесла: — За нашего режиссера Ленечку! Чтобы ему было хорошо там, где он сейчас.

Августа немного удивил этот авангардный тост, и они выпили до дна.

Он ухаживал за ней, наполняя тарелку различными закусками. И снова разлил шампанское. Она попробовала салат и взяла тонкими пальцами бокал.

— За ваше поступление в театральный институт, — произнес Август.

— И за ваше!

Они медленно пили полусладкое шампанское. В те времена этот напиток пили только по особым праздникам и позволить его могли себе далеко не все. Август прогуливал месячное родительское пособие.

— Можно я закурю? — спросила неожиданно Ольга.

Август не знал, что она курит.

— Да, пожалуйста, — постарался скрыть удивление он. У них в городе ни одна женщина не курила. Иначе за ней бы шел целый город и смотрел.

Ольга курила сигарету и смотрела застывшим взглядом перед собой. У Августа в Москве еще не было девочки. Ольга нравилась ему, но он не представлял, как начать, и вообще считал ее очень умной. Гораздо умнее себя.

— Ты так рассматриваешь меня. Ты хочешь что-то сказать?

— Ты классно читаешь отрывок из Достоевского. Ты не могла бы прочитать его еще раз, чтобы я получил удовольствие…

— Прямо сейчас?

Август увлеченно кивнул. Она встала, отошла и, разведя руки, начала читать отрывок из «Идиота».

— «Где ему жениться, ему самому еще няньку надо. Смотри, князь, твоя невеста деньги взяла, потому что она распутная, а ты ее брать хотел! Да что ты плачешь-то? Горько, что ли? А ты смейся…»

Голос с чуть легкой хрипотцой выдавал такие интонационные переливы, что у Августа захватило дух. Ольга была в обтягивающей шелковой блузке, и он видел, как ее выступающая, красивая грудь натягивала обнимающую материю, чтобы набрать внутрь воздух для монолога несравненной Настасьи Филипповны, роль которой мечтала сыграть каждая актриса.

Она замерла, вскинув руки, еще находясь в образе.

— Если б я так читал, я бы не сомневался, что поступлю в театральное училище.

— Правда, нравится?

— Очень, — искренне воскликнул Флан.

— Давай выпьем, — вдруг предложила она. Август с удовольствием налил: Москва нравилась ему своей раскованностью. И единственный вопрос, который волновал его на данном этапе: женщина она уже или нет.

Ольга села совсем рядом. Август наклонился и в виде благодарности поцеловал ее в щеку. Она не отклонилась, но взяла бокал.

— Выпьем за нашу начинающуюся дружбу, — предложила она.

— И на брудершафт! — поддержал он. Хотя они уже переходили на «ты».

— Хорошо, — сразу согласилась она.

Они завели руки, согнули их в локтях и выпили до дна. Потом наклонились и легко поцеловались в губы три раза. Ритуал был исполнен. Но по поцелуям Август так и не понял, девушка она или женщина. Он решил продолжить исследование, предложив ей сесть на диван. Она согласилась, пока она ни в чем ему не отказывала. И он вспомнил, как Ольга сразу же ему понравилась, с первого взгляда, когда вошла в клетчатой шотландке к режиссеру. Она была неприступна, далека, отстраненна и не обращала на Августа никакого внимания.

Он немедля наклонился к ее губам, и она в раздумье приняла его поцелуй. От губ он, пройдя по щеке, уже покрывал поцелуями ее шею, ключицу, подбородок и ниже. Через несколько минут он взялся за ее грудь и, не почувствовав возражения, расстегнул две верхние пуговички на блузке, пока не увидел белый лифчик. Осторожно, словно боясь повредить драгоценный сосуд, он запустил руку ей в лифчик и мягко сжал вызвавшую немедленный восторг своей упругостью и размером белоснежную грудь. Хотя руки ее были покрыты загаром. Он наклонился к ее губам и, не переставая сжимать грудь, поцеловал их. Она задумчиво отвечала, но через минуту мягко отстранила его. Он попробовал опять, но она опять отстранилась.

И отрешенно посмотрела в пространство. В Ольге была какая-то нездешность.

— Почему? — спросил Август. — Я тебе не нравлюсь?

Позже он таких наивных вопросов не задавал.

— Нравишься. Ты очень красивый мальчик. Редкой породы, она у тебя написана на лице. Ав — гус — тонь — ка! — произнесла она по слогам.

— Тогда почему?

— Ах, я безнадежно влюблена…

— В кого? — удивился он.

— В нашего режиссера Ленечку.

Август ошеломленно посмотрел на нее.

— А он знает об этом?

— Ну что ты! Я не такая глупая, зачем я ему.

— И насколько это серьезно? — спросил с угасающей надеждой Август.

— Я сама пытаюсь разобраться.

— «Хочу любить, хочу страдать…»?

— Не совсем. Давай выпьем — сердцу будет веселей!..

Он разлил оставшееся шампанское.

— Мне скоро нужно уезжать, — сказала она. — А мне не хочется.

У него опять затеплилась надежда.

— Где ты живешь?

— В Чертаново.

— С родителями?

— Только с мамой.

— Чем она занимается?

— Она цитолог.

— Что это такое?

— Наука о клетке. Пьем? — И она выпила до дна. Потом встала и оправила юбку.

Он едва открыл рот, как она сказала:

— Давай не будем ни о чем договариваться. Все уже решено и известно.

Он не понял:

— Кем решено, где?

— Там, наверху.

Август шел с Ольгой по Плющихе, и ему приятно было, что на нее оборачиваются. Хотя у нее и была не броская красота, а какая-то классическая, прошлого века. Особенно впечатляющими были выступающая грудь, соблазнительные бедра и тонкая талия. Они расстались около метро.

Деревянный дом ночами жил своей жизнью. Какими-то звуками, шорохами, шелестами. Под окнами раздавались голоса, шепот, в переулке, круто извивающемся вверх и резко уходящем вниз, прямо на пустынную набережную. У Августа не было телефона, он был только у соседки.

В конце недели он поехал в самое известное театральное училище записываться на туры. Совершенно неожиданно, выходя из «храма», куда он мечтал попасть, Август наткнулся на Ольгу.

— Здравствуй, Август, — сказала, не удивившись, она.

— Ты уже записалась?

— Нет, собираюсь сейчас.

— Я тебя подожду.

— Хорошо, — согласилась она без какого-либо эмоционального оттенка в голосе.

Он сел на бордюр и стал разглядывать прохожих. Когда она вышла, они опять поехали к нему.

Второе свидание очень напоминало первое: ромштексы, салаты, шампанское, трюфеля. Они начали целоваться в губы. Ему нравилось ее шампанское дыхание. Когда он уже добрался до груди (куда-то нужно было двигаться), она слегка отстранилась.

Август вопросительно посмотрел на нее.

— Я все еще влюблена.

— Надеюсь, это не на всю жизнь?

— И я очень надеюсь, — с улыбкой ответила она.

Он проводил ее опять, и они расстались у метро.

Приближался конец мая, а с ним приближались и выпускные экзамены в вечерней школе, где Август вообще перестал появляться.

В субботу он сидел в деревянном доме и готовился к экзамену, сочинению. В наступающих летних сумерках неожиданно он услышал чьи-то легкие восходящие шаги. Он никого не ждал. В дверь постучали.

— Кто там? — спросил он.

— Это я, Ольга.

Он хотел метнуться в комнату за рубашкой, но дверь в квартиру уже открылась. Август стоял по пояс обнаженный, в одних шортах. Она с улыбкой смотрела на смутившегося Флана.

— Я надену рубашку, — невольно произнес он.

— Не надо. Я пришла, чтобы проверить…

— Что ты хочешь проверить?

Она села рядом с ним на диван и выдохнула:

— Давай поцелуемся.

Август не заставил себя долго ждать или уговаривать. Постель он еще не убирал, что оказалось весьма кстати. Он настойчиво опустил ее на диван. Она уже не противилась, когда он смял грудь, и дала расстегнуть до конца свою кофточку, а потом лифчик. Август вжался своей грудью в ее, сминая упругие холмы. Она впервые издала легкий звук, ни на что не похожий. Сорвавшийся с ее губ.

Дрожащими и неверящими руками он расстегнул молнию на ее юбке, сбоку. Надеясь, что она не Лаура, и — женщина. И что сейчас все наконец-таки произойдет. Он станет… Его рука уже скользнула между ее горячих ног. Однако живот ее был прохладен. Он взялся за трусики и быстро сдернул их с бедер. Теперь его торс раздвинул ее ноги, а его «флан» касался их внутри. Как обезумевший, он стал возбужденно целовать ее шею, плечи, грудь, соски, под мышками. Всем своим натянутым как тетива телом ощущая, что космическая минута настала. Он опустил руку, как учила Томила, взялся за свой ствол и быстро направил в ее устье.

Август вошел сначала скромно и нежно. Но не выдержав перевозбуждения, сделал резкое вращательное движение, ввинчиваясь до конца, и ощутил вдруг ни с чем не сравнимое блаженство. Так глубоко он не был никогда… Она взвилась от боли, почему, он не понял, так как ее зубы были стиснуты, и продолжал входить в нее теперь безостановочно. Она извивалась, как могла, Август был счастлив, что она темпераментна и ей нравится. Чувствуя, как еще одно движение, еще толчок, рывок, и он взорвется весь в ней, ощутив блаженство оргазма. Ее стоны приглушенно давились в гортани. И в этот момент он почувствовал, как дикая волна удовлетворения, ударившись в берег паха, покатилась с горячей силой вперед. Он сгреб ее плечи, ощущая истому, и что сейчас он… — она рванулась, вырвавшись из его цепких рук и одновременно вытолкнула «флана» из себя. Море влаги, пульсируя, истекало между ее ног и в верхней внутренней части бедер.

— Извини… Я ни с кем еще не была, — прошептала она очень тихо, касаясь губами его уха. Август не поверил. Он с удивлением, не придя еще окончательно в себя, отклонился и посмотрел на ее красивое лицо. Вся губа Ольги была искусана в кровь. Он помнил, что такого не делал. Господи, неужели она так терпела? Ради него?..

— Тебе было больно?..

— Очень.

— Почему же ты…

— Я хотела, чтобы тебе было приятно.

Он стал целовать ее лицо, глаза, шею. И опять Август не понял: стал ли он мужчиной до конца или нет. Считается неоконченный акт или…

Позже она взяла большую чашку и пошла мыться в туалет. Август не знал, была ли у нее кровь, но вспомнил, что, входя в нее, чувствовал, как сначала что-то эластичное будто выталкивало его, не пуская.

Лежа рядом с ее красивым, упругим телом, он возбудился опять. Август вообще был легковозбуждающийся мальчик.

Ольга дала ему дойти до ее устья, коснуться створок, закрывающих шлюз, но внутрь не пустила. Как они оба ни пытались и ни старались, ей было очень больно. И она крутилась и извивалась от этой боли. У Августа было достаточно увесистое оружие. Они заснули, измучившись, в объятиях друг друга. Его нога была перекинута через ее талию, а ее грудь сильно упиралась в его. Все произошло слишком быстро. К тому же его волновало и тревожило, что ей было больно.

Утром он удивился, не обнаружив ее в постели. Август крикнул: в деревянном доме стояла деревянная тишина. На столе он увидел записку, прислоненную к бутылке из-под шампанского:

Август еще минуту лежал, раздумывая, потом взял полотенце, щетку, пасту и пошел умываться.

В воскресенье занятия, естественно, не шли ему в голову, а к вечеру позвонила мама и долго ласково с ним разговаривала.

После того как он первый закончил писать сочинение, Август поехал на Центральный телеграф получать свою корреспонденцию до востребования. От Лауры было сразу два письма, в которых она сообщала, что сможет вырваться в Москву в начале июля, после экзаменов, если Август еще будет там. В соседнем окошке, не на свою букву, Август увидел достаточно милую головку. Одним взглядом он успел разглядеть ее лицо, плечи, грудь, но ниже ничего не было видно. Кто не рискует, подумал он…

— Когда вы заканчиваете работать?

— Сегодня в девять.

— А завтра?

— В два.

Она довольно легко и беззаботно согласилась на свидание на завтра: в два у телеграфа. А в три они уже были у Августа дома.

Август поинтересовался, как ее зовут. Надя была худенькая, стройная, похожая на тополек девушка. В том, что она девушка, — Август не сомневался. Его гипотезу подтверждали ее не развитые до конца груди, худые бедра, девичьи руки, да и весь образ. Теперь модно говорить — имидж.

Август налил ей шампанского и сразу предложил выпить на брудершафт. Ничего нового пока для быстрого сближения он не придумал. Они стали целоваться, едва поставив бокалы на стол. Он быстро расстегнул ее кофточку и коснулся голого тела под ней. Чтобы не терять времени и — момента — он поднял ее юбку, задрав к груди. Взявшись за трусики, он опустил их только до колен, боясь, что она начнет возражать или сопротивляться. Наивный мальчик…

Надя тихо целовала его шею, положив руки, как лианы, ему на плечи. Она была абсолютно нейтральна. И ему было совершенно непонятно, что она чувствует. Август уже лежал на ней и, неловко выгибаясь, пытался дотянуться до ее губок, прикрывающих вход в заветный тоннель. Но трусики мешали раздвинуть ей шире ноги. (Ведь так просто было снять их!.. Кто не был молод…) Он мучился, лук прогибался, как тетива на нем. Август пытался, пока она, неловко двинувшись, нечаянно не помогла ему. Он вошел вглубь нее, она лежала неподвижно и беззвучно, лишь сильнее сжала его плечи.

Август сделал несколько первых несильных движений. Она не закричала, как он ожидал, тогда он увеличил скорость и, к своему удивлению, почувствовал, что ее тело как-то робко, но отвечает. Еще минута — и он ощутил оргазм, который полностью влился в нее.

Он был очень удивлен, когда в зрелом возрасте прочитал, что самый долгий оргазм у мужчины, зарегистрированный в мире, длился 13 секунд. А средняя продолжительность оргазма всего 5-7 секунд. (И все?… И вот ради этого!..)

Она не выражала особых эмоций после конца или просто стеснялась. Август находился в состоянии полного изумления, что вот эта худая, похожая на подростка девочка — уже женщина. Но предпочитал успокаивать себя и думать, что мужчиной он стал либо с Лаурой, либо с Ольгой. Либо с обеими. Когда-то он дал себе клятву, что станет мужчиной только с цельной девушкой. Но так до конца века и не понял, с кем он им стал. А после конца века этот вопрос его уже не волновал.

В комнате, несмотря на четыре часа дня, было темно. Без электрического света в ней всегда было темно. Август неожиданно заснул, уткнувшись ей в плечо и соскользнув.

Когда он проснулся, ее уже не было. Она оставила записку, что не хотела будить его, и свой номер телефона. Август ей больше не звонил никогда.

В середине июля ему позвонили девочки из его бывшего класса и сообщили, что приезжают в Москву поступать в институты и хотели бы с ним увидеться. С одной из них Август тоже хотел увидеться, это была сочная, перезревшая для своих лет девочка, у которой была самая большая грудь в классе, не дававшая ему покоя тогда.

Через неделю у него начинались туры в театральные училища.

В аудиторию запускали десятками. Слушали их обычно два-три человека, которые не представлялись. Слушали невнимательно, о чем-то тихо переговариваясь. Часто останавливали и предлагали почитать что-нибудь другое. Это очень сбивало и нервировало. Август, несмотря на балет, театр и всякие сценические выступления, не был публичным мальчиком. Горло перед прослушиванием препротивно сжимало, в гортани высыхало, язык становился чугунным и неподвижным, а живот скручивало жгутами.

— С чего бы вы хотели начать, молодой человек?

Он уже ничего не хотел.

— Лермонтов, Печорин.

— Прекрасно.

Его остановили через две минуты, потом он читал басню Крылова и стихотворение Алигер.

Август не прошел даже на второй тур… как и никто из их десятки, что было слабым утешением. Это было его самое любимое училище, где ректором восседал великий Захава.

Через несколько дней он читал в мхатовской Школе-студии, Щепкинском училище и в ГИТИСе. Но очень сильно волновался. Его нигде не пропустили даже ко второму туру. Во ВГИК, где было 250 человек на одно место, он сам решил не идти. Было смешно и невероятно, что из двухсот пятидесяти выберут его.

Прилетела мама, она всегда прилетала в самые сложные, кульминационные периоды его жизни.

— Как же так, сыночек?

— Наверно, я бездарь.

— Этого не может быть, ты ведь играл в двух театрах в городе. Просто ты очень сильно волнуешься. Давай поедем в Щукинское еще раз, вместе.

Август нехотя согласился. В училище уже шли коллоквиумы после трех отборочных туров с теми, кого отобрали.

На маму засмотрелось все училище, думая, что это какая-то знаменитая актриса, приехавшая болеть за своего ребенка. Она поднялась на третий этаж, оставив Августа одного. Ее красота не могла не поразить Захаву. Она поражала всех, и более знаменитых людей, которые приезжали к ним в город.

Слегка раскрасневшись, мама быстро спустилась вниз, с третьего этажа.

— Ну, сыночек, ты в рубашке родился: сам Захава согласился тебя прослушать через пятнадцать минут. Лучше судьи и быть не может. Сказал, что если ты ему понравишься, он тебя сразу допустит к собеседованиям минуя три тура.

Август разволновался, как никогда в жизни. Он понимал, что судьба ему дает шанс, лишь один, который редко кому выпадает. Вокруг все как завороженные смотрели на его маму.

Он был одет в бежевый костюм в тонкую полоску и светло-голубую рубашку. Август поражался, как плохо были одеты студенты и абитуриенты, снующие вокруг. Забывая, что не все жили и происходили из таких приличных семей, как он.

Как на плаху поднимался Август с мамой по лестнице, моля всех Богов, чтобы его не подвело нервное горло.

Через несколько минут их пригласили в кабинет ректора. — Ну-с, молодой человек, что будем читать?

Перед ним сидел легендарный Захава, совершенный Кутузов, откинувшись в кресле и прищурив один глаз так, что, казалось, второго почти нет.

— Я приготовил отрывок из прозы, басню и…

— Ваша мама сказала, что вы играли много лет в ТЮЗе?

— Играл, — спазм и удушающая судорога свели горло. И Август думал: только бы не умереть от страха.

— С чего вы сами хотите начать?

— Я… если можно, хотел бы без мамы.

— Стесняетесь? Ну что ж, мы попросим ее подождать в приемной. Хотя актер — это публичная профессия. Август, как в тумане, осознавал происходящее вокруг и с трудом понимал, что говорит великий.

Мама, мягко улыбнувшись, вышла, чтобы не смущать сына.

После басни «Хозяин и медведь» ректор Захава попросил Августа почитать еще одну басню.

— Я приготовил только эту, — упавшим голосом сказал абитуриент.

— Молодой человек, в ваши годы я знал наизусть десятки басен. Пригласите вашу маму.

Мама вошла, взволнованная, он предложил ей присесть и внимательно оглядел ее фигуру. С ног до головы.

— Вы никогда не хотели стать актрисой?

Она улыбнулась:

— Нет. Я врач.

— А жаль. Потрясающие внешние данные, колоссальный бы успех имели. Вас бы я принял не задумываясь!

— Спасибо, — вежливо улыбнулась она.

— Прослушал я вашего сына. Симпатичный молодой человек. И очень юн. Что мы ищем в поступающих и по какому принципу отбираем в актеры? Актер должен иметь в себе десять качеств: чувство правды, чувство юмора, трагизма, искренности, пластичность и так далее.

Естественно, что никто не приходит к нам, имея все эти качества. Иначе им незачем было бы учиться. Мы ищем хотя бы любые три из названных, остальные мы в них разовьем по мере обучения и таланта. Вы обмолвились, что ваш сын почти год занимался с режиссером. Единственное, что от этого обучения хорошего, — ваш сын остался такой же невспаханной целиной, как и был.

Он все-таки слишком молод, что не порок. Он еще не видел жизни и совсем не знает ее. О чем он будет говорить со сцены?! Какую правду и перевоплощение нести зрителю?

Август не дышал, а мама глубоко-глубоко вздохнула.

— Поэтому я предлагаю, исходя из вашей удивительной заинтересованности, — продолжал Захава, — чтобы этот год он поработал, узнал хоть чуть-чуть жизнь. А следующим летом я с удовольствием прослушаю его лично сам и опять с большой радостью повидаюсь с вами.

— Диагноз окончательный? — проверила мама.

— К сожалению, вернее, к счастью. Он слишком молод, у него вся жизнь впереди. Я бы с удовольствием с ним поменялся!

Мама нежно посмотрела на Августа и попросила его выйти.

— Большое спасибо, до свидания, — сказал грустный абитуриент и вышел из кабинета.

Мама появилась минут через пять. О чем они говорили с Захавой, Август так никогда и не узнал.

На улице они перевели дыхание.

— Ну, сыночек, я сделала для тебя все, что могла. Выше Захавы никого нет. Он к тебе очень хорошо отнесся. Не переживай, это не конец жизни, приедешь и поступишь на следующий год. А за это время хорошо-хорошо подготовишься. Я понимаю, что ты очень расстроен. Пойдем, я тебя хоть накормлю по-человечески. От моего сына остались одни косточки.

Мама остановилась в гостинице «Россия», и они пообедали там, в ресторане.

Вечером должен был звонить «главнокомандующий». И он позвонил.

— Август, здравствуй.

— Здравствуй, папа.

— Мы сделали с мамой для твоего поступления все, что было в наших силах. Но не всем быть актерами. Не расстраивайся. Я решил, что ближе всего к актерской профессии — литература. И ты ее любишь, поэтому я договорился, чтобы ты поступал в наш институт. А если через год у тебя не пропадет желание и ты не передумаешь, я сам, лично, отпущу тебя в Москву — поступать. Отдохни пока там, а к первому августа я жду тебя здесь. Десятого начинаются вступительные экзамены.

Черта была подведена. Как будто стопудовая гиря опустилась на Августа. Он не хотел уезжать в свой город, он без ума был влюблен в Москву.

— Дай маме трубку. И хорошо отдохни в июле. Тебе предстоит первый год жизни в институте.

Судьба его была решена. Без него, за него. Август передал трубку маме. Папа почему-то совершенно не сомневался, что он поступит в их институт. Какие могли быть сомнения, если он был деканом и проректором по научной части того же института.

— Сыночек, любимый, не переживай, — мама обнимала его голову, прижимая к груди.

— Я ненавижу его институт, я не хочу там учиться!

— Я тебе обещаю, я клянусь, что через год ты будешь учиться в Москве. И только в Москве!

Он поверил ей. Август безумно любил свою маму, а она всегда выполняла свои обещания.

На следующий день он провожал ее на Курском вокзале. Миссия была закончена. Она оставила ему лишние деньги, чтобы он ни в чем себе не отказывал.

Забавно, но во время чтения в Щепкинском Август снова неожиданно столкнулся с красивой Ольгой. Она прошла там два тура, но сказала, что если не пройдет третий, то уедет в Архангельск — познавать жизнь. Август собирался ей позвонить, но как-то закрутился, а в июле приехали его гостьи, а потом он уехал сам.

По случаю приезда девушек (они привезли бутыли домашнего вина, много вкусной еды, кучу фруктов, овощей) решили устроить пир. На весь мир! Они пили втроем весь вечер, и Август отметил, что его бывшие одноклассницы заметно спрогрессировали за тот год, который его не было в родных пенатах.

Одна из них упилась в стельку и была отнесена им на кровать во вторую комнату. Вторая умоляла Августа вывести ее на воздух. Ее вздымающаяся грудь под тонкой майкой невероятно интриговала Флана. И возбуждала. Он бережно повел девушку по извилистому переулку к набережной. У воды ей стало немного лучше. В открытом всем ветрам скверике он посадил ее на скамейку.

— Ты хочешь поцеловаться? — спросила она. О чем еще мечтает девочка из приличной семьи, вырвавшаяся из провинции в Москву, — выпить и поцеловаться. Выпить и поцеловаться. Может, еще о чем…

Август не ожидал такого резкого поворота событий. Девушки вырвались на свободу! И он был частью этой свободы. Через пару поцелуев и кусаний ее сочных губ Август даже не заметил, как она очутилась на скамейке, а он оказался лежащим на ней.

Было два часа ночи. Юбка ее высоко задралась, оголив рельефные крупные бедра. Она попыталась пьяно ее поправить, и в этот момент он сдернул с нее трусы. Ее большая грудь упиралась двумя выступами в его. Ладонью он стал исследовать абсолютно влажную и сдобную по краям глубину ее нутра. Она извивалась и пыталась высвободиться как могла. Его ладонь проникла глубже, упираясь во что-то двумя пальцами. Она сильно сжимала кисть бедрами. Она пыталась говорить, просить, умолять, но он быстро расстегнул молнию на джинсах и уже вдвигал ей его между мягких бедер. Они не были упругими, но были сильными.

— Мне плохо, — просила она, — мне нужно выр… — Август не слушал, он был перевозбужден, она сама его завела, и, уже изогнувшись, попытался вставить в ее нутро свою головку. Кажется, наполовину пройдя вглубь.

— Не здесь, только не здесь, я тебя умоляю! Это наш первый раз, пойдем домой, я согласна. Только дома, я тебе обещаю.

Он, поколебавшись, согласился, и они встали. Август быстро потащил ее вверх по переулку. Представляя, как разденет, как вопьется в ее сочную грудь, сожмет, зажмет и разломит крупные ноги. По всему телу его стучал пульс. Он еще никогда не останавливался и не прерывался в самом начале.

Дома она сказала, что очень плохо себя чувствует, к тому же в смежной комнате ее подруга. Они сделают это завтра, она клянется родителями, когда подруга уедет на консультации. И шатаясь, она ушла спать к ней на кровать. Август лег на диване.

На следующий день он проснулся к двенадцати, с легкой головной болью, так как заснул только в пять. В квартире никого не было. На столе лежала записка, что они уехали в институт и будут вечером. Вечером приехала только ее подружка, сказав, что та осталась у родственников, но передавала ему большой привет.

Они стали пить опять, вдвоем. К полуночи та была готова и стала приставать к Августу, снимать с него рубашку, целовать в шею и в грудь. Но, памятуя вчерашний вечер, он уклонился, и они легли спать в разных комнатах. К тому же девочки были подругами. Август еще не знал, что в этом вся прелесть: соблазнять двух подруг сразу. Наперегонки.

В следующую ночь он спал один, найдя благовидный предлог, чтобы они не приезжали. Через два дня неожиданно прилетела Лаура и позвонила его соседке.

А через час она уже сидела у него в комнате. Он угощал ее шампанским, куриными ромштексами и другими вкусными вещами.

— Август, как ты изменился! Ты стал совсем другой, — ворковала она, глядя на него блестящими влюбленными глазами. — Ты покажешь мне свое жилье?

— Да, — ответил он, допив бокал.

— А где кровать?

— Ты как-то очень неоткровенно выражаешь свои мысли! — пошутил он.

Ему нравилась ее скромность и незавуалированность. Она поцеловала его нежно в губы и сама села к нему на колени.

— Я хочу, чтобы ты меня раздел, — прошептала она и закрыла глаза.

Он раздел ее донага и отнес на кровать. Она изогнулась так, чтобы ему было удобней в нее войти. И он вошел до конца, и рвался глубже и глубже, хотя видно было — по закушенной губе — что ей все еще больно. Но она стерпела.

В момент наисильнейшего оргазма он выскользнул из нее и прижался к животу.

— Зачем, зачем!.. У меня через два дня цикл, — зашептала возбужденно она.

Во второй и третий раз он уже не выскальзывал, а сказочно растворялся в ней. Сладко-сладко. Лаура прожила у него целую неделю. Это была впечатляющая воображение неделя. Он начал постепенно постигать, что такое половой акт.

Они исходили всю Москву, плавали на «Комете» до Коломенского. Август и не представлял, что парк Горького такой огромный, красивый и загадочный. И только мог догадываться, что там происходило ночью.

Они ходили в театры, в кино, ездили на такси. Август прогуливал последние деньги.

Каждый вечер они заканчивали любовью. И с каждым разом Лаура расцветала в страсти все больше и все сильней. Ему это очень нравилось, он любил темпераментных. Она уже смело целовала его внизу и засасывала глубоко головку в рот. Он же впервые перевернул ее на живот и попробовал овладеть ею сзади. Волна одновременного оргазма сжала их тела. Им обоим понравилась эта позиция.

Они учились любви. А через несколько дней Лаура провожала Августа в аэропорт. Сама она возвращалась в Питер, но клялась, плача, что на зимние каникулы прилетит к Августу.

Августовская жара опустошила город и сделала его безлюдным. Все были в отпусках или уехали на море. Друзья встретили его с восторгом и по случаю приезда пили три вечера подряд. После чего уехали на море и они.

Август должен был поступать в ненавистный ему институт. Папа познакомил его с заведующим кафедрой языка и литературы, носившим необычные для города темные дымчатые очки. Тот всячески ободрял Августа, что «все будет хорошо». В чем Август, к своему великому сожалению, не сомневался. Иначе, имея такую фамилию и отчество, и быть не могло.

На первом же экзамене Август отвечал все неправильно, чтобы засыпаться и уехать обратно в Москву. Но получал за свои «незнания» одни пятерки. Златка, которая сдавала в Московский университет, но местно, тоже получала одни пятерки. И каждый раз подкалывала Августа, говоря, что желала бы на время иметь его фамилию и отчество.

— Уж мы-то знаем, как некоторым из нас ставят пятерки! — улыбалась с иронией она.

— Уж мы-то знаем, как некоторые из нас поступают в МГУ — на одно-единственное место, забронированное для них!

— Ошибаешься, нас двое. Еще одна националка. Правда, у нее тройка по русскому…

Они смеялись, несмотря на все подколки, потому что любили друг друга как самые близкие друзья. Златка грустила, что уезжает, и умоляла Флана скорее перевестись в Москву.

В результате он набрал девятнадцать баллов из двадцати. Кто-то, видимо, невнимательно прочитал его фамилию на титульном листе и поставил четверку за сочинение. После чего он был принят на первый курс факультета русского языка и литературы. (Златка набрала 20 баллов.) Но уже спал и видел, как вслед за подружкой перенесется в Москву. Где его ожидало сплошное веселье и свободная жизнь.

В последнюю неделю лета прилетела Зарина, его ближайшая конфидентка, с отъездом которой Златка и досталась ему в наследство. Целую неделю они провели с Зариной в разговорах и воспоминаниях, перемалывая косточки и другим, и себе. И только мамаше Зарины, набожной, строгой, религиозной мусульманке, с воплями удавалось разогнать их к ночи. Видимо, предчувствовала… Златка же все последние дни прогуляла со своей ближайшей подругой Ириной Шампанской, с которой они дружили не разлей вода с шестого класса и которая в солидарность со Златкой никогда не встречалась ни с одним парнем. Но весь город исходил слюной, когда смотрел на ее потрясающие всех ножки. Было неизвестно, у кого они лучше: у Златки или у Ирины. Но в любом случае это были две самые великолепные пары ног в городе. Лучше не бывает!

Заринка чмокнула его в нос на прощание, попросила не забывать, а Златка обещала писать «до востребования».