Половое воспитание Августа Флана

Гпава 2 Леночка

Впервые он заметил ее великолепные стройные ножки в белых чулочках. Выточенную фигурку и аккуратную головку на хрупких плечах. Она жила в соседнем доме в противоположном конце двора, но во двор никогда не выходила. Он ждал ее около подъезда, под неяркой, скорее, тусклой лампочкой, и, почувствовав на себе взгляд, она остановилась.

— Что ты хочешь? — спросили ее слегка припухшие губы.

Август превозмог свою робость и ответил:

— Погулять с тобой.

Она удивленно посмотрела на него и — выстрелила:

— Только завтра, — и скрылась в подъезде.

Назавтра в то же время она ждала его, рассматривая что-то на своей удивительно прямой ножке, которая сразу же понравилась Флану. Он всегда любил только стройные, красивые, выточенные ноги.

Некоторые любят ноги с изящной кривизной: захват № 8, но…

Еще было светло. Во дворе его бы засмеяли — за свидание с девочкой.

— Здравствуй, — сказал Август.

— Привет, — тихо ответила Леночка.

Позже Август осознает, что это было его первое свидание. А Леночка — первая девочка, с которой он пошел на него. Сейчас он ничего не понимал, а действовал по наитию.

— Пойдем на аллейку, погуляем.

Она повернулась, подождала, пока он сделает шаг, и пошла с ним в ногу. Ее аккуратно подстриженные волосы закрывали только две трети шеи. У нее была очень красивая шея, и когда она поворачивалась к нему лицом, была видна вся шея с нежным переходом в подбородок. У нее было правильное, по-девичьи привлекательное лицо и чуть припухшие, спелые губы. Единственный дефект — это два верхних зуба, они чуть находили один на другой. (Проблема, которая была у многих в то время в России, стране, где никогда не слышали о косметической стоматологии.) Впрочем, дефект был почти незаметен. И придавал ей своеобразное очарование. Все остальные зубы росли правильно и были ослепительно белы.

— Я никогда не видел тебя во дворе, почему?

— Мне не с кем дружить, там одни мальчишки.

— Куда же ты ходишь гулять?

— Никуда, я хожу только в школу.

— А где ты учишься?

— Во второй школе. Я тебя видела, когда ты стоял на воротах. И пару раз на стадионе «Динамо», когда я туда ходила с подругой. Ты хорошо играешь в волейбол.

Они шли по аллейке в сторону от центра. Район там был неспокойный.

— А ты знаешь, как меня зовут?

— Август.

Он совершенно не знал, о чем нужно говорить:

— А кем работают твои родители?

— Мама — учительница в школе. Папа — в Министерстве по печати.

— Кем?

— Министром печати.

— Значит, ты — дочка министра?

— Это ничего не значит.

Быстро стемнело, и зажглись редкие фонари. Навстречу им стали попадаться подозрительные личности. Они пристально рассматривали Леночку и оборачивались ей вслед. Она была в белой красивой кофточке. Леночка невольно стала идти ближе к Августу.

— Давай повернем назад, — попросила она.

Август не хотел, чтобы она думала, что он боится.

— Дойдем до конца и повернем, — сказал Флан спокойно.

Она пристально посмотрела на него.

— А твои родители врачи? — спросила она.

— Откуда ты знаешь?

— Об этом все в городе знают.

— Угу.

— Я тебе завидую, что у тебя родители врачи. Когда я вырасту, тоже стану врачом.

— У меня старший брат учится в Питере — тоже на врача.

— Пойдем назад, мне страшно, — попросила она.

— Не бойся, — он взял ее за локоть и так довел до самого конца аллейки, потом они повернули назад. К дому.

Леночка вздохнула с облегчением.

— Ты смелый. Сюда даже взрослые не ходят гулять.

Недалеко от дома он нашел свободную скамейку и предложил ей сесть. Она села, короткая юбка высоко обнажила ее колени. И начало уже упругих бедер. Как рано они созревают… Неяркий свет фонаря позволял Августу незаметно скользить взглядом по верхней части ее бедер, полуприкрытых юбкой.

С приходом темноты духота уходила из города. Становилось прохладно. Леночка непроизвольно поежилась.

— Можно, я придвинусь к тебе? — невинно спросила она. — Мне холодно…

Флан не успел ответить, как перед его скамейкой остановилась пара.

— Добрый вечер, — произнес знакомый гортанный голос.

Он поднял голову и не поверил: перед ним стояли Лупик и Лина. Август встал и пожал протянутые для приветствия руки.

— Ты познакомишь нас со своей барышней? — слегка кокетливо спросила Лина.

Август смутился, но представил:

— Это Леночка. — И оправдался: — Мы живем в одном дворе.

Взрослые по очереди пожали ее руку.

— Зря вы сидите в темной части аллейки, тут всякие личности бродят. Пойдем погуляем вместе.

Леночка встала, и они вчетвером, перейдя на центральную часть аллеи, пошли рядом. Когда гулял Лупик, его обходили стороной, и никто не осмелился бы разрезать их квадрат. Лина незаметно разглядывала молодую девочку в короткой юбке. Ей нравился выбор ее любимца. Хотя она понимала, что ничего серьезного здесь быть не может.

Август шел между Линой и Леной и чувствовал себя совершенно непонятно. Ему было приятно, что их сопровождает такой эскорт. И смущало незнание, как Лина отнесется к его спутнице.

Спустя полчаса Леночка заволновалась, что уже поздно и ее может искать мама. Старшие проводили молодую пару до двора и попрощались, пообещав в следующий раз угостить их молочными коктейлями.

У подъезда горела все та же лампочка.

— Ты хочешь завтра встретиться вечером? — неожиданно спросила Леночка.

В этот момент из подъезда вышла ее мама.

— Да! — ответил Флан.

Леночка улыбнулась, крутанулась на каблуке и пошла к маме.

Проходя мимо стола, Август увидел сидящую пару.

— У нее красивые ноги, — сказал Лупик.

— Симпатичная девочка, — произнесла Лина загадочно. — Ты нам ничего о ней не говорил.

— Это была первая встреча, — сказал кавалер Август.

— Первое свидание, — определил Лупик, — за это надо выпить.

Он попросил Лину сходить в гастроном, и они оба смотрели, как ее статная фигура движется в темноте в голубом платье.

Уже на следующий день по двору пронесся слух, что Август «встречается с девчонкой». Событие обсуждалось снизу вверх всей иерархической лестницей. Кто завидовал, кто насмехался, кто шутил, но никто не остался равнодушным.

Узнав, что он ходил гулять один в другой конец аллейки, ему решили выделить эскорт, который сопровождал бы его на почтительном расстоянии и в случае необходимости… От чего Август упорно отказывался. Но у двора было свое мнение.

К восьми вечера она спустилась вниз и вышла из подъезда. Десятки глаз рассматривали ее уже — как девушку Августа.

Поскорее он вывел ее из родного двора на аллейку. Они пошли гулять в ту же сторону, что и вчера. Август любил испытывать судьбу. Хотя все это могло кончиться достаточно печально. И для него, и для нее.

— О чем ты думал целый день? — начала она.

— Ни о чем.

— А я думала о нашей встрече…

Он был приятно удивлен.

— А что ты думала?

— Что ты первый в моей жизни, с кем я встречаюсь и гуляю вечером.

Августик еще раздумывал над ее словами, когда перед ними возникли трое. Леночка, споткнувшись от неожиданности, остановилась.

— Ты почему ходишь по нашей улице без разрешения? — спросил с акцентом один из них. Август понимал, что это лишь предлог, зацепка, обсуждать тут что-либо без толку. И сразу принял позицию, удобную для драки, одновременно отодвинув Леночку себе за спину. Жалея только, что она невольно увидит это.

Они едва успели обменяться первыми криками и ударами, как он услышал нарастающий топот бегущих ног. На Августа уже насели двое, которых он пытался сбросить со своей шеи. Еще через секунду они были окружены плотным кольцом. Вокруг них стояли пятеро друзей-бойцов из его собственного двора. Он хотел остаться и драться, но его вежливо попросили проводить Леночку домой. Круг почетно расступился, и они вышли из него. За ними все сомкнулись. Едва сделав первый шаг, он услышал удар кулака по лицу. Потом они слышались с частотой молота. Он знал, что бойцы звереют после первого удара и их не остановить. Да и зачем…

— Ты совсем ничего не боишься? — спросила дрожащая и едва приходящая в себя Леночка.

— А чего бояться? — честно ответил он.

Поздно вечером Мишка рассказывал ему разноцветные подробности драки, о которой говорил уже весь двор. Потом вдруг спросил:

— Ты ее поцеловал уже?

— Как это? — удивился Флан.

— Очень просто, наклоняешься и целуешь в губы.

Август вздрогнул, представив себя за этой процедурой.

— Прямо на улице, что ли?

— Зачем, пригласи ее постоять в подъезде. Только не в ее. Найди темный этаж, где перегорела лампочка, поставь ее в угол и…

— А если она не захочет?

— Зачем же она два вечера подряд ходит с тобой на свидания?

— Ты хочешь сказать, что ты уже целовался? — спросил Флан друга.

— С двумя, несколько раз.

— Как это делается? — спросил Август, и Мишка стал объяснять ему теорию, которую он должен был претворить на практике.

На следующий вечер, едва только стемнело, он пригласил Леночку в… подъезд. Боясь только одного, что она спросит: зачем?! Она ничего не спросила и лишь пошла следом за ним. На третьем этаже не горела лампочка. Кругом стояла тишина.

Флан остановился… и Леночка повернулась к нему. Они стояли лицом к лицу. Он взял ее за плечи и как бы нечаянно подвинул в угол. Она уперлась спиной в стенку, но даже не почувствовала этого. Темнота все смешала. Он наклонился к ее лицу, и она перестала дышать. Еще сомкнутыми губами он коснулся ее щеки и ткнулся так несколько раз, пройдясь по ее скуле, прежде чем опустился к нежной шее. И сладко поцеловал ее. Леночкины губы не возбуждали так, как шея. Она была нежная, хрупкая, зовущая. С губами что делать, он еще не знал. Он стал покрывать ее шею мелкими поцелуями, от мочки до мочки, точно такими же поцелуями, как целовал маму. Она положила ему руки на плечи и несильно сжала их. Был ли он первый, кто ее целовал? Она не возражала, и он был удивлен. Но главное, что первый рубеж был пройден. Поцелуи становились все нежней и горячей, его руки держали ее за талию.

Она обняла его. И своими мягкими, по-детски нежными губами стала тыкаться в его щеку, ухо, висок. От прикосновения к уху он вздрогнул. Август обнял ее за спину, она невольно прижалась к нему. Флан почувствовал маленькие холмики ее еще не созревших грудей. Она начала извиваться в его руках и прерывисто дышать. Даже Август понял без учителя: ей нравятся их объятия. Его руки соскользнули на ее бедра и там замерли. Она в ответ поцеловала его в шею, и он, запрокинув голову, слегка задрожал, как в ознобе. Еще никто так не целовал его. Это были самые первые поцелуи. С Леночкой вообще все было первое. Щелкнула чья-то дверь, яркий свет полоснул по их лицам, кто-то стал спускаться по лестнице вниз. И что-то буркнув, прижимаясь ближе к перилам, прошел мимо них. Они с радостью возобновили поцелуи. И руки уже привычно нашли тайные, уютные места друг у друга.

Так продолжалось до тех пор, пока они не услышали голос Леночкиной мамы, ищущей ее во дворе.

После дневной консультации Августа с Мишкой-гедонистом на следующий вечер они были в том же подъезде, на том же этаже. Он напрягся и попробовал поцеловать ее чуть открытыми губами: и с шеей все было хорошо. Проблема была в том, что она, как и он, не умела целоваться как надо, и Август обсасывал ее мягкие, чуть ли не трубочкой сложенные губы. Минут десять он пытался, после чего опять вернулся к шее, которая восторгала его гораздо больше. Он получал удовольствие рядом с губами: щеки, скулы, глаза, уши, плечи, ключицы. Но с губами, за исключением одного раза, что-то не сложилось.

В это время в городе самой большой модой было — кто поставит ярче и сильнее засос. Как правило, на шее, такой засос, что на следующий день нельзя было выйти на улицу без шейного платка. Засосы ставились возле уха, под скулой, на груди, на плечах, по всей шее. Шея была как выставочный зал.

Август попробовал потянуть губами ее душистую плоть, и она легко поддалась. Леночка застонала. Он продолжал втягивать и начал захваченное слегка сжимать зубами. Леночка охала. Так продолжалось минут пять, прежде чем он отпустил ее плоть. Она сразу подставила ему другую сторону. Так они целовались, обнимались и прижимались еще два часа.

В воскресенье они решили сходить в кино и встретились в полдень. И первое, что бросилось Августу в глаза, что он разглядел, — красивый, яркий темно-бурый кровоподтек на ее шее.

— Что это? — воскликнул он.

— Твой поцелуй, — тихо ответила она. — Мама спросила то же самое…

— И ты ей так же ответила?!

— Нет, я ей сказала, что, видимо, укусило какое-то насекомое.

Август чуть не рассмеялся.

— Ты не обиделась на меня?

— Что ты, мне, наоборот, очень приятно.

— Почему?

— Это говорит о том, что я тебе нравлюсь.

Ага. Он шел рядом с ней по аллее, и взгляд его, как прикованный, невольно возвращался к темному пятну на ее шее. Она невольно слегка опускала голову, когда навстречу шли люди, а когда они проходили, скромно улыбалась, поднимая голову.

Они смотрели фильм «Лимонадный Джо». Август видел его уже пятый раз, но каждый раз опять поражался потрясающим размерам груди Ольги Шоберовой, чешки, героини фильма. Такой груди он не видел никогда, ни в жизни, ни на картинках, она стояла вертикально, как пюпитр у пианино, и буквально вырывалась из приталенного и обтягивающего ее платья наружу.

Август в легкой мечтательной задумчивости вышел из кинотеатра. У Леночки, дальше двух маленьких холмиков, грудь еще не выросла. Зато ноги были великолепные — стройные и точеные, первый класс. Ножки потом он будет ценить (чтобы не использовать всуе «любить») всю свою жизнь. И у его девушек они будут самые лучшие.

Вечером снова был тот же подъезд и объятия в углу. Он смелее целовал ее щеки, глаза, шею, нечаянно касался груди и настойчивее сжимал ее бедра.

Она отвечала цепкими объятиями, учащенным дыханием, иногда стенаниями и прижималась к нему.

Теперь Леночка без шейной косынки не выходила никуда. Им обоим очень нравились поцелуи взасос. И без трех-четырех пятен на шее не обходился ни один вечер, ни одно свидание. Не успевали пройти старые, как появлялись новые, свежие.

У Леночки была подруга, всегда немного сонная, но с легким пороком на лице, Светлана. Август пригласил их обеих и Мишку к себе в гости, когда его родители куда-то уехали на целый день.

Сначала попробовали заветно спрятанный за нижней декой пианино коньяк. Девочки раскраснелись и заедали лимоном.

У Фланов была большая квартира из трех отдельных комнат с просторным коридором и огромной кухней. Окна трех комнат выходили на проспект. Мишка и Светлана пошли в первую комнату-зал, а Август с Леночкой — в третью — кабинет. Между ними была спальня.

Августик впервые был с ней в отдельной комнате, в закрытом пространстве, а не в открытом для всех подъезде.

Она села на мягкий темно-зеленый диван, откинулась на спинку. Ее короткое платье поднялось высоко, обнажив чудесные ноги. Кожа была уже чуть смуглая, загоревшая, на ней едва заметно, как лен, золотились почти невидимые волоски. Он сел рядом. Из первой комнаты не доносилось ни звука. Но они догадывались, что там творится. Леночка сама положила его руку себе на колено и повернула лицо удобней — к его губам. Он оценил эту трогательную заботу и коснулся ее щеки, потом шеи поцелуем.

Вдруг она стала медленно сползать и оказалась лежащей на диване. Август потянулся к ней, но остановился на полпути. Он вдруг вспомнил, как ему объясняли глагол… — это «когда папа лежит на маме». Но они не были папой и мамой, — тогда зачем? С закрытыми глазами она потянула его к себе. На себя. Август прижал ее плечи своими ладонями, придавив к дивану. Его губы стали медленно опускаться на ее лицо, а через мгновение покрывали его поцелуями. Потом руки ослабли в локтях, и его ребра коснулись ее груди, опустившись на нее. Она охнула. Это было новое касание, которое понравилось им обоим, и они горячо прижались друг к другу, не стесняясь. Оба увлеченно обнимались, исследуя друг друга пробными поцелуями. Август съехал на бок. Леночка непроизвольно раздвинула колени, платье было уже высоко задрано, и Август, не задумываясь, совершенно инстинктивно опустил туда колено. Она вжалась в него, воя, неожиданно крепко обхватив стиснутыми коленями. И вдруг, как током его ударило от прикосновения: нога Августа, та самая часть ее, которая зовется уродливым словом «ляжка», ощутила холм, выступ между девичьих ног, зовущийся нежно холмом Венеры. Или еще нежнее — лобком. Она прижалась им опять, придавила его к бедру Августа и неожиданно задрожала. Теперь они вдавливались все сильней и сильней. И через тончайшую ткань платья он чувствовал шевеление тонких волосков, их трение, сплетенных колечками внизу живота. Их переплетенные руки и ноги, как лианы, обвивали друг друга. Они продолжали тереться, раньше не представляя, что от этого можно получать такое удовольствие. Они получали наслаждение от близости, впервые в жизни поглощенные полностью своими движениями и теми эмоциями и чувствами, которые ощущали. Возбуждение Августа упиралось в ее бедро и давило. Холмик Венеры Леночки со всей силой упирался в его ляжку. Казалось, что своими движениями они хотели перетереть друг друга. Он зарылся в ее волосы, она — в его шею, оба возбужденно дышали и неимоверно вжимались друг в друга. Наконец ее руки подтянули его повыше, и он полностью опустился на нее, так что его мечик уткнулся прямо через ее арку в холмик между ног. Его бедра точно легли на ее, грудь придавила грудь. Они замерли, не дыша. Потом двинулись и стали скользить, вжимаясь и вдавливаясь, как можно сильней.

Скольжение напоминало скорее трение, или — такое корявое, совершенно неприятное, как оскомина, существительное — елозинье.

Август не представлял, что его член может так возбуждаться и увеличиваться. Он чувствовал его величину, прижимаясь к ее двигающемуся лону. Было необыкновенное ощущение: как будто какие-то сети, путы стягивали его всего и хотелось разорвать их и вырвать наружу, на воздух.

Они нашли наконец свой ритм и двигались теперь почти синхронно. Его головка сжималась двумя прижимающимися животами, он опустил руки на оголившиеся бедра и чувствовал, как они двигаются в его ладонях. Периодически он попадал головкой нечаянно между ее бедер, как бы соскальзывал с холма или выступа, потом толкался и взбирался на холм. С холма — на холм, с выступа — на выступ, головка вся горела и разрывалась от возбуждения. Она судорожно сжала его спину ладонями и вся словно гарцевала под ним. Все накалилось до предела. Казалось, что сейчас что-то неминуемо разорвется. Он вдруг встал, мельком увидел ее обнаженные бедра, треугольник узких сбившихся белых трусиков, и пошел в ванную. Где через несколько минут — после чрезвычайных волнений — всё опустилось и остыло.

Леночка уже полусидела на диване и, нежно улыбаясь, смотрела на него. Ему почему-то было неловко. Он опустился рядом. Она наклонилась и впервые попыталась поцеловать его в губы. Он ответил, и они несколько минут целовались, не прикасаясь друг к другу руками. Чтобы не раскаляться опять.

Спустя какое-то время все, не сговариваясь, как по мановению волшебной палочки, встретились на кухне и продолжили познавание алкогольных напитков, имеющихся в наличии дома.

Такие встречи — вчетвером — происходили теперь каждую неделю, регулярно, как только родители Флана куда-нибудь уходили или уезжали. В остальные вечера они делили одну и ту же темную лестничную клетку, только в разных углах. Но звуки, шелесты, охи-вздохи и стоны были прекрасно слышны всем участникам. Соответственно, между парами шло и невольное соревнование — на количество и качество засосов. Как результат, постоянной деталью Леночкиной одежды был шейный платок. Она даже в нем спала…

Повеяло осенью, пошли дожди, и теперь косынка была как нельзя кстати на ее шее.

Дядя Авель с женой собрались ехать в Северную столицу Империи — навестить своего сына, невестка Полина оставалась дома одна. Августик должен был пятнадцать ночей оставаться ночевать у них дома, чтобы ей одной не было страшно.