Половое воспитание Августа Флана

Глава 8 Леда

После сбора первого курса и общего знакомства их разбили на группы и отправили в колхоз на уборку винограда.

Август еще понятия не имел и не представлял, что это за «удовольствие»! А когда представил и увидел, даже у него закружилась голова. Такое происходило каждый год, и выезжали все курсы. Кроме пятого.

Его поселили в деревянном бараке с двадцатью другими студентами, спать нужно было на старых раскладушках, и после первого дня уборки винограда он не мог ни разогнуться, ни согнуться. На третий день он пошел к Зауру, который был назначен его ангелом-хранителем и работал на кафедре у отца Августа. Уже к вечеру он был назначен редактором местной стенгазеты и освобожден от уборки винограда. Газеты, которая еще ни разу не выходила. О чем знал начальник лагеря, тот же Заур. Вечером он пригласил Августа к себе в гости. Как начальник, он жил в отдельной палатке с деревянным полом. Он сидел, как паша, обложенный, вернее, обставленный яствами, фруктами, виноградным спиртом, наливками и винами, в окружении нескольких очень симпатичных девочек-одалисок. С которыми он сразу же познакомил Августа, представив его как сына проректора. И редактора! Студенточки стали живо расспрашивать его о папе, на третьем курсе им предстояло прослушать у него курс лекций по медицинской гигиене.

Веселое застолье продолжалось до глубокой ночи. Одна из девушек, судя по раскованности движений, оставалась с Зауром до утра. Заур сам проводил его к лагерю и, глядя прямо в глаза, произнес:

— Надеюсь, это, — он кивнул в сторону палатки, — останется между нами. Навсегда.

Ко всем прочим перипетиям, Заур был законным мужем Софии, старшей сестры Лауры, и у них была маленькая девочка. София же училась в Москве, в медицинской аспирантуре.

— Я знаю, что ты дружишь с Робертом, — продолжал начальник Заур.

— Я ничего не знаю и ничего и никого не видел, — сказал Август, улыбнувшись. — Никогда!

— Завтра можешь спать сколько тебе захочется. Больше в поле ездить не надо. А в час дня я тебя познакомлю с художником, с которым вы должны создать газету-шедевр. Спокойной ночи!

И они попрощались, обнявшись. Август проснулся от невероятной тишины в бараке. Он посмотрел на часы и не поверил: было двенадцать. Взяв полотенце, он пошел и умылся ледяной водой, горячая была только в душе, и то — раз в пять дней. Пройдя по совершенно безмолвному лагерю, он вошел в столовую. За столом сидел плечистый и упитанный кавказец, со стрижкой «бобриком» и огненно-рыжими волосами.

В ту же минуту появился Заур и представил их друг другу:

— Это Булат, художник, а это Август Флан — редактор.

Накачанный мужик, явно не похожий на студента никакого факультета, крепко пожал ему руку.

— Удачи! — пожелал руководитель и собрался отчалить.

— Заур, три дня нормальной еды не дают. Куска мяса не видели. Жрать хочется!

— Попробую что-нибудь придумать, — сказал он и ушел на кухню.

Август сидел и смотрел на виноградные поля, простирающиеся за тентом. И думал. Вскоре Заур принес громадное блюдо дымящегося вареного мяса с супным наваром.

Молодая повариха принесла им тарелки и хорошие вилки.

— Начальникам лагеря клево живется! — хмыкнул Булат.

— Теперь такое каждый день будете есть. Но первый номер должен выйти на следующей неделе!

«Художник» достал большой карманный нож и стал нарезать мясо.

— Август, поешь обязательно, — заботливо добавил Заур, — чтобы твой папа потом не ругал меня, что ты отощал.

Булат расправлялся с мясом, как тигр с газелью.

— Ты чего не ешь, а на меня смотришь? — спросил он между двумя проглоченными кусками. Они сидели вдвоем, друг напротив друга.

— Я вас хорошо знаю. У вас кличка Дон Педро, нас познакомили три года назад. Я дружил с Таей Мальсаговой.

Дон Педро был королем города, одно имя которого наводило трепет и ужас на весь центр. Он бесподобно дрался, часто один против пятерых, и окружен был такими «убийцами», что мимо их лавочки, где они обычно тусовались, боялись проходить. Он был живой легендой, и в городе о нем слагались предания и былины. Все, кто видел, говорили, что дрался он, как бог, и никогда не задумывался, пуская в ход короткий кинжал.

— Я действительно Дон Педро. Летом… — вспомнил Дон, — ты был мальчишка в шортах, — он говорил с акцентом. — Она сказала, что ты ее двоюродный брат.

— Названый.

— Знаем мы этих названых братьев! Потом от них сестры рождаются! — Он рассмеялся так, что расплескался навар из тарелки.

— Я не верю, что сижу с вами!..

— Ты филолог, что ли?

— Поневоле.

— Фамилия твоя мне знакома. У нас есть декан, мы должны ему сдавать экзамен…

— Это мой отец.

— У тебя классный мужик — батя! — Булат пожал ему руку. — Я люблю сильных и твердых мужиков. Он как скала.

— А почему вас все зовут Дон Педро?

— Когда-то я швырнул одного славянина в воду в треке и сказал: «Марш в воду, жаба!» С тех пор меня стали называть Дон Педро или Педро.

— Из «Человека-амфибии»?

— Это хорошо, когда филологи читают книги. Давай, неси ручки, карандаши, ватман. Начнем делать газету, вечером еще дружеская попойка предстоит.

Август принес все необходимое, и Дон Педро задал ему вопрос:

— Как газету назвать хочешь?

Он даже не претендовал на его редакторские полномочия. Август подумал:

— «Виноград»!

— Ты что, нас с тобой из лагеря вместе выгонят. Тут пока еще царит славянский социализм.

Август улыбнулся: никто бы не осмелился Дону Педро слово поперек сказать, не то что выгонять откуда-то. Но…

— Тогда пусть будут «Виноградные дни».

— Это хорошо. Какой шрифт хочешь?

Август не мог поверить своим ушам: король города спрашивал его — мальчика-первокурсника.

— Какой вы хотите.

— Я твой подчиненный. Ты начальник.

Они засмеялись вместе, от души, и Булат дал ему «пять». С этого момента, кажется, все и началось. Их могущественная дружба.

Булат тщательно, по линейке, выводил шрифты для заглавия и рисовал эмблему — виноград. Он очень неплохо рисовал, и Август был удивлен, что в этом «боевике» скрыты таланты художника.

— Пойди, друг, спроси у этой поварихи, может, даст чего попить. А то много мяса съел.

Август пошел и вернулся с маленькой кастрюлей компота.

— Хочешь с кухни начать? — спросил Булат.

— Можно. «Наша кухня кормит вкусно. Что ни день, то все капуста!»

Тот громко рассмеялся. Кухня долго еще вспоминала Августу этот каламбур, и внаглую ему давали самую невкусную еду. Пока, после наводки Булата, Заур не сделал им сильный втык. И пригрозил уволить всех, если Августа не будут кормить прилично.

— Заур хочет быть завкафедрой у твоего отца! — смеясь, шутил Булат.

Вечером он повел его в радиорубку и познакомил со своим ближайшим корешем Омаром.

— Заведующий радиорубкой, — сказал Педро и заржал. — Такой же, как я — художник, а ты — редактор!

Омар был породистый мужик, почти красивый, но со смазливым лицом и короткой стрижкой.

— Надо выпить по случаю знакомства, душа просит! — проговорил Педро.

«Радиорубщик» достал из-под кровати полиэтиленовый бидон с самогоном и две кружки.

— Откуда «добро»?

— У казаков в станице купил.

— Чистый? Иногда эти суки табак со сливовой кожурой туда добавляют, когда «гонят», потом душа через горло выходит.

Августу налили две трети кружки и, как гостю, дали выпить первому. Август никогда в жизни не пил водки, тем более самогона.

— Я не могу, — сказал он. — Без закуски — вырвет.

После эпиграмм в стенгазете Августа решили не посылать на кухню, чтобы его не побили половниками. И Омар сам пошел туда. Он принес капусту, соленые огурцы, два помидора и черный хлеб.

Август выдохнул, как научили новые друзья, и проглотил горячее пойло, колом застревающее в гортани. В пищеводе дико зажгло, Булат подал ему услужливо помидор и кусок хлеба.

— Ничего, потом клево будет!

Августа хватило на полчаса, после чего его вырвало в канаве, за домиком.

— Я тебе точно говорю, что казаки туда табак добавляют!

Булат с Омаром выпили уже по три кружки и закурили. Но им, видимо, было нелегко удерживать 60-градусную смесь в желудке.

— В следующий раз пробовать надо, — сказал Омар. — Можем завтра поехать в станицу снова.

— Только с Августом. Он будет дегустатором! — пошутил Педро.

Августа свело опять, его мутило всю ночь.

В шесть вечера, когда его новые друзья и покровители уехали в станицу, Август сидел один на лавке под деревом. Тогда и появились его две новые подружки, попавшие с ним в одну группу: Элка Люцфай и Машка Краснокофтова. Он сидел в расстегнутой рубашке и томился от жажды. Но ужин был только через час.

— Морская грудь душе покоя не дает! — пошутила, подойдя, Элка. Она была неугомонной подколыцицей, и ее шутки стоили Августу нескольких стычек с местным «контингентом». И если б не молва о его высоком покровителе, давно дошло бы до зверских драк и крови. Тем более что у Элки была привычка подкалывать и задевать сразу нескольких парней скопом. По одному ей было неинтересно.

— Августик совсем отощал на местных харчах, — улыбнулась Маша Краснокофтова.

Они сели рядом: одна с одной стороны, другая — с другой, и громко вслух принялись шутками оценивать проходящих мимо парней.

— Дошутитесь, Элла, — предупредил Август.

— А нам что, мы соскочим, тебе отвечать!

— Очень мило.

— Ты у нас знаменитый теперь.

— Почему?

— Редактор местной газеты, у которого в подчинении сам Дон Педро!

— Ну, язык у тебя.

— Хочешь попробовать? Август, тебя целовал кто-нибудь по-настоящему в губы?

— Нет, — честно ответил он.

— Поэтому у тебя и вид такой, нецелованный. А хочешь, я тебя поцелую?!

Он с интересом посмотрел на нее, но ничего не сказал.

— Откинь голову назад, приоткрой губы, закрой глаза и расслабься.

Август выполнил все ее команды, считая, что это шутка.

Она сразу накрыла его губы своими, коснулась его языка и медленно, сладко засосала внутрь.

Следующие пять минут Август абсолютно ничего не помнил. Всю свою жизнь потом он будет вспоминать этот поцелуй. Так больше никто не целовал его за все последующие годы.

Она удовлетворенно оторвалась от его губ и спросила:

— Хочешь еще?

— Да, — улыбнулся, пораженный, он.

Она поцеловала его еще два раза сказочными, но более короткими поцелуями.

— Ты его доцелуешь, что он сознание потеряет! — пошутила сидящая рядом Маша. — Он уже и так близок к обмороку.

— Ну что, целовал тебя кто-нибудь так?! — вопрошала волшебная целовалыцица.

— Где же ты научилась?

— Теперь никогда не забудешь. Я великая «динамистка»! Кто только не пытался меня сломать и как! Я разрешаю им все, и сама творю, — но только до трусов! Пусть делают что хотят, но трусики снять еще никому не удалось. Целка моя — только для мужа. Он будет первый.

Август не поверил. Они сидели на скамейке и целовались чуть ли не посреди лагеря, рядом сидела ее подружка. А Элка уже оседлала его и устроилась на коленях.

— И давно ты так защищаешь крепость?

— С восьмого класса. Первыми были футболисты, из команды моего брата. Долго бились, вся команда прошла. Пари заключали, что только не делали… И как!.. Вот она я вся, целая.

Она поцеловала Августа в шею, втянула нежную кожу ртом. Он опомнился, когда было уже поздно.

— Это засос тебе на память! Чтобы другие к тебе не подходили и рты не разевали.

— Если она так все остальное делает, — раздался голос с акцентом, бери ее пить самогон.

У скамейки стояли его новые друзья, Дон Педро и Омар, с канистрой самогона.

— С удовольствием, — воскликнула Элла, — все хотела попробовать местного напитка. Да настоящего мужика в лагере не найти!!

Друзья улыбнулись. Они пошли впятером в радиорубку. Квинтет пил весь вечер. Но споить этих девушек было невозможно, даже из шланга. Друзья зря надеялись. Они никого, кроме Флана, к себе не подпускали. Девки только вели себя развязно и болтали. А так…

В полночь Педро привел других девушек, а Август пошел провожать своих подружек, все еще под впечатлением от того поцелуя. Но Элла была не в его вкусе.

Стенгазета, вывешенная в столовой, произвела свой эффект, и у Августа даже появились поклонницы, так как в самом низу было написано, кто главный редактор.

— Добрый вечер, — услышал он женский голос и обернулся. Милое лицо, чуть удлиненное, в обрамлении темных волос.

— Меня зовут Уля, мы встречались у Заура на вечеринке, в ваш первый день…

— Да-да, вы были с подругой.

— Хотите, чтобы я ее пригласила?!

— И сразу раздела, — пошутил Флан.

— Вы становитесь звездой, — подколола Уля, стрельнув глазами в сторону стенда.

— Еще какой, повара теперь меня кормить не хотят или бросают в еду кучу перца!

— Я очень хочу покурить, но в лагере — девушке — неудобно. Вы не проводите меня?!

Он согласился, они вышли из лагеря и пошли по загрунтованной и спрессованной колесами грузовиков дороге. Пройдя километр, они свернули в лес и сели на вялую траву.

Она достала пачку и закурила, предложив ему взглядом. Август отрицательно покачал головой.

— Вы давно в институте? — спросил он, пока она выпускала душистые кольца дыма.

— Я учусь на втором курсе истфака.

— История, по-моему, очень скучная наука.

— У меня папа член-корр. «большой» Академии. А я живу с мамой — здесь.

Она, задумавшись, выпускала дым из приоткрытых губ. Что-то шелестело и шипело в лесу.

— Вы меня только за этим пригласили?

— Зачем? — она выбросила сигарету.

— Чтобы вы покурили.

— Нет, я хочу, чтобы мы… поцеловались.

— Как вы себе это представляете? — пошутил от неожиданности Флан.

— Вот так, — ее губы очутились около его лица. Они поцеловались: глупо было бы отказываться. Потом еще и опустились на траву, начав обниматься. У нее была на редкость тонкая талия и очень нежная кожа. Август уже целовал ее грудь и гладил между ног.

Августу начинал нравиться институт, в нем было столько всего — доступного. Он даже не представлял еще, сколько!

Они возвращались в лагерь, измученные долгими ласками и неудовлетворенные. Август очень не любил, когда процесс растягивался.

Около домика, где он теперь спал и находилась радиорубка, его уже ждал суд.

— Август! — воскликнул резко Педро. — Чтобы ты больше никогда не уходил из лагеря, не сказав, куда, или не взяв «сопровождения». Здесь казаки кругом. Отрежут «качан», не моргнув глазом. И тебе, и бабе! Мы с Омаром весь лагерь перепололи, пока кто-то не сказал, что видел тебя с девкой.

Августа тронула эта неожиданная забота, и он впредь пообещал докладывать, куда идет.

На следующий вечер, предупредив друзей и сообщив место, он пошел на свидание. Август знал в лесу одну поляну, на которой был большой стог сена. Уля была в легкой ситцевой юбке и какой-то почти детской распашонке. Которую она ему дала снять сразу, как и лифчик, едва они опустились на сено. Они начали нетерпеливо целоваться. Август поднял ее юбку и опустил руку в трусики. Через минуту разведки сдернул резко и их. Она очень сильно возбуждала его легкостью дыхания и нежными ласками, а от запаха кожи у него кружилась голова. Август раздвинул ее ноги бедрами и стал готовиться к решительному штурму. Он не сомневался, что голая, без трусиков, и такая сладкая и нежная, — она не будет сопротивляться. И они оба получат большое удовольствие. Иначе зачем бы она была здесь и целовалась, обнимаясь, с ним?! Он уже коснулся ее половых губок и стал надавливать. Как услышал шепот из губ, которые целовали его ухо:

— Я девушка…

— У каждого свои недостатки! — пошутил он и попытался резво вставить. Она дала ему войти на одну треть и начала извиваться от боли. Его головка выскользнула. Он пытался еще несколько раз, но мягкое сено не давало ему возможности прижать и распять ее, а ей давало возможность ускользать. От этих попыток и трений чека вдруг сорвалась, и он кончил между ее горячих нежных ног. В сено.

Август лежал, откинувшись, рядом, очень недовольный, и молчал.

— Но я хочу тебя, — шептала она, — ты мне нравишься!..

— Я заметил.

— Мы это обязательно сделаем через две недели в городе. Я хочу на кровати, с голубыми простынями. С горячей водой.

Ему стало скучно и неинтересно. К тому же он в жизни не видел голубых простыней, они всегда были белые. Кого интересовало, чего хотелось ей, если она не могла потерпеть одну минуту. Как укол! Он вспомнил Лауру и как она старалась доставить ему удовольствие.

Август вернулся в лагерь раньше, чем предполагал, идя на шаг впереди нее. В радиорубке шла попойка.

— Какой счет? — спросил Педро. — Ты ей засадил?

— Она еще девушка, — ответил Флан.

— Они тут большинство на первом курсе еще несломанные целки: их плохо в школе учили, — подколол Дон Педро, и все расхохотались.

— Их ломать надо, а потом ковать, — продолжал он. — У тебя есть молот, а у них наковальня!

— И я поутру в туалете видел — неслабый молот! — вставил Омар.

— Я не знал, что ты еще и мальчишками интересуешься! — ответил Булат, и они отбили друг другу по «пяти».

Позже в комнате погасили свет, так как на свидание к Омару постучалась красивая черкешенка Зарема. И он попросил их лежать на своих кроватях безмолвно. Что бы ни происходило!

В радиорубке была темень, хоть глаз выколи. Они лежали на кроватях, не шевелясь. Но Омару сломать ее в этот вечер тоже не удалось. Она шептала, что больно, что она девушка и что она потом скажет жениху? Как будто он этого не знал. Или его это волновало. В три ночи, промучившись пару часов, он пошел провожать девушку в барак.

На следующий день Уля удивила Августа, взяв у него в ротик. Он совершенно не ожидал этого, когда, перевозбужденный, водил ей членом по голой груди. Она, как бы нечаянно, обхватила его головку, будто та мешала ей, утыкаясь в подбородок. Он начал делать резкие движения вглубь, чувствуя остроту ее неприкрытых зубов. Почувствовав толчки, Уля нехотя вытолкнула маленького «флана» изо рта и сразу же зажала его между грудями. Потом мягко поцеловала Августа в щеку, он отстранился.

— Хорошо, в следующий раз я проглочу.

Августу положительно везло на девственниц.

На следующий вечер Педро удивил всех, приведя крупную большегрудую и крутобедрую девку. Она была ярко накрашена.

— Знакомьтесь, это Таня Волкова. И гасите свет!

Они думали, что он шутит. Но она спросила, какая кровать? И, сев на нее, посмотрела на лампочку. Свет погас, и они хотели выйти, чтобы не мешать серьезному разговору. Но Педро запер дверь на ключ и положил в карман.

— Не спешите, у нас будет необычный вечер. Я вам приготовил подарок!

Через несколько минут они услышали ее крик: «Глубже! глубже!», скрип, а потом визг кроватной сетки.

Судя по звукам, Дон Педро расправился с ней, как с врагом народа. Она стенала, орала и высоко подбрасывала крупные белые ляжки, светившиеся в темноте. Дон Педро только сопел и работал молча, как шахтер. Буравя!

Кончив, он встал с нее, крякнув. Омар и Август тихо комментировали, хихикая:

— «Хас-Булат удалой!» — цитировал Август.

Педро включил свет и надел брюки.

— «Санчо Панчо», — так они звали иногда Августа, — теперь твоя очередь.

— Ты с ума сошел, Булат!

— Мы должны стать с тобой братьями. С Омаром я уже давно стал.

— Это какими еще братьями?

— Называется — пиздобратья, — заржал Педро.

Август, оторопев, рассмеялся:

— При всех, да еще после кого-то, сразу…

— Не после кого-то, а после ближайшего друга. Это святое!..

— Не могу, Булат, что хочешь проси, только не это.

— Для друга вставить не можешь? Обязан это сделать, или ты не мужчина и не джигит!

— Хорошо, я не мужчина! — согласился, уворачиваясь Флан.

— Иди сюда, мальчик, не стесняйся, — хрипловато позвала Таня Волкова, лежащая на постели. Как ни в чем не бывало. Август посмотрел в сторону, откуда донесся голос. Она, стянув со спинки полотенце, вытирала себя между ног.

— Тебе очень понравится, — уверяла она. — Спроси его!

Педро взял упирающегося за руку и подтащил к кровати.

— Все равно должен ей засадить, иначе я тебя отсюда не выпущу.

Он взялся за пояс Августа.

— Хорошо, хорошо, — сказал тот, — только выйдите за дверь.

Педро улыбнулся:

— Таня, если он тебе не воткнет, скажешь мне? Я сам его на тебя затащу.

Август сел на край кровати, уверенный, что сумеет обмануть ушедших друзей. Он не успел даже понять, что происходит, как она расстегнула молнию на его джинсах и впилась губами в головку. Август абсолютно не представлял, что в такой странной ситуации может возбудиться. Еще через минуту она резко потянула его на себя, заваливая вниз, прижала к громадной груди и с нетерпением резко рванула и вставила его член в себя.

Август не успел еще толком понять, как лавина обхватила и проглотила его.

Он быстро поднялся с дородного тела.

— Хороший размер, — цокнула языком Таня и попросила: — позови еще кого-нибудь. Следующего.

Сначала ее выдрал Омар, потом снова Дон Педро, опять Омар, два раза, а она все хотела еще. Педро позвал своего дальнего родственника Руслана.

К трем ночи дорвавшуюся до… отправили к себе. Августу было тошно и смешно от этой процедуры. Он и не знал, что такое бывает.

— Теперь мы все братья, ты приобрел сразу трех! — объявил Дон Педро. — За это надо выпить!

Август подумал, что на этом приключение закончилось. Но напрасно он так думал.

На следующий вечер в комнату зашел Омар и сказал, что Волчица просила ему передать, что она ждет его в винограднике за домом.

Август думал, что это шутка, но Омар сам повел его туда. Она ожидала, куря папиросу и поставив ногу на проволоку.

— Мне срочно нужно с тобой поговорить.

— Что случилось?

— У меня большая проблема, без твоей помощи я погибла.

Август был добрый, доверчивый мальчик и, несмотря на вчерашнее «приключение», хотел помочь.

— Пойдем в виноградники, подальше от лагеря.

Он послушно пошел за Волковой Таней по кличке Волчица. Неожиданно она резко остановилась и вздохнула, он почувствовал ее табачное дыхание с примесью винограда. Здесь все ели виноград.

— Что случилось?

— Я хочу тебя, — сказала она и впилась ему в плечи. Он оттолкнул ее и, отвернувшись, пошел назад к лагерю. Она прыгнула на него сзади и повалила на землю, посреди виноградных лоз. Он обалдел от удивления и не мог поверить, что происходит.

— Я тебя изнасилую, — зашептала она. И стала жарко целовать его в ухо. Уши были слабым местом Августа…

Через пятнадцать минут он ворвался в рубку.

— Август становится джигитом и может оседлать уже Волчицу! — засмеялся Дон Педро, как и все в рубке.

— Омар, если ты еще раз позовешь меня к этой грязной бляди, ты мне больше не друг!

Омар и Педро обняли его и зашептали:

— Мы все братья, мы все братья!

А на следующий вечер случилось происшествие, о котором потом говорили еще полгода.

Друзья вдвоем поехали в девятом часу купить самогона.

Ходя по избам и ища «дергач» хорошего качества, они потеряли друг друга. Около часа Омар искал «брата» и решил, что тот уже в лагере. Он сел в ожидавший грузовик и помчался назад. Булата не было, он исчез, как в воду канул. Через мгновение весь лагерь был поднят на ноги по тревоге. Двадцать самых рослых «боевиков» набились в кузов грузовика, готовые к рейду на станицу. Омар вытащил из-под матраса длинный кинжал, похожий на меч, блестящий великолепной сталью.

Август бросился за ним.

— Ты куда? Жди здесь, если появится Булат, скажи, что мы поехали в станицу.

Август прыгнул в кабину третьим. Никто и не подумал останавливать ближайшего, младшего друга Дона Педро. Они наткнулись на Дона посредине дороги. Он действительно подрался сразу с четырьмя — из-за самогона, когда шел по улице. И те побежали собирать своих. Поэтому он обходил станицу задворками. Они понеслись вперед. По дороге Булат ругал Омара, что тот взял Августа с собой.

На окраине станицы произошел дикий бой с казаками — с кольями, финками, ножами. Омар, как бешеный, махал мечом. И Августа трогало, как он и Булат прикрывали его спереди и сзади собою, раздавая удары налево и направо. Мужикам.

Они разбили казаков на голову, его друзья были виртуозы в драке. Двух пропырнули ножами, остальные разбежались кто куда.

Все возвращались довольные собой и делились впечатлениями от боя.

Август весь горел и трепетал, несмотря на легкий ножевой порез на руке. Он первый раз участвовал в большом бою.

В полночь в рубку ворвался только что узнавший все Заур.

— Булат, я не могу поверить, что ты повез на бой в станицу 17-летнего пацана! Ты с ума сошел?!

— Этот пацан дрался резвей, чем я, и уложил двух козлов с правой!

— Что бы я его отцу говорил, если б с ним что-нибудь случилось?!

И он ощупал руки и каждую часть тела бойца. Заур был врач по профессии и в медпункте сам наложил тугую повязку Августу на рану. Друзья наблюдали и хвалили Августа за отвагу.

Они пили до рассвета. В этот раз самогон оказался очень хорошим, не зря они бились. Или Август стал к нему привыкать.

На следующий день Заур завел его к себе и сказал, что завтра в город едет легковая машина и он отправляет его отдохнуть домой, помыться и передать важные бумаги папе.

Вечером друзья пили самогон, вино и прощались до встречи в институте. Все понимали, что Заур убирал его от приключений подальше. Август еще не знал, каких грозных и влиятельных друзей он приобрел.

В конце ночи Омар опять попытался соблазнить и «испортить» прекрасную черкешенку на кровати в углу. Она жарко дышала, говорила ему ласковые слова, но кончил он между ее ног, не сумев снять с нее трусики.

Заур отправил с Августом два больших ящика отборного винограда, а также корзину свежих яблок ранет его отцу.

Мама была счастлива от внезапного появления сына. Папа был недоволен — что так Август не познает жизнь никогда. Он познавал…

Прошла неделя, и Август заметил странные маленькие узелки на волосках и почувствовал достаточно неприятный зуд в паху. После осмотра — папа скривился в усмешке и сказал:

— Поздравляю, ты стал настоящим мужчиной.

И попросил маму отвезти его в венерологический диспансер. Не называя ни в коем случае их настоящей фамилии.

Диагноз стал ясен после пренеприятнейшего, брезгливого похода в вендиспансер: лобковая вошь или, в простонародье, «мандавошки».

Мама была в легком шоке, переходящем в сильный. Старый врач объяснил, что надо сбрить все наголо и месяц мазать «свинцовой мазью». И, главное, следить, чтобы все это не перекинулось выше.

Мама передернула плечами:

— Куда еще выше?

— Может дойти и до бровей, — объяснил печально венеролог.

Август был уверен, что они убьют Волчицу и разрежут на куски ее тело — все вместе.

В первый же день встречи в институте, которая должна была быть радостной, он обрадовал своих «братьев». На следующий день все хором побежали в диспансер к его врачу. А Руслану пришлось сбрить даже брови… Они у него были слишком густые. Все готовили страшную месть коварной Волчице. До Августа уже дошли слухи, что на сборе винограда, по вечерам, она давала даже местным трактористам — в тракторе или на земле.

В пятницу вечером Волчица поймала его в коридоре, стоящего у окна.

— Ты хочешь пригласить меня на свидание? — спросила, хищно улыбаясь, она.

— На твоем месте я бы сгинул из института и не попадался никому на глаза!

— Ты мне нравишься, я хочу тебя. Хочу, чтоб ты меня страстно…

— Ты, проблядь, наградила нас всех… — Он понизил голос: — Это с какой швалью и грязью нужно спать, чтобы подхватить мандавошек.

— Это то, чем я вас наградила? — Волчица сразу нашлась: — За неделю до этого меня, предложив покататься, изнасиловал в колхозе шофер. Прямо в кабине…

Август взглянул на нее с отвращением.

— Трудно представить, что тебя кто-то может изнасиловать! Как можно изнасиловать блядь, если она по пять «обоймой принимает», не чихая.

— У меня бешенство матки, что я могу поделать?

— А это что значит?

— Что я все время хочу ебаться. Вот и сейчас…

Она резко схватила его член через брюки своей ладонью.

Август отпрыгнул как ужаленный. Ему показалось, что все венерические болезни мира скопились в ее руке.

— Пошла отсюда, пока я не расплющил тебя по стенке, шалава!

— Не надо так резко, мальчик, я еще надеюсь пойти на свидание с тобой, — хищно оскалилась Волчица. — Ты ведь не хочешь, чтобы весь институт знал, что «профессорский сынок» спал с «блядью», которая наградила его мандавошками.

Он не мог поверить своим ушам. И пошел быстро прочь, вон из института. Что бы вы думали — она пошла следом за ним.

Теперь она преследовала и ловила его каждый божий день в каком-нибудь углу и, шантажируя, пыталась зазвать к себе домой, угрожая раскрыть всем тайну, если он не переспит с ней еще.

— Если не хочешь ко мне домой, я согласна в парке! — улыбнулась нагло Волчица.

Через неделю Август не выдержал и рассказал все Омару. Тот не поверил и, выхватив нож, со словами:

— Я ей матку вырежу! — побежал искать Волчицу по институту.

Больше Августу она не попадалась никогда! И старалась обходить его за этаж. А под глазом у нее и на скуле долго сиял большой «фонарь».

Дон Педро улыбался:

— Теперь мы братья и по несчастью!

А дома отец с иронией приговаривал:

— Да, Август, да, Август! Удивил даже видавшего виды родителя. Это ж надо было такой омут найти. И в него броситься!..

Этот случай тоже, видимо, входил в половое воспитание Августа Флана. Так как с тех пор он панически боялся… бритых лобков, думая, что… а вдруг… и у нее… Но, как потом узнал, их часто брили при абортах.

Август старался больше никогда не вспоминать этого происшествия, в которое, справедливости ради надо сказать, он влип не по своей воле, и был безумно счастлив, когда врач ему сообщил, что он совершенно здоров.

Осенью темнело рано, и уже в шесть часов вечера Август возвращался из института в абсолютной темноте. Идя по аллейке, его тезке, он услышал вдруг чьи-то торопливые, догоняющие шаги. Накрапывал, пыжился небольшой дождик.

— Простите, за мной увязались каких-то двое странных субъектов. Вы не могли бы меня проводить?

Август, не вглядываясь, кто его просит, согласился:

— Конечно. Где они?

Августу приятно было осознавать свою неприкосновенность. В городе не было идиота, который бы полез с ним драться, зная его могущественных, держащих в страхе весь центр друзей.

Дама шла молча, едва поспевая, и он сбавил шаг. Август был уставший и голодный после института.

— Куда вам нужно?

Она назвала дом, в котором жил и он.

Шаги за его спиной то отставали, то приближались. Приближающиеся звуки приятно тревожили грудь Августа. Он быстро опустил руку в карман. Август не собирался драться, он собирался ударить всего два раза. Со штукой, которая была у него в кармане, этого было достаточно.

Они свернули на сквозную дорожку, пересекающую его двор. На скамейке под деревьями кто-то сидел. Они, узнав Августа, встали навстречу.

Больше он не слышал ничьих шагов. За спиной. Она перевела дух только у подъезда. И повернулась к нему, слегка раскрыв губы:

— Я очень перепугалась, со мной такое впервые. Спасибо большое!

— Ну что вы, не за что.

— Есть за что, вы — мой спаситель. Меня зовут Леда.

— Красивое имя. Я — Август.

— У вас необычное имя…

— Вы, я надеюсь, не на историческом факультете учитесь?!

— Нет-нет, — улыбнулась она.

— До свидания, — сказал Август и быстро понесся на место драки. Но все уже было закончено, и дворовые приятели приветствовали его возгласами:

— Кого еще! Покажи только!

Он улыбнулся, пытаясь вспомнить, где он видел девушку Леду.

Спустя несколько дней, в субботу, выдался неплохой вечер, и он пошел по аллейке в одиночестве, когда его окликнули. Он обернулся, Леда сидела на скамейке и с интересом смотрела на него.

— Добрый вечер, Август.

— Что вы тут делаете, одна?

— Сижу и жду, пока ко мне пристанут, чтобы попросить вас меня спасти.

— Куда вас проводить?

— Посидите со мной рядом. Вы никуда не спешите?

Август сел на расстоянии метра от нее. По аллейке часто гуляли его знакомые. Каждое новое похождение становилось сразу известно в городе и почему-то вызывало кучу толков и обсуждений. Август никогда не мог понять, откуда такой повышенный интерес к его незаметной персоне!

— Я долго вспоминала и наконец вспомнила. Нас когда-то знакомили, очень давно, на этой же аллейке, — улыбнулась Леда.

— Кто?

— Мужчина по кличке Дон Педро. Я не знаю его имени.

Август непроизвольно вздрогнул.

— Вы его знаете? — спросила заинтересованно она.

— Нет, — ответил Август и задумался.

— Вы подошли тогда с Таей. Она была ваша «Джульетта»?

Август с удивлением взглянул на нее, обычно девушки в этом городе ему таких вопросов не задавали. Она ласково улыбнулась ему в ответ:

— Я что-то не так сказала?

Потом это будет у нее рефреном: «Я что-то не так сказала, я что-то не так сделала?»

— Чем вы занимаетесь? — Теперь он пристально разглядывал ее лицо.

— Учусь в музыкальном училище, класс фортепьяно.

Август увидел ее пальцы с короткими ногтями. Ее глаза на минуту прикрылись хвоей темных ресниц. Он рассматривал сочные, полные, красивые губы. Интересно, подумал он, как бы она… Но недодумал.

— И как вам портрет?

— Какой? — не понял Август.

— Который вы разглядываете? Я специально прикрыла глаза, чтобы вам не мешать.

— Удовлетворительно, — улыбнулся невольно Август.

— От слова «удовлетворять» или просто — удовлетворительно?..

Август не пошел по этому пути: он был уверен в себе, хорошо сидел в седле, и в этой незащищенности она словно сдавалась… Ему. На милость победителю. Но нужно было еще победить, уж очень хороши были губы, на разные фантазии воодушевляли они. Впрочем, в победе он почему-то не сомневался. Почему? Иначе она бы не попросила его сесть рядом. Хотя, как шутят некогда галантные французы, даже половая связь может не быть поводом для знакомства.

— Вы будете все время молчать? — она резко раскрыла свои большие глаза, и ее черные зрачки погрузились в его.

— Что вы хотите, чтобы я вам сказал?

— Я вам нравлюсь?

— Не знаю, еще не думал.

— Ну, подумайте.

Он уже думал совершенно о другом.

— Вы любите музыку?

— Очень. Особенно джаз!

— Не может быть! Какое совпадение: у меня есть классные записи Кука, Рединга, Брауна. Хотите зайти послушать?

— С удовольствием. А это удобно?

Август посмотрел на нее с улыбкой.

— Я что-то не так сказала? — она ласково улыбнулась.

— В понедельник в десять утра, нормально?

— Да. Я все равно собиралась пропустить занятия в училище.

— В том же доме, где живет ваша родственница. Квартира номер 37.

В воскресенье он уже и забыл, что назначил встречу, а вспомнил только, когда ровно в десять утра в понедельник раздался звонок. Он открыл, не спрашивая, кто там. На пороге стояла Леда в элегантном шерстяном платье и плаще «болонья». Глаза и губы ее были красиво накрашены.

Август помог ей снять плащ, быстро охватив взглядом фигуру сзади. Ему понравилось то, что он увидел.

— Все в порядке? — с легкой улыбкой спросила она.

— Еще в каком! — ответил он, не ожидая, что она поймет.

— Я рада, что вас все устраивает, и — у меня все в порядке. — Она многозначительно посмотрела на него.

— Хотите чаю? — предложил Август.

— Я, пока к вам шла, вся продрогла.

Август заварил свежий чай, достал коробку дорогих шоколадных конфет и нарезал дольками лимон.

— Можно начинать? — спросила она с улыбкой.

— Конечно, можно.

— А вы?

— Я уже пил чай и буду развлекать вас разговорами. — Хотя Августу было совсем не до разговоров.

— Как прекрасно! — Леда обняла чашку пальцами, пытаясь согреться, и стала целиться, какую конфету взять из ассорти.

Август предложил ей не мучиться, так как она может попробовать все.

— Всех попробую?.. — оговорилась она, широко округляя глаза.

Август улыбнулся ее шутке. Ему нравилась Леда и как она вела себя, все больше и больше.

Ее красивые губы потянули из фарфора горячий чай.

— Чем занимается Август в свободное от меня время?

— Не поступил в театральный, оказался на филфаке. На следующий год буду поступать снова.

— Вы действительно хотите стать актером?

— Очень.

— Вы могли бы, у вас привлекательная внешность.

— Спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, это реальность, — сказала она и взяла вторую конфету.

— А вы одна в семье?

— Нет, у меня есть сестра Лика, она учится в медицинском институте, но часто приезжает на каникулы домой.

— Намного старше?

— На два года.

— Похожа на вас?

— Ну, что вы, гораздо красивее!

— Вы очень скромны. И во всем?

— А вам не нравятся скромные?

— Нравятся, очень, но не во всех положениях.

Леда никак не отреагировала на его шутку. Одна мысль точила Августа, препятствуя другим о лакомой и лакомящейся Леде:

— Откуда вы знаете Дона Педро?

— Он ухаживал за мной, когда я училась в школе.

— И все?

— Да.

— И чем это ухаживание закончилось? Обычно от него не уходят в том состоянии, в каком пришли.

— Вы о чем? Он боялся ко мне прикоснуться. Во-первых, я была в школе, во-вторых, у меня отец наполовину горец.

— Трудно представить, что Педро мог чего-нибудь бояться. Свежо предание…

— Единственное, что он позволял себе, это обнять меня… за талию, или провести рукой по спине. Мы даже не целовались, я не умела.

— Вы всегда такая откровенная?

— Нет. Только с теми, кто мне нравится.

— Вы меня не знаете, я совсем нехороший.

— Мне никогда не нравились хорошие. Еще с детского сада.

Он рассмеялся. Она явно умела вести диалог и была далеко не глупа. «В женщине должно быть что-то еще, кроме глупости», — вспомнил он вдруг.

Однако Леда увлекала и интересовала его больше, чем он ожидал.

— У вас хорошо подвешен язык и развита речь.

— А вы хотели, чтобы я сидела, опустив глаза, боясь поднять их на вас?

— А как же скромность, застенчивость?

— Она может выражаться в другой форме.

— В какой, например?

— Можно ли мне взять еще одну конфету?

Он понял только через минуту, и они вместе рассмеялись.

— Вы очень милая девочка, — произнес Август задумчиво.

— Вы очень милый мальчик, — сказала она, глядя в его глаза.

— Как это я вас раньше не замечал?

— Вы были увлечены другими.

Август махнул небрежно рукой.

— Не судьба, наверно.

— Нам суждено было встретиться. Тогда, когда мы встретились. А час и день был предопределен. И мы оба узнали о них одновременно.

Он налил ей вторую чашку чая и добавил дольку лимона. Ему приятно было ухаживать за Ледой. Но еще приятней было от мысли, что они будут делать потом. Ведь рано или поздно чаепитие должно было закончиться.

— Чем вы увлекаетесь, Август, расскажите? Вы мне интересны, вы необычны.

Никто никогда не спрашивал у него подобное.

— Кино, театр. Волейбол, литература, фотографии в иностранных журналах.

— А музыка?

— Очень люблю. Джаз, соул, блюзы, свинги.

— А отчего вы любите литературу? Я так и не смогла к ней пристраститься.

— Уносишься в иные миры, цивилизации. Проживаешь и переживаешь жизни других людей, испытываешь те чувства, через которые проходят герои.

— Я заметила пианино в столовой, вы играете?

— Родители пытались заставить. Закончил две музыкальные школы. Теперь играю «Цыганочку» и «Очи черные».

— Это богатый репертуар! Многие и этого не умеют.

— А вы хорошая пианистка?

— Кто знает, все еще впереди.

— А кем вы хотите стать?

— Вашей подругой.

Август смутился от неожиданности и прямоты.

— Я имею в виду…

— Я знаю, что вы имеете в виду: преподавателем музыки или концертмейстером. Это приятно, что вы еще можете смущаться.

— Я рад, что вам это нравится.

— Мне много что еще нравится…

— Как например?

— Ваши глаза, губы, лицо, руки, в них скрыта сила, цепкость и в то же время нежность. Фигура, ноги…

— Когда вы успели все рассмотреть?!

— В первую встречу. И о многом помечтать…

— О чем же, если не секрет.

— У меня нет от вас секретов. Как эти руки будут обнимать меня, а пальцы красться по спине, от талии к плечам.

Его поразили и ему понравились ее откровенные мечты.

— И что же потом?

— Мурашки поползли по спине. У меня очень чувствительная спина…

Август сделал зарубку в памяти.

— Вы всегда такая откровенная?

— К чему лукавить? Нет, только с тем, кто мне очень нравится. Все равно после первого объятия вы все узнаете.

Как говорится, дальше слова были излишни.

Но Август тянул, почему-то не решась.

— Вы хотите еще чаю?

— Нет, я хочу… — она остановилась.

— Еще одну шоколадную конфету.

— Какой вы догадливый, — улыбнулась Леда.

— А потом?

— Чтобы мы перешли отсюда в другое место, и вы поставили свою классную музыку.

Он неожиданно улыбнулся.

— Я что-то не так сказала?

Август взял Леду за руку и проводил в кабинет, где стояла более необходимая для продолжения задушевной беседы мебель.

Леда опустилась в кресло около темного полированного журнального столика. Кресла были большие и потрясающе удобные. Она забросила спокойно ногу на ногу, и он внимательно рассмотрел ее колени. Август заметил, что ей понравился его пристальный взгляд. Платье поднялось сантиметров на десять выше колен, и она не спешила его оправить или опустить. Давая ему возможность вдоволь налюбоваться. Натянувшаяся шерсть резко обрисовывала ее слегка крупные, выточенные бедра. Он поднял возбужденный взгляд и встретился с ее глазами.

— Какие-нибудь пожелания? — невинно и как бы желая угодить, спросила она.

— Только одно…

— Да?!

— Какую музыку вы хотите услышать сначала?

— А-а… — Леда задумалась, она явно ожидала другого. — Нежную, чтобы располагала…

— К чему? — спросил Август.

— Попробуйте догадаться, — предложила ласково она, — вы ведь умный мальчик.

Август никогда себя таким не считал. Он включил Эллу Фитцджеральд и сел напротив Леды. Теперь он мог прекрасно видеть ее ноги и как по ним уходили вверх блестящие чулки. Внутрь, обнимая бедра. О, как он хотел увидеть эти бедра!

— Мне нравится, как вы рассматриваете меня, — вымолвила Леда.

— Мне нравится, что вам нравится!

Певица пела медленный, эротичный блюз.

— А есть что-то, что вам не нравится? — спросил Август.

— Пока нет.

— Так неинтересно, наверно? — спросил он.

— Почему?

— Будет легко.

— А зачем усложнять то, для чего мы были кем-то созданы. Это все равно произойдет.

«Приди ко мне», — божественно пела златоголосая Элла.

— Вы всегда все знаете наперед? — спросил Август.

— У вас слишком красноречивый взгляд.

— А у вас?

— Я пока прячусь за вуалью ресниц.

— А вы знаете, что будет дальше?

— Скорее всего, начнется с невинного поцелуя: в щеку, в шею, в висок, потом в губы.

Его удивила ее прозорливость, он именно так всегда начинал.

— А потом?

— Я пересяду к вам на диван…

— Дальше…

— Вы обнимете меня за плечи…

— И?

— Мы, наверно, разденемся.

— А потом, сосредоточьтесь…

— Дальше — напрягите свою фантазию, я уверена, она у вас богатая, не могу же я вам говорить все, что со мной нужно делать! — и расскажите мне сами.

— Если вы пересядете ко мне ближе, на диван…

— То есть вы нарушаете мое предсказание и очередность?

— Ненамного. Но только очередность…

Она пересела к нему на диван, коснувшись его колена своим, и он сразу почувствовал томный запах неги, исходивший от нее.

Август все тянул:

— Теперь вам остается выбрать, куда вы хотите, чтобы я вас поцеловал: в шею, в щеку или губы.

— Куда вам хочется, я только, с вашего разрешения, закрою глаза.

И хвоей черных загнутых ресниц Леда медленно закрыла глаза. Опустив их, как занавес, перед началом того, что должно быть не на их авансцене и не на свету.

Август последний раз взглянул на овал ее лица. В этот момент он переступал какую-то невидимую границу. И рубеж. Возврата после первого поцелуя никогда уже не будет. Он поцеловал ее в шею. Она вздрогнула, взяла его за плечи и прижалась выступающей грудью к плечу. Август поцеловал ее под подбородком и замер.

— Не останавливайся, — прошептала она.

Он стал покрывать ее лицо поцелуями. Она задыхалась, изогнувшись, и, увлекая его за собой, упала на диван. Август целовал ее глаза, шею, уши.

Как будто очнувшись, она прошептала:

— У тебя очень ласковые губы. Я представляю, как нежно они могут целовать грудь.

Его грудь уже вдавливала ее. Ее руки сомкнулись на его спине. Август не знал, где у нее молния на платье, и не представлял, как оно снимается.

Он потянул Леду на себя и правой рукой провел по спине. Она заизвивалась всем телом, безумно, как в экстазе. Он обожал страсть и ярость, страстных и безумных, кричащих и стонущих, это возбуждало его и раскаляло. Он не мог найти застежку.

Она едва отклонилась от целующих губ и промолвила:

— Я хочу снять платье: оно сильно мнется… мне потом еще идти по улице…

Ему понравилась такая девичья предусмотрительность. Пока она раздевалась, спиной к нему, он успел бросить две простыни на зеленый диван, откинуть спинку и сделать шаг, чтобы выйти. Он был джентльменом. И никогда не подглядывал. Впрочем…

— Ты можешь не выходить, — ласково выдохнула она. — Мне будет приятно так же, как и тебе.

Августу положительно нравился ум этой своеобразной девочки. До сих пор у него даже не возникало «гамлетовского вопроса»: быть или не быть, даст или не даст, девушка она или…

Леда завораживающе медленно расстегнула скрытую молнию сбоку и теперь аккуратно снимала платье с плеч. Она была в белоснежном лифчике, напряженные чашечки которого с трудом сжимали ее полную красивую грудь. Август даже не представлял, что у нее такая классная грудь. Высокая, с чуть смуглой кожей, — все, что Август обожал, казалось, специально было в ней.

Платье упало с бедер, оголив чуть мускулистый живот. Чулки без пояса широкими овальными резинками охватывали верхнюю часть бедер. Это только-только вошло в моду. Следом ураганным смерчем приближались колготки, которые навсегда, может, и к сожалению, отправили чулочные пояса в прошлое, в вечную Лету.

Она подобрала платье с пола. Узоры на трусиках совпадали с узорами на лифчике, это был гарнитур, тогда еще большая редкость и невидаль в городе.

Она дала возможность его глазам насытиться картиной и расстегнула лифчик, уронив его вслед за платьем на кресло.

Восхитительная, вычерченная, высокая грудь выплеснулась из него, вызвав у Августа неподдельный восторг и искреннее желание сдавить, смять, сжать ее и покрыть поцелуями по всем возможным направлениям.

Он протянул к ней руку, она оперлась на нее и стала, внимательно наблюдая за его взглядом, снимать чулки со своих стройных ног. Августу уже безумно хотелось прижаться к ее телу и почему-то — это было в первый раз — целовать ее ноги. Они были рельефны, налиты, накачаны, вычерчены, нетронуты, несмяты, непорочны и как магниты тянули к себе — коснуться.

— Я лягу, если вы не против.

Он не был против. О нет, нет! Ни за что! Наоборот!! Она сделала два шага от кресла к кровати и села на белую, как снег, простыню. Ему понравилось, как она села, как сломалась линия ее бедра. Как изогнулись симметрично бедра. Как подтянулся живот. Картина была достойна пера Гойи.

— Вы разденетесь или будете стоять одетым? — с легкой завуалированной улыбкой спросила она. И потянула его за руку к себе.

Август успел сбросить рубашку, шорты и как зачарованный опустился на ее божественную грудь. Они оба одновременно издали глубокий стон и — «ох»! У Августа, как будто электричество пробежало по всей коже от прикосновения ее сосков, смятых его грудью. Он сжал ее сдобные плечи и поцелуем впился ей в шею. Закусил плечо и языком прошелся по ключице. Леда вся извивалась и дрожала. Он не мог поверить, но уже по первым движениям и стонам понял, что по темпераменту она, как это не было невероятно, превосходит Лауру. Его, судя по всему, ожидало бурное плаванье в волнах страсти, и он не мог дождаться, когда можно будет спустить корабль на воду.

Она дрожала не только снаружи, но и внутри и всячески, каждым изгибом и выступом, вжималась и прижималась к нему все крепче. Август не мог поверить, что стискивает в своих руках такое сокровище. Она ни секунды не лежала спокойно, вся двигалась, громко дышала и извивалась под ним. Август пьянел от ее плечей, подмышек, сосков, груди. Неповторимого запаха тела. Он не вдыхал таких. Она была такая сладкая, душистая и в то же время, как ананас, чуть терпкая, но… Он зацеловывал ее грудь снизу вверх, по окружности, слева-направо. Захватывал соски по очереди губами, то лаская их языком, то прикусывая зубами, то затягивая глубоко в рот вместе с четвертью груди, то отпускал, но не до конца, и опять сжимал губами. Она изнывала и пьянела от его ласки, боли, поцелуев. Ее рот был приоткрыт, белые, как жемчуг, зубы влажны, сочный язык выходил ему навстречу и давал засовывать себя до боли. Красивые, полные, роскошные, алые губы ловили его уста и отвечали на каждое движение, зацеловывая его лицо.

Август возлег на нее полностью, и его член вдавился в ее роскошный лобок. Она задышала и заизвивалась с большей силой, что явно лишь усилило великое трение между ними. Их руки были сплетены, губы слиты, груди смяты. Она, как бы нечаянно, раздвинула ноги, и он почувствовал ее редчайшие по мягкости и нежности бедра. Она несильно, но судорожно сжимала его торс своими нежными крепкими ногами. Август знал, что должен овладеть ею, чего бы это ему ни стоило. Не было такой природной силы, которая смогла б остановить его. Она слишком возбуждала Августа. Она перевозбуждала его.

Он взялся за ее гипюровые трусики и резко сдернул их вниз, прежде чем она успела охнуть или набрать воздуха волшебной грудью. Грудь завораживала его, он впился в ее соски губами опять. Леда страстно ласкала его голову и гладила спину. Их тела уже мучили друг друга. Август чувствовал, что близится финал.

Он стал осторожно, как к хрусталю стеклодув, приближаться своим раскаленным копьем к ее влажному, истекающему соком влагалищу. Головка, раздвинув и смяв, прошла сквозь наружные губы и уперлась во что-то эластичное. Он попытался двинуться дальше — эластичное спружинило. Он надавил сильней, чтобы погрузиться вглубь…

— Я девушка, — едва прошептала, задыхаясь от возбуждения, она. Ему показалось, что он ослышался. Как, опять?! Он не поверил…

— Что ты сказала? — выдохнул он.

— Это ничего. Мы все равно попробуем. Только не бойся, если я буду дергаться или кричать. Издавать необычные звуки…

Августу невероятно везло на девушек. К двадцати годам он «сломал» пятнадцать девственниц. (Для кого такой труд? Чтобы кто-то потом наслаждался плодами его побед!)

Леда раздвинула пошире ноги, чтобы ему было удобней. Положила возбужденные ладони на его бедра и произнесла, как бы приглашая:

— Давай.

Приглашение на казнь? Или приглашение на ломку девственницы. Август швырнул свое копье далеко вперед. Леда издала громкий стон и сильно сжала его ногами.

— Еще, еще!.. Не останавливайся, — прошептала она. Он стал вонзаться в тоннель и рубить, как… забойщик, пытаясь отвоевать хотя бы два сантиметра. Драгоценнейшие два. Она извивалась, безумно крутилась, подбрасывала свои бедра вверх (невольно облегчая работу Августу и доставляя сказочное удовольствие), металась, стенала, подушечками пальцев впивалась в упругую спину. Но ни на мгновение, ни на секунду она не пыталась сбросить его с себя или увернуться. Леда хотела стать первый раз в жизни — его, об этом говорило все ее тело и каждая клеточка.

На очередном его толчке и ее взлете — безумная, безудержная, нечеловеческая волна дикого наслаждения сорвалась и потопила у Августа сознание. Он извергся весь до конца, забыв, что нужно было выскользнуть из нежной, страстной Леды.

Ее тело было влажно, она не шевелилась. Создавалось впечатление, будто она потеряла сознание и перешла в другой мир. Только потом она скажет Августу, что она действительно потеряла его. Вместе с оргазмом Августа. Он подул ей в лицо. У него всегда было легкое дыхание. Она медленно-медленно открыла глаза, пришла в себя, посмотрела ласково в его зрачки и проговорила:

— Господи, неужели я женщина!

Скоро сказка сказывается. Он мягко улыбнулся. И провел щекой по ее губам.

— Ты такой сладкий, — прошептала она и поцеловала его веки. — И очень нежный. Я безумно рада…

Они остывали еще минут пятнадцать. Перенакалившись. Два гигантских темперамента встретили каждый свою достойную половину. Потом он показал Леде, где ванна, и дал голубое полотенце.

Август не думал и не ожидал, что она даст ему повторить атаку и закрепить достигнутый успех. От одного взгляда на ее голое тело и сочные губы в сочетании с красивыми пятнами сосков он перевозбудился опять. Как будто ничего и не произошло. Леда, вернувшись, начала что-то нежно шептать ему на ухо и накрыла его ладонь, сжимавшую ее грудь, своими руками. Потом медленно повела вниз и опустила его руку между своих ног. Он начал ласкать ее промежность, и через несколько минут его бедра уже обвивали и сжимали ее бедра.

Леда громко вскрикнула, когда он, неожиданно и точно рассчитав, вошел в нее очень глубоко. Он старался скользить в ней плавно и нежно, понимая, через какую травму она прошла или проходит. И опять почувствовал эластичное, упругое сопротивление, но не придал этому значения. А начал развивать свою, ставшую впоследствии знаменитой, скорость. Ее руки, как лианы, обвили его шею и судорожно сжали одновременно с разлившимся оргазмом. Он, естественно, не знал, испытала ли она его. Второй раз не имело смысла выходить, если он не вышел в первый…

Они помылись по очереди в ванне, и Леда стала медленно, нехотя, одеваться.

Август, укрывшись махровой простыней, наблюдал, как она скользящим движением поднимает блестящий чулок вверх по ноге. (Он уже опять хотел эти ноги!) Потом разглаживает их, водя двумя ладонями снизу вверх, взбираясь к пику бедер. Чулки идеально натягивались. Потом она задумчиво просовывала красивые руки в бретельки лифчика и удерживала последние на плечах. Она все делала очаровательно. (Куда девается очарование после двадцати свиданий, — непонятно.) После чего настал черед платья. Леда взяла его в руки, но, не надев, села на кровать. Она обвила руку Августа пальцами и нежно поцеловала ее.

— Ты мой Мастер! Спасибо за такое приятное, неожиданное свидание.

— То ли еще будет! — пошутил Август Флан.

— Я вам почему-то абсолютно и во всем верю, — задумчиво произнесла Леда.

Он хотел увидеть это чудо, с таким темпераментом, еще раз. Еще много раз. Они договорились на завтра на девять утра. Чтобы не терять ни минуты драгоценного времени.

— А теперь мне нужно незаметно выскользнуть из вашего подъезда, — попросила она.

Все это было знакомо, и Август пошел к окну на кухне, проверить, что происходит во дворе. Она выскользнула незамеченной.

Он едва успел ко второй лекции, а с третьей его утащили виноградные друзья Омар и Дон Педро — пить пиво. С потрясающей воблой.

Засыпая в кабинете на диван-кровати, Август все еще чувствовал на простынях запах Леды.

Ровно в девять утра раздался звонок в дверь. Ему понравилась такая пунктуальность. Он хотел предложить ей чай, но она сама взяла его за руку и повела в кабинет. Август еще не успел убрать свою постель. Остановившись, Леда прижалась к нему, поцеловала в щеку и прошептала на ухо:

— Я полночи не спала, вспоминая… И не могла дождаться…

Дальше уже слова были не нужны. Леда была в светлокремовой блузке, через которую едва просвечивались очертания лифчика, и в темно-бордовой юбке. На ногах ее были бело-молочные чулки. Август обожал белый цвет и ножки в белых чулочках. Он взялся за верхнюю пуговичку ее блузки. И почувствовал, как Леда сразу поплыла. У нее был удивительный темперамент и чувствительность. Лишь только он проводил ей рукой по спине, как она едва не падала на пол или теряла сознание. В прямом смысле…

Голые, они опустились на кровать. Август сначала поцеловал ее губы, потом подбородок, шею, плечо, спустился к соску и обцеловал сначала его, потом грудь. Начал ласкать языком ее бок, ребра, настала очередь живота, низа, изящного пупка, душистого треугольника, он у нее пах, как роза. Целуя бедро, он спустился к колену, поцеловал его и приподнял ее ногу, чуть согнув. Теперь он целовал ее подколенную ямочку, уроки Томилы не прошли даром. Леда извивалась, глубоко дышала и издавала легкие звуки. Август уже целовал ее крепкую, тугую икру, по которой стал подниматься вверх, целуя внутреннюю, чувствительную часть бедер, полусжатых и, направляясь к заветной ложбине, остановился в сантиметре от входа. Он не рассчитал, провел языком и нечаянно коснулся ее губки, оба одновременно вздрогнули, и она задрожала. Август видел, что больше возбуждать ее не надо, она сочилась желанием, а ее тело — негой. Леда горела как в огне и сильно дрожала. Он быстро потянулся наверх и скользнул в ее влагу с ходу. Она дернулась, выгнулась и стала дико биться, будто пронзенная стрелой. Август опять чувствовал, как во что-то упирается и пружинит его член. И до конца не дает развить свободную скорость. На которой можно все пронзить, пробить, «проломить» до конца. Ему нравилось и хотелось быть внутри нее, за исключением этого мешающего, опутывающего, неназойливого тонкого нейлона. Он уходил вбок, нырял вверх и вниз, опять толкался в стороны, но уйти из его сжимающего кольца не удавалось. Август надеялся, что чем резче он будет всаживать рукоятку в ножны, тем скорее избавится от остаточных пут и паутинок, он хотел дефлорировать Леду до конца. Она же только сильнее извивалась и повыше подбрасывала его на своих выточенных сочных бедрах. Одновременно от радости и боли, закусив губу и стараясь подавить громкие вскрики. Чтобы не испугать и не остановить его, делающего свои необыкновенно важные па. Он понимал эти стоны по-своему и вдвигал шомпол все глубже и глубже… Ее повлажневшая грудь с красивыми сосками билась в его, их животы скользили от влаги, руки разламывали ее плечи, она скребла подушечками пальцев его спину. Их молодые тела потрясающе подходили друг другу и чувствовали изгибы и малейшие выступы один другого. Попадая и сливаясь. Еще не зная, способна ли она уже испытывать оргазм, он разорвался внутри нее, утопая в резкой, горячей волне. На сей раз Августу не надо было смотреть, он знал — она лежала без сознания. И только через ее влажные губы вырывалось легкое, нежное дыхание, успокаивающее его, что она жива. И дышит. Он опустил лицо между ее плечом и шеей и замер. Август все еще был в ней, и то, что она находилась без сознания, возбуждало его с неведомой силой. Минут через пять она пришла в себя, коснулась губами его щеки и прошептала:

— Было очень больно, но безумно сладко.

Он поразился ее терпению. Как будет поражаться потом всегда.

— Поцелуй меня в губы, — вдруг попросила она.

Ее язык касался его нёба. Она прижалась к животу Августа и стала медленно двигаться под ним. Он мгновенно возбудился, не выходя из нее. Собственно, произошедший оргазм почти не ослабил его твердости или возбуждения. Август не представлял, что так может быть. Теперь он мягко, нежно, но с напором скользил в ее лоне. Она приподняла ноги и развела. Им обоим стало намного удобней. Она плыла, как волна под фрегатом, и вдруг почувствовала, как какая-то доселе неведомая сила начинает горячо сжимать ее бедра, низ, лоно: катиться, давить, затапливать, подниматься выше и выше… Взрыв!..

— Да! да!! — закричала она, кончив первый раз в жизни. — Да!!!.. — прошептали ее губы, прежде чем сознание уплыло в нирвану оргазма и удовлетворения.

Август нежно лизал языком ее шею, щеку, глаза, пытаясь привести Леду в сознание. Все его тело обнимало ее. В этот раз она приходила в себя гораздо дольше. Он не испугался, понимая. «Какая ласточка, — думал Флан про себя. Это ж нужно — Бог дал». Август как-то совсем не сознавал, что это он и его тело доставляют Леде такие чувства и заставляют испытывать подобные эмоции.

— Ты божественный мальчик! — проговорила она, едва придя в сознание.

Когда она шла мыться в ванную, он с вожделением наблюдал за ее упругими, рельефными бедрами. За ее тугими половинками с разрезом посредине. Еще не попрощавшись, Август хотел увидеть ее завтра — в девять утра — опять.

Она пришла на следующий день и скользнула, быстро раздевшись, под простыню. Леда сразу поцеловала его сосок губами. Потом опустилась и стала целовать ребра, низ живота, еще ниже, пока ее подбородок не уперся в его головку.

Август замер заинтересованно. Она провела щекой по головке, туда — обратно, задумалась, остановилась, и вдруг он почувствовал, как ее сочные губы поцеловали его кончик и стали медленно, томно всасывать в себя. Пока плоть не исчезла внутри. Август выгнулся луком — от сладкого плена. Колоссальный барьер (выше гамлетовского «быть или не быть») она перешагнула в мгновение — сама. Великое препятствие было… Она ласково водила языком по шейке, а потом начала лизать вдоль всего ствола. Август был абсолютно уверен, что она не знает, как делается фелацио, и начал потихоньку двигаться в ее роскошных, влажных, припухших от его поцелуев губах. С каждым новым движением вглубь, набирая скорость. Она лишь как будто удивленно вскидывала голову, когда конец утыкался в нёбо. Он знал, что еще минута-две — и настанет кульминационный момент. Он весь бился и трепетал в маленьком сладком пространстве, успевая ощущать ее скользящий язык. В следующую секунду он вдруг выгнулся и неожиданно сильнее забился у нее во рту, забывая, что таким инструментом можно проткнуть горло насквозь. Леда только сильнее сжала его ствол, пытаясь оседлать, не вытолкнула, не увернулась, не выплюнула и дала ему до конца излиться и кончить ей в рот. И пока все пульсировало, извергалось и дергалось, она, сжав кольцом свои уста, водила ими вверх и вниз по его члену, помогая освободиться и освобождая от выплескивающейся жидкости. Но в самый последний момент не выдержала и, вскочив, побежала в туалет, откуда стали доноситься гортанные звуки.

Она вернулась со слезинками на глазах, нежно посмотрела и извиняющимся тоном сказала:

— Извини. Первый раз — в первый класс.

Он оценил ее тонкость и произнес:

— Француженки глотают это с большой радостью и жаждой. Считается лучшим коктейлем, омолаживающим женскую кожу и лицо.

Она понимающе улыбнулась:

— Я надеюсь, вы не дадите мне состариться!..

Август заключил ее нежно в объятия и, не выдержав, рассмеялся.

— Я уверена, у меня будет еще время исправиться, — прошептала она. — Тебе понравилось?..

— Очень, — ответил Август.

Они поцеловали друг друга в губы. Что Флан делал крайне редко. Но у Леды были редкие губы. Они дразнили, манили и звали впиться в них поцелуем. То, как она держала их приоткрытыми, как с большими округленными глазами слушала его речи, возбуждало Августа больше, чем любые голые тела.

— Похоже, завтра мне опять не удастся попасть в училище, — в раздумье, с улыбкой, произнесла она.

— Вы сможете приехать завтра в девять? — спросил Август неуверенно.

— Приехать? — удивилась она. — Я прилечу на чем угодно! Только бы обнять вас! И прижаться к нему.

И она стала покрывать его лицо поцелуями. Август опять, не дыша, наблюдал, как она медленно, томно и в то же время с легким оттенком наигрыша долго неохотно одевается. Леда успела еще несколько раз поцеловать Августа в шею и в губы, прежде чем покинула его дом.

Она вошла свежая и пахнущая улицей и осенью. Волосы были красиво расчесаны и пышно лежали на плечах. Лицо выражало негу, глаза томно смотрели на Августа. Томно — это когда тебя очень-очень хотят и любят. У многих за всю их жизнь не бывает такого взгляда. У нее — был.

— Завтра суббота, — сказала Леда плавно.

— А послезавтра, как это ни странно, — воскресенье. И пока еще никто не нарушил этот порядок, — добавил Август.

— Это значит, мы не увидимся два дня.

— Вам нужен отдых, вы перетрудились.

— Да, но я не устала, — улыбнулась она.

— Тогда я должен вас утомить.

— Как вы предлагаете это делать?

— Как вы предпочитаете, чтобы я это сделал?

— Я надеюсь, так же, как вчера, и позавчера, и… — она смущенно улыбнулась.

Леда отказалась от чая, но с удовольствием обратила свое пристальное внимание на шоколадные конфеты.

Они сидели в креслах в кабинете, разделенные журнальным столиком, на котором стояла коробка, и Август видел, как в ее глазах все росло и росло желание, которое грозило обернуться…

Дальше Август не мог ждать. Он снял с нее шерстяную кофту, остальное она, пытаясь не спешить, поспешно сняла сама. Он опустился на ее зовущую, обещающую грудь, и ее ноги ласково, знающе обхватили его бедра. Начались трения, движения и вздохи. Ей опять было больно… и сладко. Сладко и больно, она старалась, извивалась, сжималась, она растворялась и чудом успела слиться с ним одновременно в оргазме.

Леда уже стоит и расчесывает метр своих шелковых волос. Август внимательно наблюдает за ее чувственной спиной и двигающимися лопатками.

— Вам по-прежнему больно?

— Но мне и очень приятно, — говорила ласково Леда.

— После такого количества раз так не должно быть.

— В воскресенье приезжает моя сестра Лика на несколько дней, я спрошу у нее.

— Как?!

— У нас нет секретов друг от друга, она мне рассказывает о своих ухажерах. К тому же я уже взрослая девочка.

— Разве вы не должны выйти замуж девушкой?

— Это предрассудки. К тому же я чувствую, что, видимо, выйду замуж девушкой. Если Августу не надоест со мной мучиться… Он так волнуется за меня, это очень приятно.

Август поцеловал, забывшись, ее спину и провел языком по позвоночнику. Леда едва не упала к его ногам на пол, благо, он успел подхватить ее. Он дал себе слово не целовать ей спину, если она стоит, а не лежит.

— Я вам говорила: у меня чувствительная спина. Да еще ваши губы… Сумасводяшее сочетание.

Август был в полном восторге. Он завел руки ей под мышки и обнял ладонями грудь. Она вся затрепетала. Август был тем более возбужден. Он попытался войти в нее сзади, стоя, но не мог до конца — из-за расположения ее органа и мешающих ягодиц. А нагнуть ее раком (прости читатель!) Август еще стеснялся. Она сама непринужденно нагнулась к креслу, уперлась руками в подлокотники, и Август вошел в нее до самого корня. Так глубоко он не входил в Леду никогда. Фронт его бедер стал биться в ее согнутые, упруго натянутые ягодицы. Оба получали огромное удовольствие от неизвестной им ранее позиции. (Да и где можно было учиться?!. Книг-пособий не существовало, все запрещено.) Только позже Август узнал, что великий русский язык почему-то назвал эту чудесную, глубокую, прекрасную позу — «раком». Поток обжигающей и бурлящей смеси понесся по его каналу и, сильно пульсируя, ворвался в ее глубину. Она задвигала бедрами, дрожа и елозя по его стволу. Все слилось, смешавшись вместе с их криком. Леда грудью лежала на кресле, головой уткнувшись в мягкую подушку. Блестящие волосы закрывали лицо, обнажая потрясающую, нежную шею. Картина была достойна кисти Тициана.

В ванне она задумчиво размышляла:

— Что же дальше будет? С такой интенсивностью… Мне это слишком безумно нравится.

Август невольно улыбнулся, он был наконец-таки удовлетворен, почти. Она опустилась на колени и поцеловала ему низ живота.

— Он очень хороший и так на износ… трудится. Мне хочется его все время ласкать. И целовать в благодарность.

Она провела щекой по нежному члену. Это было первый раз в жизни Августа, когда к нему обращались отдельно, как к одушевленному существу. Потом в его жизни будут дамы, которые просто будут разделять отдельно Августа и его маленького «августика».

Леда бесшумно выскользнула из его квартиры в два часа дня. Август опять пропускал институт, зная, что рано или поздно за это придется расплачиваться.

В одиннадцать часов вечера раздался звонок и некто томным голосом позвал его к телефону:

— Это я, Леда.

Они проговорили до трех часов ночи, обсуждая в наисексуальнейших деталях и подробностях их свидания и кому, что и как больше нравится. Все это походило на сексологическое исследование и разведку к следующей встрече. Чтобы доставить друг другу еще больше удовольствия.

Хотя в минуты оргазмов обоим казалось, что больше, лучше и выше наслаждения уже не бывает.