Полпред Назир Тюрякулов

Глава III БОРЬБА ЗА ДОВЕРИЕ КОРОЛЯ

Приступая в Джидде к исполнению своих обязанностей, Назир Тюрякулов прекрасно понимал, что эффективность его работы во многом будет определяться степенью его близости к королевской власти. Было необходимо достичь высокого уровня доверия и расположения аль-Сауда и других членов королевской семьи к себе лично, а следовательно, и к Советскому государству. Очевидно, что на первых порах не приходилось рассчитывать на то, что прямое общение с королем будет выходить за рамки протокола, поэтому главной задачей становилось тесное общение с лицами, к нему приближенными.

Одной из наиболее влиятельных фигур в окружении аль-Сауда, от которого король, можно сказать, находился в определенной материальной зависимости, был министр финансов — недждиец Абдулла Сулейман. Поначалу он мало интересовался отношениями с молодым Советским государством. По-видимому, этим обусловлено то, что к введению его предшественником на посту министра финансов Абдуллой Дамлюджи в начале 1929 года дискриминационного режима в отношении советских товаров он отнесся довольно безразлично. Между тем было совершенно ясно, что принятое правительством Хиджаза решение, потребовавшее приостановить работу советских торговых организаций до заключения торгового и политического договора под тем предлогом, что они якобы дезорганизуют местный рынок, крайне негативно сказывалось на развитии торгово-экономических отношений между двумя странами. Хиджазское правительство недвусмысленно давало понять, что «в целях защиты интересов своих граждан вынуждено облагать советские товары более высокими пошлинами, чем практикуется обычно».

Помимо «исключительного режима» еще одной и весьма жесткой мерой протекционизма Хиджаза-Неджда служило то обстоятельство, что согласно требованию саудовской стороны советская дипломатическая миссия в Джидде не имела права заниматься коммерцией, в связи с чем в качестве агента советских организаций был нанят глава торгового дома итальянец Лазарини.

Постепенно входя в курс дела, Н. Тюрякулов сообщает своему руководству о результатах деятельности последнего и перспективах дальнейшего развития советско-хиджазских торгово-экономических отношений при содействии и участии Лазарини. «Руководитель местного отделения «Лазарини и Ко» (Lazzarini et Со) гражданин Кантес, обслуживающий пароходы Совторгфлота, недавно вернулся из своей поездки в Суэц, где имеет местопребывание глава этого дома, и передал мне следующее предложение Lazzarini. Lazzarini готов, если наши торговые организации согласны, взять на себя реализацию в Геджасе наших нефтепродуктов от своего имени. Лазарини представит солидные банковские гарантии. Нефтепродукты могут и должны доставляться в Джедду на советских пароходах. Основываясь на результатах своего зондажа среди местного купечества, Кантес выражает уверенность в успехе. Между прочим, Кантес сообщил, что к делу он может привлечь одного из местных воротил Али Аммари (специальный финансовый инспектор короля в Джедде, подчиненный непосредственно министру финансов Абдулле Сулейману), и что при участии Али Аммари возможно будет захватить правительственные поставки, а также деловые связи тех купцов, которые зависят от Аммари».

К сказанному Кантесом Н. Тюрякулов добавил в отчете своему руководству результаты собственных наблюдений. Он успел выяснить, что Лазарини торгует в Саудовской Аравии некоторыми итальянскими товарами, а также перепродает чехословацкий сахар. Итальянец был достаточно хорошо известен в местных торговых кругах, имел солидную репутацию. Именно поэтому в беседе с Кантесом, которая состоялась у помощника Н. Тюрякулова Туйметова, тому дали понять, что «в предложении Лазарини нет ничего неосуществимого, и что Лазарини с его предложением следует обратиться к генеральному представителю Ближвостгосторга на Красном море тов. Хакимову».

Анализируя возрастающую заинтересованность Лазарини к расширению своих деловых связей с Советским Союзом, Назир предлагает Центру выбрать сбалансированный подход: извлечь максимальную выгоду из посредничества Лазарини, не отпугнув в то же время коммерсантов-саудовцев. «Предложение Лазарини может быть решено лишь в учете наших общих интересов в Геджасе. Тов. Хакимов уже давно поставлен мною в известность о положении наших дел в Геджасе… легко представит себе все выгоды и недостатки предложения Лазарини. Главный недостаток его заключается в том, конечно, что мы будем тогда расчищать путь для своей торговли не арабскими руками, оттолкнув шерифа Тевфика и его круги от нас. В такой постановке я склонен рассматривать предложение Лазари ни как ход, которым следует воспользоваться, но после того как выяснится, что Тевфик не в состоянии пробить брешь. Это мы можем выяснить после возвращения Короля из Неджда и Тевфика из Дамаска (Режеб-Шаабан). До того времени тов. Хакимов должен заняться выяснением деловой части предложения Лазарини с тем, чтобы в нужный момент остановиться на том или ином варианте. Такое решение мне представляется более осторожным, имея в виду возможность крупных административных пертурбаций в Геджасе после возвращения короля». Такова была оценка Н. Тюрякулова положения дел в торговле.

Полпред старался довести до сведения руководства всю довольно сложную схему торговых операций, посредством которых Лазарини собирался осуществлять поставки советских товаров. «По указанию Кантеса, Лазарини обратится с письменным предложением к тов. Хакимову, который, в свою очередь, представит Вам свои предложения. Далее Кантес сообщил, что Лазарини все еще ведет переговоры с Совторгфлотом о передаче ему, Лазарини, агентства СТФ в Суэце. СТФ выразил на это готовность, но разрешение этого вопроса поставил в связь со сменой своего агента в Порт-Саиде, который СТФ недоволен. Лазарини вступает в связи с этим в переговоры с Джулио де Кастро и К⁰ в Порт-Саиде, с которым Лазарини имеет деловой контакт и связь и который (де Кастро) является также солидной фирмой, обслуживающей все итальянские пароходства, как Лазарини, в другом конце канала. Кантес сообщил все это нам с целью поставить нас в известность о ходе переговоров Лазарини с СТФ, рассчитывая при этом, конечно, на наше содействие в этом деле».

Детальное изложение сложных механизмов торговли, его дельные предложения, высказанные в этом сообщении, дают представление о профессиональных познаниях Назира Тюрякулова, его глубоком понимании не только политической ситуации, но и экономических вопросов. Тональность же письма свидетельствует о том, что для полпреда уже стали очевидными те реальные потери, которые несет советская сторона, ведя экономический диалог с Джиддой через посредников. Именно ликвидация этого режима с самого начала продолжала оставаться на протяжении ряда лет одним из основных предметов забот полпредства. Одной из ключевых фигур, через которую действовал Тюрякулов на этом направлении, оказался как раз министр финансов. В первые месяцы его работы в Саудовской Аравии имя А. Сулеймана становится одним из наиболее часто упоминающихся в отчетах и записках полпреда.

Любые встречи и беседы использовались для получения информации и поиска подходов к могущественному министру. Так было и во время встречи с одним из наиболее осведомленных представителей Запада в Джидде — Асадуллой-эфенди («в миру» — корреспондентом «Кельнише цайтунг» Леопольдом Вейсом). Н. Тюрякулов сообщает в Москву что «Леопольд Вейс, между прочим, сам посетил меня», и что тот не скрывал своей близости с министром финансов, равно как и заинтересованности в торговых отношениях с СССР. Он даже изложил свой проект, предполагающий реализацию советских товаров на комиссионных началах.

Однако значительно больший интерес для советской стороны представляла информация о расстановке сил у трона. Получить ее также удалось от Вейса, который сообщил, что «Абдулла Сулейман сейчас в ссоре с эмиром Фейсалом по мотивам личного характера. Охлаждение между ними довольно серьезное и разрешимо лишь по возвращении самого короля. Эмир Фейсал сейчас окружен сирийцами, которым он симпатизирует. Фейсал серьезно мечтает о сирийском троне, что поддерживается сирийцами. Абдулла Сулейман не ладит с сирийцами и порвал свои отношения с Филби. Последний является агентом Commitee of National Defence и сорит деньгами. Фактическая его деятельность идет вразрез с его словами. Имеются документы, доказывающие это. Сейчас собираются эти документы, показывающие подлинное лицо Филби, для представления королю». Последнее, по мнению Назира, означало, что у саудовской монархии наметились значительные противоречия с традиционными партнерами — англичанами, и могущественный министр хиджазского правительства мог оказаться более открытым для диалога с советской стороной.

Ограничения, наложенные королевским правительством на торговую работу Ближвостгосторга, означали, по сути дела, «политическое оформление того бойкота, которому официально придавался характер частной инициативы». Расшифровывая последнее, Н. Тюрякулов пояснил, что имеется в виду усилившееся давление на саудовское правительство со стороны местного купечества, не слишком заинтересованного в проникновении советских товаров на рынок. Дело в том, что резкое сокращение паломничества из большинства мусульманских стран в 1929 году снижало потребительский спрос. Росли и товарные запасы, рыночная конъюнктура становилась все более неблагоприятной, и лишний игрок на узком торговом поле многим не был нужен. Саудовские коммерсанты даже организовали своему правительству, постоянно испытывавшему нужду в средствах, внутренний заем в 100 тыс. фунтов стерлингов. Однако в качестве основного условия выдвинули «недопущение наших торговых организаций на геджасский рынок». В результате этих действий и установился «специальный» режим для советской торговли.

Детали, цели и характер этого режима Назиру Тюрякулову разъяснил и. о. министра иностранных дел Фуад Хамза, еще один весьма влиятельный член правительства, с которым полпред вел непрекращающийся диалог на протяжении всех восьми лет своего пребывания в Джидде. Хамза заявил, что саудовское правительство «не запрещало и не запрещает советскую торговлю, ибо в стране торговля свободна. Но правительство СССР, придающее своей торговле в Геджасе исключительно политическое значение, не учитывает ущерб, который наносится населению в результате дезорганизации рынка».

Полпред понимал, что советская торговля в Хиджазе «тесно связана с нашим политическим положением», и безоглядное подписание договора было бы неоправданным. Тем не менее он справедливо полагал, что не следует ждать у моря погоды. «Уже сейчас допустимо поставить практические вопросы. Сейчас невозможно учесть обстановку следующего торгового сезона. В связи с этим большое значение приобретает для нас вопрос о смешанном советско-турецком обществе. В зависимости от ситуации эта организация могла бы быть использована для поддержания фактических наших торговых связей с Геджасом. Это второй вопрос, о движении которого Агентство просит поставить его в известность».

Саудовское правительство столь явно рассчитывало на «политические и моральные эквиваленты, которые предлагаются правительством СССР в обмен на право и выгоды своей торговли в Геджасе», что практически сразу высказало готовность заключить торговый, а если необходимо, то и политический договор с СССР. Правда, интересы Хиджаза при этом должны были быть полностью защищены, поэтому до подписания соглашений саудовское правительство предложило советской стороне добровольно приостановить работу своих торговых организаций. В противном случае саудовская сторона «в целях защиты интересов своих граждан вынуждена облагать советские товары более высокими пошлинами, чем практикуется обычно».

Назир Тюрякулов немедленно включился в борьбу против столь дискриминационного условия. Он попытался действовать и через других высокопоставленных лиц, старался «пробить брешь» путем переговоров и возможной сделки с заместителем председателя Маджлиса аш-Шура и советником наместника короля в Хиджазе Абдуллой Фадлем. В то время эти попытки окончились неудачей: Абдулла Фадль, столкнувшись с противодействием объединившегося купечества, был бессилен предпринять хоть что-нибудь. Хотя собственного интереса к сотрудничеству с СССР он при этом не считал необходимым скрывать. Даже сделку на поставку нефтепродуктов Фадль собирался заключить на себя, предлагал свои услуги в качестве представителя Нефтесиндиката в Хиджазе, намекая на то, что он может быть полезен советской стороне в ее торговой деятельности. Правильно оценив перспективы сотрудничества, Н. Тюрякулов посчитал разумным поддерживать связи с Фадлем, полагая, что в будущем с ним, быть может, еще придется иметь дело.

В ходе встреч и бесед советскому дипломату удалось выяснить, что за спиной еще одного «агента влияния» — Шерифа Тевфика — стоит все тот же могущественный министр финансов и генеральный инспектор короля по Хиджазу Абдулла Сулейман. В то время в его руках были сосредоточены все более-менее крупные правительственные поставки. Полпреду стало ясно, что выход из сложившейся обстановки следовало искать с помощью лиц, имевших в той или иной степени влияние на короля. Не случайно он сообщает в Москву, что Тевфик «считает необходимым по всем этим вопросам ждать короля, с приездом которого он связывает благоприятные перемены в политике ге-джасского правительства. В своих торговых планах он рассчитывает на свою близость к королю и его старшему сыну — Сауду».

Принимая во внимание тот политический и экономический вес, который министр финансов имел в Хиджазе, понятны усилия, которые прилагал Назир, чтобы добиться постепенной трансформации его взглядов, превращения А. Сулеймана из нейтрального наблюдателя в сторонника торговли с СССР. Следует отметить, что подобной трансформации способствовал и ряд обстоятельств как политического, так и торгово-экономического свойства. Именно «недждийские элементы», возглавляемые министром финансов, противостояли англичанам и проводникам их линии — Ф. Хамзе и А. Филби. Постепенно, в результате настойчивой работы с А. Сулейманом Н. Тюрякулову удалось убедить его, что появление на хиджазском рынке дешевых по сравнению с английскими советских товаров принесет значительную выгоду правительству и местному населению.

Начало 1929 года оказалось для полпреда весьма богатым на встречи с местными «нотаблями», с которыми он обсуждал широкий круг внутренних и международных экономических и политических вопросов. В Москву регулярно направлялись записи бесед и аналитические справки по итогам встреч.

Так, в состоявшейся в феврале беседе с Тевфиком Шерифом речь шла о международном положении и ситуации в Европе. Собеседник Н. Тюрякулова утверждал, что политика европейских держав ведет к новой войне, в результате которой Европа неминуемо переживет «большие социальные потрясения, как, подчеркиваю, социальную революцию».

Зашел разговор и об афганских событиях, которые в силу существования общей границы не могли не беспокоить Москву. В лице Тевфика Шерифа Назир надеялся найти надежный источник информации по Афганистану. Действительно, тот сказал, что «реформы Амануллы не могли быть поняты отсталым афганским народом. Кроме того, Аманулла поторопился, желая осуществить все реформы сразу. Это восстановило реакционное духовенство». Указывая на распространение слухов, клеймящих Амануллу, советский полпред поинтересовался, действительно ли саудовское правительство рассматривает события в Афганистане в подобном ключе. Тевфик Шериф это отрицал, ссылаясь на то, что сведения о действительном ходе событий в этой стране очень скудны.

Весьма любопытными оказались суждения Тевфика Шерифа о Йемене, о котором он отозвался как о «государстве очень маленьком и потому не имеющем особого значения». Касаясь советско-йеменского договора, высказал следующее: «Образ правления этой страной исключает положительное к ней отношение. Имам Яхья представляет собой самого отрицательного и беспринципного типа из правителей Аравии. Имеется много фактов, подтверждающих это. В поисках какой-либо опоры против англичан он заключает договор с итальянцами, обязуясь с помощью итальянских специалистов провести ряд мероприятий экономического характера. Но по истечении некоторого времени имам Яхья поссорился с этими итальянцами. Поведение имама Яхья и в вопросе девяти областей вызывает лишь удивление. Теперь имам Яхья с появлением Ваших представителей поторопился заключить этот договор. Нет сомнения, что при этом имам Яхья исходил из желания таким путем приобрести известный козырь против англичан. Но в то же время он не способен подумать над тем, что этот договор ничего реального ему не даст, ибо, если этого захотят англичане, ни один самбук, а не только помощь из-за Суэцкого канала, в Йемен не попадет».

Примечательна заключительная часть беседы, в которой Тюрякулов ступает на почву, казавшуюся зыбкой для большинства дипломатов. «Я счел нужным отметить, что не каждый международный договор предполагает военно-политический союз. Я, как свое личное мнение, отметил, что заключение договора с Йеменом диктуется нами торговыми интересами. Я поинтересовался фактами, которые отрицательно характеризуют имама. Тевфик ответил, что он сейчас не может изложить эти факты». Только человек информированный, имеющий основательные знания о внутриполитических процессах в стране и разбирающийся в тонкостях региональной политики, с такой готовностью мог возражать собеседнику и даже провоцировать его, чтобы получить важную информацию из первых рук.

Многие вопросы, интересовавшие советского полпреда, на первый взгляд казались весьма далекими от политической сферы. Встречаясь с министром здравоохранения Махмудом Хамди, он обсуждает ход развития санитарного дела в стране. «В Бахра, в пол пути от Джидды в Мекку, строится больница. Проектируется постройка под Меккой больницы клинического характера, состоящей из 8—10 зданий», — сообщает ему собеседник. Соответствующая информация немедленно уходит в Москву. Ведь и эта сфера также могла бы стать одним из перспективных направлений двустороннего сотрудничества.

С Абдуллой-эфенди, министром почты и телеграфа, он обсуждает волнующие того проблемы. Видя заинтересованность полпреда, Абдулла откровенно делится с Н. Тюрякуловым информацией, явно не предназначенной для широкого обсуждения с иностранцами. Он рассказывает, что ввиду ограничения в средствах так и не смог осуществить свои предложения насчет улучшения и развития почтово-телеграфного дела. Ему удалось лишь проложить телеграфную линию между Меккой и Ат-Таи-фом и предпринять некоторые шаги к постройке радиостанции в Эр-Рияде. Особое огорчение министра вызвал тот факт, что «доходы почты и телеграфа поглощаются расходами государственных учреждений и поэтому постоянно приходится обращаться за дотациями. Ввиду этого он внес в Меджлис Шуро предложение об установлении порядка оплаты, по примеру других государств, почтово-телеграфных услуг государственными учреждениями».

Посетив члена Маджлис аш-Шура Абдул Вахаба, Назир сообщает своему руководству, что «Шуро функционирует по-прежнему, рассматривает и утверждает сметы государственных учреждений и положения о государственных учреждениях. Так, недавно было утверждено положение о почтово-телеграфном ведомстве». Москву работа почтово-телеграфного ведомства также интересует, поэтому в беседе поднимаются самые разнообразные, даже технические вопросы. В том числе и об оплате государственными учреждениями услуг почты и телеграфа, «которые пока отклоняются, но разрабатываются особые правила, которые имеют в виду ограничение работ почтово-телеграфного ведомства и экономию средств».

Ценность информации, получаемой Назиром Тюрякуловым из неофициальных источников, была неоспорима. В беседе с Леопольдом Вейсом полпред получает важнейшие сведения о состоянии саудовско-британских отношений. Он сообщает в Москву о том, что «король в Рияде, во время съезда нотаблей, имел закрытое совещание с вождями племен. На этом совещании было достигнуто соглашение по вопросу о пограничном положении. Согласно этому соглашению, король должен попытаться добиться успеха дипломатическим путем. По возвращении короля в Геджас состоится новое свидание с Клейтоном. Король должен отказаться от каких-либо уступок. В случае неудачи переговоров с Клейтоном, племена получают право решать пограничные вопросы угодным им способом».

На основе полученных сведений Н. Тюрякулов приходит к выводу, что цели и требования англичан сводятся к следующему: «а) Постройка железной дороги Хайфа — Багдад — Басра. Но этот вариант их не удовлетворяет ввиду удлинения пути и непригодности Басры, как военного порта, б) Постройка железной дороги Хайфа — Кувейт, через эль-Джоф. Этот путь короче и больше отвечает интересам Англии ввиду возможности постройки в Кувейте военно-морской базы».

Параллельно со вторым вариантом железной дороги у англичан существовал также план прокладки нефтепровода. Укрепления, воздвигаемые на иракской границе, должны были стать защитой этой железной дороги и нефтепровода. Однако их возведение натолкнулось на жесткое противодействие недждийских племен Мутаир, Аджман и др., поскольку преграждало путь к пастбищам и отнимало водные источники. Н. Тюрякулов полагал, что осуществить этот проект англичанам будет непросто, так как аль-Сауд вряд ли пойдет на серьезный конфликт с племенами, которые из-за «прекращения доступа… на пастбища должны будут хлынуть на юг Неджда». Еще одним неприемлемым для Эр-Рияда требованием Лондона было предоставление концессии на постройку порта в Рабуге с последующим соединением его железной дорогой через Медину — Амман с Хайфой. Акабский залив не отвечал целям военно-морской базы, зато Рабуг представлял собой единственный на всем красноморском побережье Аравии глубоководный порт, пригодный для ее постройки. Было и четвертое требование, которое англичане предъявили аль-Сауду, но «о котором он сейчас не может говорить».

В письмах руководству НКИД полпред останавливался на подобных вопросах неоднократно и особенно подробно, поскольку полагал, что отказ аль-Сауда от выполнения британских условий или его согласие могли бы стать той лакмусовой бумажкой, по которой определялась степень лояльности саудовской монархии своим традиционным союзникам. Сведения о контактах саудовцев с британцами и степень зависимости монарха и его окружения от Лондона были крайне важны для Москвы. Поэтому Н. Тюрякулов при любой возможности старался затронуть эту тему в разговорах как с саудовцами, так и со своими собеседниками из других стран.

Вопрос о саудовско-английских отношениях поднимался во время беседы Назира Тюрякулова с одним из наиболее влиятельных лиц в стране, советником короля Юсуфом Ясином. Опытный политик и царедворец, Ясин прекрасно понимал, что руководство Советского Союза, продемонстрировавшее самые дружеские чувства, признав независимость саудовского государства, отнюдь не в восторге от продолжающихся тесных контактов монархии с британцами.

Действительно, не стоит забывать, что именно СССР был первым государством, признавшим аль-Сауда. Нотой от 15 февраля 1926 года было сообщено о признании Правительством СССР аль-Сауда в качестве короля Хиджаза, султана Неджда и присоединенных областей. В ноте указывалось, что Правительство СССР «считает себя в состоянии нормальных дипломатических отношений» с Правительством аль-Сауда. Король в ответ на это выразил «полную готовность к отношениям с Правительством СССР и его гражданами, присущим дружественным им державам». В апреле 1927 года аль-Сауд принял титул «короля Геджаса, Неджда и присоединенных областей» и, таким образом, султанат Неджд был провозглашен королевством. Эта перемена названия соответствовала стремлению монарха подчеркнуть независимость своего государства. Однако на практике прежние связи разрывать никто не собирался, и интенсивные контакты саудовской монархии с британцами продолжились.

Неудивительно, что Ясин, понимавший ту важность, которую для государства имело сохранение баланса в отношениях с двумя мощными державами — СССР и Великобританией, счел нужным разъяснить некоторую двусмысленность политики аль-Сауда, заявив одновременно, что саудовской стороне известен «антиимпериалистический характер советской политики. Мы на протяжении лет видели и видим, как советское правительство дружески относится к восточным странам. Зная политику моего короля, я могу Вас заверить, что все имевшие место отрицательные явления имеют временный характер и скоро все вопросы наших отношений будут урегулированы к удовлетворению сторон.

Вместе с тем я должен ознакомить вас с нашим положением. Дело в том, что с СССР мы не имеем общей границы. СССР находится от нас далеко. Мы здесь окружены со всех сторон владениями и силами Англии. При этих условиях и в этой стране королю приходится вести очень тяжелую работу. Король учитывает все эти обстоятельства и принимает некоторые шаги, диктуемые благополучием этой страны. С вашей трактовкой вопроса об эквивалентах я согласен. В заключение я еще раз заверяю Вас в искренности короля и его высокой оценке советской политики. Я категорически заявляю, что ваши вопросы скоро получат разрешение».

Влияние англичан на короля и его окружение все восемь лет пребывания Н. Тюрякулова на посту полпреда оставалось объектом его пристального внимания. Эти вопросы часто затрагивались в его записках в Центр. Так, например, на основе полученных сведений у Н. Тюрякулова сложилось мнение, что ситуацию в советско-саудовских отношениях в начале 1930 года «нельзя считать неблагоприятной», если не принимать во внимание возможность «английского нажима, который мог иметь место в период последних встреч Ибн Сауда с верховным комиссаром Англии в Багдаде».

В действительности это «если» существенно тормозило решение вопроса об отмене ограничений на советскую торговлю, поскольку при английском силовом давлении, сдобренном обещаниями финансовой поддержки, саудовское правительство продолжало настаивать на неприемлемых для СССР условиях нормализации экономических отношений. Во всяком случае, саудовские власти официально заявили, что советская торговля может осуществляться в этой стране в рамках следующих условий:

col1_0 надеется получить от Советского правительства соответствующее заверение о его согласии на эти меры с тем, чтобы оно, правительство Е. К. В., после этого могло бы отдать необходимые распоряжения».

Условия были крайне жесткими, и Н. Тюрякулов справедливо полагал, что подобная постановка вопроса означала «наше возвращение к исходной точке и совершенно опрокидывала переговоры». С другой стороны, такой подход был расценен полпредом как новый поворот во внешнеполитической линии альСауда, возникшей после его встречи с верховным комиссаром Англии в Ираке, и, как следствие, улучшение англо-саудовских отношений, а также как срыв советско-саудовских переговоров влиятельной англо-саудовской группировкой, которую Н. Тюрякулов именовал «компанией Риана — Филби — Хамза».

Руководству НКИД он пишет, что отношения между двумя странами в тот период «нужно характеризовать следующим образом: официальные переговоры с геджасским правительством фактически прерваны. Путь альтернативной постановки вопросов говорит об отсутствии у геджасского правительства желания сблизиться с нами и установить прочные договорные отношения. Группа Хамзы, пользуясь общим сдвигом в англо-саудовских отношениях и опираясь, может быть, на прямую поддержку Англии и местных антагонистов, всячески пытается окончательно сорвать наши переговоры. Весьма возможно, что… во время свидания Ибн Сауда с верховным комиссаром в Ираке вопрос о советско-геджасском договоре фигурировал в качестве одного из объектов происшедших тогда между обеими странами политических торгов. Этим весьма правдоподобным предположением объясняю тот крутой поворот, который обозначился в июле с. г. в форме известных условий».

Очевидно, что этот раунд борьбы за влияние на монарха был советской стороной проигран. Н. Тюрякулов признает, что возложенная на него руководством НКИД «основная задача — оформление советско-геджасских отношений в форме дружественного и торгового договора — нами не выполнена. Официальные переговоры, продолжавшиеся около года, пока не дали никаких конкретных результатов и зашли в тупик». Кроме того, развитие внешнеполитических связей аль-Сауда явно уходило в сторону от того «русла, которое было бы желательно с точки зрения наших интересов. Наряду с Англией, ставившей до сих пор всякие рогатки на нашем пути в Аравии, начали обозначаться контуры Франции, которая, не менее, чем первая, будет пытаться не допускать нас в Геджас».

Основным противником Назира на тот момент оказался Фуад Хамза, который был инициатором выдвижения жестких условий, а также той силой, которая смогла повлиять на более мягкую позицию саудовского монарха и вынудить его отказаться от данного ранее обещания. Последнее содержалось в заявлении его министра иностранных дел от 14 декабря 1929 года, в котором от имени главы государства официально объявлялось о ликвидации «исключительного режима». У советского руководства возникал целый ряд вопросов: чем вызвана задержка, чем объясняется такая постановка вопроса, при которой советско-саудовские переговоры становятся невозможными, продолжал ли король считать в тот период желательным для себя заключение с СССР политического и торгового договора.

Направляя в Москву свои рекомендации по дальнейшему ведению переговоров, полпред предполагал, что постановка непосредственно перед аль-Саудом этих острых вопросов «неизбежно приводит нас к необходимости открыто объяснить королю всю подоплеку поведения Хамзы». Н. Тюрякулов не исключал, что при таком подходе, выгораживая своего ближайшего соратника, саудовский монарх будет жаловаться на затруднительное положение его страны, и тогда «само собой может стать перед нами вопрос о временном закрытии переговоров. Возможность же такого ответа со стороны короля весьма вероятна, если учесть действительное затруднение, испытываемое страной и правительством».

Советско-британское соперничество на аравийской земле распространялось не только на пространство возле трона, но и на чисто протокольно-дипломатическую сферу. И здесь победа в состязании, которое сам полпред назвал «историческим спором с англичанами из-за старшинства в дипкорпусе», осталась за Н. Тюрякуловым. Он сообщает в центр, что все закончилось «в нашу пользу. Как Вы знаете, до последнего времени мы не «виделись» с англичанами (Бонд). Англичане не хотели сделать нам визиты первыми. С приездом английского посланника сэра Андрю Риана вопрос разрешился: последний нанес нам визит (я был на хадже), и между нами и англичанами установились теперь вполне нормальные отношения. На официальных торжествах я занимаю первое место, а Риан второе… Риан держится по отношению ко мне весьма корректно, обращаясь ко мне в некоторых случаях, как к старшине».

С назначением в Джидду «старого опытного интригана сэра Андрю Риана» в аравийской политике Англии наметились некоторые сдвиги. Почувствовав в лице Советского Союза серьезного конкурента, способного вытеснить его с, казалось бы, устойчивых позиций, Лондон был вынужден пойти на некоторое смягчение своего курса в регионе. Причем предпринятые британцами шаги — выдача Девиша, преобразование английского консульства в Джидде в миссию, прекращение антисаудовской кампании в англо-арабской прессе и т. д. — были призваны продемонстрировать новую, «мирную» тактику проникновения в Аравию.

Анализируя новые моменты в саудовско-британских отношениях, Назир Тюрякулов отмечал как некоторое ослабление английского влияния на аль-Сауда, так и смену Лондоном своей тактики. Постепенно открывался смысл назначения Райяна как искусного дипломата со стажем: он должен был склонить аль-Сауда «к капитуляции мирным способом, поскольку методы провокации провалились и Ибн Сауд сумел хотя бы и с большим напряжением сил ликвидировать Девиша. Фактически было бы правильнее сказать, что Риан пожинает плоды прежней, агрессивной политики: утомленный борьбой Ибн Сауд в целях передышки вынужден идти на компромиссы. Отсюда понятно, почему Ибн Сауд продолжает пользоваться услугами и советами группы Фуада-Хамзы-Филби. Отказ от услуг этой клики, в которую, судя по некоторым признакам, втянут стоящий раньше особняком королевский советник сириец Юсуф Ясин, означал бы в этих условиях нежелание Ибн Сауда урегулировать свои отношения и попытаться договориться с Англией».

Особая роль «Абдуллы» Филби при королевском дворе, а также предпринимаемые им шаги по форсированию английских попыток легально обосноваться в тех районах страны, которые могли бы стать чрезвычайно важными объектами игры в будущем, вынуждали советского полпреда постоянно держать британца в поле зрения. К попыткам такого рода Н. Тюрякулов относил «стремление шейха Абдуллы Филби добиться для себя концессии на природные богатства Дуба, эль-Ведже и других районов. Надо полагать, что принятие им ислама находится в тесной связи… с концессионными планами, осуществление которых приняло бы весьма одиозный характер и значительно скомпрометировало бы Ибн Сауда без предварительной подготовки общественного мнения. В какой мере удастся им осуществить эти свои планы, сейчас трудно судить. Несмотря на наличие ряда обстоятельств, благоприятствующих безраздельному укреплению английского влияния при дворе Ибн Сауда, в последнее время мы наблюдаем ряд симптоматичных фактов, которые сигнализируют о появлении нового партнера в англо-саудовской игре, и нежелание этого партнера допускать дальнейшее усиление английского влияния. Я имею в виду Францию».

С появлением новых иностранных игроков на экономическом и политическом поле саудовского королевства полпред Н. Тюрякулов получил дополнительные возможности для маневра. До начала 1930 года Франция на полуострове вела себя пассивно. Вся роль французского консульства в Джидде, которое представлял секретарь консульства — молодой чиновник Го, сводилась к регистрации паломников из французских колоний, наблюдению за сирийскими эмигрантами и т. п. Однако с приходом к власти в Англии лейбористов англо-французские отношения в Хиджазе-Неджде заметно обострились. Тюрякулов считал, что они приблизились «к взаимному соперничеству».

С другой стороны, активизация французов в регионе привела к значительному улучшению франко-саудовских отношений, что даже сделало возможным выдвижение Парижем «своих» людей на правительственные посты в саудовском королевстве. Одним из таких фактов явилось назначение королем энергичного и способного триполитанского деятеля, ярого италофоба Халида Каркани на пост помощника королевского наместника в Хиджазе, а также назначение профранцузски настроенного сирийца Наби аль-Удма главой вновь созданного управления регулярной армии. По этому поводу Назир сообщает в Москву: «Особо отмечу, что Халид бин Каркани, имеющий представительство от французских фирм, после нескольких удачных выступлений заметно выдвинулся и занял весьма важный пост помощника Наместника». Далее полпред отмечает, что данное обстоятельство давало возможность в известной мере контролировать, а иногда и нейтрализовывать значительное влияние группы Хамза — Филби на принца Фейсала.

Все эти факты, вместе взятые, несомненно свидетельствовали о существенных сдвигах в аравийской политике Франции. Державшееся до этого пассивно, французское дипломатическое представительство в Джидде активизировало свою работу, очевидно, не желая и далее оставаться в королевстве в роли безучастного зрителя. В свою очередь и аль-Сауд, учитывая новые тенденции во французской политике, по словам советского дипломата, был «не прочь прощупать серьезность и солидность французской позиции, а иногда и использовать ее в своих интересах, как это имело место в холерном вопросе». Особое удовлетворение у полпреда вызвал тот факт, что внедрение французов в политические процессы королевства происходило явно за счет британцев.

Новые люди в окружении аль-Сауда стали заметным противовесом группировке Хамза — Филби. Их появление не могло не способствовать консолидации тех немногих сил, которые раньше безуспешно боролись против доминирующего положения этой группировки. Противодействовавший ей министр финансов Абдулла Сулейман, разумеется, получил поддержку новых сил, благодаря чему смог добиться сосредоточения всех правительственных поставок в своих руках. Если бы это сообщение соответствовало действительности, то, по утверждению Н. Тюрякулова, означало бы лишение «альянса Хамза-Филби одного из крупных источников их незаконных доходов».

Поскольку голландцы далеко не во всех вопросах оставались «английским подголоском», полпреду удалось наладить нормальные отношения и с ними. Так, например, материалы работавшего при советском диппредставительстве доктора Мошковского свидетельствуют о том, что «по карантинным делам голландцы не всегда солидаризируются с англичанами». Голландское консульство в Джидде, так же как и большинство других, было преобразовано в дипломатическую миссию с назначением бывшего консула Ван Мюллена поверенным в делах. Однако это не очень расшевелило голландцев. Как и прежде, они не проявляли ни особой политической активности, ни заметного интереса к общественно-политической жизни страны. «Вся их работа состоит в развитии деятельности своих торговых организаций и полицейско-охранному наблюдению за индонезийцами», — пишет Н. Тюрякулов, отмечая при этом, что «личная и культурная связь между нами и голландской миссией вполне удовлетворительна».

В начале 1930 года все саудовские дела фактически вершила «тройка», состоявшая из принца Фейсала и имевших на него определенное влияние сирийца Фуада Хамзы и англичанина Абдуллы Филби. «В настоящее время мы наблюдаем определенное падение авторитета Филби и некоторую атмосферу недовольства короля и недждийцев против Фуада Хамзы», — сообщает полпред. Вместе с тем из посланий Назира руководству НКИД становится ясен новый расклад сил в королевстве. Можно с уверенностью сказать, что к концу того же 1930 года там оформились две группы, объединявшие как иностранцев, так и саудовцев, и обладавшие примерно равными возможностями влияния на политику аль-Сауда и его правительства, но стоявшие на диаметрально противоположных позициях.

Шел процесс постепенного вытеснения пробритански настроенных лиц из королевского окружения. Даже в целях получения займа в качестве финансового советника аль-Сауд пригласил голландского банковского специалиста. В то же время король продемонстрировал нежелание брать деньги у Англии, которая, по-видимому, Хиджазу в них не отказывала. Ведь ценой займа Лондон получал возможность затребовать целый ряд территориальных и стратегических уступок. Британцы явно впадали в немилость.

Особенно ясно эта тенденция проявилась при формировании первого в истории саудовского государства кабинета министров. Председателем Совета министров стал принц Фейсал, который одновременно занял также посты министра и иностранных, и внутренних дел. Кроме него в кабинет входили еще только два члена — министр финансов и председатель Государственного совета. Назир Тюрякулов полагал, что «практически эта мера как будто бы ставит под больший контроль Фейсала наиболее зависимого до сего времени и наиболее одиозного для купечества и иностранных кругов министра финансов Абдуллы Сулеймана. С другой стороны, она исключает из совета фактически руководящего иностранными делами сирийца англофила Фуада Хамзу, который числится помощником министра иностранных дел. В самое последнее время в кабинет введен в качестве полноправного члена брат и единомышленник Абдуллы Сулеймана, занимающий пост директора финансовых установлений. Таким образом, в кабинете создается довольно сильное, если учесть влияние Абдуллы Сулеймана на короля, недждийское крыло». Это не могло не радовать полпреда СССР, поскольку именно его стараниями с недждийской группой и, в частности, Абдуллой Сулейманом у него установились самые добрые отношения.

Между тем в 1931 году англо-саудовские отношения продолжали обостряться, на сей раз на почве усилившегося английского натиска на северной границе, где на трансиорданской территории англичане приступили к постройке укреплений для защиты железной дороги Хайфа — Багдад. Тем самым была подготовлена почва для отторжения от Хиджаза эль-Джофа. Обострению способствовало также поведение английских фирм, которые вели себя так, будто имели монопольное право торговли в Хиджазе. Финансовый кризис и попытки использовать тяжелое экономическое положение для того, чтобы навязать саудовскому режиму кабальный заем, также не могли не вызвать резкое недовольство в королевстве.

Английская миссия с помощью голландцев всячески пыталась внушить саудовцам, что единственным выходом является подчинение требованиям Лондона. Однако к тому времени положение неофициального проводника английской политики — Филби — значительно пошатнулось. Негативно были восприняты и английские планы образования Арабской федерации. Все это привело к дальнейшему обострению борьбы между полностью стоящей на стороне англичан «сирийской» группировкой в правительстве и группой недждийских деятелей, возглавляемой министром финансов Абдуллой Сулейманом. Последние решили искать выход из положения на путях сотрудничества с советскими торговыми организациями и, несмотря на резкое противодействие и запугивание со стороны «британской группировки», заключили контракт о нефтяных поставках с Союзнефтеэкспортом.

Фактически это был бунт против изжившего себя влияния Лондона, который на волне мирового финансово-экономического кризиса попытался вновь полностью и бесповоротно подчинить себе Хиджаз. Назир Тюрякулов не стал брать на себя смелость уточнять, «насколько прочный характер имеют эти изменения в данный момент». Однако вскоре он полностью убедился, что «основное решающее значение во всех делах имеет мнение самого короля Ибн Сауда, который начинает как будто становиться несколько независимей и смелей в своей политике в отношении СССР». Это было тем более важно, поскольку с королевской семьей у советского полпреда постепенно начинали складываться по-настоящему теплые, дружеские отношения.