Полпред Назир Тюрякулов

Глава V ПУТИ ГОСПОДНИ И ТОРГОВЫЕ ТРОПЫ

Сэмюел П. Хантингтон в своей нашумевшей работе «Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка» отмечал: «Отношения между исламом и христианством — как западным, так и восточным — часто складывались бурно. Каждый был для другого Иным. Конфликт между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом в XX веке — всего лишь мимолетный и поверхностный исторический феномен по сравнению с непрерывными глубоко конфликтными отношениями между исламом и христианством. Временами преобладало мирное сосуществование, чаще же отношения выливались в острое соперничество или по-разному горячие войны… Веками судьба двух религий состояла из взлетов и падений, следовавших друг за другом, подобно огромному валу, затишью и встречному валу».

Если говорить о Саудовской Аравии, то степень влияния ислама на внешнюю политику ее правящих кругов в разные периоды существования данного государства различна и зависит как от международной обстановки, характера задач решаемых государством на конкретном историческом этапе, так и от личности правителя. Основатель государства — Абдель Азиз аль-Сауд пытался заручиться поддержкой Великобритании в борьбе против соперников. Большой радостью для него было также признание его государства Советским Союзом. Важнейшим достижением своей внешней политики король считал заключение англо-саудовского договора 1927 года В то же время он выступил инициатором созыва в 1926 году в Мекке Конгресса мусульманского мира.

Религиозный фактор оказывал влияние на все стороны жизни Хиджаза, его внешнюю политику и внутреннюю обстановку. Это в полной мере ощутил в своей работе и советский полпред Назир Тюрякулов. Оказавшись в самом центре исламского мира, он прекрасно понимал, что огромного количества проблем ему не удалось бы решить, не прояви он полного понимания религиозной жизни страны и должного уважения к мусульманским обрядам и обычаям. В то время как западные дипломаты и коммерсанты для упрочения своих позиций на Ближнем Востоке принимали ислам, облачались в местные одежды и добровольно отказывались от привычного образа жизни, Н. Тюрякулову не было нужды прибегать к уловкам, чтобы выглядеть «правоверным». Благодаря своему происхождению, воспитанию и образованию он и был таковым, и это открывало ему в Саудовской Аравии еще больше дверей и сердец. Он не совершал тех промахов и ошибок, которые мог бы сделать человек, не знакомый с тонкостями и нюансами жизни истинного мусульманина: его подарки были «правильными», он знал, где и когда необходимо встретиться с самыми влиятельными и нужными людьми. Не случайно невозможные в обычной обстановке встречи и беседы ему удавалось проводить во время хаджа.

Для того чтобы оценить значение выбранной Н. Тюрякуловым линии, необходимо помнить, что доходы от паломников, совершавших хадж, вплоть до наступления «эры нефтяного благоденствия» оставались основным источником пополнения казны Саудовской Аравии и формирования ее бюджета. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «религиозная составляющая» оказалась одним из основных моментов в переговорах о заключении политического договора и торгового соглашения между двумя странами.

Неоднократно встречаясь с королем, сам полпред вынес впечатление, что в этих вопросах тот решил придерживаться выжидательной линии. Не желая дальнейшего углубления конфронтации с англичанами, он старательно избегал урегулирования целого ряда моментов в советско-саудовских отношениях, способных поднять их на качественно новый уровень. Речь шла и о политическом договоре, и об изменении режима советской торговли с саудовским королевством.

В ту пору на западных рынках советская продукция бойкотировалась, и тем большую важность обретала для Москвы торговля с Востоком. Первые российские товары поступили в Аравию в 1926 году и были успешно реализованы. Однако советское проникновение встретило упорное и последовательное противодействие со стороны британского и индийского капитала, привыкшего к полному господству на аравийском рынке. Хиджазское правительство и двор по инерции надеялись на всяческую помощь со стороны старых союзников и, заявляя о своих самых лучших чувствах к Советскому Союзу, в то же время не спешили широко открывать свой рынок для советской продукции. Н. Тюрякулову пришлось немало потрудиться, чтобы сдвинуть с мертвой точки этот вопрос и устранить препятствия на пути советско-саудовской торговли.

Решающим шагом на этом пути стала договоренность в Москве между сыном аль-Сауда принцем Фейсалом (будущим королем) и главой советского правительства В. М. Молотовым в 1932 году В Аравии возник устойчивый спрос на советские товары: сахар, спички, лес, самовары и керосин. Могли кто-нибудь в то время даже предположить, что саудовское королевство обладает крупнейшими в мире запасами нефти!

Между тем впервые пожелание Москвы подписать договор и закрепить тем самым дружественные отношения было передано королю еще 15 мая 1928 года. Однако аль-Сауд был откровенен и признал, что в условиях «фактически состояния войны» с Англией заключение договора с СССР может спровоцировать Лондон на трудно предсказуемые действия. Демонстрируя при каждой встрече с Н. Тюрякуловым свои теплые чувства, подчеркивая, что он всегда помнит, что первым государством, признавшим его, был СССР, король всякий раз тем не менее уходил в сторону, когда речь заходила о конкретных делах. В июле 1931 года, в очередной раз уклонившись от обсуждения вопроса о договоре, он объявил советскому полпреду, что отношения его с СССР «настолько дружественны, что не нуждаются в фиксации». В то же время саудовский монарх не сомневался, что «если наступят тяжелые времена, то СССР, я знаю, будет моим панцирем».

В любом случае, каковы бы ни были формальные условия, выдвигаемые королем, истинные причины его нежелания пойти на юридическое оформление отношений с СССР связаны были, главным образом, с нестабильной внутриполитической обстановкой и способностью Англии влиять на нее. Таков, по крайней мере, лейтмотив донесений полпреда, связанных с анализом советско-саудовских отношений на тот период. Согласно его утверждениям, шаткость позиций аль-Сауда усугублялась к тому же истощением королевской казны.

Мировой экономический кризис 1929–1933 годов повлек за собой сокращение паломничества в Мекку — основного источника хиджазских доходов. В 1931 году прибыло всего 40 тыс. паломников, вдвое меньше, чем в предыдущем году Уже одно это уменьшило доход правительства от прямых налогов и поборов почти на 500 тыс. ф. ст. Соответственно снизились и косвенные налоги с паломников, на удовлетворении нужд которых строилась в основном вся торговая и транспортная деятельность хиджазского населения. Сокращение паломничества и обнищание населения привели к резкому падению импорта, что в свою очередь сказалось на снижении таможенных сборов, несмотря на неоднократное повышение ставок таможенных пошлин. Помимо этой меры правительство прибегало к обычному средству пополнения казны — обращению за помощью к иностранным, главным образом голландским, банкам, и принудительным внутренним займам среди хиджазского купечества, весьма недовольного отправкой денежных средств в Неджд для субсидирования бедуинских племен.

Дальнейшее ухудшение положения заставило короля пойти на уступки купечеству и ввести в действие 13 ноября 1931 года госбюджет, расходная часть которого была определена в местных риалах в сумме, равной 1 млн золотых фунтов стерлингов. Положение усугублялось частичной засухой и опустошениями, вызванными саранчой. Да и годы изнурительного вооруженного противостояния между аль-Саудом и шерифом Хусейном, предшествовавшие образованию Саудовского государства, а также подавление восстания Фейсала Девиша и вспыхивающие время от времени волнения в Ассире и на границе с Трансиорданией продолжали давать о себе знать. Многие племена, занимавшиеся транспортным обслуживанием паломников на ослах и верблюдах, неожиданно лишились средств к существованию также с появлением в стране автотранспорта.

В письме Л. Карахану на этот счет Н. Тюрякулов прямо указывает, что в подобных обстоятельствах в прежние времена бедуины зарабатывали себе на жизнь посредством грабежа паломников. «Не имея теперь этой возможности и не получая от правительства серьезной помощи (если не считать бесплатной раздачи пищи, организованной в незначительной мере для бедуинов в Медине и др. местах), пустыня ропщет». Король в свою очередь беспощадно расправлялся с непокорными племенами. В порядке вещей были акции, подобные карательной экспедиции в Ассир весной 1931 года, куда, по утверждению бывшего инспектора министерства финансов доктора Салеха, в ответ на убийство 17 правительственных чиновников Мекка послала 80 автомашин, оснащенных пулеметами. Разгром мятежей Султана Биджаджа и Фейсала Девиша повлек за собой конфискацию у их племен всего оружия, лошадей и половины верблюдов. В Москве, как об этом явствует из многочисленных писем Л. Карахана Н. Тюрякулову, полагали, что, пытаясь столкнуть короля с кочующими в Ассире и вдоль трансиорданской границы племенами, англичане отнюдь не ставили своей задачей свергнуть аль-Сауда, а стремились лишь загнать его в такую ситуацию, когда он вынужден был бы занять более примирительную позицию в отношении требований Англии.

В условиях углубляющегося кризиса и растущих финансовых затруднений из-за очевидного сокращения числа паломников руководство Саудовской Аравии искало выход на всех возможных направлениях. Увы, заметного материального улучшения не принесло ни принятие на королевскую службу голландского финансового советника, ни налог на городскую недвижимость. В июне 1932 года делегация во главе с принцем Фейсалом во время своего визита в Лондон обратилась к британскому правительству с просьбой о займе и, как ранее в Москве, встретила отказ. В саудовских кругах этот отказ комментировали как нежелание Англии согласиться или, скорее, смириться с господством аль-Сауда в Хиджазе.

Как бы то ни было, при сложившемся характере англо-саудовских отношений на подобный английский заем Эр-Рияду рассчитывать не приходилось. В этих условиях правительство Хиджаза вновь обращает взоры на Москву и через министров и советника короля Юсуфа Ясина постоянно прощупывает почву для заключения договора с СССР, ведет переговоры с полпредством по вопросу об условиях долгосрочного товарного кредита. Переговоры идут медленно, на уточнение мелких деталей и протокольных моментов (например, «порядка обсуждения вопросов и текст письма, которыми мы должны обменяться для вступления в переговоры») ушли не дни и месяцы, а годы пребывания Н. Тюрякулова в стране. Основная же причина медлительности саудовской стороны — и это совершенно очевидно — в то время заключалась, с одной стороны, в том, что Эр-Рияд боялся «раздразнить британских гусей», а с другой — желанием «подогреть нашу заинтересованность в этих переговорах и получить заем хотя бы от кого-нибудь».

В этих условиях король решает возобновить переговоры о советском кредите, который ему представлялся в следующем виде: «1. Размер товарного кредита определяется в 1 млн англофунтов. 2. Товары на указанную сумму сдаются в течение 3 лет отдельными партиями. 3. Гепра покрывает стоимость товаров в течение 15 лет. 4. Часть кредита гепра покрывает продуктами арабского хозяйства».

Данный вопрос, наряду с постатейным согласованием договора о дружбе, становится предметом регулярных переговоров полпреда с доверенным лицом короля Юсуфом Ясином. При этом проблема, касающаяся вакуфов и паломников, продолжает оставаться камнем преткновения на пути к договору. В проекте, переданном Ю. Ясином, ст. 5 предписывала: «Совпра (советское правительство. — Авт.) признает святость Хиджаза и обязуется передать гепра (хиджазское правительство. — Авт.) все вакуфные доходы Хиджаза в СССР, накопившиеся со времени объявления мировой войны до момента подписания настоящего договора, а также обязуется ежегодно передавать указанные доходы».

Похоже, порой полпреду удавалось сыграть и на противоречиях среди саудовского руководства. Так, из беседы с губернатором Джидды он вынес не только информацию о том, что хид-жазцы были недовольны тогдашним своим положением. По словам губернатора, с которым у Назира сложились теплые отношения, «местное правительство до сего времени не изучало ситуацию серьезно. Мы хотели бы, чтобы вы разъяснили королю, что вследствие отсутствия торгового договора между вами и нами геджасцы теряют: пользуясь моментом, англичане продают геджасцам керосин, бензин, лес, муку, сахар и пшеницу по повышенным ценам. При наличии советской торговли этого не могло бы быть. Разрешение советской торговли в Геджасе было бы выгодно геджасцам и недждийцам. До тех пор, пока на рынке не будет создано нормальное положение на основе свободной конкуренции между всеми, население будет терпеть убыток. СССР же, не имея торговли в Геджасе, ничего существенного не теряет, т. к. объем геджасского рынка по сравнению с мировым рынком, на котором оно выступает, совершенно незначителен. Нужно разъяснить королю именно эту истину. Нужно как-то растолковать все это королю. Его величество лично не понимает вопросов торговли. Также не разбираются в этих вопросах Фуад Хамза и Юсуф Ясин. Отсутствие же торгового договора объясняется именно тем, что они не понимают ничего в вопросах торговли.

В частном порядке я могу взять на себя представительство ваших фирм. Вначале я возьму немного, примерно в следующих количествах: ежемесячно сахару от 500 до 1000 мешков, керосину от 2000 до 3000 ящиков, бензина от 2000 до 3000 ящиков.

Товары должны прибывать на советских пароходах на мое имя. Могу также покупать и для себя, если это будет выгодным для меня. Сообщите мне ваше решение. Я имею в виду лично обратиться к королю и добиться его разрешения на торговлю советскими товарами».

Похоже, предприимчивых и знающих свою выгоду саудовцев не смущало отсутствие официальных договоренностей по торговле между двумя странами. Были и другие предложения о посредничестве. В апреле 1931 года полпредство посетил местный уроженец, турок по происхождению Мустафа Чубукчи. Купец, глава торгового дома, он до войны считался крупнейшим оптовиком Хиджаза. Во время восстания Хусейна этот дом понес большие убытки. Чубукчи участвовал в организации общественного мнения местного населения против Хусейна и сменившего его Али. Впоследствии он не играл значительной роли в местной торговле. Находился в близких отношениях с коммерсантом Халидом Каркани, а через последнего — с немцами.

Чубукчи рассказал о том, какое впечатление произвело в местном обществе появление в Джидде советского цемента, выписанного торговым домом Абдуллы Фадля. По его словам, узнав о прибытии советского цемента в Джидду, компаньон германского консула Де Хааса Халид Каркани заявил королю, что создается невозможное положение на рынке: с одной стороны, когда он (Каркани) намеревался торговать советскими товарами, ему сказали, что для этого еще не наступило время. С другой стороны, Абдулла Фадль открыто выписывает цемент из СССР. Сам Абдулла Фадль объяснил, что он этот товар купил в Египте. Инцидент был ликвидирован тем, что Абдулла Фадль дал обязательство больше не выписывать советских товаров.

По мнению Чубукчи, все это по ряду причин «не устраивает хиджазцев: правительство защищает своих недждийцев (Абдулла Фадл — недждиец) и обязательство, данное Фадлом, является лишь маневром, рассчитанным на успокоение других купцов. Абдулла Фадл уже заработал на советском цементе. Советский цемент уже проник на хиджазский рынок и тем самым исключительный режим, созданный для советской торговли, нарушен».

Мало того, советские товары, несмотря на все преграды, все же проникают на склады. По его сведениям, одна английская фирма закупила крупную партию советского сахара по 6,5 фунтов за тонну (сиф Бомбей), в то время как мировая цена составляла 9 фунтов. Этот сахар отдельными партиями должен был ввозиться из Индии в Хиджаз и продаваться по мировым ценам. Ясно, что разница в цене должна была остаться в Индии. Поскольку Хиджаз являлся лишь потребителем, то при тогдашнем его тяжелом положении самым правильным шагом со стороны местного правительства, по убеждению Тюрякулова, было бы открытие рынка для советской торговли и допущение конкуренции для нормализации цен.

Чубукчи пришел к полпреду просить использовать его связи и опыт, когда вопрос о советской торговле в Хиджазе будет улажен и советские торговые организации начали бы работать. Он предложил свои услуги в качестве комиссионера, выразив надежду, что, как главу торгового дома с незапятнанной репутацией, советская сторона предпочтет его перед остальными. На что Н. Тюрякулов заявил, что советская торговля с точки зрения деловых людей Хиджаза выгодна для них и для населения, и они сами должны проявить перед местным правительством инициативу и разъяснить кому следует все выгоды этого дела. Коммерческую сторону вопроса разработают советские торговые организации, которые и привлекут кого-либо из местных купцов для сотрудничества на комиссионных или иных условиях. При решении вопроса о том, кого пригласить к сотрудничеству, советские торговые организации учтут, прежде всего, роль и значение этих партнеров в разрешении вопроса местным правительством в интересах всех сторон.

Беседуя по поводу советско-саудовских торговых отношений с местными руководителями и коммерсантами, Назир не мог не прийти к выводу, что саудовские власти еще не освободились от многих «предрассудков», в том числе и от того необоснованного предположения, что советское правительство, чтобы «насолить» британцам, готово на все жертвы. Почему-то в Джидде полагали, что СССР в такой степени заинтересован в хиджазском рынке, что они со своей стороны могут позволить себе роскошь преувеличенных требований. Более того, Н. Тюрякулов не исключал, что в силу каких-то соображений «торгашеского» свойства саудовское правительство может снова прервать переговоры. «Не случайно Ясин был так наивен, заявил мне о наличии предложения со стороны одной неанглийской торговой организации займа и тем самым он пытался форсировать наше согласие на геджасские пожелания по кредиту. Мне думается, что все это не должно смущать нас. Как я в своем личном докладе в Москве излагал свою точку зрения на линию нашей дальнейшей тактики… обстановка такова, что необходимо проявить самую спокойную твердость и пи в коем случае не уступать по принципиальным вопросам».

Подводя итог предварительным переговорам, полпред констатировал, что часть этих ложных предпосылок саудовской стороны развеялась. Политически самый факт переговоров можно было считать положительным явлением, так как он еще раз напоминал аль-Сауду о выгодах, которые он мог бы извлечь, изменив свою политику по отношению к торговле с СССР.

Наконец 16 февраля 1933 года принц Фейсал в письме Н. Тюрякулову сообщает, что после пяти лет спора «устранен пресс исключительного режима, которому была подчинена советская торговля в Саудии и который все время давил на саудо-советские отношения и мешал их нормализации». Увы, произошло это поздно и не без финансового нажима теперь уже на саудовскую сторону: требовалась компенсация за задержку платежей по «бензиновой сделке», и правительство аль-Сауда пошло на полную отмену всех ограничений, существовавших в отношении советской торговли. Правда, предоставить Эр-Рияду кредит СССР все же отказался.

В июне 1933 года в ходе обстоятельной беседы с королем в его дворце в Мекке Тюрякулов заверяет его в том, что отказ предоставить кредит отнюдь не означает, что советская политика дружбы в отношении Саудовской Аравии подверглась принципиальным изменениям. Одновременно он дает понять, что сожалеет о том, что отмена исключительного режима произошла не перед поездкой Фейсала в Москву, а, как это случилось, в начале 1933 г. Любопытны высказывания аль-Сауда в ходе этого диалога. Говоря о своих надеждах сначала «на Аллаха» и затем на СССР, Турцию и Персию, объявив, что «основой основ является СССР», король, как это зафиксировано в докладе полпреда, следующим образом сформулировал свою политику: «Я нуждаюсь в советской помощи. Я хочу иметь поддержку СССР в военно-политических вопросах. Пусть Советы руководят мной. Я, а за мной и моя сила, будем идти за Советами. Советы могут распоряжаться мной как угодно в интересах СССР и арабов». Помимо товарного кредита, включавшего, согласно пожеланиям саудовской стороны, «цемент, железо, лес и т. п.», аль-Сауд поставил вопрос о приобретении им в СССР оружия «всех видов». Анализируя эту беседу, Назир приходит к выводу, что король сознательно делает данный запрос именно в период ухудшения саудовско-английских отношений. «Оценивая отдельные этапы советской политики Сауда, приходится констатировать, что он идет на те или иные уступки нам и проявляет готовность к сближению с нами по мере того, как ухудшается его положение».

Все усилия полпреда активизировать торговлю и иные связи тем не менее не находят должной оценки у Центра. Судя по всему, акценты в советской внешней политике в это время смещаются исключительно в сторону Запада. Л. Карахан указывает в директивном письме полпреду от 13 апреля 1934 года, что на затянувшихся переговорах по заключению договора о дружбе не следует создавать впечатления, будто бы СССР слишком заинтересован в Саудовской Аравии. (Декретом короля от 18 сентября 1932 года Королевство Хиджаз, Неджд и присоединенные области переименовано в Королевство Саудовская Аравия). «Мы заинтересованы в договоре с геджасцами так же, как и в договорах с другими странами». По поводу запросов аль-Сауда о товарном и военном кредите Л. Карахан дает установку объявить, что задержка в погашении «нефтяного» долга саудовцами создала крайне неблагоприятную обстановку, не располагающую к обсуждению этого вопроса. При этом подчеркивается, что основным вопросом работы полпредства на ближайшее время должна стать именно эта задолженность в том смысле, что необходимо было обеспечить хотя бы первый взнос с саудовской стороны. Наиболее четко положение дел изложено в записке заведующего I Восточным отделом НКИД С. Пастухова: «…По-прежнему на отношение наших торговых организаций к вопросам красноморской торговли отрицательно влияют невыплаченные нашими контрагентами долги по старым заказам».

В своих ответных записках в Москву полпред сообщает, что аль-Сауд неоднократно говорил о готовности, как, по крайней мере, он сам не уставал повторять, подписать и политический договор с СССР. Однако очевидно, что он заранее знал о неприемлемости для Москвы выдвигаемых им условий — «компенсации» в виде отчислений с вакуфных земель (в мусульманских странах движимое и недвижимое имущество, отказанное государством или отдельным лицом на религиозные цели. — Авт.) в СССР, которые к тому времени были давно национализированы, и содействие паломничеству.

В частной беседе с и. о. министра иностранных дел Фуадом Хамзой Назир смог получить прямой ответ на многие вопросы о формах сотрудничества между СССР и Саудовской Аравией. Хамза, в частности, дал понять, что разрешение всех спорных вопросов советско-хиджазских отношений связано с одним моментом: правительство короля нуждалось в материальной поддержке, и в этом контексте оно вынуждено было ставить вопрос о вакуфах и паломничестве. Говоря о компенсации, хиджазская сторона имела в виду именно вопрос о материальной помощи со стороны советского правительства. При этом Хамза пояснил: «Для геджасцев форма этой помощи не играет никакой существенной роли. Эта помощь может быть оказана в любом виде и в любой форме. Внешне мы могли бы это оформить под видом вакуфных доходов. Денежная помощь на незначительную сумму, не составляя никакого бремени для советского правительства, в то же время была бы значительной для Геджаса и произвела бы на Его величество большое впечатление. Мы не возражаем против вашего предложения выделить сейчас вопросы о вакуфах и паломничестве. Мы предлагаем обсудить их особо, вне круга вопросов торгового договора. Но было бы желательно услышать сейчас о принципиальном согласии советской стороны на благоприятное отношение советского правительства к вопросу о вакуфах. Нужно было бы сказать что-либо определенное относительно того, в какой мере советское правительство могло бы оказать гепра материальную поддержку. В свое время такой же вопрос мы ставили перед Хакимовым, который принципиально против этого не возражал».

Н. Тюрякулов ответил ему, что сама постановка вопроса, не связывающая советскую сторону какими-либо условиями, ему лично представлялась вполне реальной. «Советское правительство всегда было готово оказать Геджасу ту или другую помощь. Я мыслю при этом, материальную помощь. При настоящих условиях эту помощь мы могли бы оказать хотя бы в форме товаров, в которых нуждается геджасская сторона. Я об этом уже говорил вам подробно в официальной части нашей беседы. Вступая с нами в сделку, правительство Его величества, во-первых, не попадает в кабальную от нас зависимость и, во-вторых, сберегает ежегодно огромные средства казны. Я готов еще раз продумать вместе с вами этот вопрос. Однако сейчас я вынужден обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Распоряжение геджасского правительства о недопущении советской торговли в Геджас в свое время произвело в Москве тяжелое впечатление. Указанное распоряжение вызвало у нас ряд недоумений. Я не могу скрыть от вас, что это впечатление до сих пор не устранено. Ставя вопрос о компенсации, геджасская сторона должна спешить создать в Москве иное впечатление. Тогда со всей откровенностью мы приступим с вами к детальному изучению всех вопросов, интересующих стороны».

Два вопроса — вакуфы и паломники — оставались главным камнем преткновения на протяжении всех лет борьбы Назира Тюрякулова за отмену торговых ограничений в отношении Советского Союза. Он постоянно консультируется с Москвой о возможности решения этих проблем с минимальными для СССР материальными и политическими потерями, неизменно высказывая свои собственные соображения. Так, по проблеме «вакуфных имуществ» полпред предлагал держаться нижеследующей тактики. «В качестве первой позиции попытаться провести нашу редакцию (ст. 11), разрешающую вопрос в одностороннем порядке; в случае если это предложение не пройдет, нужно будет предложить вообще не касаться этого вопроса в договоре, наконец, в качестве третьей редакции следует выдвинуть предложение об установлении взаимного отказа от претензий по вакуфам. Во всяком случае, для нас является принципиально недопустимым закрепление в договоре прав на вакуфные имущества, находящиеся на территории Союза».

Беседы с Фуадом Хамзой и другими высокопоставленными лицами убедили Назира в том, что во время подобных переговоров саудовским руководством будет поставлен вопрос о политических и материальных «эквивалентах», которые советское правительство может предоставить в обмен на право и выгоды советской торговли в Хиджазе. Речь, шла о паломниках из СССР и допущении туда «мутаввифов». У полпреда были все основания предполагать, что это были надуманные предлоги и что до решения этого основного для советской стороны вопроса вступать в переговоры и ставить их под риск срыва «нашими противниками под выгодным для них предлогом» нежелательно.

Срыв переговоров населению объяснялся бы запрещением в СССР хаджа и комментировался бы как результат политики советского правительства, не основанной на принципе взаимности. Поэтому Н. Тюрякулов посчитал целесообразным сделать королю заявление о том, что советское правительство «предлагавшее в свое время оформить советско-хиджазские отношения, встретило предложение короля о договоре с удовлетворением. Оно оценивает этот шаг Сауда как знак его доверия и дружбы к СССР, но считает, что переговоры по этому вопросу необходимо приурочить к такому времени, которое будет найдено правительствами обеих стран наиболее выгодным для своих интересов, и просит короля высказать свою точку зрения по вопросу о времени переговоров».

После того как правительство короля письменно выставило свои условия и советско-саудовские переговоры были возобновлены в прежнем объеме, Н. Тюрякулов в апреле 1931 года изложил советскую точку зрения, направив свои соображения руководству НКИД. Он, в частности, пишет, что «ни Полпредство СССР, ни Консульство не будут заниматься торговлей. Этого права мы и не добивались, т. к. наши дипломатические и консульские учреждения за границей, как правило, торговой деятельностью не занимаются. Если у гепра имелись или имеются какие-либо опасения, что Полпредство и Консульство, занимаясь торговлей и пользуясь своими привилегиями, будут уклоняться от подчинения местным законам, то таковые опасения лишены основания. Торговой деятельностью занимаются специальные учреждения.

С советской стороны возражений не имеется: ни на какие дипломатические, консульские или торговые привилегии для представителей наших торговых организаций мы не претендуем. Возражений с нашей стороны не имеется. Представители наших торговых организаций и их деятельность подчиняется местным законам. Представители наших торговых организаций представляют не советское государство, а советские торговые организации. По настоящему пункту, наша точка зрения естественно должна совпадать с геджасской точкой зрения, поскольку по пунктам первому и второму между сторонами не было разногласий. Возражений против геджасской точки зрения у нас не имеется: мы при ввозе наших товаров платим те же таможенные пошлины, которые взимаются с товаров других стран.

О вакуфах вопрос весьма сложный и требует тщательного предварительного изучения материалов. Непосредственно к вопросу о снятии запрещения советской торговли в Геджасе отношения не имеет. От обсуждения этого вопроса мы не уклоняемся, но его необходимо отнести к кругу тех вопросов, которые составляют предмет наших переговоров о торговом договоре».

Взять на себя обязательства способствовать паломничеству из СССР советская сторона не могла. В сущности, такое обязательство никем и не практиковалось. Что касается транзита паломников через СССР, то в этом отношении Совторгфлот и советские власти к тому времени оказали Хиджазу уже немало услуг. Достаточно привести один пример, чтобы понять, какое значение имел тогда транзит паломников через СССР. Так, проезд через территорию Советского Союза сокращал путь, например, кашгарцам на 4–5 месяцев. Но фиксировать этот транзит в форме обязательства и связывать его с вопросом о советской торговле в Хиджазе полпред посчитал преждевременным.

По существу вопроса о въезде граждан между сторонами разногласий не было. «Мы имеем также ряд вопросов. Однако связывать их с оперативным вопросом о снятии запрещения с советской торговли в Геджасе считаем нецелесообразным. Вследствие этого, в интересах наших переговоров мы считаем более полезным обсуждение пунктов 5, 6 и 7 геджасских требований отнести к переговорам по торговому договору».

Подобного рода ответ предполагалось рассматривать лишь как принципиальное изложение точки зрения советской стороны по вопросам, поставленным хиджазским правительством. «В вопросы, интересующие геджасское правительство непосредственно в связи со снятием запрещения советской торговли в Геджасе, нами внесена максимальная ясность. Настоящий ответ четко характеризует советскую позицию: если мы добиваемся чего-либо, то это нашего равноправия с другими. Из дружественных отношений между Геджасом и СССР и наличия в Геджасе свободной торговли мы делаем вывод, что исключительный режим, созданный для советской торговли, должен быть ликвидирован. Теперь мы ждем со стороны геджасского правительства именно такого шага: ликвидации исключительного режима».

По утверждению полпреда, советская торговля никогда не дезорганизовывала хиджазский рынок, что было неоднократно доказано на опыте «последних двух лет». Допущение же советской торговли в Хиджазе в новых условиях становится все более и более необходимым в интересах, прежде всего, самого Хиджаза. Огромная разница между ценами в Йемене и Хиджазе, в частности, ценами на нефтепродукты, в которых хиджазское правительство нуждалось гораздо больше, чем йеменское, говорила лишь об одном: «геджасский рынок находится в ненормальнейших условиях спекулятивной торговли». И это происходило в то время, когда в связи с кризисом цены на мировом рынке падали. «Это явление обязано своим происхождением прежде всего запрещению советской торговли», — считал Н. Тюрякулов.

«Больше того, я могу заверить, что геджасское правительство, если за товарами, нужными ему, обратится к советскому правительству, то оно может рассчитывать на известную поддержку как в отношении цен, так и в отношении кредита. Советское правительство, как правило, не дает кредита по первостепенным товарам, но в данном случае советское правительство готово сделать для правительства Его Величества исключение. Геджасское правительство в этом может легко убедиться, сделав в этом направлении соответствующие серьезные шаги. Воспользоваться этим обстоятельством в своих интересах — дело геджасского правительства.

Наши переговоры возобновляются в полном объеме. Советское правительство остается верным своей политике — не ставит геджасское правительство в затруднительное положение. Исходя из этого принципа, оно заявляет: если геджасское правительство в силу каких-либо обстоятельств и соображений считает для себя настоящий момент преждевременным для заключения с нами торгового договора, то советское правительство не возражает, если переговоры по дружественному договору будут выдвинуты на передний план. Исходя из того, что в свое время геджасское правительство не выдвинуло никаких возражений против представленного мною проекта дружественного договора, я предлагаю завершить нашу работу в этой части в ближайшее время и подписать дружественный договор между обеими странами».

Очевидно, предлагая подобные меры, Назир считал наиболее выгодным перейти к тактике затягивания переговоров, по возможности до прояснения политической ситуации в саудовском королевстве, когда те или иные шаги советской стороны могли бы предприниматься с большей ясностью. Пока же, как говорил своим высокопоставленным собеседникам полпред, советская сторона готова обсудить с саудовским правительством вопрос о долгосрочном товарном кредите лишь после заключения политического и торгового договоров. Если почему-либо Эр-Рияд посчитал бы тот момент неподходящим для заключения торгового договора, то СССР в целях укрепления дружественных отношений готов был бы ограничиться подписанием пока политического договора, но в этом случае «мы не видим препятствий к тому, чтобы заключать краткосрочные сделки по соглашению с нашими торговыми обществами».

Ответ из НКИД не заставил себя ждать и был резким и категоричным. Полпреду сообщали, что «в вопросе паломников из СССР и допуске к нам мутавифов мы занимаем отрицательную позицию. Это должно быть в мягкой, но твердой форме и при благоприятных тактических условиях доведено до усвоения Сауда. Последним это едва ли может быть воспринято в одиозном смысле, поскольку для этого вопроса нет лучших перспектив также в Турции и отчасти в Персии, которые к тому же являются мусульманскими странами. Как Вы знаете, и в Турции и Персии проводятся мероприятия по сокращению хаджа. Что касается нас, то, несмотря на незначительность советских паломников, мы имеем специальные рейсы и доставляем в Геджас паломников, главным образом иностранных. На большее с нашей стороны рассчитывать не приходится».

Информация Москвы была верной. Действительно, ежегодное недополучение 70–80 тыс. египетских фунтов и 20–25 тыс. «эрдебов» пшеницы в качестве вакуфных отчислений из Египта являлось достаточно серьезным стимулом для форсирования этого дела аль-Саудом. Так же как и в случае с СССР, король очень хотел бы, но не мог получить от Египта вакуфные доходы за последние 10 лет.

Сам Н. Тюрякулов был до конца убежден в том, что удовлетворение Москвой вакуфных претензий Мекки имело бы «огромное» политическое значение и укрепило бы авторитет саудовского государства в третьих странах, имея в виду, что аналогичные отчисления должны были осуществлять Египет, Трансиордания и другие мусульманские государства. Что касается паломников, то, по его мнению, содействие их транзиту через советскую территорию ежегодно в количестве 10–15 тыс. человек произвело бы «очень хорошее впечатление и отвело бы обвинения в угнетении ислама».

Собственно, Н. Тюрякулов обосновывал свои рекомендации в докладных записках руководству НКИД со знанием дела. Он посетил губернатора Джидды Абдуллу Реза, который сам затронул вопрос о паломничестве. Губернатор стал жаловаться на плохие дела, на падение паломничества, на отсутствие паломников из СССР. Полпред указал ему, что русские мусульмане должны сначала «восстановить свое хозяйство, а потом думать о мечети, как говорится в изречении пророка». Со стороны же правительства СССР, как и Турции, никаких препятствий паломничеству не ставится. Губернатор возразил в том плане, что Турция подражает СССР и что восстановление хозяйства не должно мешать хаджу.

В своих записках в Центр Назир рассуждал следующим образом: «Если бы из СССР приехало 1000 паломников, то это не нанесло бы большого вреда 180 миллионам. Такой факт произвел бы очень хорошее впечатление в мусульманских странах и не стали бы говорить, что СССР противник ислама, что в СССР паломничество запрещено. Это мое личное мнение». В беседах же с местными деятелями ему приходилось упорно проводить мысль о том, что этот вопрос должен разбираться независимо от политических и экономических проблем.

Умение вовремя апеллировать к Корану не раз сослужило советскому дипломату добрую службу. Не менее значимым для его положения в саудовском обществе было стремление максимально придерживаться предписываемых исламом норм и традиций, активно при этом используя свой имидж верующего. Кроме того, Тюрякулов неоднократно совершал как большой, так и малый хадж, так называемый «аль-умра». Для расширения личных «мусульманских» связей им был использован «Праздник Ид-аль фитр» (праздник разговенья по завершении рамадана. — Авт.). «Обменялись приветствиями более чем с 100 чел. У нас был прием знакомых, приходивших с поздравлениями».

Хадж — один из пяти столпов ислама, святые места которого расположены в Мекке и Медине. Ежегодно миллионы верующих приезжают сюда для совершения священных обрядов. Паломничество желательно для тех мусульман, кто может перенести физические тяготы пути и располагает финансовыми возможностями. Очевидно, что в 20—30-е годы в СССР таких было немного, однако на созванные во второй половине 20-х годов в Мекке всемирные мусульманские конгрессы от советских мусульман были направлены представительные делегации. От них требовалось активно участвовать в обсуждении всех как общих, так и частных исламских вопросов. Несмотря на то, что на тот момент в СССР главенствовал атеизм, Кремль даже в 20–30 годы не препятствовал тому, чтобы ежегодно небольшие организованные группы мусульман из Татарии, Башкирии и среднеазиатских республик совершали хадж.

Однако гораздо больше было тех, кто вынужден был исполнять святой долг обходными путями. Их судьба не могла не волновать советского полпреда. По мере возможности он старался помочь нелегально пробравшимся через Индию в Хиджаз и терпящим материальные бедствия гражданам Узбекской ССР. В специальном письме на этот счет замнаркома Л. Карахану он просит решить вопрос о возвращении их на родину, ссылаясь на положительный опыт английских и итальянских властей в подобных делах, и предлагая конкретную схему их репатриации.

Назир даже берет на себя смелость ходатайствовать перед советскими властями в урегулировании вопросов, связанных с судьбой оставшихся в Узбекистане родственников выехавших в Джидду советских граждан. Так это было, например, в случае с неким Мусой Бигиевым или с представителем клана крупнейших в дореволюционное время ферганских землевладельцев и хлопкопроизводителей Мияном Кудратом, связывавшим с полпредом все свои надежды.

Тревожит его и судьба иностранных паломников, прибывших на советском теплоходе «Ванцетти», который лишь случайно избежал штрафа. На борту этого пассажирского судна, не оборудованного надлежащим образом, было 200 паломников из Персии. Агент Совторгфлота Лазарини отказался оставить теплоход для обратной их перевозки в Персидский залив. «Нужно сообщить НКИД, что Совфлот, если берет в сезон хаджа паломников из Персидского залива, должен оборудовать свои пароходы нужным образом, помещая паломников в трюмах, а не на палубе», — с возмущением пишет Н. Тюрякулов.

Он направляет в Москву письмо, в котором сообщает точную дату хаджа. «Мой предварительный ответ на Ваш запрос являлся приблизительным, выведенным из календарных указаний. Вы знаете, что начало рамадана и его конец определяются луной, которая не всегда показывается в положенные календарем вечера. Отсюда вытекает приблизительность календарных сроков. Теперь уже на основании циркуляра министерства иностранных дел Мекки необходимо информировать организации и агентов СТФ, занятых приемкой и перевозкой хаджей, об этом и просить их уточнить расписание отходов наших пароходов из Одессы».

Энергичный полпред успевал быть в курсе всех событий, активно контактируя не только с многочисленными местными «нотаблями» и иностранными дипломатами. Не избегал он встреч и среди прибывающих на хадж различных деятелей, в том числе оказавшихся на чужбине соотечественников. Шеф политической полиции Хиджаза М. Тайиб как-то рассказал Н. Тюрякулову об осевшем в Турции выходце ц. з Сибири известном панисламисте Абдуррашиде Ибрагимове, который в 1931 году представил аль-Сауду записку с предложением о создании в Мекке «всемусульманского общества, которое помогало бы Ибн Сауду и обсуждало бы все мусульманские вопросы, пользуясь ежегодным хаджем». Король тогда не принял А. Ибрагимова по причине того, что, как полагал Н. Тюрякулов, «это предложение отпугнуло его».

Мекка в период хаджа была удобным местом встреч также с высокопоставленными паломниками из третьих стран, как, например, с бывшим военным министром свергнутого в 1929 году афганского эмира Амануллы Ахмед-ханом, пытавшимся убедить Н. Тюрякулова в преданности Амануллы СССР и неизбежности «второй» революции и свержении Надир-шаха. Подобные, мягко говоря, деликатные темы требовали от полпреда максимальной собранности и способности ориентироваться так, как это диктовалось интересами Советского государства на тот момент. «По вопросу об Аманулле-Надире я держал себя весьма сдержанно». Показательна в этом плане ситуация, связанная с приездом на хадж в 1931 году самого экс-эмира Афганистана со своей свитой. В ответ на настоятельные требования со стороны местных властей и поверенного в делах Персии Айн-уль-Мулька организовать участие дипкорпуса во встрече Амануллы в порту Джидды, Назир Тюрякулов в качестве дуайена посчитал необходимым во избежание негативной реакции со стороны официального Кабула от этой встречи воздержаться.

Появлялись на хадже и странные личности, цели которых не всегда были ясны, но заставляли предполагать, что их интересует прежде всего информация. Полпред сообщает в Москву, что снова «явился индус Ходжа Гулям Мухамед Лагори. Его принял секретарь. Он рассказывал, что прибыл на хадж с политическими целями, спросил, не знаем ли мы Обойдулла-эффенди, который проживает в Мекке с 26 года. На заявление секретаря, что эти вопросы его не интересуют, с индусом произошел такой разговор:

— Я хочу изучить конституцию СССР, не сможете ли дать некоторые разъяснения?

— На английском языке имеется соответствующая литература. Разъяснение конституции частным лицам не входит в мои консульские функции.

— Наша организация нуждается в средствах. Т. к. она и торгует с целью добычи средств, не поможете в покупке советских товаров по новым ценам с тем, чтобы прибыль пошла на пропаганду.

— Содействие торговле в Индии вообще не входит в мои функции.

— Я вижу к себе недоверие с Вашей стороны. Если Вы подозреваете меня в чем-либо недостойном, то я могу доставить Вам газеты наших организаций, где Вы найдете мое имя.

— Это меня не интересует.

Этот индус, по-видимому, даже не мусульманин, ибо не владеет даже языком урду, общим для всех индийских мусульман».

В период хаджа по своим личным делам в Мекку приехал бывший турецкий офицер, на тот момент — преподаватель в высшей военной школе в Сане Галиб-бей, по происхождению араб, по убеждениям — арабский националист. Он заявил о своих симпатиях к СССР и обратился к Назиру с просьбой достать в Москве для его школы географические карты и атласы (1–2 комплекта). В этой связи полпред связался с НКИД и как бывший «книгопечатник» рекомендовал обратиться в Центроиздат, «где имеются карты и атласы, на которые можно нанести надписи на любом языке».

Эта встреча принесла свои плоды. Галиб-бей поделился с полпредом не только своими впечатлениями о Мекке, но и важными сведениями по Йемену, в частности по «Зараникскому фронту». «По сведениям Галиб-бея, Зараникский фронт ликвидирован. Военная школа постепенно реорганизуется и предполагается организация лучшей подготовки молод, людей для военной школы, 6 человек йеменцев, обучавшихся в Милане летному делу, вернувшихся в Йемен. Общее отношение к СССР и Геджасу в Йемене хорошее. Отношения между Йеменом и Геджасом улучшаются. Во время налетов английских аэропланов Галиб, по его словам, был в Сане и участвовал в организации обороны и установке зенитных орудий».

Йз-за того, что вопросы торговли еще не были урегулированы, даже командировка в Хиджаз торгпреда К. Хакимова была организована под видом хаджа, под этим же предлогом была запрошена для него виза. «В связи с последней церковной кампанией, докатившейся до Геджаса через египетскую прессу, многие спрашивали меня о положении мечети в СССР, об отношении советской власти к мусульманам, о нашем личном отношении к хаджу и т. д.». Давая необходимые в таких случаях разъяснения, Назир Тюрякулов указывал, что при первой возможности совершит хадж вместе с другими мусульманами. «Полагаю, что мы с Хакимовым сделаем все возможное, чтобы ограничиться исполнением минимально необходимого в хадже, если этого потребуют обстоятельства. Что же касается деловой стороны приезда т. Хакимова, то она, мне кажется, совместно с нами изучение новых рыночных условий, выработка нашей линии торговой работы (чтобы избежать старых ошибок) и расширение круга наших торговых знакомств».

Одной из интересных для Н. Тюрякулова была беседа на хадже с вышеупомянутым бывшим военным министром эксэмира Афганистана Амануллы Ахмед-ханом. «Он заявил мне, что приехал с расчетом встретить здесь бывшего афганского посла в Турции Мирза Гулям Джиляни-хана (последний действительно приехал). Много говорил о безусловной преданности Амануллы СССР, о неопределенности и беспринципности политики Надира, о недовольстве народа Надиром и неизбежности «второй» революции и свержении Надира в Афганистане. Затем, как новость, сообщил о соглашении, заключенном недавно между англичанами с одной стороны и немецкой фирмой Ленч и французской фирмой Клемансо по вопросу о железнодорожной концессии в Афганистан. По его словам, концессия (договор) была заключена с немцами и французами. Однако, не имея в своем распоряжении реальных способов воздействия на Афганистан в случае разногласий, а главное, не чувствуя прочности этой сделки, заключенной против англичан, они договорились с англичанами. Таким образом, благодаря этому сговору сделка приняла совершенно другой, неприемлемый для афганцев характер. Обещался посетить нас в Джедде. По вопросу об Аманулла-Надире я держал себя весьма сдержанно».

На хадж как-то прибыла даже польская делегация в составе графа Рачинского и польского муфтия Якуба Шеньковича, с целью наведения мостов в Саудовской Аравии: официально объявила о признании Саудовского государства Польшей и желании установить политические и торговые отношения с Хиджазом. Последний ответил взаимностью. В связи с этим Н. Тюрякулов отмечает, что польские попытки «завязать дружественные и торговые отношения» с Хиджазом совпадают с оживлением деятельности французов в регионе. «По-видимому, не без совета из Парижа Польша стала проявлять сильнейший интерес к геджасским делам и желание установить с Геджасом дипломатические отношения. Вторая делегация, прибывшая на пароходе «Краков», состояла исключительно из военных и привезла королю подарки».

Присутствие муфтия в составе первой польской делегации имело, по мнению советского полпреда, известное политическое содержание с явным антисоветским акцентом. Резолюция варшавских мусульман в дни «курбан-байрама», просившая римского папу и епископа кентерберийского взять под свою защиту якобы гонимый в СССР ислам, должна была служить муфтию его грамотой при представлении аль-Сауду. Однако ввиду малочисленности и общественно-религиозной малозначимости польских мусульман Польша не являлась «мусульманской державой».

Н. Тюрякулов приходит к выводу, что во франко-польские намерения не входило преждевременное раскрытие своих антисоветских планов: муфтий должен был свое основное заявление сделать за кулисами, в неофициальной обстановке. Вышеупомянутый татарский деятель, известный в свое время «вдохновитель мусульманского реформаторства Абдурашид Ибрахимов, («Рашид Кази», еще до мировой войны поселился в Турции), временно проживающий ныне в Мекке, подтвердил факт антисоветских поползновений Шеньковича перед Ибн Саудом. Правда, Ибн Сауд принял все это лишь к сведению и никаких практических выводов для себя и для своей политики не сделал. Все слухи об антисоветском выступлении Ибн Сауда решительно не соответствуют действительности. Если бы действительно имело место такое скандальное выступление со стороны Ибн Сауда, то мы своевременно поставили бы Москву в известность. Но факт антисоветских шагов, предпринятых поляками через посредство своего муфтия, имеется налицо…»

Попытки польского муфтия добиться от аль-Сауда антисоветской декларации в защиту мусульманства в СССР не дали прямых результатов. Однако полученная Назиром на хадже информация позволила ему сделать вывод, что «если поляки обоснуются здесь в будущем, то они не преминут использовать в нужных им случаях положение Геджаса, как священного центра мусульманства, для своих антисоветских планов и целей».

Очевидно, что активные контакты Н. Тюрякулова с королем, принцем Фейсалом, членами саудовского правительства не могли не способствовать снятию ограничений на советскую торговлю в этой стране. Одновременно его доверительные беседы на хадже как с представителями элиты, так и со случайными, но достаточно информированными людьми давали полпреду возможность быть в курсе политической обстановки в королевстве и соседних государствах и на этом основании строить свои рекомендации по развитию советско-саудовских торговых и политических отношений.

Надо отметить, что далеко не все рекомендации Назира Тюрякулова, безусловно талантливого дипломата и нестандартно мыслящего политика, были услышаны и учтены. Несмотря на открывшиеся перспективы в связи с ликвидацией «особого режима» в отношении советских товаров, Москва, к сожалению, взяла курс на свертывание торговой активности в этом регионе. Центр дает понять Тюрякулову, что с учетом возникших в 1933 году сложностей во внешнеторговой деятельности СССР в других странах красноморский участок, как наименее рентабельный, вообще отходит на последний план. Объем грузов для стран красноморского бассейна считался недостаточным, чтобы из-за них поддерживать рейсы Совторгфлота. Во всяком случае, на этом настаивала группа руководящих работников Наркомата внешней торговли.

Позиция же тех, кто настойчиво защищал интересы красноморской торговли, не только не давала результата, но порой имела обратный эффект. Полпред предпринимал все вплоть до докладных в ЦК ВКП(б), чтобы приостановить откат торговли на ближневосточном направлении. Имеется записка полпреда в адрес ЦК, НКИД и «4-е Управление РВС СССР» с осуждением политики НКВТ и Совторгфлота, сворачивающих свою деятельность в районе Северо-Восточной Африки (Абиссиния и Эритрея) и в двух единственных «фактически независимых» арабских государствах — Саудовской Аравии и Йемене. Подчеркивается, что красноморский и связанный с ним «иракский и южноперсидский участок» затерялись в бюрократической системе НКВТ.

Решение наркомата ликвидировать морские рейсы, аннулировать план торговли на 1934 год, отозвать торгпредства и т. д. Назир связывал если не с прямым саботажем, то с «ликвидаторскими» тенденциями в НКВТ, поскольку подобная политика не только угрожала «свести на нет созданные с большим трудом политические и торговые связи», но и ослабляла позиции и влияние СССР в регионе в целом. Достаточно лишь нескольких цифр, чтобы понять, какой урон экономике Советского Союза нанесли непродуманные волюнтаристские решения ликвидировать «персидскую» линию Совторгфлота, соединявшую Одессу с Египтом, Саудовской Аравией, Йеменом, Эритреей, Ираком и Персией. Так, в частности, за фрахт иностранных судов уже было заплачено 80 тыс. руб. золотом и до конца 1934 года эта сумма должна была составить 300 тыс. руб. золотом, чего вполне могло хватить на восстановление «персидского» маршрута Совторгфлота и т. п.

Постепенно полпред приходит к убеждению в пагубности отказа саудовцам в товарном кредите только из-за того, что нет договора о дружбе. «При небольших кредитах мы могли бы создать в Аравии чрезвычайно благоприятное для нас положение. Однако это сделано не было». Дальнейшее развитие событий подтвердило правоту позиции Н. Тюрякулова, страстно отстаивавшего необходимость наращивания торгово-экономического присутствия СССР на Аравийском полуострове и прилегающих районах.

Изложенные в настоящей главе факты повседневной дипломатической работы Назира Тюрякулова свидетельствуют о том, что его мысли и дела не только в основополагающих вопросах политики СССР во всем регионе, но и в таких, с точки зрения советской идеологической доктрины, на тот период деликатных моментах, как хадж и некоторые другие специфические аспекты ислама, были направлены на долгосрочную перспективу и подчинялись единственной цели — укреплению роли и авторитета СССР на Аравийском полуострове и Ближнем Востоке в целом. Как явствует из архивных материалов, полпред яростно сопротивлялся зародившейся в Москве пагубной тенденции к сворачиванию активности на восточном направлении. Практически сразу же после отъезда Н. Тюрякулова СССР добровольно ушел из Саудовской Аравии и с потенциально весьма выгодного красноморского рынка. Последствия этого, как показала жизнь, оказались для СССР крайне негативными. Как известно, все выгоды от найденных вскоре в Саудовской Аравии громадных нефтяных месторождений достались Западу, а не первым друзьям саудовцев — Советскому Союзу.