Полуночная роза

Глава 19

Эрин не собиралась выяснять, почему Райан так и не заглянул к ней этой ночью. И даже не стала спрашивать, когда он вернулся домой. Она прикинулась, что просто не придает этому никакого значения. Райан, в свою очередь, не упомянул об оставленной записке и не поинтересовался, почему Эрин проигнорировала его просьбу.

В последующие дни он сказал себе, что пора по-настоящему включаться в работу, и решил проверить, как дела на плантациях. Таким образом он хотел выбросить Эрин из головы, чтобы не терзать себя размышлениями о разделяющей их невидимой стене. Райан собрал своих управляющих и выслушал их отчеты. Затем, удовлетворенный, что все идет гладко, полностью отдался своему излюбленному делу — породистым лошадям.

Эрин между тем пребывала в тревоге. Приближался день визита ее матери. И потому она ждала подходящей минуты для разговора с Райаном. Она должна поведать ему о напряженной ситуации, связанной с Закери. Один за другим проходили дни, и ей уже начинало казаться, что возможности для беседы с Райаном так и не представится. В течение дня Райан находился вне дома, а если и появлялся ненадолго, то держался так, словно они были чужими. Зато ночью все происходило по-другому. Его ласки были так же обильны и нежны. И, как всегда, она блаженствовала в его объятиях. А потом снова наступало отчуждение. При подобных обстоятельствах ей было трудно подступиться к нему со своим деликатным вопросом, и Эрин уже решила, что их разговор вообще не состоится.

У нее на душе кошки скребли, но она притворялась веселой и беззаботной.

Когда Эрин оказалась предоставленной самой себе, выяснилось, что у нее куча свободного времени. Тогда ей пришла в голову мысль привести в порядок участок сада вокруг могилы Генриетты Янгблад. Это был удобный предлог самой побывать на месте и уяснить обстановку, не вызывая ни у кого подозрений. Во всяком случае, с наступлением осени там было чем заняться — хотя бы убрать опавшую листву. Если даже Райан заметит, что она там бывает, он ни о чем не спросит. Похоже, он даже забывает о ее существовании, пока не приходит время ложиться в постель. Когда он стал забирать ужин к себе и запираться на весь вечер в кабинете, она не сказала ни слова — просто велела Энни приходить к ней с подносом в гостиную наверху.

Настал субботний вечер, и терпение Эрин наконец иссякло. Всю неделю она просидела в четырех стенах, не считая часов, проведенных в показных хлопотах возле могилы. Утром она собиралась послать экипаж за матерью и ради нее хотела во что бы то ни стало переговорить с Райаном. Хотя бы на короткое время нужно было устранить отчужденность и создать видимость нормальных супружеских отношений.

Итак, Эрин решила, что ей следует самой пойти к мужу. Она зашла в сервировочную комнату и сказала Элизе, чтобы та дала ей знать, когда мастер Райан вернется домой.

Элиза не удостоила ее ответом, словно не расслышала просьбы.

Эрин в негодовании от столь беспардонного пренебрежения остановилась посреди комнаты.

— Элиза, я это вам говорю!

Служанка, продолжавшая чистить столовое серебро, не поднимая глаз, ответила:

— Я знаю. Слышала.

Эрин едва удержалась, чтобы не топнуть ногой — по старой детской привычке.

— А если слышали, то и ведите себя соответственно. Надо отвечать по-человечески, когда к вам обращаются.

Эрин заставила себя говорить твердо и уверенно, хотя кипела от гнева, видя, как эта женщина по-прежнему стоит, повернувшись к ней спиной.

— А как я должна отвечать?

— Я хочу… — Эрин сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Я хочу, чтобы вы вежливо ответили: «Да, мэм — или мисс Эрин, — я буду рада сообщить вам, как только мастер Райан вернется домой». Тогда я буду знать, что вы слышали меня и готовы выполнить мою просьбу.

Элиза повиновалась.

— Да, мэм, мисс Эрин, — сказала она с насмешкой в голосе, по-прежнему стоя спиной к Эрин; Элиза говорила с монотонностью, способной довести до бешенства кого угодно. — Да — я — буду — рада — дать — знать — как — только — мастер — Райан — вернется — домой.

Взбешенная Эрин стремительно подбежала к Элизе. Ее ярость была вызвана не дерзостью рабыни, осмелившейся не подчиниться хозяйке. Нет, она не была деспотичной плантаторшей, но ее возмущали нарочитость и неразумность притязаний этой женщины.

— Элиза, — заговорила она, задыхаясь от волнения, — если бы вы спросили любого из слуг в доме моего отчима, вам сказали бы, что я прекрасно умею ладить с людьми. Я не отдаю неразумных распоряжений. Никогда не повышаю голоса. Не браню никого. И уж совершенно определенно — никогда не поднимаю руки ни на кого из них. Но я хочу, чтобы вы знали: я не потерплю такого обращения со мной, какое позволяете себе вы. Я намерена поговорить об этом с моим мужем.

Тут Элиза наконец взглянула на нее. Их взгляды встретились. Причем служанка смотрела с вызовом и презрением.

— Можете говорить. Вы имеете полное право думать и делать что вам заблагорассудится. И чем скорее вы поговорите с ним, тем лучше, потому что он вам все объяснит. Объяснит, каков порядок в этом доме. Здесь я не подчиняюсь никому, кроме мисс Виктории. Даже ему. Так было всегда, и так будет. Если вам нужен кто-то для личных услуг, зовите Энни или кого-нибудь из рабов. Только не меня.

Эрин застыла в растерянности, не веря своим ушам.

— Что ж, посмотрим. — Это было все, что она могла сказать.

Вскоре вернулся Райан. И о появлении мужа ей сообщила Энни — не Элиза. Эрин тотчас направилась к его кабинету и постучала в запертую дверь.

— Кто там еще? — послышался голос мужа.

Она повернула дверную ручку и вошла в комнату.

Райан сидел, попивая бренди. Увидев жену, едва заметно улыбнулся, как бы извиняясь за резкий окрик из-за двери.

— Я думал, это кто-то из слуг. Они знают, что нельзя беспокоить меня, когда закрыта дверь. — Он держал в руке стакан, вопросительно поглядывая на жену смеющимися глазами. — Не угодно ли новобрачной присоединиться к супругу?

— Боюсь, что я слишком запоздала. — Эрин не могла удержаться от сарказма, но, увидев, как омрачилось его лицо, пожалела о сказанном. Лучше бы молчком взять стакан. Уподобляться сварливой супруге — самое последнее дело. Однако ей трудно было отрешиться от ощущения постоянно нарастающего отчуждения между ними. — Разумеется, присоединюсь, — поспешно исправила она свою ошибку. — Я как раз собиралась переговорить с тобой… по поводу одной из служанок.

Райан издал короткий смешок. Затем откинулся в своем кожаном кресле, упершись ногой в край стола, и, прежде чем ответить, сделал вид, что о чем-то задумался.

— Постой-постой, не торопись. Дай-ка я сам попробую догадаться о ком речь, об Элизе, конечно?

— Да, о ней.

— Так-так… ты хочешь пожаловаться, что она надерзила тебе. Сказала, что выполняет только распоряжения моей матери, верно?

Эрин опустилась в кресло напротив. А то ее визит выглядел так, будто она заглянула на минутку, чтобы мимоходом упомянуть о какой-то мелочи.

— Я вижу, она уже исподтишка наговорила тебе обо мне гадостей, не успел ты переступить порог…

— Нет-нет, — поспешил возразить Райан, — ты ошибаешься, Эрин. Элиза ничего мне не говорила. Но я предполагал, что рано или поздно ты обратишься ко мне с этим… Как она тебе сказала, так и есть. Она не будет тебе подчиняться. И тут ничего не поделаешь. Я не могу приказать выгнать ее из дома или выпороть. Я не могу отвезти ее на аукцион и продать. Она мне не принадлежит. Если кто-то и может призвать ее к порядку, то только моя мать.

— И при твоем отце творилось то же самое? — спросила Эрин.

— Все-то тебе надо знать, — нахмурился Райан. — Подожди, — он попытался улыбнуться, — вот познакомишься поближе с моей матерью, поймешь, почему я не хочу связываться с ней. Она способна изрядно отравить жизнь.

— Прекрасно. Спасибо, что предупредил.

— Можно подумать, ты отказалась бы выйти за меня замуж, если б я поведал тебе, какая она людоедка. Наверное, не отказалась бы. Но тебе незачем беспокоиться. Как видишь, дом большой, а апартаменты матери теперь в другом крыле. А если прикажешь по-прежнему приносить поднос с, едой к тебе в комнату, то едва ли вообще встретишься с ней.

Эрин снова взорвалась:

— Я могу то же самое сказать про тебя!

Он приподнял одну бровь.

— Ах, ты, оказывается, заметила!

Они пристально смотрели друг другу в глаза — точно давние соперники в преддверии новой стычки. И тут Эрин вспомнила о главной цели этой встречи.

— Я бы хотела поговорить с тобой еще об одном деле, — сказала она, складывая руки на коленях. — Это касается моей мамы.

Он опустил ноги на пол и выпрямился в кресле.

— А что, с ней что-нибудь… не так?

Эрин вынуждена была признать, что у нее нет определенного представления на этот счет.

— Мама никогда не жалуется, но я вижу, что ей очень плохо. Она выглядит гораздо хуже, чем прежде. Я уверена: ей стало намного хуже. Завтра с утра я пошлю за ней экипаж. И хочу, чтобы она провела у нас весь день.

— Вот и прекрасно, — кивнул Райан. Затем, сообразив, что жене хотелось бы скрыть от матери их натянутые отношения, заверил: — Я предупрежу Элизу, что мы будем обедать в столовой.

— Ты уверен, что все пройдет гладко? Может быть, лучше поручить все Энни. Пусть что-нибудь приготовит.

— Элиза всегда неукоснительно выполняет наказы моей матери и прекрасно знает, что ей надлежит делать. Все, что касается стола, как раз входит в ее обязанности. Другое дело, если кто-нибудь вздумает поручить ей что-то сверх распоряжений матери. Это она оставит без внимания.

Эрин поспешила оставить неприятную тему и перешла к самому главному вопросу.

— Райан, меня очень беспокоит моя мама. Если говорить начистоту, я бы хотела, чтобы она переехала сюда и жила с нами. — Эрин пыталась прочесть на лице мужа хоть какой-то намек на его отношение к ее словам, но лицо Райана оставалось непроницаемым. — Дом большой, ты сам это сказал. Так что ты даже не заметишь ее присутствия.

Райан был поражен своей неспособностью устоять перед любой просьбой жены. И вместе с тем чувствовал: внешне он не должен этого показывать.

— А твой отчим знает о твоем желании? — спросил он, уклонясь от прямого ответа.

— Узнает! — выпалила Эрин. — Мне нет до него дела. Я беспокоюсь за маму. Как я тебе уже сказала, она не из тех, кто плачется. Но знаю: она несчастна. И уверена: он срывает на ней зло из-за того, что наше бракосочетание состоялось в его отсутствие. Она сказала, что он пришел в бешенство, когда узнал об этом. Он считает, что его выставили на посмешище, потому что сделали это за его спиной.

Райан не упустил возможности съязвить:

— Но, со слов твоей же матери, он собирался призвать меня к ответу, если я немедленно не женюсь на тебе. — Увидев, как окаменело ее лицо, он в притворном раскаянии вскинул вверх руки. — Молчу, молчу. Больше не буду. Ну конечно, — согласился он, — если вы обе так хотите, почему бы и нет? Я действительно не вижу, что нам помешает устроить это.

Эрин подавила страстное желание броситься к мужу и крепко обнять его. Вместо этого она сдержанно поблагодарила, добавив:

— Я обещаю тебе: она никому не доставит беспокойства.

Райан пристально посмотрел на жену. Как ему хотелось встать, взять ее на руки и осыпать поцелуями. Охватившее его желание вызвало пожар в его душе, заставило кровь забурлить. Он был готов овладеть ею в ту же минуту, прямо здесь, на диване, на полу, на столе — где угодно. Нет, он не выдержит бесконечных стонов сердца. Рано или поздно он подчинится ей. То, что он упорно отрицал в себе и с чем боролся так долго, свершалось помимо его воли — он чувствовал, что готов полюбить ее по-настоящему.

Чтобы как-то обуздать возникшее желание, он снова спросил, не хочет ли она выпить. На сей раз она согласилась.

И опять настало замечательное время. Эрин почувствовала, как вновь появляется утраченная, казалось бы, душевная близость. Они говорили о самых обыденных вещах: о погоде, о прохладных утренниках, о скором приходе осени. Эрин вскользь заметила, что неделей раньше, по дороге к матери, видела в поле несколько спелых тыкв. Райан, в свою очередь, не преминул отметить плоды ее трудов возле могилы бабушки. Она пояснила, что просто искала себе какое-нибудь занятие, чтобы не томиться весь день в пустом доме.

Потом он посмотрел на нее с загадочной улыбкой и снова удивил, сообщив о возможной поездке на ферму Квинси Монро в начале следующей недели. Приглашая Эрин посмотреть новую кобылку, он ни словом не обмолвился о той ночи, когда задумал преподнести ей этот подарок. Ему не хотелось ворошить в памяти воспоминания, связанные с разочарованиями, вызванными ее отказом прийти к нему в постель.

— Ты собираешься мне ее подарить?! — воскликнула Эрин. Когда же он утвердительно кивнул, она вскочила и бросилась к нему, готовая обвить руками его шею. — Ой, у меня будет собственная лошадка! — закричала она, смеясь. — Райан, я просто не нахожу слов…

— Они и не нужны, — хриплым от волнения голосом проговорил он, привлекая ее к себе. — Докажи на деле, как ты рада.

Как трудно устоять перед ним в такие мгновения! — думала взволнованная Эрин.

Его прикосновение было исполнено нежности. Он пленил ее рот, целуя, лаская, соблазняя, разжигая в ней чувственное начало. Под натиском его желания она уступила. Прижавшись к нему еще ближе, она предлагала себя, с трепетом ощущая его руки на своем теле. Он поднял ее юбку и провел ладонью по обнаженным бедрам. Когда пальцы его скользнули между ее ног, она затрепетала в экстазе. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она привлекла его к себе.

Внезапный стук в полуоткрытую дверь заставил их отпрянуть друг от друга. Эрин едва не шлепнулась на пол. Райан проворно подхватил ее. Они переглянулись и чуть не расхохотались, услышав скрипучий голос Элизы. Без сомнения, служанка подсматривала за ними, прежде чем постучать в дверь.

— Мастер Райан, где будете ужинать, здесь или в столовой?

Он посмотрел на Эрин. И после того, как их любящие взгляды встретились, с ликованием в голосе выдохнул в ответ:

— Сегодня вечером миссис Янгблад и я — мы будем ужинать в столовой вдвоем. Скажи Эбнеру, чтобы достал из погреба бутылку моего лучшего вина.

Они услышали лишь сердитое шарканье ног, когда Элиза удалялась из комнаты. Она была в своем репертуаре.

— Я все-таки не могу понять, как ты можешь терпеть ее? — не удержалась Эрин. — Эта женщина не соблюдает даже элементарных правил приличия.

— Да я просто не обращаю на нее внимания, Эрин. Тебе надо научиться так же вести себя с моей матерью.

В голосе Райана чувствовалось некоторое раздражение, хотя не ясно было, по какой причине. То ли ему показался неуместным ее вопрос, то ли он сам со страхом думал о том времени, когда вернется его мать. Эрин не стала выяснять, с чем связано его раздражение — не хотелось затевать очередную ссору в такой вечер. Она боялась разрушить внезапно забрезжившее счастье, которое могло, подобно мыльному пузырю, лопнуть в любой момент.

Потом она приняла ванну и стала готовиться к ужину, а когда переодевалась, к ней в альков неожиданно ворвалась Энни, явно чем-то взволнованная. Девушка ничего не сказала, но суетливо озиралась, желая убедиться, что они одни.

Эрин уже открыла рот, намереваясь спросить, что случилось, когда Энни запустила руку в карман фартука и вытащила цветок. Это была одна из немногих, еще не успевших отцвести роз. Эрин почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Роза могла означать только одно: в полночь в центре лабиринта появится Магалия.

Схема лабиринта прочно запечатлелась у нее в памяти, и она не сомневалась, что сумеет найти дорогу. Сложность состояла лишь в том, чтобы незаметно выскользнуть из постели, если этой ночью Райан будет рядом с ней. После жарких объятий в его кабинете он наверняка ее захочет. Эрин попыталась успокоиться, внушая себе, что пути к отступлению нет. Рано или поздно ночное рандеву должно было состояться, и она знала об этом с самого начала. Сегодня ей предстояло наконец перейти Рубикон.

Хотя Эрин уже и настроилась на соответствующий лад, ее не покидала тревога. Ужин показался ей нескончаемо долгим. Было около десяти вечера, когда они поднялись наверх. К тому времени ей удалось избавиться лишь от малой толики страха — ее хотя бы не трясло при мысли о предстоящем. Она не знала, в каком настроении будет Райан. Иной раз, чтобы удовлетворить свое желание, он подолгу мучил и ее, и себя. Эрин надеялась, что предстоящая ночь не окажется такой.

На сей раз действительно так и вышло.

Он настолько изголодался по жене, что постарался как можно быстрее добиться желаемого, за что впоследствии даже извинился перед ней. У нее же не было к нему претензий. Как всегда, после его ласк она испытывала ни с чем не сравнимое блаженство.

— Это не все, — бормотал он, удерживая ее подле себя и прижимаясь губами к ямочке у ее ключицы, — еще попозже… И потом еще…

Эрин промолчала. Хотя, конечно, ей полагалось бы изобразить радость и страсть — в предвкушении бурной ночи. Но она опасалась, что он распознает фальшь в ее голосе, и потому затаилась, притворяясь, что засыпает.

Они лежали в его постели.

Наконец она услышала его ровное дыхание и осторожно отодвинулась, чтобы высвободить руки и ноги. Потом тихонько выбралась из постели и выскользнула из комнаты. Был уже поздний час, и Эрин знала, что нужно поторопиться.

Она не стала тратить время на одевание и накинула халат прямо поверх ночной рубашки. Затем надела туфли и, как была, с распушенными по плечам волосами поспешила к выходу, прихватив те деньги, которые сумела раздобыть. Неслышно выскользнула на террасу и выбежала в сад.

Сквозь облака, затянувшие небо, пробивалась луна, освещая ей путь. Когда она, подобрав подол, перебегала лужайку, мокрая трава лизала ей лодыжки. От страха у нее бешено колотилось сердце. Эрин молила Бога, чтобы Райан не проснулся и не обнаружил, что она покинула его постель. Он мог ненароком взглянуть в окно и в лунном свете увидеть ее бегущей.

Впереди, во тьме, показался лабиринт. Сплетенные ветви у входа, точно призрачные стражи, взявшиеся за руки, преграждали путь в таинственный мир. Эрин предполагала, что ей будет страшно. В конце концов, сделав лишь один неверный поворот, она могла заблудиться и оказаться в ловушке. Кто тогда отыскал бы ее? Магалия? Нет, она никогда бы не осмелилась позвать на помощь. Иначе Магалию бы схватили как сообщницу. И что сама она стала бы объяснять Райану, если бы ему пришлось искать ее?

Столько ужасающих сомнений навалилось на нее. Эрин старалась отбросить все мысли о грозившей опасности, заставляя себя думать о Летти, Бене, Розе и о всех прочих несчастных. Она внушала себе, что должна набраться смелости и продолжить начатое… Даже если удастся помочь хотя бы одному рабу найти приют — все равно ее усилия не будут напрасными.

Скудный свет с трудом проникал сквозь заросли кустарника. Боясь ошибиться, Эрин ни на секунду не упускала из памяти план лабиринта. От напряжения ее даже прошиб холодный пот. В последние дни она дважды практиковалась, преодолевая предстоящий ей путь. При этом для имитации темноты закрывала глаза, зная, что придется идти ночью. Вытянув в стороны руки, Эрин определяла на ощупь проход и по памяти отсчитывала повороты направо и налево. Конечно, ей следовало бы поупражняться подольше, но она опасалась вызвать подозрения, так как Элиза не переставала шпионить за ней.

Эрин была уверена, что идет в правильном направлении. Когда наконец она ступила на площадку, увидела скамейку и поблескивающий в лунном свете фонтан, из груди ее вырвался тихий вздох облегчения. Так как Магалии все еще не было, она опустилась на скамейку и приготовилась ждать. И вдруг с тревогой подумала, что Магалия могла заблудиться в своей части лабиринта. На всякий случай Эрин выучила и вторую часть плана, но надеялась, что Магалия справится и без ее помощи.

Вскоре она услышала осторожные шаги. У нее уже отлегло от сердца, как вдруг вкрадчивый мужской голос заставил ее замереть на месте:

— Мисс Эрин… мисс Эрин… не бойтесь.

Эрин в ужасе вскочила.

— Кто… кто вы? — пролепетала она. И уже приготовилась нырнуть обратно в кустарник и укрыться в лабиринте, даже если бы это было чревато риском заблудиться.

Сообразив, что Эрин напугана до полусмерти, мужчина поспешно проговорил:

— Меня послала Магалия.

Он выступил из своего укрытия. Эрин напрягла зрение, пытаясь получше разглядеть незнакомца. Она безошибочно определила: перед ней белый человек. Высокий. В широкополой шляпе. Однако ей не удалось разглядеть черты его лица. Когда белый мужчина приблизился к ней, Эрин немного успокоилась. В конце концов, рассудила она, у него был единственный способ узнать дорогу сюда — изучить карту, которую ему показала Магалия. Следовательно, Магалия ему доверяла.

— Меня зовут Сэм Уэйд. Я фрисойлер.

— А-а, фрисойлер… — Эрин вздохнула с облегчением и сделала шаг навстречу, протягивая руку для приветствия. — Трудно было пробираться через лабиринт?

— Нет, — ответил мужчина. — Вы удачно скопировали схему. Все очень понятно. Я запомнил схему, потом взял лодку и на веслах переправился через реку. Весь вчерашний день ушел на разведку. Я изучил окрестности и берег вокруг пристани. Мне было важно выяснить, насколько укромные здесь места. Идеальные для наших нужд, — закончил Сэм удовлетворенно.

Эрин вытащила из кармана деньги и вдруг спохватилась — ведь она стояла полуодетая перед незнакомым мужчиной.

— Вот, — проговорила она, преодолевая смущение, — теперь вы знаете, как действовать. Я думаю, мы можем встретиться недели через две. К тому времени мне удастся добыть еще денег. Когда надумаете прийти, оставите розу на могиле, как в этот раз. Правда, может случиться, — продолжала Эрин, — мне не удастся найти денег, но я постараюсь. Наверное, это все, чем я могу быть полезной. Ну, что ж… — Ее голос прервался. Это означало, что ей уже нечего прибавить к сказанному и пора возвращаться. Эрин знала, насколько опасно здесь задерживаться, поэтому старалась как можно быстрее вернуться в дом.

Но у Сэма, похоже, было еще какое-то дело. Заметив, что Эрин собралась уходить, он отрицательно покачал головой.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, мисс Эрин. Вы можете помочь не только деньгами. Вы можете сделать гораздо больше для нашего дела. — Эрин насторожилась. Сэм Уэйд стал объяснять, что фрисойлерам есть что просить, кроме денег. — Пристань — отличное место для беглых. Лучшего на этом берегу просто нет. Здесь они могут оставаться, пока за ними не прибудет лодка. Могут переночевать в лабиринте. Энни будет каждое утро смотреть, не появилась ли роза в вазе, и сообщать вам. Когда вы узнаете, что вас ждет беглец, вы придете вот так же, в полночь, и проведете его на пирс. Оставите там розу для нас. Мы тоже каждый день будем посылать кого-нибудь на разведку. Наши люди будут проплывать мимо на лодке, как будто они здесь рыбачат. И как только увидят вашу розу, сразу поймут: нужно кого-то спасать.

Эрин слушала Сэма с замиранием сердца. И вместе с тем изумлялась — как хитроумно все задумано, как тщательно продумано! Однако она не торопилась давать согласие.

— Боюсь, в моем положении это слишком рискованно. А как вы узнали об Энни?

— Вопрос с Энни уже решен. Она знает все о фрисойлерах. Большинство рабов слышали о нашей организации, но они умеют молчать. Ваша служанка тоже не станет рассказывать про нас кому не следует.

— Да, но в этом доме есть… глаза и уши, — усмехнулась Эрин. — Экономка Элиза. Остальные рабы остерегаются ее и презирают. Она может догадаться…

Сэм подтвердил, что осведомлен об Элизе.

— Но она ничего не заметит, — заверил он. — Все будет происходить по ночам. Единственный риск для вас — выходить из дома незамеченной. Я понимаю ваши опасения, но вы должны использовать эту возможность. От вас зависит жизнь многих людей.

— Но если я попадусь…

— Не попадетесь, — отрезал Сэм. — И потом, вы должны показать Энни путь в лабиринт. Если в какую-то ночь вы не сможете уйти, она сделает все вместо вас. Вы можете выходить поочередно. Поймите, — убеждал собеседницу Сэм, — мы очень рассчитываем на сотрудничество с вами. Мы должны точно знать, что в нужный момент роза будет лежать на пирсе. Нельзя оставить без помощи беглого раба. Его необходимо переправить на Север.

Эрин в растерянности покусывала губу. Ей очень хотелось помочь этим людям, но ее страшила неопределенность — она боялась «увязнуть» во множестве непредвиденных ситуаций, которые могли обернуться для нее огромными неприятностями.

Эрин подошла к Сэму поближе, чтобы лучше разглядеть его. Он был необыкновенно высок ростом. Под мешковатой одеждой угадывались могучие плечи. На вид ему было лет тридцать, возможно, чуть больше. Его мужественное лицо с темными проницательными глазами показалось ей довольно привлекательным. Он смотрел на нее с таким выражением, словно угадывал ее мысли. Его темные, давно не стриженные волосы ниспадали на ворот рубахи. Если бы ей довелось встретить мужчину с такой внешностью ночью на берегу реки, она, наверное, приняла бы его за бродягу.

— Как вам это удается? — спросила Эрин. — Вы свободно передвигаетесь, общаетесь с рабами, вы в курсе всех событий. Даже знаете, что происходит здесь, в Джасмин-Хилле. Почему я вас никогда не видела?

— В этом нет ничего удивительного, — проговорил Сэм своим густым баритоном — его голос каким-то непостижимым образом вселял в нее уверенность. — Обычно я не имею дел с самими хозяевами, а общаюсь только с их управляющими, экономками, надсмотрщиками, дворецкими и прочим мелким людом. Раньше я торговал только эликсирами, но теперь мой ассортимент расширился. — Он чуть наклонил голову в едва уловимом насмешливом поклоне. Улыбнувшись, продолжал: — Так что я к вашим услугам, мадам, если, конечно, пожелаете.

— Ах, да-да! — вырвалось у Эрин — она наконец вспомнила разговор в хижине Розы. — Бен говорил мне о вас. Это вы рассказывали ему о беглом рабе по имени Мика, который спасся и живет в колонии в Мидвилле, в Пенсильвании.

— Раньше жил, — сказал Сэм. И, тотчас же оживившись, продолжал: — Теперь-то он далеко. Мика много работал на одного фермера и ухитрился скопить немного денег. Мы смогли раздобыть для него фальшивые документы и посадить на корабль. Он отбыл на родину совершенно легально, как свободный человек. Я позавчера вернулся из Пенсильвании. Как только Магалия рассказала мне про вас и о том, что вы собираетесь подключиться к нашему делу, я поехал прямо сюда. И потратил уйму времени на проверку реки и окрестностей. Поэтому у меня не было возможности передать новости Бену. Я хотел сообщить ему, что его приятель направляется сейчас в Сьерра-Леоне. Бен очень боялся, что ваш отчим настигнет его. Особенно после того, как стало известно, что он удвоил вознаграждение за поимку его рабов.

— Да, я слышала об этом. Я сама не так давно вернулась из Филадельфии.

Эрин рассказала Сэму о встрече с пастором Джонсом и очень удивилась, когда он признался, что знает об этом. Она в растерянности покачала головой и засмеялась:

— Мне кажется, вы знаете все на свете…

— Да, вы правы, — ответил Сэм с самым серьезным выражением лица. — Вот только одного не знаю: согласны ли вы нам помочь?

Эрин знала: несмотря на риск, она не сможет отказаться.

— Хорошо, договорились, — сказала она наконец с показной храбростью и улыбнулась. — Но, вероятно, этим в основном придется заниматься Энни. Если я стану слишком часто уходить по ночам, то рано или поздно попадусь.

— Вам не придется слишком часто выходить из дома, — успокоил ее Сэм. — От плана до его реализации… в общем, не так все быстро… И не так просто помочь этим несчастным. Слишком мало желающих помочь им. Да и не всем невольникам хватает смелости бежать. Но так или иначе — мы свое дело делаем. И с каждым годом нас становится все больше. Долгое время мне вообще приходилось действовать в одиночку, и я появлялся здесь всего несколько раз в году. Узнавал, что и где происходит. Устанавливал контакты. Потом удалось привлечь к этому делу Магалию. Теперь вот, наверное, и вас… — Он сделал шаг вперед, чтобы пожать Эрин руку. Она крепко стиснула его ладонь. Это был знак посвящения — ее приняли в ряды борцов за свободу. — Ну, вот и хорошо, — улыбнулся Сэм.

Эрин глубоко вздохнула и окончательно подтвердила свое согласие.

— Передайте своим людям, что беглые найдут здесь пристанище. Они смогут переждать в Джасмин-Хилле, пока не придет помощь, пока их не переправят в безопасное место. Будем надеяться, что их здесь никто не обнаружит. Бог нам поможет.

— Вы правы, — с чувством подтвердил Сэм. — Надеюсь, все будет хорошо. Ведь если… если кто-нибудь из безжалостных рабовладельцев, подобных вашему отчиму, пронюхает, что я помогаю беглым рабам, мне не избежать виселицы.

Эрин, нахмурившись, кивнула. Ей уже давно пора было возвращаться.

— Сэм, мне пора, иначе меня хватятся. Утром я увижу Энни и сообщу ей, что нам предстоит.

Сэм тоже направился к выходу из лабиринта, но вдруг поспешно вернулся и сообщил еще одну новость.

— Я забыл рассказать вам о вашей подруге Летти, за которую вы просили пастора Джонса. Он много сделал, чтобы ускорить ее отправку и…

В его голосе появились веселые, даже озорные нотки, и сердце Эрин преисполнилось надеждой. Она резко развернулась и воскликнула:

— Значит, Летти добралась до Филадельфии?!

— Совершенно верно, — с торжествующей улыбкой подтвердил Сэм. И продолжал нараспев, словно хвалебную песнь: — И сейчас она на том же корабле, что и Мика, и плывет в Сьерра-Леоне, где начнет новую жизнь как свободная женщина. Вот так-то, мисс Эрин. Ради этого мы и рискуем.

Слезы радости душили Эрин. Она сумела лишь кивнуть несколько раз. Затем, не произнося ни слова, быстро повернулась и твердым, уверенным шагом направилась к выходу из лабиринта.

Войдя в дом, она наконец-то почувствовала себя в безопасности. Однако не рискнула возвращаться к Райану. Не стоило будить его, тем более что она вся трепетала от счастья. Муж, несомненно, пожелал бы узнать причину подобных восторгов.

Эрин полежала какое-то время в своей постели, пока наконец сон смежил ее глаза. Засыпая, она уносилась в мечтах к Райану. Представляла себя, как в колыбели, в его нежных объятиях; ей казалось, что голова ее покоится на его надежном плече.

Проснувшись утром и обнаружив, что Эрин вернулась к себе, Райан рассердился. Несомненно, ей не нравилось спать с ним в одной постели. Конечно же, любовные утехи были ей по душе — но не более того. После этого она поспешно удалялась к себе, чтобы отделаться от него.

Замужество устраивало Эрин и во многих других отношениях, размышлял Райан, одеваясь. У нее не было недостатка в деньгах, она получала дорогие подарки. А теперь вот собирается переселить сюда свою мать, чтобы та могла вместе с ней вести безбедную жизнь. В то же время для него все очевиднее становилось ее равнодушие к нему. Эрин не беспокоилась за него ни прежде, ни сейчас. И она никогда не станет другой. Глупо ожидать от нее лучшего отношения.

В это утро он мог бы позволить себе лишние полчаса праздности. Достаточно было позвать Эбнера и велеть, чтобы тот принес кофе в спальню. Но Райан все же спустился вниз. С мрачным видом прошел в сервировочную и налил себе чашку кофе.

Элиза никак не отреагировала на его появление. Если он хочет сам готовить завтрак, путь так и скажет, а не ждет, что она будет расспрашивать, что ему угодно. Пусть сам о себе заботится.

Райан вышел без единого слова и отправился на конюшню седлать лошадь. Один из мальчиков — помощник конюха — бросился помогать ему, но Райан в раздражении отмахнулся от него. Вскочив в седло, уже собрался уезжать, когда его окликнул один из управляющих, поинтересовавшийся, когда он вернется. Управляющий стал говорить об уборке кукурузы: оставлять ли стебли в поле, чтобы потом пустить под фураж, или начинать заготовку корма для скота прямо сейчас.

— Завтра обсудим, — отрывисто ответил Райан.

Натянув узду, он пришпорил лошадь и с места пустил кобылу в галоп. Райан так и не сказал, когда вернется, потому что действительно не имел об этом ни малейшего представления. Сейчас ему нужно было просто куда-то уехать и побыть одному. Побыть наедине со своими мыслями — с мыслями о неудачной женитьбе и прочих гримасах судьбы.

Было около полудня, когда к парадному крыльцу особняка в Джасмин-Хилле подкатила крытая коляска. Грум, ожидавший возвращения экипажа, тотчас подскочил к дверце, чтобы помочь дамам выбраться. Кучер же полез наверх — отвязывать огромные чемоданы, закрепленные на крыше экипажа.

Виктория Янгблад ступила на землю и осмотрелась. Все вокруг выглядело по-прежнему, то есть надлежащим образом. Ее распоряжения выполнялись неукоснительно: газоны и лужайки были идеально ухожены; чуть позже Виктория убедилась, что и сады приведены в порядок. Впрочем, сейчас, утомленная долгой дорогой, она не собиралась заниматься детальным осмотром хозяйства. Плавание на «Саванне» оказалось слишком утомительным. Гостиницы, где они останавливались на ночлег, были грязными, неуютными; к тому же там ужасно кормили.

Миссис Янгблад, истосковавшаяся по ванной с горячей водой, жаждала освежиться, а после этого насладиться восхитительным обедом, приготовленным Элизой. К такому пиру прекрасно подошла бутылочка отборного вина из серебристо-янтарного мускатного винограда, произраставшего в их угодьях. Виктория рассчитывала, что попозже Райан сядет в экипаж и съездит за Эрминой, которой, в силу ее молодости, не потребуется много времени для восстановления сил. Тогда они все вместе отпразднуют их возвращение. По пути Виктория попросила кучера высадить Эрмину в Ричмонде, у дома ее родителей; сама же поехала дальше, мечтая поскорее добраться до Джасмин-Хилла.

Осмотревшись, Виктория стала рассчитываться с кучером, а к ней уже бежала Элиза, увидевшая ее в окно.

— Ой, миссис Виктория! — в радостном возбуждении закричала служанка, сбегая по ступенькам. — Я так счастлива, что вы приехали. Как прошло путешествие?

Виктория приветствовала ее сдержанным кивком. Даже если бы она и обрадовалась Элизе, то никогда не позволила бы себе проявить какие-либо эмоции.

— Это было слишком утомительно, — поднимаясь на крыльцо, проговорила она с драматическими интонациями в голосе. — Скажи Эбнеру, чтоб внес чемоданы и сразу же шел готовить мне ванну. Я иду к себе. Пусть принесет чаю. — Виктория обернулась и добавила: — И, наверное, кекс с пряностями, если только он сегодня испечен.

Элиза с торжествующей улыбкой следила, как ее госпожа проследовала в свои апартаменты. Сейчас мастер Райан и его новоиспеченная супруга узнают, кто правит бал в Джасмин-Хилле.

Эбнер, также услышавший стук колес, поспешил посмотреть, что за экипаж подъехал к особняку. Выбежав из-за угла, он увидел мисс Викторию — та уже входила в дом — и с тревогой взглянул на Элизу.

— Ты еще не сказала ей?.. — зашептал он. — Не сказала, что мастер Райан привез жену?

Элиза, подбоченившись, вскинула подбородок. Прищурившись, взглянула на Эбнера.

— Почему я должна ей рассказывать? Ведь она меня ни о чем не спрашивала…

Эбнер закатил глаза и прошептал:

— Боже, помоги нам всем…

Элиза, злобно ухмыляясь, последовала за миссис Янгблад. Она не собиралась отказывать себе в удовольствии — ведь ее ожидало такое зрелище!..