Попаданка для Наместника Смерти

Глава пятнадцатая. Золушка и черный принц

Глава пятнадцатая. Золушка и черный принц

Я замялась, как первоклассница, забыв стишок с пометкой «выучить назавтра», который бубнили всей дружной семейной сектой на радость соседям, решивших, что живут через стенку с сатанистами.

Кроме доисторических звуков: «Эм… Ом», — я не могла выдать абсолютно ничего, что намекало бы на ответ.

— И рисую, — шепотом выдала я, понимая, что если сейчас подо мной рухнет пол, то я буду ему очень благодарна. Одно дело, когда я партизаном пробираюсь с письмом в руках, штурмую крепость чужой нервной системы, а другой дело, когда стою в красивом платье, чувствую, как сползает вниз носок груди.

Я стояла и смотрела на расшитый драгоценностями камзол символического траурного цвета, вынюхивала изысканный аромат дорогого парфюма и пыталась вспомнить, как складываются слова в предложения.

Бархатная полумаска, прикрывающая его лицо, заставляла меня опускать глаза в поисках безопасного убежища. Но стоило их только опустить, как я тут же видела его плечи. Я переводила взгляд на его руки, в надежде, что они не будут вызывать смущения. Но черные перчатки, заставляли меня искать другое убежище для взгляда.

— А я нет, — мне показали глазами на кружащиеся пары, тонко намекая, чтобы я поискала кого-нибудь другого для совместных «ногонаступательных движений». Но все они смотрели на нас, словно мы были последними людьми на планете. И именно от нашего усердия и выносливости зависит будущее человечества.

Он словно ждал кого-то, всматриваясь в пестрых гостей. Его глаза кого-то искали.

Наверное, приличная барышня, получив отказ, должна была пойти утопиться. Чтобы потом ее тело выловили в реке слез и соплей. Но тут я заметила столик с бокалами, стоящий чуть позади наместника.

— Так я вас и не приглашаю, — заметила я, расправляя женскую гордость. Я бережно разгладила ее, встряхнула и поплыла в сторону бокалов. Стоя с бокалом, я смотрела на сверкание люстры и втайне бросала короткие взгляды на чужую фигуру.

Я знала этот тип мужчины. Они никогда не полезут тебе в окно с букетом цветов в зубах, чтобы потом травматолог выковыривал шипы из ротовой полости Ромэо. Не станут писать твое имя на дороге, напротив твоих окно. И судя по тому, что имя было не дописано, нужно обзванивать ближайшие морги и травматологии, в поисках таинственного незнакомца с большими чувствами.

Такие мужчины всегда спокойны, как холодильники. Но они молча оплачивают счета, приезжают на другой конец мира, грузят тебя на плечо и несут в сторону припаркованной машины. При этом не сказав ни слова.

Их бросают внезапно, с истерическими криками: «Мог бы хотя бы сказать, что любишь меня!». И уходят к тем, кто готов осыпать дорогу лепестками роз, петь серенады до хрипа и лезть на девятый этаж, чтобы тебе было заезжать с апельсинами после работы.

А может быть, мне просто кажется?

Но наместник спустился и направился в другую часть зала. Он снова смотрел на толпу гостей, которые сверкали бриллиантами на масках. Мне показалось, что он смотрит вовсе не на дам, а на мужчин?

А потом его внимание перехватили, и завязался разговор. Я спустилась и прошла мимо танцующих, видя стол с закусками. Голодный желудок заурчал, пока я смотрела на спину наместника и выбирала, чем бы таким отравиться?

Пока его усатый собеседник рассказывал про то, что хотел бы вернуться к семье… И просил особое разрешение родиться снова, я пыталась не наброситься на стол и не сожрать его вместе со скатертью.

— Нет, — послышался ответ Наместника, а седой джентльмен откланялся.

— Извините! — натолкнулись на меня, пока я сгружала на тарелочку закусочки.

— Вы опять здесь? — послышался недовольный голос Наместника.

Я невозмутимо накладывала себе закуску, стараясь донести ее до тарелочки. Где-то в пунше уже плавал корабликом бутербродик с оливочкой.

Танец сменял танцем. Некоторые гости уже отдыхали, беседуя и сверкая бокалами.

Меня смерили взглядом, и отошли подальше. Я двинулась в сторону пирожных, преследуя наместника попятам. Он посмотрел на меня, как на персональное проклятие. Я же сделала вид, что у нас просто совпадают маршруты.

— Что вам нужно? Тоже хотите что-то попросить? — спросил Наместник, глядя на меня. Маска на моем лице была огромной, так что видны были только глаза и губы. — Что? Шанс снова родиться? Поблажки для родственников? Что конкретно?

Он был уверен, что я одна из тех, кто ходит назойливым хвостиком, все не решаясь попросить высокопоставленную персону о чем-то очень важном.

— У вас есть две минуты, чтобы сказать мне, что вам от меня нужно, — послышался голос.

Я только открыла рот, как вдруг в зал вбежала та самая девица, прикрываясь камзолом.

— У меня похитили платье! — кричала она. — Маньяк с говорящим другом!

К ней подлетели другие гости, решившие, что бал перестал быть скучным.

— У него друг говорил… В штанах! — размахивала руками красавица. — А сам он молчал!

— Да вот же оно! Мое платье! — ткнула она пальцем в меня. В этот момент, я почувствовала, как наместник бросил на меня молниеносный взгляд.

Я хотела бежать, понимая, что меня рассекретили, но мою руку схватили в тиски. Все! Это конец!

Я честно попыталась вырваться, но мою руку завели за спину, сжимая ее так, словно это был наручник.

— Вот же оно! Его похитил говорящее мужское достоинство! — визжала полуголая красавица в корсете и панталонах, испачканных в грязи.

Ай- да, кот! Ай-да, молодец! Со стороны действительно казалось, что девушка перебрала!

— Выведите эту пьяную, — послышался голос наместника, пока гости обсуждали «говорящих друзей».

— Не ожидал, — послышался голос на ухо, от которого меня прошибла волна мурашек. — Недооценил… Свой камзол я узнал сразу, но вот меня отвлекли… Да вы просто преступники…

Я промолчала, чувствуя, что не знаю, как правильно отреагировать.

— Ну что ж, меня зовут Бертран, — послышался голос. — И я вас ненавижу…

На его губах появилась улыбка.

— Марта, — прошептала я. — Как-нибудь переживу…

— И хоть я вас ненавижу, но по социальному протоколу, я должен пригласить вас на танец… Вы согласны.

— Нет, — ответила я, глядя на него с обидой.

— Будете вредничать, вам придется бегать за мной с этим письмом еще лет двести, — послышался тихий насмешливый голос.

— У меня нет двухсот лет в запасе, — ответила я, понимая, что меня нагло шантажируют. Положив руку поверх его руки, я сделала осторожный шаг вперед, стараясь не путаться в юбках.

— У меня в запасе было тридцать дней. Уже меньше, — заметила я, чувствуя, как он берет меня за талию. — А вы — подлый человек, Бертран. Вы пытаетесь меня шантажировать. Вы всегда так поступаете с людьми? Давайте я прочитаю вам это письмо прямо сейчас. И мы с вами разойдемся.

— Значит, вы здесь только ради письма? — послышался вопрос.

Меня завертели, а я покачнулась, чувствуя, как нога вылетела из туфельки. Теперь я танцевала наполовину босиком, пытаясь отыскать глазами туфлю, оставшуюся на полу.

— У меня вопрос, — спросил наместник, ведя меня по залу. — Только вот в чем вопрос… Почему не в том платье, которое я тебе прислал? Или оно тебе не понравилось?

— Какое платье? — удивилась я, чувствуя, что меня берут за руку, осторожно выводя на танец.

— Золотое, — послышался голос. Я не верила своим ушам. — Там же в коробке лежали туфли и пригласительный… Карета должна была подъехать к дому…

— Аааа, — замялась я, поворачивая голову в сторону стола, под которым бросила сумку и кота. Кот сидел на столе. И напоминал хомяка. Две щеки его были набиты едой. В этот момент глаза его стали круглыми- круглыми. Он забегал ими, делая вид, что пытается найти безопасное место.

— Я не знала про платье, — прошептала я. — У меня был лишь старый ваш…

Я смотрела, как он переплетает наши пальцы, как делают все танцующие. Я так ждала этого момента, а сейчас, когда он наступил, появилась такое чувство неловкости, что …

— Вы чем-то расстроены? — спросили меня, ведя по залу. Краем глаза я видела, с каким пристальным интересом следят за нами гости.

— Да, — честно ответила я, кружась в танце. — Я расстроена… Наверное, потому что все не так себе представляла… Извините…

— А что именно ты представляла? — послышался голос. Он говорил, чуть склонившись ко мне.

— Бал… — заметила я, вздохнув и почувствовав, как потеряла вторую туфельку. Теперь я шлепала босыми ногами по полу, чувствуя, что он холодный.

— Я могу его прекратить одним жестом, — послышался голос наместника. — Вы этого хотите?

Я с недоумением подняла глаза на его черную маску. В тот же миг я встретилась с его взглядом.

Я покраснела. Такого холодного и властного взгляда я еще никогда не видела. Но этот взгляд мне почему-то нравился.

Он не был холодным или отрешенным, как обычно. Он был злым, но злым на что-то свое…

— Не надо, — заметила я, глядя на танцующие пары. — Пусть танцуют… Просто я не люблю такие шумные мероприятия… Нет, иногда хочется, на них побывать… Но недолго… Как-то так… Я быстро от них устаю…

В этот момент я увидела, как взгляд его взгляд изменился. Он смотрел на меня совсем по-другому.

— Мне почему-то казалось, что все наоборот, — послышался голос.

— Вы меня плохо знаете, — вздохнула я, улыбнувшись. — Я любила чашку чая под пледом и музыку, которая не мешает. Я люблю, когда вокруг тихо… Люблю осень… Люблю засовывать ноги в батарею и смотреть на дождик за окном.

— А что ты еще любила? — спросили меня.

А я пожала плечами.

— Что я еще любила… — задумалась я, с потом подняла глаза. — Рисовать. Просто однажды для моей мечты не хватило упорства… Сейчас, разумеется, я бы ни за что не бросила… Но тогда мне казалось, что я потом вернусь и обязательно попробую еще раз… Только не в этом году… Как время свободное появится…

Я с удивлением обнаружила, что музыка стала тише. Она стала какой-то нежно — сентиментальной.

— Я думала над вашими словами, — заметила я, почему-то пряча глаза. — Если бы я очень хотела, я бы все успела… И никогда бы мне не пришлось бегать за вами с этим проклятым письмом… Как видите, это все из-за моей лени… Я — просто самое ленивое существо на свете…

— У тебя есть родные? — послышался голос, пока я думала, какая же я все-таки ленивая задница. Нормальные люди откладывают на пенсию деньги, а я — все планы и мечты.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Может, и есть! Я не искала. И искать не собираюсь. Если бы ты был нужен человеку, он бы тебя нашел, не так ли? Вот и все…

Я не заметила, как мы вышли из зала. И только ступив на дорожку, усеянную острыми камнями, я остро почувствовала, что туфли остались в зале. Едва не окосев от боли, я старалась держаться. Благо длинный подол платья прикрывал мои босые ноги.

— Почему-то все ждут от меня, что я буду носить на руках, — внезапно послышался голос, пока я медленно шла, обалдевая от боли, но, не подавая виду. — Сдувать пылинки… Но я никогда этого не делал, не делаю и не собираюсь делать.

— А я не из тех, кто бросается на шею мужчинам, — усмехнулась я, тут же стиснув зубы от боли. Это ж надо было так наступить! Ой! Ой! — И висит на ней, схватившись двумя руками.

Мы прошли еще немного, как вдруг…

— Ай! — окосела я, наступив на острый камень и замерев с поджатой ногой, как цапля.

— Что случилось? — спросили меня. Я почувствовала, что мне в ногу впился острый осколок. Сделав шаг назад, я увидела разбитый бокал, лежащий прямо на дорожке. И поняла, что какая-то его острая часть, все-таки осталась в моей ноге!

Обычно я стараюсь не обращать внимания на боль. С каменным лицом, я делаю вид, что все в порядке. Пока рука в сумке ищет заветные таблетки. За неимением таблеток и лекарств я пользуюсь народной медициной. Мысленно посылаю больной зуб и неугомонную до боли икоту какому-нибудь одинокому медведю в лесу. Исключительно потому, что никогда не взгляну в его страдальческие глаза своими бессовестными глазами.

Если этот мишка существует, то наверняка пребывает в стойком когнитивном диссонансе. Шел ты по лесу, никого не трогал, а у тебя внезапно скрутило желудок, обострился гайморит и слегка ноет низ живота в преддверии критических дней.

Смотрит медведь обалдевшими глазами на лес, пытаясь понять, как так? А мне полегче…

Но сейчас, когда подлый осколок сидел в моей ноге, не давая наступать на нее. Я смотрела на наместника, который еще не видел, чтобы от неземной любви к нему начинали хромать молодые, здоровые девушки.

Словно в насмешку, подул ветер. Он сдвинул юбку ровно настолько, насколько нужно, чтобы показать босые и грязные ноги.

— Это еще что? — послышался изумленный голос.

Одна нога была поджата так, словно сейчас я взмахну руками и станцую ему балет «Щелкунчик» и за главную героиню и вон за того парня в обтягивающих колготках.

— Все в порядке…

Я пыталась быть очень убедительной. И похромала подбитой цаплей в сторону роскошной скамьи. Надо же как вовремя!

Раньше, я бы преодолела бы эту дистанцию за несколько секунд. Но сейчас это казалось марафонским забегом.

И тут я почувствовала, как меня дернули вверх. Нет, я еще не умираю! Кружево чужих юбок взлетело, как пена от шампанского, чтобы тут же осесть на свешивающиеся с чужой руки ноги.

Мои руки судорожно вцепились в его шею.

Я всегда так делаю. Меня уже один раз уронили. Подлый поребрик, он же бордюр, уже однажды разрушил хрупкое назревающее счастье. А мой внезапный «Ой!» поставил точку в коротких, даже толком не начавшихся отношениях.

Меня усадили на скамейку, заставив выставить вперед роскошные, грязные ноги.

— Ай, — выдохнула я, с тревогой глядя на «пациента». А потом переводила тревожные взгляды на врача в ожидании неутешительного диагноза.

Я была немного знойной мулаткой. Белые ноги, черные пятки. Белый платочек лег в руку, пока я жмурилась и готовилась к адской боли.

— Есть, — послышался голос. А на кружево легло окровавленное стеклышко. Что? Все? Операция прошла успешно?

Мою ногу перебинтовали тонким платком, вызывая у меня прилив неловкой благодарности.

— Простите, за испорченный вечер, — выдохнула я, стараясь не смотреть в глаза. — Я вот так вот наплевательски отношусь к своему здоровью. Может, поэтому я и здесь. Думала, так, почихаю, температурю, закинусь таблеточкой и все… А оказалось, действительно «и все». Ну почти…

От чувства гнетущей тишины, повисшей внезапно, я стала очень нервно — разговорчивой. Это то самое чувство, когда пытаешься укусить себя за язык, но он занят тем, что рассказывает о детстве, обсуждает современные проблемы квантовой физики и выбалтывает такие вещи, которые я обещала не говорить даже под угрозой расстрела.

— Спасибо, я наверное, пойду, — заметила я, прикидывая, как доковыляю до зала за сумкой. — Там кот… Один… Ваш кот… Вы на него не злитесь… Он единственный ваш друг…Вашим другом быть очень тяжело. А он пытается. Пока еще пытается… Но рано или поздно ему надоест. И он уйдет. Устанет биться о ледяную стену «фе!».