Глава восемнадцатая. Два веселых привидения


Глава восемнадцатая. Два веселых привидения

— Давай поговорим об этом утром, — обняли меня еще раз, нежно поцеловав. В моей руке появилась бархатная коробочка, которую я даже не стала открывать.

— Постойте! — подобрала я юбку. — А можно поговорить сейчас?

— Утром, — улыбнулись мне, закрывая за собой дверь. В коридоре все еще стоял запах его духов. Это все, что мне осталось, от любимого человека.

— Утром, так утром, — выдохнула я, направляясь к своей спальне. Я старалась не скрипеть дверью, чтобы не разбудить кота. А то потом опять начнутся вопросы, а мне так не хотелось!

— Ну как? «Как» в душу был? — заметил проснувшийся кот. — Ложись уже!

— Но я подожду утра! — возмутилась я, только сейчас начиная, в чем проблема.

— Одно дело любить человека. А другое дело — ценить его. И «любить» и «ценить» — вовсе не одно и то же. Люди, которые никогда не переживали потерю, не ценят тех, кто рядом, — философски заметил кот. — Зато потом… О, как они начинают бегать! И пишут письма! Много писем! Чтобы успеть сказать то, на что не находилось времени при жизни! Капают слезками на бумажки, ревут в голос, теребят портреты…

— Он говорил мне тоже самое, кажется, — неуверенно заметила я. — Но почему же он ведет себя так, словно я всегда буду с ним!

— Наверное, потому что смерть вас никогда не разлучит! У вас впереди целая вечность вместе! За которую вы еще успеете наговориться всласть! — заметил кот.

— Но я ведь могу просто уйти! — заметила я. — Взять и уйти! Куда-нибудь! Неважно, куда! Ведь невозможно жить с любимым, как чужие люди! Рано или поздно это закончится.

— Его все устраивает. Следовательно, должно устраивать и тебя, — отмахнулся кот. — Он так считает. Еще раз повторяю: «целая вечность вместе»!

Меня любили, но не ценили. И это было самое обидное. Хотя, может, это опять проделки кота, и я все накручиваю?

Я легла спать, проваливаясь в густую темноту. Я насторожилась, вслушиваясь в голоса.

— … девочка идет на поправку! Есть большой прогресс! Организм молодой, борется! Так почему бы не попробовать отключить ее! Пусть дышит сама! Есть те, кому это нужнее!

Голос был незнакомым.

— … у нее есть ее положенные по закону тридцать дней! Да, прогресс есть, но я бы не рискнул ее отключать! Сами знаете, как оно бывает!

Этот голос был уже знаком. Тот самый хозяин Ричарда отстаивал мое право на жизнь.

— … вы понимаете, что в соседней больнице все переполнено! К нам везут! А мы куда? — послышался незнакомый голос. — Легких нужно постепенно отсоединять! Пусть пробует дышать сама! Раз она почти сама дышит, то нужно пробовать!

— Нет! — категорично заявил голос хозяина Ричарда. — Я отказываюсь! Есть все показания подержать ее на нем положенный срок!

— Ну, знаете ли! — послышался раздраженный незнакомый голос.

— Ну там же вроде еще выделили? — вмешался негромкий голос еще одного врача. Я его сразу узнала.

— Да кто там выделил! Я тебя умоляю! — голос хозяина Ричарда был смертельно уставшим. — Пусть пишет приказ, пусть берет на себя ответственность. Просто так я ничего делать не собираюсь!

В этот момент я проснулась.

Проснулась я без десяти минут полдень, чувствуя, как моя рука до сих пор сминает простыню. На тумбочке лежала еще одна коробочка. Я открыла ее и увидела очень красивые серьги с маленькой запиской: «Прошу прощения за то, что не зашел».

— Так-так-так! — радостно топтался по одеялу кот. — Собираем коллекцию! Ничего! Скоро у тебя тут все превратится в пещеру Алладина!

Я отложила серьги к предыдущему подарку и обняла колени. У меня такое чувство, что у нас тут любовь по переписке!

— Ладно! — решительно заявила я, готовясь потребовать законные пять минут, чтобы обнять любимого человека.

— Ладно! — решительно заявила я, готовясь потребовать законные пять минут, чтобы обнять любимого человека. Я мечтала поговорить с ним, прогуляться, посидеть, попить чай… Просто подержать за руку и посмотреть в глаза…

А потом уже поговорить про спрятанное письмо.

Странное чувство одолевало меня. Меня любят, но мне почему-то кажется, что на меня просто плевать! Как такое может быть, я сама представить не могла.

Ничего! Сейчас все выясним!

Стащив простыню, я завернулась в нее и босиком направилась по коридору.

— Я с тобой! — нагнал меня кот. — Сейчас мы ему все выскажем!

— Да! — решительно кивнула я. Кот шел рядом, держа хвост трубой.

— Нам ведь не впервой? — твердо произнес кот.

— О, нет, — усмехнулась я, вспоминая штурм туалета.

— Мы уже опытные! — воинственно продолжал кот. — Если нас любят, то пусть показывают свои чувства, а не прячут их на черный день!

— Докажем, что мы — ЛИЧНОСТИ, а не ЛИШНОСТИ! — воинственно восклицал кот, решительно идя на штурм чужой ледяной стены.

— Да! — согласилась я, немного ускоряя шаг.

— Сейчас мы ему покажем! — воинственно заявлял кот.

— Покажем! — кивнула я, видя дверь кабинета.

— Сейчас мы ему дадим! — продолжал кот, когда я положила ручку на дверь и открыла ее.

Я вышла минут через десять, слегка взъерошенная и как бы… я вообще забыла, зачем шла, собственно… Просто, меня поймали головокружительным поцелуем и… Там как-то уже не до этого было… Потом послышалось: «Ну все, иди, у меня много работы!». И я только выйдя за дверь поняла, что как бы шла по поводу письма поговорить… И даже приготовила целую речь: «Почему вы за меня все решаете? Я — тоже личность, я тоже человек!».

— И? — спросил кот, появляясь из-за занавески. — О, я вижу, что «сейчас мы ему покажем, и сейчас мы ему дадим», я зря ляпнул, да?

— А ты чего не пошел выяснять отношения? — удивилась я, видя, как кот выходит из-за занавески.

— У меня что-то живот прихватило, — оправдывался кот. — Я решил, присоединиться попозже, но ты уже вышла…

— Понятно! — вздохнула я, снова открывая дверь.

— Дорогая, извини, я занят, — послышался голос.

— Я хотела спросить по поводу письма. Вы забрали его? — спросила я напрямую.

— Любовь моя, мне некогда разговаривать с тобой на эту тему, так что давай попозже! — улыбнулись мне.

— Попозже, это когда? — поинтересовалась я, вспоминая, что уже собиралась ему что-то высказать, как мне тут же закрыли рот страстным поцелуем. — Во сколько? Но так, чтобы точно!

— Я не знаю, когда освобожусь! — ответили мне.

— Мне кажется, что вы освободитесь сейчас, — произнесла я, решив не покидать комнату. — Я хочу поговорить по поводу письма! Почему вы забрали его!

— Потому что, я не хочу, чтобы ты уходила, — ответили мне, так и не отрываясь от бумаг.

— И для этого нужно было отбирать письмо? — спросила я, видя, что он параллельно оставляет какие-то резолюции. И, словно не обращает на меня внимания.

— Да, — послышался ответ. Я не могла понять, это он мне, или документу, что держит в руках? Что-то внутри переспрашивало: «Это точно нам?».

— Хорошо, ладно, — продолжила я. — А почему вы решаете за меня, уходить или не уходить? Почему я не могу сама решить, уйти или остаться?

Мой вопрос прозвучал в пустоту.

— Я вообще-то с вами разговариваю! — заметила я, слыша, как шуршит перо по бумаге.

— Я тебя внимательно слушаю, — кивнули мне. Я так не могу! Я тут значит ему про одно, а он даже взгляд не поднял!

— Вы так и не ответили, — напомнила я, видя, что документы переезжают в соседнюю стопку. А один завис в руках, чтобы лечь в маленькую стопочку рядом с чернильницей.

— Если вы не хотите, чтобы я ушла, я попрошу вас уделять мне время. Понимаю, что много работы, но я могу вам помочь! — выдохнула я.

— Сомневаюсь, — с улыбкой ответили мне.

— Не надо во мне сомневаться! — штурмовала я чужую психику. — Я отлично работаю с бумагами.

— Тебя это интересовать не должно, — ответили мне. Да что ты будешь делать!

— Хорошо, давайте тогда договоримся, что вы будете находить время, чтобы мы могли провести его вместе! — я покраснела, потому что не привыкла просить о таком. Но это был отчаянный шаг!

— Хорошо, когда? — послышался голос, пока бумаги ровняли уголок к уголку.

— Сегодня вечером, — оживилась я. — Немного. Часик! Просто отдохнете… Давайте в шесть!

— Договорились. Сегодня вечером, я постараюсь. Но не обещаю, — послышался ответ.

Я выдохнула, чувствуя себя победительницей.

— Ну как? — спросила я, прикрывая дверь.

— Как-как? Бесполезно! — вздохнул кот. — Спорим, что он не придет!

— На что? — спросила я, глядя в глаза коту.

— На… почесушки! — лукаво ответил кот.

— А если придет? — спросила я, идя по коридору.

— Тогда я перестану трусить тебе шерсть в чай! — заметил кот, идя рядом и держа хвост трубой.

— Погоди! Так ты трусишь мне шерсть в чай? — ужаснулась я. Чай и так был холодным, так еще и с шерстью.

— Я его так согреваю! Ты же всегда плюешься, что ненавидишь холодные чаи! — ускорился кот, прошмыгнув в дверь.

День казался мучительно долгим. Я замирала в предвкушении, когда стрелки встанут на шести и двенадцати. Я даже нарядилась, представляя, как мы просто прогуляемся по саду. Или посидим возле камина. Мне казалось, что внутри меня столько нерастраченной за годы любви, что ее нужно выплеснуть. До этого она мирно спала, но сейчас проснулась и мечтает быть взаимной и подаренной…

— О, как чешется моя спинка и никак не чешется! — послышался голос кота, когда минутная стрелка шагнула на одно деление.

Через полчаса я сидела и чесала кошачье пузо, думая о том, неужели так сложно найти время на того, кого любишь?

— О, да… Это не меня тебе завели! Это тебя мне завели, чтобы не скучно было! Да… — стонал кот, пока я смотрела на себя в зеркало. Драгоценные сережки сверкали вместе с драгоценными заколками, стоило только повернуть голову. Драгоценная вышивка на платье тоже сверкала, стоило мне чуть-чуть пошевелиться. И точно так же сверкали мои слезы. Невозможно быть таким человеком!

— Ой, да ладно! Таких людей полным полно! Хочешь, я сходу десяток назову? — ворчал кот.

Дни были похожи на предыдущий, словно судьбе надоело, и она решила переписывать их под копирку. В моей комнате пополнялось количество подарков. И я уже запихивала все эти брошки — шможки с ноги. Теперь комната напоминала пещеру Али Бабы. Кроме украшений у меня появился роскошный гардероб. Десятки платий, которые некуда было надеть. Выходить из дома не разрешалось. А все двери и все окна были закрыты.

Иногда мне казалось, что я превратилась в мебель или часть интерьера. Но сдаваться я не собиралась!

Сначала я приносила чай. У меня брали чай, оставляли на моей руке поцелуй и изредка общались: «Да, нет». Потом я обнаглела и сидела рядом, пытаясь вникнуть в документы. Но меня вежливо целовали и намекали, что я мешаю.

Дело дошло до скандалов, истерик и угроз. Но и они не имели абсолютно никакой власти, отрывая любимого от бумаг лишь на пять минут утешения.

Я стояла и рисовала картину, окуная кисть в краску. Мне кажется, у меня немного получалось. Рядом стояли недорисованные картины, на одной из которых был запечатлен мой портрет.

— Ну как? — спрашивала я у кота.

— Ерунда! — фыркал кот. — По сравнению с моим шедевром, просто детский урок рисования!

Я смотрела на мольберт, на который была пролита краска и растоптана кошачьими лапами. Кот, взяв перо в зубы выводил свою подпись.

— Жан Клод Ван Дал? — удивилась я, глядя на откровенное безобразие, нарисованное поверх чужой картины.

— Великий Ван Дал! — заметил кот, выбирая следующую картину для «исправления». Единственное, что я просила не трогать, так это мой портрет.

— Слушай, — заметил великий Ван Дал, останавливаясь на пейзаже. Он постоял, дождался, когда краска стечет с лап, а потом толкнул задней лапой банку, чтобы она пролилась прямо на картину.

— Как на счет того, чтобы … разнести оставшиеся письма? А? — спросил кот. — Заодно и узнаем, понервничает или нет? Еще бы! Такой дерзкий побег! Говорят, чуть не потеряв, люди тут же начинают ценить друг друга!

— А давай! — обрадовалась я. Мне было стыдно, ведь я совсем забыла о письмах. А кто-то их ждет!

— Слушай, — замерла я, вспомнив дедушку, которого встречала несколько раз. — А давай мы возьмем бумагу и как бы конвертик… Я представляю, как ему будет приятно! Он ведь так ждет этого письма!

И тут я осеклась и задумалась.

— А это не будет выглядеть, как бегство? — спросила я, тревожась за того, кто дорог сердцу.

— Да ладно тебе! Я предлагаю просто разнести письма! Представляешь, как люди их ждут! Неужели люди так и не получат долгожданную весточку от родных потому что у одной почтальонки сложилась личная жизнь! Фу! Я был о тебе лучшего мнения! — заметил «великий Ван Дал», гордо вздернув хвост.

— В смысле лучшего? — удивилась я, понимая, что кот прав. Нужно закончить с письмами. Никто не виноват в том, что так получилось. А эти весточки люди ждали долгие годы…

— Ты только представь! Сидит бедная бабушка и ждет письма от внучки…

— Дедушка, — эхом повторила я, вспоминая деда, которому никто так и не написал.

Кот выбежал из комнаты, а потом вернулся, таща сумку.

— И? — с надеждой спросила я, поглядывая на приоткрытую дверь.

— И? Сидит! Работает! Нам не уделяет время! — заметил кот. — Вторые сутки! Поверь, он даже не заметит, что мы ушли. А когда вернемся, то мы никому ничего не скажем! Ты ведь меня не сдашь?

— Только на тапочки, — усмехнулась я, понимая, что кот просто так ничего не предлагает. — А ты меня?

— Только с потрохами, — усмехнулся кот, прыгая на подоконник.

Я залезла на подоконник и свесила ноги. До земли было высоковато. Но прыгнуть можно. Главное — юбкой не зацепиться!

— А почему мы через окно? — спросила я. — Есть же входная дверь!

— Вот именно что входная. А не выходная! Была бы выходная дверь, вышли бы через нее! — рассмеялся кот. — Ну как же? Из дома уходят только через окно! К тому же входная дверь заперта. Окна он пока еще не запирал.

Быть может, тот, ради которого я готова была бы остаться здесь действительно осознает, что близкие люди важнее работы, важнее обязанностей, важнее всего на свете! Работы никогда не станет меньше, обязанности никогда не отвалятся, а близкие могут уйти. Иногда даже туда, куда лишь изредка доходят письма благодаря таким почтальонам, как я.

— А что он сейчас делает? — спросила я, осматриваясь по сторонам. Сумка лежала рядом на подоконнике.

— Не подозревает, какие мы бяки! — заметил кот. — Не переживай, мы управимся быстро! Глазом моргнуть не успеет, как мы уже дома.

— Было бы неплохо! — согласилась я, осторожно слезая с подоконника и чувствуя, как падаю в кусты. Вырвав платье из кустов, я осмотрелась. Сумка на плече заняла привычное место. Я даже потерла ее рассматривая старую кожу. Интересно, сколько почтальонов ее уже носили?

— Нет, ну а что? — разглагольствовал кот. — Мы тоже можем сделать вид, что его не существует! У нас тоже куча дел! Посмотрим, что он на это скажет! А то гордый такой… И вообще, мужчин после свадьбы нужно перевоспитывать!

— А если он увидит, что нас нет? — спросила я, когда мы уже тайком покидали сад, скрипя старинными воротами.

— Как хорошо, что я записку оставил. В левом тапке! — послышался голос кота. Он бросился в сторону нашего бывшего штаба, заколоченного досками с амбарным замком, который подошел бы, скорее, на огромные ворота замка, чем на чахлый сарай. И притащил мой старый плащ.

— Эх, когда — то и меня вела дорога приключений! — заметил кот, забираясь в сумку. — А потом я устал и покушал…

Я не знаю почему, но с меня словно наваждение спало. Я снова очутилась на улице. С сумкой в руках.

— Как я могла забыть о письмах? — прошептала я, вспоминая, сколько людей их ждут. Мне было почему-то как-то стыдно перед самой собой. За всей вот этой вот жизнью, я потеряла даже счет времени…

— Ну как? Полегчало? — спросил кот, словно о чем-то догадывался.

— Еще нет, но… Что это вообще такое? — спросила я, вспоминая какое-то благостное ощущение покоя и смирения, словно тебе уже никуда не надо. Я готова была прожить всю жизнь привидением в чужом доме!

— Как бы тебе объяснить? — заметил кот. — Мир Смерти устроен очень странно. Во всем этом мире действует особая магия. Чем дольше ты в нем, тем больше тебе хочется в нем остаться… Ты только посмотри на этих людей! Они уже никуда не торопятся. Они все успели!

Я видела фонари, которые еще не зажглись, видела прохожих. И только сейчас я заметила, что здесь редко кто-то куда-то спешит.

— Ты хочешь сказать, что на меня она тоже действует? — спросила я, глядя на прохожих, спокойно идущих по улице. Ну да, если ты уверен, что в твоем запасе целая вечность, то вряд ли ты будешь спешить куда-то! Это когда у тебя в запасе короткая жизнь, тебе нужно все успеть. Ты постоянно куда-то торопишься, опаздываешь! Но здесь все иначе.

Я шла по улице, видя дом с клетчатыми занавесками. Дверь на удивление открылась. И оттуда вышел мужчина. Только сейчас я узнала в нем почтальона. Не было при нем ни плаща, ни сумки с письмами.

— И купи муки! — послышался вдогонку женский голос. — Я сегодня испеку пирог!

Он грустно улыбнулся, спускаясь по лестнице и сворачивая за угол.

— То есть, дело в заклинании? — удивилась я, идя по городу медленным шагом.

— Мертвые не должны досаждать живым! Ты только представь, у каждого из этих людей есть тот, кто на самом деле дорог! И даже не один! Если бы тебе был дорог кто-то, а он остался там, один, — послышался голос кота. Он выбрался из сумки и шел рядом. — Ты бы осталась здесь?

— Ну конечно же нет! — возмутилась я. — Я бы, наверное, очень скучала… И снилась бы каждый день! А еще пыталась бы вернуться!

— Вот! — рассмеялся кот. — А это не нужно! Не хватало еще оживших мертвецов, скребущихся в двери и окна с криком: «Марта! Шапочку надень!». «Марта, а ты покушала?».

— У меня некому скрестись, — рассмеялась я.

Загрузка...