Попаданка для Наместника Смерти

Глава шестая. Неорганизованная преступность

Глава шестая. Неорганизованная преступность

— Ой, Барсика никто не обидел? — послышался скрипучий голос, когда жизнь устала мелькать перед глазами. Мне на плечо капала слюна.

— Кхе-кхе! — тут же захлопнул огромную пасть зловредный Барсик. Что? Я еще жива? Не может быть?

— А, играете! — умилилась бабушка, неся целый ворох лекарств. — Разыгрались тут! А у нас столько дел!

Я вела их вниз по улице в дому с игрушками. Изредка я похлопывала рукой по сумке, тайно вздыхая.

«Вот, а я говорил!», — слышался гнусавый противный голос. — «Вместо того, чтобы разносить письма, ты тут по городу бегаешь! Добрые дела делаешь!».

Меня смущал только Барсик, которому палец в рот не клади. Я несла тяжелые сумки, которых с каждым разом становилось все больше и больше.

— Раньше Барсик сумки таскал, — вздохнула бабушка, передыхая. — Да, Барсик? Эх, все понимает, только не говорит! И глаза умные — умные!

Умные глаза посмотрели на меня, и я поняла, что бабушке не стоит знать то, с Барсиком можно кроссворды разгадывать. Я даже прониклась уважением к Барсику за сумки.

— Таскал мне Барсик сумки, — повторила бабушка. — А откуда таскал, не знаю! Притащит и поставит… Видать, со стройки какой-то! Все в красной краске! Ну, не бойся, мальчик тебя не обидит! А будет за хвост таскать, я его быстро научу, что животных любить надобно!

— Да не трону я твоего мальчугана, — прорычал Барсик, когда я открыла рот, чтобы передумать. — Он же бабкины очки не находил? Поэтому ему бояться нечего…

— Тук-тук! — бабушка постучалась в дверь. — Открой бабушке!

— Мама не разрешила мне открывать дверь, — как-то неуверенно заметил мальчик.

Я сгрузила с себя тяжелые сумки. Никогда никуда не ходите с бабушками! Тяжелое «я на минутку» и не менее тяжелое «я просто приценюсь» встали рядом с «а чтоб два раза не ходить!».

— Слышишь, охломон! — выдала бабушка. — А ну дверь открыл! Тут, значит, бабушка приехала с подарками! А он дверь не открывает! Оголодал, небось, совсем! Кожа да кости!

Если честно, то я бы уже открыла.

— А бабушка пирожки принесла! А ну быстро открыл! — прозвучал такой голос, от которого тут же начинаешь есть суп с хлебушком, бежишь чистить зубы и обматывать шарфом дедушкин пуховик, чтобы пойти на горку.

Дверь скрипнула замком и … открылась.

— Ну вот! И ничего страшного! Бабушка не одна! Бабушка с Барсиком! Только смотри, Барсик всего боится, так что не пугай его сильно! — слышался голос, а бабушка махнула мне рукой, мол, свободна.

Я достала письмо, в надежде, что удастся отнести еще одно долгожданное письмо. Письмо взлетело в воздух и направилось на другую сторону улицы.

— Почтальон! — послышался старческий голос справа. Возле дома сидел дедушка в жилете. — Это мне? Да? Мне?

Письмо пролетело мимо, но я остановилась, услышав тяжелый вдох.

— Внученька, посмотри, может для меня письмо есть? — с надеждой спросил дед.

— Сейчас посмотрю. А вы кто? — озадачилась я, раскрывая сумку.

Дед стоял и с надеждой заглядывал мне в сумку. Я достала целую пачку писем, поглядывая на деда. Я никогда не видела в его глазах столько надежды.

— Так, одну минуточку! — рылась я, перебирая конверты. Письмо послушно застыло над моей головой. — Так, так, так… Эм… Нет письма… Извините…

Впервые в жизни я видела, чтобы человек сразу постарел на несколько лет. Дедушка осунулся, вздохнул.

— В следующий раз, — заметила я, глядя на несчастного деда. — Не расстраивайтесь! Может, оно еще на почте! Вы знаете, как у нас почта работает? Плохо работает! Вот! Вы не переживайте! Ваше письмо найдется!

Я ускорила шаг, видя, что письмо поворачивает в сторону темного переулка.

— Гони деньги! — послышался хриплый голос из темноты.

Он был настолько неожиданным, что я сначала не поверила.

— Ой! — вздрогнула я, видя, как от стены отделились два силуэта. Один перегородил мне путь вперед. Другой назад. Я прижала сумку к груди, видя в полумраке два жутких лица.

— Деньги! — рявкнули на меня.

— За-зачем? — опешила я, задавая самый глупый из всех вопросов, который только можно задать в темном переулке.

— Собираем на лечение одного мальчика лет сорока, которому глупые перепуганные прохожие треплют нервы идиотскими вопросами! — хохотнул тот, что спереди.

Сзади в меня что-то уперлось. Надеюсь, что это все-таки нож, а не то, что я подумала!

— Дорогие граждане, — прокашлялась я. — Это был трудный год. Для всех нас. Мы много работали, учились… Это я к тому, что денег нет.

— А если найдем? — просипел кто-то сзади. Уж не думала, что даже здесь есть грабители!

— Если найдете, то так и быть. Заплачу налоги, — вздохнула я, не веря своим ушам. Даже в мире мертвых есть преступность! Организованная!

— Ты тут зубы не заговаривай! Кошелек или жизнь! — прокашлялся первый. Он нависал надо мной так, что становилось страшновато.

— Жизнь! — обрадовалась я. — Воскрешать будете?

— Тьфу ты, по старой памяти! — выругался первый. — Кошелек или развоплощение!

О, даже так бывает? Ну ничего себе!

— Я — почтальон, — оправдывалась я. — Откуда у меня деньги?

— Так-так-так, почтальон, значит! — обрадовались преступники. — Письма сюда! Люди дорого заплатят за приветы с того света!

— Не отдам! — прижала я к себе сумку. Но ее выдернули и растворились в темноте.

Я так и осталась стоять.

— Пойдем, — вздохнула я, негодуя на местное правительство. Совсем за порядком не следят.

Письмо вылетело на улицу. На улице уютно горели фонари, освещая мощеную брусчатку. Письмо свернуло за угол. Я последовала за ним.

— Нет, — запротестовала я, видя очертание знакомых ворот. Силуэт дома, в который я обещала не возвращаться, вырисовывался с каждым моим шагом. Я до последнего искренне надеялась, что это к соседям. Но надежда умерла, как только я остановилась возле ворот.

Если бы при мне была сумка, у меня был бы выбор. Но письмо уже скользнуло между прутьев, устремляясь к дому.

— Только не это, — заныла я, чувствуя, как ноги отказываются идти туда. У меня тут же прихватило все, что можно!

Ворота скрипнули, а я шла по знакомой дороге. В комнате все так же горел свет, намекая, что зло не дремлет. Так, зевает, но не спит.

Я осторожно постучалась в двери, затаив дыхание. Почему-то я ужасно нервничаю, когда вспоминаю красивый профиль и это странное «мяу». Я почувствовала, как смутилась. Но тут же выпрямилась и с деловым видом постучалась еще раз.

Дверь внезапно открылась. На пороге стоял хозяин дома. Я смотрела на него с удивлением, растеряв все, что хотела сказать. В мягком свете он казался таким красивым, что я тут же пересмотрела стандарты мужской красоты.

— Эм… Ам… И… — подняла я почему-то брови, пытаясь объяснить зачем пришла. — Вам… пи-письмо… Вам, а не коту! Я проверила!

Дверь молча закрылась перед моим носом.

— Эй, откройте! — несколько раз я ударила в дверь. — Это что еще за новости! Вам тут письмо пришло! А вы… Я буду стучать до тех пор, пока вы не откроете!

Я стучала сначала рукой. Потом ногой. Потом снова рукой. Свет горел, бросая в сад желтую полосу.

— Тук-тук! — возмущалась я гостеприимству. — Эй, есть кто живой? Вы что там, вымерли?

— Красиво у нас тут, да? — послышался ленивый голос. Я увидела кота, свесившего хвост с ветки дерева. — Тебе какие кустики больше нравятся?

— Причем здесь кустики? — спросила я, глядя на заросли.

— Это важный вопрос. Какие кусты тебе больше нравятся? — повторил вопрос кот.

— Ну эти… С синими цветочками, — пожала плечами я, отвечая на бессмысленный вопрос.

— Отлично! Здесь мы тебя и похороним, если ты так будешь стучать, — заметил кот.

— Погоди, я же, как бы, полуживая! — возмутилась я, глядя на дерево.

— А хозяину все равно! Потом подметем и ссыплем, — заметил кот. — Чего пожаловала?

— Письмо! — помахала я конвертом.

— О, сколько лет, сколько зим! — глаза кота стали похожими на плошки. — Я это письмо уже сто лет не видел! Я его вспомнил! В прошлый раз его приносил какой-то мужик с дергающимся глазом, хромающий на обе ноги с перебитой рукой.

Мне это ужасно не понравилось.

— О, если бы ты знала, где оно у него в последний раз оказалось после визита к нам, то вымыла бы руки с мылом! — усмехнулся котяра, поигрывая хвостом.

— А ты что здесь делаешь? — взбодрилась я, глядя на кота.

— Охочусь на дятла. Кот я или нет? — зевнул кот. — С чем пожаловала? Пиписьмо принесла? Зря. Хозяин письма не любит. И незваных гостей, кстати, тоже. Незваные гости приносят письма и на ночь глядя, то он вообще в бешенстве!

— Это с чего это вдруг? — спросила я, понижая голос.

— Характер у него дрянной, — снова сладенько зевнул кот. — Ну что ж, с кустиками мы определились. Вопрос закрыт. Спокойной ночи!

Кот спрыгнул с ветки прямо на подоконник и толкнул лапой створку окна.

Еще новости подвезли! Что мне с письмом делать?

— Не мог бы ты убрать свою пушную задницу с моего стола? — послышался приятный голос.

— Я имею полное право ходить по столу! — послышался громкий голос кота. — Я кот! Я могу даже в тарелку сесть! Кофе котиком не испортишь! Ну и что, что важные документы! Были важные стали влажные! Кружка сама перевернулась! Ай! Прекрати! Ну, ты и изверг! Обидел маленького котика! Пусть у котика девять жизней, но нервная система одна! Ладно-ладно, я запомню!

Я постояла еще немного под дверью, раздумывая, что делать. Как вдруг дверь открылась.

— Кис-кис-кис, — высунулся кот. — Быстро сюда!

На секунду я замешкалась, но тут же прошмыгнула в дверную щель, очутившись в темноте.

— Я тут тебе за аудиенцию похлопотал, — заметил кот, прыгая на перила. — Будешь должна!

— Неужели? — обрадовалась я, бесшумно поднимаясь по лестнице. — Так и сказал. Бедная девочка стоит под дверью, мерзнет, страдает. А у тебя сердца нет!

Я поднялась на второй этаж, тихо подкрадываясь к двери. За огромным столом среди книг и бумаг сидел силуэт. Слышался шелест перебираемых бумажек.

— Тук — тук! — осторожно постучала я, прижав письмо к груди. Я вошла в кабинет, слегка обалдев от его размеров.

— Ты что здесь делаешь? — послышался холодный голос. На меня посмотрели пристально.

— Извините, но у меня письмо! — показала я конверт в руках. — Для вас! Мне сказали, что вы готовы меня принять… Что-то там про аудиенцию…

— Теперь все в курсе, что у вас аудиенция. Я сделал свое дело, а теперь пересижу где-нибудь! — заметил кот, путаясь под ногами.

Хозяин откинулся в кресле, а я прошла и приготовилась развернуть письмо.

— Можно я его прочитаю? — спросила я, готовясь сорвать печать.

— Нет, — заметил хозяин.

— А может… — начала я, искренне недоумевая.

— Нет, — спокойно произнес хозяин, беря бумаги и просматривая их.

— А если… — попыталась я зайти с другой стороны.

— Нет, — не поднимая на меня глаз, ответил хозяин. Мне казалось, что меня не слышат.

— Он глух к мольбам и просьбам, — вздохнул кот, все еще путаясь под ногами. — И вообще он скупердяй, человеконенавистник, мизантроп, бессердечная тварь…

Хозяин резко вскинул глаза на кота.

— И просто хороший человек, — елейно добавил кот, снова наворачивая круги вокруг меня. -

Бумаги складывались в огромные стопки. Интересно, чем же он занят? Что это за бумаги?

— Просто замечательный! Золото, а не человечек, — елейно продолжал кот под тяжестью хозяйского взгляда. — Итак, я оставлю вас одних. Есть вещи на которые нельзя смотреть впечатлительным котикам!

— Письмо, — напомнила я, удивляясь, почему его не хотят читать. Что может быть такого в этом письме, что его так упорно не разрешают прочитать? Может, тайна какая-нибудь?

Меня просто игнорировали.

— Неужели вам совсем не интересно, что вам написали? — удивленно спросила я, вспоминая, как трепетно относятся к письмам другие.

— Так что вы сказали? — послышался голос. На меня даже не подняли глаз. — Вы уже уходите? Ну что ж, не смею вас задерживать!

— Я сказала вовсе не это! — возмутилась я, понимая, что меня очень деликатно выпроваживают. — Я сказала, что вам должно быть интересно, что в письме! Вот что я сказала!

— Хорошо, — послышался голос. На меня подняли глаза, глядя, словно сквозь меня. — Я так и быть поясню. Меня не интересуют письма оттуда. Все, что мне хотели сказать, сказали при жизни. Если не успели — это их трудности, не мои. Не успели, значит, не хотели. Если человек ценит каждое мгновение проведенное с тобой, то вряд ли он будет откладывать или забывать сказать что-нибудь важное. Вы так не считаете?

— Эм… — удивилась я, переминаясь с ноги на ногу.

— Присядьте. Я попробую вам объяснить. Так и быть, потрачу свое драгоценное время, — мне указали на кресло.

— Мне должно быть стыдно за то, что я отвлекаю вас от столь важных дел? — с неким вызовом произнесла я. Если бы все это случилось утром, я бы, наверное, стушевалась, отступила, решила зайти попозже, когда у хозяина будет хорошее настроение. Но сейчас, пережив столько всего и Барсика, я была настроена решительно. К тому же, я даже представить себе не могла, где я буду ночевать!

Камин горел, но не грел. Даже пламя здесь холодное, синеватое. И мне не хотелось уходить из красивого уютного дома.

— Вам должно быть не стыдно, а страшно, — заметил хозяин. Мне безумно нравилось, как выглядит его белоснежная прядь. Она то пряталась в его волосах, то наоборот. Она казалась мне какой-то изюминкой, которая отличала его от всех других людей, виденных мной на том и на этом свете.

— Это письмо приносили мне уже сотни раз. И я не имею ни малейшего желания его читать, мадемуазель, — произнес незнакомец. Он стоял возле окна, задумчиво глядя в темноту сада.

Я сидела в уютном кресле, чувствуя, как на меня наваливается усталость. Бархатный голос убаюкивал меня, а смысл слов растворялся в пламени. В этом было какое-то уютное очарование.

— Я ненавижу письма с того света. И не одобряю их. Живые пишут письма мертвым, чтобы попросить прощения за нехорошие поступки, оправдаться, крикнуть что-то вдогонку, — слышала я спокойный голос. — Ах, я забыла тебе сказать, что люблю тебя! Я забыл тебе сказать, что ты была мне так дорога! Ах, прости меня за то, что я сделал! Я должна была поступить иначе! Почему нельзя сказать это при жизни? Неужели это так сложно подойти, открыть рот и произнести элементарный набор слов? Но нет. Давайте подождем!

Послышалась усмешка.

— Вечно что-то мешает. Ах, экипаж уже подан! До завтра! Ах, прости, меня отвлекли. О чем мы с тобой разговаривали пять минут назад? Нет, не сегодня. Завтра! Завтра самое лучшее время, чтобы сказать! — словно передразнил хозяин, даже не глядя в мою сторону. — Люди, которые ценят жизнь, осознают ее хрупкость, ценят друг друга и не ждут волшебного «завтра». Если не будет плохих поступков, то не за что будет оправдываться? Не так ли? Зачем бередить души тех, кто обрел покой? Зачем напоминать о потерянной жизни?

— А зачем люди пишут друг другу письма, когда они далеко? — спросила я. — Зачем они рассказывают друг другу, как прошел день? Потому что скучают!

— Так пусть скучают молча!

Я впервые слышала, как он повысил голос. И в этот момент мне стало не по себе.

— А я-то думал, насколько хватит вежливости? — послышался голос кота. Он, оказывается, сидел под креслом. — Даже время засекал! Мне кажется, что ты копил эту вежливость с того момента, когда тебе в последний раз принесли это письмо. Помню- помню, тот лопоухий юноша, который лез к тебе в окно под покровом ночи с криками: «Это последнее письмо! Неужели вам сложно его выслушать!».

Ого! Надо ж было вытянуть именно это письмо!

— Хорошо! А теперь выслушайте меня! — скрипнув зубами, произнесла я. — Я нахожусь между жизнью и смертью. И умирать я не хочу!

— Тише ты, — перепугался кот. — Полегче…

— Я столько не сделала в своей жизни, что умирать мне еще рано! Я собираюсь вернуться обратно! И прожить долгую и счастливую жизнь! — продолжала я, слыша, как кот уговаривает меня понизить тон.

— И даже если бы я все сказала своему любимому при жизни, то я бы все равно писала письма! А знаете почему? Потому что нельзя взять ластик и стереть умершего человека из памяти! Или вы предлагаете вычеркнуть его из своей жизни? — возмущалась я, воинственно размахивая письмом. — Вы даже не знаете, что в этом письме! Кстати, от кого оно?

Я развернула его, видя смазанные буквы. Ни адресата, ни кому оно предназначено. Ничего! Все было стерто временем. Даже бумага пожелтела!

Мне казалось, что мой крик до сих пор звенит в комнате.

— Кто ты такая? — внезапно посмотрели на меня напрямую. — Чтобы спорить со мной!

— Упс! — вздохнул кот. — Я отойду, а то мало ли, чем кончится эта милая беседа.

— Я? Я — человек, которого категорически не устраивает этот мир! — ответила я, слегка растерявшись. — Я та, кто не хочет умирать! Я думала здесь облачка и благодать! А тут преступность цветет махровым цветом! Куда только власти смотрят, когда у почтальона отбирают сумку с письмами! Я работаю всего один день, а меня чуть не сожрало чудовище, у меня отобрали сумку и … И вы хотите, чтобы я здесь оставалась? Нет, спасибо! Я, лучше туда! Обратно! Власти вообще плевать, что здесь происходит! Куда мне обращаться? Покажите мне здесь хоть один орган правопорядка? Потыкайте в меня этим органом!

— О, поверь! Там есть на что посмотреть, — рассмеялся кот, пытаясь разрядить обстановку. — У нас такой орган правопорядка!

— И его, видимо, на него положили! — возмутилась я, скрестив руки на груди. — Этот орган, я так понимаю, тут не работает!

Кот почему-то округлял глаза, а потом сужал. Я не понимала, что он делает.

— Так и скажите, что у нас тут правоохранительная импотенция, раз орган не работает, — заметила я, вспоминая свою сумку.

— Три… Или четыре? — слышалось бухтение кота под креслом. — Если вычесть те две, которые…

— Ты что там считаешь? — удивилась я. Кот поднял на меня глаза.

— Оставшиеся жизни, прикидывая заступиться за тебя или нет? — послышался голос кота.