Поправка курса

Глава 17

Ялта.

— В мешок Наполеона! В мешок!

Бравый богатырь затолкал императора в огромный мешок.

— Снято!

Император вылез из мешка.

— Я бы попросил поаккуратнее! Не свинью в плен берете!

— Отлично, Павел Алексеевич, отлично! Вашу реплику мы используем, с меня шампанское, — сказал Дофин.

Дофин, Алексей Суворин, взялся за синематограф расчётливо. Изучил литературу, поговорил с практиками — всё более в ресторанах, угощая по-русски, с шампанским и коньяком, — и только потом, облачившись в английский клетчатый пиджак и бриджи, стал снимать фильму.

Суворин-старший в процесс не вмешивался. Дал волю сыну, дал и смотрел, что получается.

А я и вовсе стоял в сторонке. Пусть сами, всё сами. Тем более, что получалось недурно. Артистов позвали из провинциальных театров, молодых, да ранних, как сказал Дофин, «с выраженной цирковой ноткой». И в самом деле, в отсутствии звука требовалось искусство жеста, такое, как у актеров-циркистов. Впрочем, и традиционные театральные артисты тоже были — первый любовник, трагик, комик, субретка, мать семейства. Дивой согласилась стать Андреева. Видно, получила указание в Центральном Комитете. Или артистическая натура взыграла. Или кефир по душе пришёлся. Или мои миллионы. Но уж никак не я, это очень вряд ли. Уж больно я неромантичен и негероичен. Хотя кольцо с сапфиром приняла, просияв. Нет, не предложение, какое может быть предложение, если она замужем?

Выход Марии на арену — так Дофин называл съемочную площадку — будет через час. Шекспир, «Ромео и Джульетта», ни много, ни мало. Мария, разумеется, Джульетта. В фильме будет много фехтования, и даже Джульетта со шпагой в руках станет сражаться за свое счастье. Наняли учителя фехтования, что бы уж совсем глупо не вышло. И — возрадуйтесь! — смерть возлюбленных мы отменили, история закончится свадьбой и примирением сторон. Это электротеатр, у него свои законы. Народу нужны трагедии, но трагедии со счастливым исходом. Несчастливых исходов у народа довольно и в жизни.

А сейчас снимался эпизод комедийно-героического сериала «Юнкер Шмидт». Юнкер, довольно субтильный малый (артист Семенов-Вольский), во сне преображается в Геркулеса (играет цирковой силач Пафнутий) и совершает самые невероятные подвиги: берёт в плен Наполеона, спасает персидскую княжну (разумеется, Андрееву), побеждает Кощея Бессмертного и даже, превратившись в огромное чудовище, топит японскую эскадру, которую будут представлять три макета броненосцев, что готовят в срочном порядке ялтинские столяры. Двенадцать эпизодов по пять минут, включая титры типа «Поокуратнее! Я император, а не свинья!». Если публике понравится, будут и следующие.

И одну фильму мы уже сняли. Рекламную, коротенькую. Призыв посильно жертвовать Красному Кресту. Мужик Пантелеймон хотел идти в кабак, но, встретив юную сестру милосердия (опять Марию), жертвует содержимое карманов на дело Российского общества Красного Креста. И в ту же минуту к его раненому сыну Андрею в далеком Порт-Артуре является некто в ангельском обличии, и Андрей прямо на глазах выздоравливает: вскакивает с койки и бежит в церковь помолиться святым угодникам.

Простенько, но так и задумано. Эту фильму в тридцати копиях мы бесплатно разослали кинопрокатчикам. Наша выгода, помимо, разумеется, того, что доброе дело само по себе награда, заключается в налаживании связей с кинопрокатчиками и приучению публики как к нашим актерам, так и к заставке ФГ «Пегас»: крылатый конь на фоне Ялты и сама надпись ФГ «Пегас». ФГ означает «Фабрика Грёз». Но это тайна. Мы договорились никогда ни подтверждать, ни отрицать значения аббревиатуры. Маленькая тайна рождает большой интерес, что нам и нужно.

Полдень! Время кефира!

На выбор предлагается кефир медовый, кефир вишнёвый, кефир грушевый, кефир клубничный и кефир чистый классический. По одному стакану на брата, впрочем, не возбраняется и два стакана. Больше — нет, может нарушиться производственный процесс. Я подумываю о небольшой фабрике мороженого, но это уже на будущий год. Да и болезнь Хоттабыча немножко пугает. Хотя кино немое, если охрипнут и осипнут — не страшно.

А пока — кефир.

Я ушёл тихонько. Полюбоваться стройками. Строили много — бассейн, второй павильон, большой дом для артистов, другой дом для персонала, коттеджи для звезд второй величины, виллы для звезд первой, пока одну (Андреевой!), конюшню, гараж… Много чего строили, со всего полуострова работников собрали. Хорошо, что кино немое, иначе звуки топоров, молотков и пил мешали бы. А сейчас — бодрят и воодушевляют.

Фабрика Грез пусть строится дальше, а нам с Булькой нужно домой. К розам.

На самом деле — к мистеру Джонсу.

А на самом-самом деле — к Джону Дэвидсону Рокфеллеру.

Старость не радость, но если у тебя есть состояние, можно подсластить пилюлю. А если у тебя огромное состояние, почему бы не повернуть время вспять? Хотя бы личное время, раз уж нельзя общее, пусть некоторые и пытаются.

И вот Джон Дэвидсон Рокфеллер пересекает океан, потом Средиземное море, потом проливы и море Черное, и в Одессе на берег сошёл мистер Джонс, археолог, профессор Чикагского университета. Сошёл, пересел на местный пароход «Витязь» — и вот она, Ялта. Дом Роз.

Разумеется, предварительно мы договорились об условиях. Я воплотил в жизнь мечту Чехова: получил в свое распоряжение шесть миллионов рублей. Точнее, три миллиона долларов, что по курсу то же самое. Можно построить новый крейсер «Варяг» с полным вооружением. Нет, от частного лица такой заказ, конечно, не примут, но ведь можно передать их правительству, чтобы на средства колхозника построить самолет. Правда, сейчас колхозников нет, да и с самолетами не сказать, чтобы очень, но — крейсер! А, может, сразу дредноут? А что, я бы мог. Если бы захотел пустить ко дну пятнадцать миллионов рублей. Или уж сразу тридцать. Но — зачем? Гигантомания хороша в кино.

И потому деньги Рокфеллера пойдут на другое дело. У царя кораблей много…

Мистер Джон сидел беседке среди роз. Наслаждался, отдыхал. И вида не подавал, что взволнован. А ведь взволнован: не каждый день ложишься на обновление. Некоторые так и никогда. Да почти все — никогда.

— Рекомендую чай, мистер Рокфеллер.

— Просто Джон, господин барон, просто Джон.

— Тогда просто барон, Джон. Или Питер.

— Отлично, Питер. Значит, сегодня и начинаем?

— Если вы ничего не ели в течение восьми часов — то да, сегодня.

— Не ел. Даже более восьми часов. Сутки.

— Отлично. Через час вы получите первую дозу препарата Аф, разведенную в кефире. Вы любите кефир?

— Никогда прежде не пробовал.

— Значит, любите.

— Интересное заключение.

— Самое интересное впереди. Препарат, в содружестве с кефиром, проникнет в ваш организм и запустит механизм оптимизации. Все болезни, явные и тайные, будут ликвидированы. Все органы получат капитальный ремонт с полным восстановлением износа. Для этого, помимо собственно препарата, потребуется материал, энергия и время. Первые двое-трое суток материалом будете вы сами. Затем организм будет извлекать его, материал, из пищи. Вместе с энергией. Диета специально подобрана вашим лечащим врачом господином Альтшуллером, эффективность её проверена и подтверждена. Весь цикл займет четыре недели. Все ваши силы будут уходить на тотальное обновление, потому вы будете как младенец — много спать и есть. Тут важно медицинское сопровождение, поэтому я и настаиваю на месячном пребывании здесь под контролем опытного врача. Но через месяц вы вернетесь в большой мир капитально отремонтированным. Препарат не возвращает молодость, это невозможно. Он ликвидирует преждевременную старость, ту старость, которая обусловлена вредными влияниями внешней и внутренней среды. Ваше состояние по окончании курса оптимизации будет состоянием совершенно здорового мужчины примерно сорока, сорока двух лет от роду. Никаких страхов, что всё вдруг исчезнет, и вы проснетесь опять стариком, быть не должно. Разумеется, вы будете стареть, но обычным, даже замедленным темпом. То есть лет через тридцать пять, примерно в сороковом году, вернетесь к своему нынешнему состоянию — и двинетесь потихонечку дальше. Если вы будете придерживаться здорового образа жизни, доживете до середины нашего века, возможно, и дольше.

— Из чего вы делаете подобные выводы, Питер? Ведь у вас нет и не может быть подобных наблюдений.

— Личных наблюдений о том, что будет с человеком, принявшим препарат Аф, через пятьдесят лет, у меня нет, вы правы. Но я знакомился с источниками, в компетентности которых у меня нет сомнений. Жить до ста лет без дряхлости — это реально, и в вашем случае это будет достигнуто. До ста пятидесяти — будем смотреть. Ну, а после ста пятидесяти время возьмет своё.

— Вы это серьезно — сто пятьдесят лет?

— Поживем — увидим. Но то, что вы будете до ста лет сохранять здравый ум в здравом теле — совершенно серьезно. Могу выписать гарантию и заверить у местного нотариуса. И если вы умрете раньше одна тысяча девятьсот сорокового года, сможете лично получить назад все затраченные деньги, да ещё с процентами.

Мы посмеялись. Чуть-чуть. Не из веселья, а давая понять друг другу, что сознаем необычность ситуации.

— Теперь о деньгах, — сказал Джон.

— Деньги на мой счет поступили.

— Я не об этом. Пять тысяч долларов вашему доктору Альтшуллеру — ну, это я понимаю. С такого человека, как я, меньше брать грешно. Но три миллиона долларов за снадобье… препарат Аф, так вы его называете… Три миллиона! Почему не тридцать миллионов? Ведь если то, что вы обещаете, реальность, вы можете требовать у меня половину царства — как в тех самых компетентных источниках, о которых вы упомянули. В сказках.

— Начну с того, что половина вашего состояния это никак не тридцать миллионов долларов Северо-Американских Соединенных Штатов. Скорее, триста. Хотя, конечно, передача мне подобных активов вызовет биржевые потрясения…

— Любопытно, — заметил Джон. — Насчет биржевых потрясений.

— Далее. Согласно сказкам, подобные истории — с половиной царства — кончаются всегда нехорошо. Мы оба с вами шотландцы, и цену деньгам знаем. Через самое непродолжительное время вы решите, что половина состояния — это перебор, с этого шмендрика и тысячи долларов бы хватило. И решите меня наказать. Дискредитируя собственные активы. Я тоже терпеть не буду, завяжется война, и в той войне погибнет великое царство. Два царства. Миллионы сгорят безо всякой пользы.

— Ну, прямо уж война…

— Хорошо, пусть не война, а особые отношения. Как ни назови, а убытки будут. Зачем? Но и это не главное.

— А что же главное?

— Главное — деньги. Зачем они вообще нужны, большие деньги? Я имею в виду — очень большие?

— Просветите.

— Мой добрый знакомый, господин Энгельс — крупный теоретик в области мироустройства. Очень крупный, хотя предпочитал оставаться в тени своего товарища, господина Маркса. Рассматривая роль денег в жизни человека, он выделил три ступени потребления. Первая — это необходимость. Еда, кров, обязательная в нашем климате и нашем обществе одежда. Вторая — комфорт. Еда становится вкусной и здоровой, кров — благоустроенной квартирой или особняком, одежда — нарядной и удобной, человек может, если желает, путешествовать, опять же с комфортом, заниматься науками, искусствами, не обязательно в мировом масштабе, а для себя. И третья ступень — это роскошь. Особняк превращается в дворец с дюжиной слуг или больше, вместо каюты первого класса на трансатлантичеом лайнере заказывается мегаяхта с экипажем в сто человек, а для розжига камина используются долларовые купюры. Роскошь неизбежно ведёт к расточительству, к тратам, не имеющим смысл. Нормой первой ступени для семьи Энгельс считал доход в один фунт в неделю, второй — в двадцать фунтов в неделю, тысяче фунтов в год, то есть пяти тысяч долларов. Та сумма, которую вы заплатили доктору Альтшуллеру. Роскошь, тем паче расточительство границ не знает. Расточить можно любое состояние.

— В первом приближении согласен, — после короткого раздумья ответил Джон. — Но какое отношение это имеет к нашему случаю? За исключением гонорара доктору Альтшуллеру?

— Я ещё не кончил. По Энгельсу, у человека разумного существует иерархия интересов. В первую очередь он заботится о себе и о своей семье. Это очевидно, не так ли?

— Пожалуй.

— Достигнув уровня комфорта, стремление к которому понятно и естественно, человек становится перед выбором: идти ли к роскоши, или заботиться о своем роде. Под своим родом Энгельс подразумевает не обязательно одних лишь близких родственников, под это понятие попадают и дальние родственники, и знакомые, и просто земляки. При наличии средств человек поможет попавшему в беду знакомому или сделает взнос в пользу строительства школы или университета в родном городе, даже если у него нет детей, которые учились бы в этой школе. В определенном смысле понятие рода расширяется до понятия государства: человек поддерживает своих против чужих. Во время войны идет добровольцем в армию, или помогает Красному Кресту, или дает приют и работу беженцам.

— Так…

— И, наконец, за родом идет вид: человек действует во благо всего человечества. Помогает всем беженцам, борется с засухой в дальних странах, жертвует средства на исследования болезней, от которых страдают люди — негры, китайцы и прочий народ.

И опять расходы идут по нарастающей: для поддержки себя и своей семьи достаточно двадцати фунтов в неделю, поддержание рода может поглотить сотни и тысячи фунтов. Поддержание же вида пределов не знает, оно поглотит любое состояние, миллион ли, биллион или алмаз величиной с отель Риц. Тут важнее не сколько средств, а как ими распорядиться.

Мои личные потребности я вполне удовлетворяю сам. Для проектов в моей стране я привлекаю сторонние средства. Трех миллионов долларов для старта мне достаточно, впоследствии дело будет само себя финансировать. Тридцать миллионов — это чистое расточительство, а расточительство ведёт к беде. Ну, и наконец, для потребностей человека как вида совершенно безразлично, кто и где финансирует проекты — барон Магель в России или Джон Рокфеллер в Америке. Инфраструктура общества сейчас такова, что крупные проекты, будь то исследование Луны или создание электростанции на ядерной энергии, эффективнее создавать именно в Северо-Американских Соединенных Штатах. На данном временном отрезке. Но лет через пятнадцать, через двадцать Россия встанет с Америкой плечом к плечу, и мы ещё посмотрим, кто первый ступит на Луну.

— Вы полагаете?

— Да. Если, конечно, не вмешаются своекорыстные интересы плутократии, задержавшейся на первом этапе, этапе личного потребления и не мыслящей жизнь без роскоши.

— Интересные у вас мысли, Питер. Надеюсь, я буду иметь достаточно времени для их обдумывания.

— Будете, Джон, будете.

Здесь к нам присоединился Альтшуллер. Озабоченный, серьезный, но уверенный в себе, он олицетворял собой всё лучшее, что может дать современная русская медицина: внимание, участие и высокий профессиональный уровень, который всегда с ним, будь гонорар пять тысяч долларов, пять рублей или вовсе «выучили вас, иродов, на нашу голову». Разговор, впрочем, был короток: английский доктора желал много лучшего, а немецким они оба владели достаточно скверно. Прямо хоть включай киберпереводчика. Но нет, обойдутся без техники будущего. Излишества ни к чему. В крайнем случае позовут меня.

Но не сейчас. Попозже. Сейчас Джону предстоят вступительные медицинские процедуры. Для предупреждения побочных явлений.

И начинаются эти процедуры с очистительного клистира.

Сюрприз-сюрприз, Джон!