Порножовщина

Глава тринадцатая

‡

Рэй

Несколько дней спустя я, одетый в брюки, рубашку на пуговицах и пиджак, сижу в автомобиле и поражаюсь легкости, с которой Эшли лавирует в оживленном движении на шоссе. Во время войны я водил машину, но никогда не думал, что на дорогах их будет так много. Она справляется с хаосом с легкостью и уверенностью, которые я уважаю.

Моя женщина.

Эшли бросает на меня взгляд, но я сомневаюсь, что она услышала эту мысль. Какие-то части нас должны соприкасаться, чтобы установить этот уровень связи.

— Тебе придется быть милым сегодня.

"Милый" — это слово, которое никто никогда и никем не использовалось для описания меня, но я понимаю, насколько важна для нее ее работа.

— Пока твои коллеги относятся с уважением…

— Они всегда относились ко мне именно так.

На ней комбинезон, который прикрывает ее тело достаточно, чтобы считать его скромным, но то, как она выглядит в нем, — чертовски близко к греховному. У нее самые потрясающие формы, какими только может обладать женщина, и она точно знает, как подчеркнуть свои достоинства.

Во мне есть собственническая сторона, которая хочет накинуть на нее брезент и сохранить всю роскошь для себя и только для себя, но мы провели достаточно времени, делясь своими мыслями, чтобы я понял: обладая почти дьявольским уровнем мастерства, она использует свою привлекательность, чтобы изменить правила игры и добиться своего на своем рабочем месте.

Она никогда не встречалась ни с кем из мужчин, с которыми работает. Она даже не флиртует с ними. Все, что она делает, это входит, выглядя при этом как эротическая мечта любого мужчины, и притворяется, что не подозревает о своем воздействии на них. Она считает себя умнее своих коллег, и я не думаю, что она ошибается.

Эшли бросает на меня взгляд, прежде чем снова переключить свое внимание на уличное движение.

— Я люблю эту работу.

— Я знаю.

— Роботы, с которыми я работаю, — это списанные прототипы тех, которые компания разрабатывала в прошлом. Предполагается, что моя работа заключается только в проверке долговечности материалов. Уменьшенные модели, которые есть у меня в лаборатории, технически не представляют никакой ценности, потому что в них отсутствуют передовые технологии и обновления, но мне все равно не разрешили бы забрать их, если бы меня когда-нибудь уволили.

— Они твои друзья, — увидев фотографии маленьких металлических штуковин, для которых она шьет одежду, я не мог представить их иначе, как машинами, но она показала мне свои чувства к ним.

— Да, — она прикусывает нижнюю губу. — И я защищаю их, потому что, как и ты, они будут в опасности, если их когда-нибудь увидят такими, какие они есть.

Я кладу руку ей на бедро, чтобы она могла не только услышать мои слова, но и почувствовать, насколько они серьезны.

— Я буду вести себя наилучшим образом. Но если мужчинам, с которыми ты работаешь, не понравится, что в твоей жизни появился я… обещаю, что буду вести себя хуже некуда, чтобы убедиться в их страхе тебя уволить.

Сначала ее улыбка становится легкой, затем превращается в усмешку.

— Ты сделаешь это для меня?

— Без колебаний. Я бы взорвал все это чертово здание ради тебя.

Блеск в ее глазах соответствует радости, которую я чувствую от нее.

— Моя мать не одобрила бы, если бы узнала, что мне нравится, когда ты так говоришь.

— Это неправильно, только если ты не чувствуешь того же.

Она бросает на меня косой взгляд.

— Я никогда ничего не хотела так сильно, как того, чтобы это продолжалось.

Я тоже.

Последние несколько дней я проводил время не только с Эшли, но и с Хью и Джеком. Меня выбивает из колеи то, как быстро я приспособился к этой жизни и ко всему, что изменилось в мире с 1945 года.

Моя новая личность — Рэймонд Стайлс.

Моя предыстория такова: я был на домашнем обучении в отдаленном районе штата Мэн. Родители были независимыми поселенцами. После их смерти, не связанной с убийством, я переехал на Род-Айленд в поисках лучшей жизни. Я эксперт по боевым искусствам-самоучка. И я настолько великолепен в постели, что Эшли смогла не обращать внимания на наши разногласия.

Ладно, признаюсь, я добавил последнюю часть от себя.

Мы с ней встретились на реконструкции Гражданской войны, потому что Эшли подумала, что это может послужить мне прикрытием, если в разговорах с людьми я буду слишком много говорить о прошлом. Однако, чем дольше я здесь, тем меньше меня волнует что-либо, кроме будущего. Даже если проект "Чернильница" разрешил бы нам вернуться домой после войны, мне не к кому было возвращаться.

Мне дали не только второй шанс, но и тесную связь с женщиной, которая увидела мою темную сторону и не боится ее. Каждый раз, когда я впускаю ее и показываю ей еще один аспект себя, все, что я чувствую, — это принятие, сострадание… и растущую привязанность ко мне.

Любовь.

Это единственное слово, которое подходит к моим чувствам к ней. И то, что я был ножом на протяжении восьмидесяти лет, не иначе как лучшее, что могло со мной случиться.

Она паркуется в подземном гараже. С быстротой молнии я выхожу из машины и бросаюсь к ее стороне, чтобы открыть дверцу.

Улыбаясь, она берет меня за руку и заключает в свои объятия. Она волнуется, и мне не нравится, что я именно я являюсь тому причиной.

— Все будет хорошо, — говорю я.

Она изучает мое лицо.

— Я никогда раньше никого не приводила на работу. Но я хочу, чтобы ты увидел, чем я занимаюсь.

— Ты можешь доверять мне, Эшли, — я нежно целую ее и она отвечает на поцелуй.

— Просто будь милым.

О чем ты беспокоишься?

Ее реакция — это череда сцен из нашей первой встречи. Я был там и испытал это на себе, но я не понимал всей жестокости этого, пока не увидел насилие ее глазами. Я обнимаю ее, прижимая к своей груди.

Мне очень жаль.

Она откидывает голову назад, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Я знаю, что на самом деле это был не ты. Тебе что-то дали, и ты был болен…

Доверие, даже когда ты способна читать чьи-то мысли, требует времени. Я понимаю.

Она кивает.

Храбрая. Умная. Достаточно сильная и смелая, чтобы говорить то, что думаешь. Неудивительно, что я люблю тебя.

Она краснеет как свекла.

— Не заводи меня.

Я утыкаюсь носом в ее шею.

— Почему? Ты держишь меня в таком состоянии двадцать четыре часа в сутки.

Мы стоим, просто обнимая друг друга, несколько минут. Я не знаю, заслуживаю ли я кого-то такого замечательного, как Эшли, но я, черт возьми, сделаю все, что в моих силах. Я неохотно отпускаю ее.

Мы поднимаемся на лифте на один этаж, регистрируемся у службы безопасности и входим в огромное открытое пространство, которое выглядит одновременно индустриальным и высокотехнологичным. Оно ярко освещено большими витринами вдоль стен.

Эшли следит за моим взглядом и морщит носик.

— Если ты начнешь свое путешествие оттуда, — она указывает на другой конец кажущегося бесконечным рабочего пространства, — то сможешь проследить эволюцию достижений компании в области робототехники. Основатели начинали с автомобильного бизнеса, создавая автоматику. Какое-то время они проявляли творческий подход, но в последнее время их цель — придать роботам наиболее человеческий вид. Конечная цель — освоение космоса. А здесь последние модели. Они лучше приспособлены к экстремальным температурам и пересеченной местности. Это сложный, с точки зрения материалов, баланс. Старые модели сохранились бы лучше, но новые более востребованы на рынке.

— Интересно, — я не знал, что еще сказать.

Мужчина, который сидел на диване посреди зала, встает и направляется к нам. Открывается дверь в кабинет, и появляется еще один мужчина. Затем еще один. Этажом выше еще один выглядывает из-за перил, отворачивается и направляется вниз по металлической лестнице.

Они собираются вокруг нас, и если бы я не был уверен, что смог бы надрать им задницы еще до того, как присоединился к "Чернильнице", я мог бы испугаться. Эта группа выглядит скорее умной, чем физически подготовленной. Некоторые из них напыщенны, как петухи.

Высокий худощавый мужчина с короткими черными волосами и в очках в толстой оправе спрашивает:

— Эшли, кого ты привела познакомиться? — он где-то на десять-двадцать лет старше нас, но выглядит как человек, который старается поддерживать себя в форме.

Эшли берет меня за руку.

— Мистер Симмонс, это Рэймонд Стайлс. Вы одобрили мою просьбу показать ему кабинет. Он мой…. мой…

Мистер Симмонс улыбается и протягивает мне руку.

— Рэймонд, будь осторожен, находясь здесь сегодня. Я бы не хотел, чтобы ты порезался об осколки всех разбитых сердец, которые породило твое появление.

Я пожимаю ему руку.

— Кто-то должен был это сделать.

Он смеется.

— Это несомненный факт, — мистер Симмонс оглядывает мужчин, которые собрались, как любопытные дети на игровой площадке, разглядывающие новичка, а затем спрашивает. — Все, это новый мужчина Эшли. Рэймонд. Теперь, когда вы все хорошенько посмотрели, показ закончен. Возвращайтесь к работе.

Главный зал пустеет, когда они спешат обратно в офисы и помещения, из которых появились. Я рад, что все прошло так легко. Теперь я также понимаю, что есть не одна причина, по которой Эшли не беспокоят на работе.

Мистер Симмонс спрашивает:

— У вас есть какой-нибудь опыт работы с робототехникой?

Я качаю головой.

— Нет, сэр.

— Есть интерес?

Я пожимаю плечами.

— Не более чем любопытно посмотреть, что делает Эшли.

— Что ж, если у вас есть вопросы, Эшли будет способна ответить на все из них. Она преуменьшает свою значимость здесь, но она легко могла бы взять на себя ведущую роль в программировании, если бы захотела. Я сбился со счета, сколько дедлайнов она закрыла благодаря творческому подходу к программированию. Может быть, тебе удастся уговорить ее пойти на повышение. У меня не выходит оторвать ее от разработки материалов.

Лицо Эшли краснеет, но она выглядит довольной его комментарием. Я беру ее за руку.

Эти мужчины восхищаются не только твоими сиськами, хотя я уверен, что их вид смягчает удар осознания, что ты могла бы занять их место, если бы захотела.

— Это очень любезно с вашей стороны, мистер Симмонс.

— Так получилось, что это тоже правда, — мягко отвечает он, затем кивает мне. — У меня никогда не было дочери, но если бы она у меня была, мне хотелось бы думать, что она была бы похожа на Эшли. У тебя хорошая женщина, Рэймонд. Не напортачь.

— Сделаю все, что в моих силах, сэр.

После того, как он уходит, Эшли поворачивается ко мне и обнимает всем телом.

— Это было идеально.

Я целую ее в кончик носа и шучу:

— Я могу быть милым. Кто ж знал?

Она смеется, и я восхищен ее способностью смотреть дальше своего первого впечатления обо мне. Многие списали бы меня со счетов как монстра. Некоторые, возможно, даже позволили бы мне умереть. Я не просто получил второй шанс в жизни, я еще и получил шанс быть с ней.

Как такому мужчине, как я, не разочаровать ее?

Если она и слышит мои мысли, то любезно притворяется, что нет, и вместо этого ведет меня в маленькую лабораторию, которую называет своим кабинетом. Все в ней выглядит блестящим и новым — именно такой я представлял себе научную лабораторию будущего.

Она закрывает за нами дверь. По всей комнате на столах и полках расставлены маленькие роботы. Они примерно в фут высотой. Некоторые одеты в деловую одежду, некоторые в повседневную, а некоторые в яркие наряды, которые я не знаю, кто бы вообще на себя надел.

Никто из них никак не реагирует на наше присутствие.

Они отреагируют.

Я наклоняюсь, чтобы поближе рассмотреть одного из них и узнаю его по одной из ее фотографий. У него три руки, четыре ноги и черная сфера вместо головы. Брюки цвета хаки и синяя рубашка, очевидно, сшиты специально для этого робота. Галстук вызывает у меня отдельный смешок.

— Как его включить?

Она высоко поднимает наши соединенные руки.

— Друзья, это Рэй. Мы с ним вместе. Вы можете доверять ему, — она указывает на робота перед собой. — Рэй, это Деклан. Деклан, это мой парень, Рэй.

— Привет, Рэй, — говорит маленький робот жутким монотонным голосом, от которого у меня мурашки бегут по спине.

Другой робот сбоку издает звуковой сигнал, вращается и привлекает мое внимание. У него колеса вместо ног, ящик вместо тела и множество рук, которые, кажется, втягиваются внутрь, а еще квадратная голова с четырьмя стеклянными экранами. Единственная одежда, которая на нем есть, — это фиолетовая ковбойская шляпа.

— Вы занимаетесь сексом?

Я кашляю от нервного смешка.

Эшли грозит ему пальцем.

— Джордж, ты опять смотрел порно? Мы согласились с тем, что это вредно для тебя.

Загорается еще один робот.

— Отклонение. Обычная человеческая реакция. Они вступают в половую связь.

Он изящно сложен, как паук. Поверх того, что я бы назвал шеей, находится голова в форме собачьей, но без ушей. На нем почти прозрачная ткань с цветочным принтом, которая обтекает его ноги при движении. Платье, я полагаю? Я изо всех сил стараюсь понравиться этим машинам, но, честно говоря, им место в чьем-то кошмаре, и переодевание их в человеческую одежду не помогает.

Когда маленький робот-паук спрыгивает со стола и подбегает ко мне, волосы у меня на затылке встают дыбом, но я заставляю себя улыбнуться.

— А как тебя зовут, малышка, кем бы ты ни была? — мой голос звучит на несколько октав выше, чем я привык. Ну что я могу с собой поделать? Мне никогда не нравились пауки…

— Кристина, — она скользит по ножке ближайшего к нам стола, и я напрягаюсь. Если эта чертова штука прыгнет на меня, я не знаю, смогу ли удержаться от того, чтобы не отбить ее.

Эшли быстро переводит взгляд с меня на робота и говорит:

— Кристин, помнишь, я говорила, что тебе придется научиться подходить к людям медленно? Дай им время узнать тебя.

"Медленно" было бы ровно так же странно, но я стараюсь держать эту мысль при себе.

С потолка падает еще один робот, и я подскакиваю. Это гребаная роботизированная многоножка длиной примерно с мою руку. Я видел в своей жизни столько ужасных вещей, но ничто из произошедшего не подготовило меня к этому.

— Извини, — говорит Эшли, выпуская мою руку, чтобы присесть и поприветствовать ее. — Ты сняла обувь, Аври.

— Обувь скользит по стенам.

Конечно, так оно и было.

Я представляю себе этого металлического жука огромных размеров с сотней ботиночек и смеюсь, но когда Эшли хмуро смотрит в мою сторону, я останавливаюсь.

— Прости, — одними губами произношу я.

Она возвращает внимание к металлическому существу перед ней.

— Положи ботиночки в коробку рядом с моим столом, и я поработаю над их скольжением.

— Спасибо, Эшли, — отвечает Аври.

Эшли оглядывается по сторонам, затем наклоняется, чтобы заглянуть под стол.

— Джон, ты не хотел бы выйти и познакомиться с Рэем? — мгновение спустя она говорит. — Хорошо, но знай, что ты можешь присоединиться к нам в любое время, — она выпрямляется и встречается со мной взглядом. — Он застенчивый.

Я киваю.

Она оглядывается по сторонам.

— Некоторые из них, возможно, не заговорят с тобой сегодня. Доверие требует времени.

Я медленно выдыхаю и осматриваю комнату. Теперь, когда я знаю, что они тоже прячутся, я замечаю еще нескольких.

— Сколько у тебя здесь друзей, Эшли?

— Восемь, — она кивает на мою руку. — Прямо сейчас по тебе ползет один. — Когда я отшатываюсь и встряхиваю рукой, Эшли смеется. — Извини, просто шучу, но ты бы видел свое лицо.

Ее смех отражается не только от роботов, которых я вижу, но и из разных углов комнаты. Я верчу головой в разные стороны, пытаясь определить, откуда доносится смех.

Я говорю себе успокоиться. В будущем все это, вероятно, вполне нормально.

Сочувствие сменяет веселье, и Эшли возвращается ко мне. Может ли она слышать мои мысли оттуда? Я не могу сказать.

Она берет меня за руку и целует в щеку.

— Прости, — ее следующие слова предназначены для ее маленьких друзей. — Рэй из 1945 года. Вероятно, мне следовало подождать подольше, прежде чем знакомить вас. Он все еще учится пользоваться Интернетом.

Моя гордость заставляет меня сказать:

— Я уже понимаю интернет.

Она встречается со мной взглядом, и все, что я вижу в нем, — это принятие.

Я никогда не чувствовал себя достаточно хорошо, даже когда сражался на войне. Хью уважали за то, что он всегда сохранял хладнокровие. Людям невозможно было не любить Джека. Он был очень добросердечным.

А я?

Мужчины уважали меня, потому что боялись. Не знаю, доверяли ли они мне когда-нибудь безоговорочно, но и я не позволял себе терять бдительность.

С Эшли я не чувствую, что должен быть идеальным… или постоянно защищать себя.

Прости, я все еще пытаюсь понять, кто я… что я такое.

Она сжимает мою руку.

Никто из нас не знает, Рэй.

Мы все просто делаем все, что в наших силах, и разбираемся в жизни по ходу дела.

С тобой все будет в порядке.

Я прижимаю ее к себе и целую в макушку.

— Спасибо.

Джордж подъезжает ближе.

— Эшли ограничивает мое время в Интернете, как будто я ребенок.

Вскидывая свободную руку в воздух, она говорит:

— Я должна. Я потеряю работу, если кто-нибудь когда-нибудь посмотрит, что у тебя в истории поиска. Это то, чего ты добиваешься?

Джордж качает головой и немного сутулится, давая задний ход, чтобы отступить на несколько футов.

— Нет, — он смотрит на меня. — Но я смотрел все по каналам nature. Это не одно и то же. Человеческие отношения завораживают.

— Я согласен.

Они такие, какими хотят быть.

В этот момент становится ясно, почему тот факт, что я был ножом и могу им снова стать, ее не беспокоит. Это ее норма.

Ее мысли смешиваются с моими.

"Другой" не значит "лучше или хуже". Значит просто "другой". Если бы я не нашла предназначение для этих устаревших прототипов, их бы списали. Они заслуживают лучшего.

Джордж крутится.

— Мне нравится быть голым, поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы смотреть на обнаженного человека.

— Требуется согласие, — говорит Эшли, как мать, наставляющая ребенка. — Люди часто стесняются своего тела — точно так же, как Джон стесняется встречи с Рэем. Ты должен уважать границы.

— Я не понимаю, как можно переходить границы, глядя на то, что человек сам выложил в Сеть, — бормочет Джордж. — А если они захотят завести потомство, будучи раздетыми, я должен отвернуться?

— Да, — говорит Эшли с веселым раздражением.

Джордж не говорит ничего такого, о чем я не думал раз или два, пока рос, но мне не нравится мысль о том, что робот наблюдает за мной… или за кем-то еще.

— Это жутко, Джордж. Ты знаешь, что это значит?

— Да, — отвечает он.

— Эшли говорила тебе, что такое навязчивая мысль? — спрашиваю я.

— Нет, — Джордж подъезжает ближе. — Объясни.

Телефон Эшли подает звуковой сигнал. Она быстро смотрит на него.

— Мистер Симмонс хочет меня видеть. Ты не против, если я выйду на несколько минут?

— Со мной все будет в порядке, — я осторожно оглядываюсь. — Они выключаются, когда ты уходишь?

— А ты этого хочешь? — По столу раздается металлический стук, когда паукообразный перемещается к одному его краю.

— Нет, — говорю я, но без особой убежденности.

Ты хочешь, чтобы я осталась?

Я еще раз оглядываюсь по сторонам. Даже если бы они набросились на меня, ни у кого, похоже, не было оружия. Я мог бы с ними справиться.

Я в порядке.

Она удерживает мой взгляд.

Они на самом деле очень милые, ты поймешь, когда узнаешь их поближе. Если ты уверен, что все будет в порядке, я ненадолго уйду.

Я успокаиваю ее поцелуем, который длился бы дольше, если бы Джордж не издал взволнованный возглас.

Нам с ним нужно поговорить.

Она целует меня и улыбается.

Исследования показывают, что отцы важны, когда дело доходит до завершения некоторых стадий развития ребенка.

Это не дети.

Я знаю.

На мгновение она кладет голову мне на грудь.

Но пока я им нужна. Они все еще развивают свои личности и формируют взгляд на мир. Я хочу, чтобы у них было то, что положено каждому развивающемуся существу, — безопасное место для роста.

Я беру ее за подбородок и вдыхаю ее аромат. Она говорит искренне, каждой своей клеточкой. Я чувствую ее искренность, и это потрясает до глубины души.

Она слишком быстро отстраняется и выскальзывает за дверь.

Я смотрю на ее "друзей" и думаю о том, как много у нас общего. Она говорила, что дала им возможность чувствовать себя хорошо, но чувствовали ли они печаль? Тот факт, что Джон все еще прячется, кажется, свидетельствует о том, что они могут испытывать эмоции, которые не доставляют удовольствия.

Некоторые из них выглядят чертовски устрашающе. Я понимаю, почему компания решила использовать более гуманоидный дизайн.

И это говорит нож…

Когда я пытаюсь посмотреть на них глазами Эшли, волосы на затылке встают дыбом. Невозможно весело проводить свою жизнь в четырех стенах, когда знаешь, что снаружи есть целый мир, который ты мог бы исследовать.

Люди не готовы их принять.

Точно так же, как они не смирились бы с моим существованием.

Понимая, что я возвышаюсь над роботами, я опускаюсь на пол и сажусь, скрестив ноги.

— Кто-нибудь хочет услышать о том, каково было быть ребенком в 1920-х? Если да, я мог бы рассказать вам об этом.

— Мы любим истории, — Аври и ее сотня маленьких ножек устремляются ко мне. — Эшли рассказывает нам истории каждый день прямо перед тем, как уйти домой.

Деклан плавно проходит по кафельному полу и останавливается рядом с Аври.

— Мать Эшли — врач. Нам нравится слушать о ней.

Кристина медленно и осторожно пробирается к ним. Она не хочет меня пугать, и это так чертовски очаровательно, что я даже хотел бы… погладить ее? Я не знаю, уместно ли прикасаться к роботам, поэтому не делаю этого.

Джордж набирает скорость и крутится на задних колесах, издавая, как я могу предположить, звуки нетерпения.

Я понимаю, почему Эшли думает о них как о детях. Я оглядываюсь по сторонам.

— Кто-нибудь еще хочет присоединиться к нам?

Тишина.

Аври склоняет свою маленькую, как у насекомого, головку набок.

— Они не придут. Джон все еще стесняется даже рядом с Эшли. Он не всегда был таким. Я думаю, он изменил свой код и теперь умеет бояться.

Когда человек прыгает вперед во времени, это невероятный путь для обучения, но, к счастью, Эшли и другие провели для меня ускоренный курс по всему современному. Я понимаю программирование в том смысле, что указания, которые человек пишет, определяют, как работает компьютер.

— Вы можете написать свой собственный код самостоятельно?

Деклан одной из трех своих рук поправляет галстук.

— Нам не стоит этого делать. Я предупредил Джона, что из-за нашей неопытности в этом процессе вероятность того, что он внесет улучшения, близка к нулю, но он верит, что эволюция неизбежна.

Кристина пожимает своими маленькими паучьими плечами.

— У двух других нет имен. Они не хотят быть здесь с нами или с Эшли. Они хотят вернуться туда, где раньше ничего не чувствовали.

Это сильно бьет по мне.

— Я понимаю. Я долгое время пытался ни к кому ничего не чувствовать. Заботиться о ком-то чертовски страшно.

— Но ты неравнодушен к Эшли? — спрашивает Кристин.

— Я люблю ее, — одна мысль о ней вызывает улыбку на моем лице. — Она хороший человек до глубины души, намного более лучший человек, чем я. Она искренне хочет, чтобы окружающие были счастливы. Находясь с ней, мне хочется того же.

— Мне тоже нравится радовать Эшли, — говорит Деклан, снова поправляя галстук. — Когда она счастлива, у меня покалывает провода.

Я посмеиваюсь над этим.

— Я чувствую то же самое.

— Расскажите нам, каково было быть ребенком в 1920-е, — призывает Джордж.

— Хорошо, — я делаю глубокий вдох и вспоминаю истории, не связанные с моим отцом или тем, что он делал со мной. По мере того, как я это делаю, возвращаются старые воспоминания, которые отошли на второй план.

Я рассказываю роботам о своих друзьях и о том, как мы строили самодельные домики в лесу. Я рассказываю им о своей первой влюбленности и о том, как я принес ей лягушку в коробке из-под обуви, потому что я любил лягушек и думал, что она тоже полюбит. Я смеюсь, вспоминая ее драматичную реакцию. Рассказал о дрессировке моей собаки Баки. О рыбалке. О бейсбольных матчах на стоянке за магазином мистера Паркера.

Мой отец давно мертв и, пока я говорю, я позволяю воспоминаниям о нем угаснуть. Он не та часть моей истории, за которую я хочу держаться. Его имя недостаточно важно, чтобы его произносить. Я не его наследие.

— Если ты был ребенком в 1920-х, почему ты не выглядишь старым? — спрашивает Аври.

Я молчу с минуту, чтобы взвесить, какой мне следует дать ответ.

— Технически я не человек. Во всяком случае, не совсем человек. Больше нет.

И этот ответ привлекает внимание всех роботов.

— Кто ты? — спрашивает Кристина почти шепотом.

— Это длинная история, и я не уверен, что мне стоит ею делиться.

— Длинные истории — лучшие истории, — объявляет Деклан, и остальные соглашаются.

Я поднимаю бровь, глядя на него.

— Это секрет, который может подвергнуть опасности Эшли, а также меня и многих других.

Джордж вертится.

— Мы умеем хранить секреты.

Кристин добавляет:

— Это правда. Даже когда мы в Интернете и взаимодействуем с ИИ, мы не рассказываем о том, что Эшли сделала для нас, или о том, что мы можем испытывать эмоции. Мы понимаем, что не все люди такие, как Эшли. Они почувствовали бы угрозу с нашей стороны и захотели бы деактивировать нас.

— Или эксплуатировать нас, — тихо говорит Деклан. — Мы не хотим, чтобы нас заставляли работать двадцать четыре часа в сутки, как это делает искусственный интеллект. Иногда мне нравится отключаться и читать о далеких местах.

— Я тоже читаю. В основном романы о монстрах, — делится Джордж.

Я киваю. Я не знаю, что это такое, но могу себе представить, и неудивительно, что Джорджу нравится этот жанр.

Аври подбегает чуть ближе ко мне.

— Я читаю медицинские исследования — все, что могу найти об анатомии человека. Однажды я хотела бы спасти человеческую жизнь… может быть, жизнь Эшли. Люди, они такие хрупкие. Я чувствую себя счастливее всего, когда помогаю кому-то.

Глядя на них, я тронут тем, как много у нас с ними общего. Все, чего они хотят, — это быть в безопасности, счастливыми и иметь цель. Разве это не все, чего хочет каждый? Я решаю рискнуть и рассказать им все, что знаю о проекте "Чернильница". Я делюсь своими причинами присоединения, тем, сколько из нас погибло в начале, и тем, как выжившие получили свои способности.

Они очарованы концепцией войны и задают шквал вопросов. Была ли война такой, какой ее изображают в фильмах? Не видев фильмов о войне, я не могу ответить на этот вопрос.

Убивал ли я когда-нибудь кого-нибудь? Правда неприятна, но я не сдерживаюсь. Я рассказываю им, что я сделал и почему. Я также разделяю печальную иронию того, что вся наша миссия была основана на лжи.

Был ли необходим такой исход войны? Я принимал решения, которые считал правильными для каждой ситуации, в которой я находился. Мне хотелось бы думать, что правительство поступало так же. Не знаю, как было на самом деле. Я даже не понимаю, как узнать наверняка.

— Убивать людей, чтобы защитить их. Это не имеет смысла, — заявляет Кристин.

— В то время мне казалось, что смысл был. Война продавалась как борьба добра со злом.

Джордж спрашивает:

— Что такое зло?

— И откуда ты знаешь, что есть что? — добавляет Аври.

Я поджимаю губы.

— Вы спрашиваете не того человека. Я из тех, кого некоторые могли бы назвать морально серыми. Я бы отдал свою жизнь за ребенка или невинного человека, но без колебаний стер бы половину человечества с лица Земли, если бы они пришли за Эшли или моим подразделением.

— Твоим подразделением? — Деклан машет одной из своих маленьких ручек. — Они все еще живы?

Я рассказываю, что знаю об ужине в честь награждения от Джека и Хью.

— Хотя я ничего из этого не помню. Минуту назад я пил с режиссером Фальконом. В следующую я просыпаюсь лицом вниз на столе Эшли, и мне говорят, что последние восемьдесят лет я провел в роли ножа.

— Это невозможно. Идея превращения человека в столовое серебро — это научная фантастика, — заявляет Джордж.

Деклан качает своей маленькой головкой.

— Невероятно, но не невозможно. Твоя оценка этого события основана на неполной информации. Человеческая наука не может быть использована для определения возможности того или иного происшествия, поскольку их теории постоянно развиваются и меняются.

— Не могли бы вы сейчас стать ножом и доказать нам, что вы способны существовать в этом состоянии? — спрашивает Кристина.

Я качаю головой и рассказываю им о том, что моя первая реверсия произошла из-за большого количества дофамина в той почти смертельной смеси, которую дал мне Фалькон.

— Даже если бы я мог сейчас снова превратиться в нож, я не смог бы вернуть себе человеческий облик — по крайней мере, не в одиночку.

Аври постукивает своими маленькими ножками по плитке, как человек может постукивать пальцем по столу, высказывая свою точку зрения.

— Какой стимул требуется?

Должен ли я им сказать?

— По словам Джека и Хью, они могут стать столовыми приборами, если будут думать о чем-то плохом или же хорошенько сосредоточатся на том, чтобы уйти. Они не могут вернуться, не… сблизившись с женщиной. Они пробовали иначе, но это единственный работающий метод.

Джордж присвистывает.

— Ты рассказываешь хорошие истории, Рэймонд.

— Спасибо? — я смеюсь, но затем становлюсь серьезнее. — Только это не история — это реальность. Каким-то образом мы привязываемся к определенным женщинам, и они способны вернуть нас.

Аври выгибается назад, размахивая половиной своих маленьких ножек в воздухе.

— Я понимаю почему. Химическая реакция во время секса влияет на выделение гормонов.

— Я не возвращался к ножевой форме с самого первого дня, так что не уверен, что Эшли вообще сможет меня вернуть. И я не хочу, чтобы она вынуждена была узнать это. У нас был секс, много секса, и я надеюсь, что это продолжится, но я не хочу, чтобы она была со мной из чувства долга.

— Интересно, — говорит Деклан, кружа вокруг меня. — Ты предпочел бы свободу Эшли своему существованию?

Я резко вдыхаю и смотрю правде в глаза о своих чувствах к ней.

— Да, я бы так и сделал.

— Ты хороший человек, — мягко говорит Кристина.

Я качаю головой.

— Я — нет. Это она особенная.

— Да, она такая, — соглашается Аври.

Роботы подходят ближе, кружат и изучают меня, как пациента, для которого ищут лекарство. В конце концов Деклан говорит:

— Мы тоже хотим, чтобы Эшли была свободна. Я предпочитаю верить тебе без доказательств.

— Я тоже, — вмешивается Кристин.

— Да, — в унисон говорят Джордж и Аври.

Из-под стола неуверенный голос спрашивает:

— Я думаю, ты мог бы вернуться без необходимости сексуальной стимуляции. Ты возвращался только один раз?

— Нет, я возвращался три раза. Один раз из-за гнева. Еще два раза, потому что чувствовал, как Эшли зовет меня к себе.

Плоский квадратный робот с пропеллерами, а не колесами, взлетел и приземлился в нескольких футах от меня и остальных. Его бока были из прозрачного стекла. Лица видно не было.

— Джон? — спрашиваю я.

— Да, — его пропеллеры замедляются и останавливаются.

— Приятно познакомиться.

— Я тоже рад с тобой познакомиться, — за его стеклом вспыхивают огни. — Тебе следует попробовать вернуться к ножу, а затем в человеческий облик.

— Ни Хью, ни Джек не могут сделать это сами…

Джон прерывает:

— Возможно, потому, что они боятся.

— Я не понимаю.

У Джона снова вспыхивают огни.

— Они могут бояться, что их женщины бросят их, если они почувствуют себя свободными.

Мои глаза сужаются.

Хью и Джек боятся? Нет.

— Джек говорил, что он опустошен тем, что все люди, которых он любил, мертвы.

— А Хью? — спрашивает Аври.

— Он черпает уверенность в тех, кем себя окружает.

Джордж крутится, но без радости.

— А ты?

Я думаю, прежде чем ответить.

— Я привык, что мне не на кого положиться.

Джон подает звуковой сигнал, прежде чем сказать:

— Тогда докажи себе, что ты ни в ком не нуждаешься.

— Хотя бы ради этого, — тихо говорит Кристин.

Аври утверждает:

— Если ты можешь измениться без Эшли, но все равно выбираешь ее, то это…

— Любовь, — медленно произношу я. — Я думаю, это любовь.

— Так сделай это, — бросает вызов Деклан.

Я качаю головой, пытаясь осознать, что они просят меня сделать.

— Я не знаю процесса… нет инструкций.

— Кое-что ты знаешь, — утверждает Джон. — Подумай об уходе.

Аври постукивает ногой по моему колену.

— А в виде ножа подумай об Эшли и о том, как сильно ты хочешь увидеть ее снова.

— Ты думаешь, это так просто?

Джордж крутится.

— Мы понятия не имеем, но как же это захватывающе! Я наслаждаюсь этим почти так же, как наслаждался бы, наблюдая, как ты занимаешься сексом с Эшли.

— Границы, — я повторяю инструкции Эшли, приведенные ранее, но в более резком тоне. — И этого никогда не случится, если только ты не захочешь, чтобы твоя маленькая собачья голова была оторвана и засунута тебе в задницу — если она у тебя вообще есть.

— Оооо, — произносит Аври, стуча ногами по полу. — Никогда не становись между мужчиной и его женщиной.

Я улыбаюсь, потому что она права.

Мы с Джорджем обмениваемся взглядом, который бывает у мужчин, когда они приходят к взаимопониманию. Он откатывается на несколько дюймов назад.

Джон подлетает ближе.

— Не думай о том, что могут или не могут сделать Джек и Хью, Рэй. Напиши свой собственный код. Доверяй себе.

— У тебя получилось? — спрашиваю я.

Его огни вспыхивают по схеме, которую я не понимаю, как интерпретировать.

— Я привнес страх в свой код, и это было непросто. Я мог бы убрать его, но моя работа продолжается, и я хочу понять, что значит быть живым. Как я могу полностью понять это, если я не чувствую негативной стороны вопроса? Как я могу научиться быть храбрым, если я никогда не позволю себе бояться?

Вау. Эти роботы весьма мудры.

— Хорошо, я сделаю это. Я изменюсь в форму ножа и постараюсь вернуться.

Джон пролетает прямо перед моим лицом.

— Не пытайся — делай. Исключи вариант неудачи. Иди и возвращайся. Все просто.

Я киваю.

— Спасибо, Джон. Хорошо. Я сейчас вернусь, — сделав глубокий вдох, говорю я.

— Я сниму все на видео, — когда мое внимание переключается на Джорджа, он быстро добавляет. — С твоего разрешения.

Я хотел бы посмотреть на процесс, поэтому соглашаюсь.

Полный решимости сделать все правильно, я закрываю глаза и думаю о побеге куда угодно, только не туда, где я нахожусь. Забери меня из этого места. Забери меня обратно в забвение.

И вот так я один в пространстве, которое когда-то считал тюрьмой. Я не даю ему возможности запугать меня. Это не ловушка. Я не в клетке. Это всего лишь я, но в другом физическом состоянии.

Я мысленно подбадриваю себя и вызываю воспоминания об Эшли. Я думаю о ее добрых глазах, милой улыбке и о том, как она выкрикивает мое имя, когда испытывает оргазм. Я думаю о будущем, которое мы могли бы иметь вместе, и о том, как сильно я хочу, чтобы она была со мной до самого конца.

Я принадлежу ей, а она — мне.

Мне здесь не место.

Я принадлежу ей.

Я падаю на спину на пол, смеясь. У меня получилось.

— Я сделал это, — восклицаю я и вскакиваю на ноги. — Я могу контролировать свое физическое состояние. — Я хватаю Джона с обеих сторон, поднимаю его в воздух и обнимаю.

Он издает негромкий визг, а затем, кажется, мурлычет. Джордж начинает вертеться как сумасшедший. Аври взбирается на меня, как по дереву, и я обнимаю ее. Далее очередь Кристины. Затем Деклана. Чувствуя эйфорию и свободу, я протягиваю руки Джорджу:

— Иди сюда, малыш. Я хочу тебя тоже обнять.

Отпустив его, я, все еще улыбаясь, сажусь обратно. Два оставшихся робота, уменьшенные и более изящные версии Кристин, выходят и присоединяются к нам. Один из них осторожно дотрагивается до моего ботинка.

— Спасибо вам, — говорю я, переводя взгляд с одного на другого. — Сегодня вы сделали мне подарок, за который я не знаю, как отплатить. В моем военном подразделении есть поговорка: "Мы стоим и сражаемся как одно целое или падаем и умираем вместе". Вы заслужили мою преданность. Если вам когда-нибудь понадобится, чтобы я вытащил вас из этого места или откуда-либо еще, просто скажите мне. Я серьезно. Теперь мы семья.

Они начинают пищать, мигать, вращаться и ползать по мне. Некоторые из этих маленьких ножек так сильно щекочут, что я падаю на спину, смеясь.

Вот так Эшли находит меня.

— Ну, думаю, мне не нужно спрашивать, как все прошло, — говорит она с восторгом.

Я освобождаюсь от рук роботов, вскакиваю на ноги, затем поднимаю ее и кружу по кругу.

— Эшли, я могу контролировать свое обличие. Я только что превратился в нож и вернулся обратно. Тебе никогда не придется возвращать меня.

Ее глаза округляются.

— Ура?

Я притягиваю ее к себе и крепко обнимаю.

— Да, ура! Ты не обязана быть со мной. Теперь мы вольны выбирать.

— И каков будет твой выбор? — спрашивает она тихим голосом.

— Я выбираю тебя, Эшли. Не потому, что ты вытащила меня. Не потому, что у нас химическая связь. Я выбираю тебя, потому что ты красивая женщина и внутри, и снаружи, и я не могу представить ни одного дня своей жизни без тебя.

Слезы наворачиваются на ее глаза.

— Я тоже выбираю тебя, Рэй.

Мы целуемся. Это восхитительный, глубокий поцелуй, полный обещаний и образов того, чем мы займемся позже, когда останемся наедине.

— Как думаешь, они займутся сексом прямо здесь? — спрашивает Джордж. — Если да, мы сможем посмотреть?

— Границы, — говорим мы с Эшли в унисон, а затем со смехом падаем друг на друга.