Порножовщина

Глава пятая

‡

Рэй

Я снова в подвешенном состоянии. По крайней мере, мне не больно.

Я было подумал, не умер ли. Но что-то подсказывает, что мне не настолько повезло, чтобы умереть.

Она со мной.

Эшли.

Я чувствую ее присутствие и ее тепло.

Я должен быть зол. Хью и Джек только что пытались убить меня. Но я не жажду мести.

Я жажду ее.

Воспоминания о ней сдерживают мои самые мрачные чувства. Я не верю в религию или загробную жизнь, но она смогла убедить меня, что ангелы существуют. Свирепая. Оберегающая. Заботливая. Если за мной кто-то присматривает, я был бы разочарован, окажись это кто-то другой.

И красивая.

Она такая чертовски красивая.

Я мог бы наполнить свой дом ее портретами. Она могла бы украсить прихожую, занять стену над камином, заполнить каждую рамку на каждой полке. Сомневаюсь, что я мог бы устать от ее образа.

Прошло много лет с тех пор, как у меня был секс… Черт, по ее словам, больше восьмидесяти лет…

Возможно, я изголодался по общению с женщинами, а эта просто случайно показала мне свои сиськи.

Нет, наша связь ощущается глубже.

Она зовет меня обратно.

Маяк во тьме.

Я не смог бы устоять перед ней, даже если бы захотел, и я отдаюсь желанию снова быть с ней.

На этот раз, когда я падаю, это происходит на мягкой кровати. Ее рука сжимает мою, и я улыбаюсь, потому что ничто и никогда не казалось таким правильным. Меня начинает обуревать боль, но я игнорирую это и поворачиваю к ней голову.

Она еще красивее, чем я помню.

— Эшли, — мой голос хриплый.

Ее рука крепче сжимает мою.

— Как ты себя чувствуешь?

Я с трудом сажусь и удивляюсь, насколько я слаб.

— Не так хорошо, как привык, — я вспоминаю последнее, что сказал ей, и шучу. — Спасибо, что не позволила им убить меня.

Свободной рукой она слегка касается моей щеки.

— Они не пытались тебя убить. Все, чего они хотели, это чтобы ты оставался ножом, пока они не решат, что с тобой делать.

— Оставался ножом? О, ну да, ты сказала, что меня превратили в столовое серебро. Ты придерживаешься этой теории?

Улыбка растягивает ее губы.

— У меня богатое воображение, но я не смогла бы выдумать это дерьмо. И прежде, чем ты расскажешь, что произошло, хочу отметить, что я не из тех, кто меняет цвет, чтобы соответствовать своему окружению. У меня так много вопросов о том, что конкретно они тебе вкололи, но наша первоочередная задача — убедиться, что ты не умрешь.

— Смерть — это цель, но не цель сегодняшняшнего дня.

Кроме работы в "Чернильнице", мне не для чего было жить. Но я больше не чувствую ничего подобного, когда смотрю в глаза Эшли.

Она не просто красивая — она добрая.

Храбрая.

Моя.

Я качаю головой и тут же сожалею об этом движении, когда все расплывается и кажется, что кто-то бьет меня кувалдой по лбу.

— Возможно, кто-то что-то подсыпал в напиток, который вы пили перед ужином в честь награждения. Моя основная теория такова: что бы это ни было, там был дофамин, потому что ни Хью, ни Джек не могут вернуться, не побывав в интимной близости с женщиной. Но тебе это не нужно.

— Прости, — я пытаюсь очаровать ее, когда она возвращает ко мне свое внимание.

Ее улыбка становится шире.

Удивительно, как мало все остальное имеет значения, когда она смотрит на меня. Я никогда не чувствовал такой жадности обладать кем-то. Соблазн притянуть ее к себе и прижать к своей груди силен. Все, что меня сдерживает, — это неуверенность в том, причиню ли я ей боль. Я был не единственным мужчиной в отряде, который непреднамеренно причинял боль людям до того, как понял, насколько сильным стал. Даже пожатие чьей-либо руки требовало сдержанности. За эти годы мужчины в моем подразделении много раз расходились во мнениях, но никогда в теме важности защиты невинных от травм. Женщины были под запретом, пока мы не были уверены, что находиться с ними будет безопасно.

Откуда взялась эта женщина? И почему женщины есть и у Хью, и у Джека?

— Ты проститутка?

Ее рот приоткрывается, затем сжимается в прямую линию.

— А что, если да?

Я пожимаю плечами, но сожалею об этом, когда острая боль пронзает меня.

— Я не осуждаю человека, когда он делает то, что ему нужно, чтобы выжить.

Ее взгляд смягчается, и она снова берет меня за руку.

— Это такой хороший ответ, что я почти прощаю тебя за это предположение о моей профессии.

Очередная волна боли пронзает меня, и я изо всех сил стараюсь сохранить бесстрастное выражение на лице. Я вздыхаю с облегчением, когда она стихает.

Похоже, не подозревая о моих трудностях, она говорит:

— Я аналитик-исследователь, спасибо, что спросил.

Она очаровательна.

— Я этого не сделал, но должен был. Чем занимается аналитик-исследователь?

— Все зависит от того, в какой области он работает.

Я подношу ее руку к своей груди и кладу ее рядом с сердцем.

— Ты. Чем ты занимаешься?

Ее голос прерывается, когда она отвечает.

— Я работаю в небольшой компании по производству робототехники. Изначально меня наняли собирать рыночные данные, но я люблю работать с роботами, и им, кажется, искренне нравится проводить со мной время.

— Роботы… я в будущем? — я притягиваю Эшли чуть ближе, пока ее бедро не оказывается около моей ноги. О, небеса.

— Ты в это не веришь?

Я пожимаю плечами. Честно говоря, я не знаю, что реально, а что нет. Все это может быть сном или галлюцинацией. Кажется, что все достаточно запутано, чтобы вполне иметь право быть и тем, и другим. Я ожидаю, что кто-нибудь пнет меня под ребра, разбудит и скажет, что я опаздываю на встречу с директором Фальконом.

Обе мои ноги болезненно сводит судорогой, и я сажусь прямо. Ладно, это не похоже на сон. Мышцы моей груди тоже сокращаются, и на мгновение я не могу набрать воздуха в легкие. Я изо всех сил пытаюсь сделать вдох, но ничего не получается.

— Дыши, — просит она.

Я хотел бы ответить, что я, очевидно, пытаюсь, но не могу вымолвить ни слова.

Наконец боль отступает, воздух наполняет мои легкие, и я падаю навзничь на кровать, дрожа с головы до ног. Температура в комнате начинает резко снижаться. Я ненадолго закрываю глаза.

Холодно. Чертовски холодно.

— Не смей умирать, Рэй. Все, что тебе нужно сделать, — продержаться, пока моя мама не вернется и не спасет тебя. Она потрясающая.

Я заставляю себя открыть глаза и пытаюсь выглядеть спокойно, несмотря на осознание того, что, возможно, сегодня день моей смерти.

— Расскажи мне о своих роботах.

Она достает маленькое устройство. На нем отображаются маленькие цветные фотографии крошечных машин размером с детскую куклу. Каждая машина одета как человек, некоторые в шляпах. Один из них в костюме и галстуке, но у костюма три рукава, потому что это руки робота.

— Все это неудачные прототипы, которые отправились бы на свалку металлолома, но я спросила, могу ли я использовать их для проверки прочности материалов. Наряжать их — просто мое хобби, но никто не придает этому большого значения, потому что… Я работаю в основном с мужчинами, и я им нравлюсь.

— В это легко поверить.

Она останавливается и улыбается мне, прежде чем продолжить.

— Могу я доверить тебе секрет?

— Я обещаю унести его с собой в могилу, — это было легкое обещание, учитывая, что я не чувствую, что переживу этот день.

— Я воспользовалась имеющимся у меня доступом. Я ничего не могла с собой поделать, роботы выглядели такими грустными. Я исследовала, каким кодом, эквивалентным дофамину, мог бы быть код для машины, и вписала несколько строк в код. Каждый заслуживает того, чтобы время от времени чувствовать себя хорошо, верно? Это также заставило их с большим рвением выполнять задания, — ее рот округляется. — О, Боже мой, лекарства, которые они тебе давали… тебе от них становилось хорошо?

— Абсолютно.

— А стал ли ты… склонен выполнять приказы, не подвергая их сомнению?

Уровень моей боли возрастает, и мышцы сводит спазмами так, что я уже не могу это скрыть. Потому мне трудно сосредоточиться на том, что она говорит, но я делаю все возможное.

— Да. Я бы сказал, что так оно и было, но препараты вызывали и приступы ярости.

Она смотрит на свое маленькое устройство и постукивает по нему пальцами.

— Эта информация может быть полезна моей матери.

— Это устройство связи? Вроде радио?

— Это телефон. Он подключен к Интернету… Интернет — это…

Я вполуха слушаю ее объяснения, борясь с паникой каждый раз, когда дышать становится трудно. Температура воздуха в комнате понижается, но я подозреваю, что проблема во мне, а не в градусах. Мои зубы начинают стучать.

— Он очнулся, — слышу я голос Джека. Я не пытаюсь сесть или поприветствовать его. Нет ни одного дюйма во мне, который бы не страдал от боли. — Как он? О, черт, плохо дело.

— Ну спасибо, — хриплю я.

— Хью, — зовет Джек.

Отлично. Это именно то, что мне нужно.

Надеюсь, это не последнее лицо, которое я увижу перед тем, как отправиться на тот свет.

— Как давно он вернулся? — спрашивает Хью.

Я тоже рад тебя видеть.

— Может быть, минут пятнадцать назад, — говорит Эшли. — Я пыталась его успокоить.

Джек спрашивает:

— Есть новости от твоей матери?

— Она вернется примерно через десять минут.

Хью, как всегда, оптимистичен:

— К тому времени он будет мертв.

Эшли нежно касается моей щеки.

— Ты не можешь оставаться здесь, Рэй. Моя мама еще не вернулась. Иди туда, где ты был.

Тяжесть начинает охватывать меня, но я борюсь с ней. Ясно мыслить становится все труднее.

— Я не хочу возвращаться.

Она наклоняется ближе, так близко, что ее дыхание согревает мою щеку.

— Ты должен. Ты болен. Скоро придет моя мама с чем-нибудь, чтобы помочь тебе. Ты просто должен продержаться.

Дышать трудно, и температура в комнате снова резко падает.

— Я хочу остаться с тобой.

— Ты не можешь.

Ее образ расплывается. Есть только боль и все более затрудненное дыхание.

— Мое место — здесь, с тобой.

Я не вижу, но слышу, как Джек говорит:

— Ты должна заставить его уйти, — Джек наклоняется надо мной, его лицо заслоняет обзор. — Тебе нужно снова стать ножом, Рэй. Это единственный способ выжить.

Сквозь стиснутые зубы я спрашиваю:

— Как, черт возьми, мне это сделать?

Рука Эшли снова сжимает мою.

— Он прав. Что бы ты ни сделал, чтобы вернуться, сделай наоборот. Ты можешь это сделать.

— Ты должен это сделать, — утверждает Джек.

Я вглядываюсь в их лица, затем останавливаюсь на обеспокоенном лице Эшли. Я хотел бы сделать то, о чем они меня просят, но не знаю как. Когда я смотрю в ее прекрасные глаза, я не хочу уходить. Если я умру, по крайней мере, я умру, держа за руку единственного человека, который, как я чувствую, действительно видит меня. Не злого, дикого ребенка, которым я был, или сломленного парня, которого создал мой отец. Она не боится того, кем я стал. Она видит меня, и я не хочу оставаться без нее.

У меня снова сжимается грудь.

Боль пронзает меня насквозь.

Все расплывается.

Но я цепляюсь за нее. Впервые в жизни я не чувствую себя одиноким, и меня не волнует, что сохранение этого чувства будет стоить мне всего.

— Отпусти его руку, — рычит Хью.

Хватка Эшли на мне не ослабевает.

— Нет. Я нужна ему.

Хью физически разрывает нашу связь, и если бы у меня были силы, я бы убил его прямо сейчас. Но я этого не делаю. У меня даже нет кислорода, чтобы высказать, как сильно я его ненавижу.

— Что ему нужно, так это снова стать ножом, пока не вернется твоя мать. Ты хочешь утешить его или хочешь, чтобы он выжил? Потому что не может быть и того, и другого.

— Я хочу, чтобы он выжил, — говорит Эшли тихим голосом, от которого мне еще больше не хочется уходить. Ей больно. Мне нужно остаться и защитить ее.

— Тогда убирайся из этой комнаты, — приказывает Хью. — Сейчас же.

Каждая клеточка во мне скорбит о ее потере, и моя ярость на Хью дает мне силы не только сесть, но и вскочить на ноги. Мое тело отключается. Прекрасно. Я умру, но заберу Хью с собой.

Я бросаюсь на него.

Он отступает назад и ловит меня, когда я по инерции лечу на пол. Хью рычит мне на ухо:

— Возвращайся, Рэй. Думаешь, ты ей небезразличен? Она ненастоящая. Никто не хочет, чтобы ты был здесь. Никто никогда не хотел. Это иллюзия. Возвращайся!

Я снова один.

Без физической боли, но с болью, что намного сильнее.