Порножовщина

Глава четвертая

‡

Эшли

У меня не хватает духу отпустить руку Рэя даже после того, как он закрывает глаза. Сказать, что я в шоке, было бы преуменьшением. Жестокость сцены, свидетелем которой я только что стала, только сейчас начинает доходить до меня.

Моя мать — одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречала, и я благодарна за все советы, которые она давала мне на протяжении многих лет. Я сбилась со счета, сколько раз она говорила мне держать себя в руках во время кризисной ситуации… страх и слезы — роскошь, которую позволяешь себе только после. Это не просто слова. Это ее жизнь.

Она начала свою карьеру в качестве врача скорой помощи, чтобы оплатить учебу. Позже она работала медсестрой в отделении неотложной помощи, продолжая получать образование. Теперь она обладатель высокого титула — доктор медицинских наук, но за прошедшие годы в ней мало что изменилось.

Единственный человек, не восхищающийся ей, — это мой тупоголовый брат-близнец, который уехал в Калифорнию в погоне за славой. Мы получаем от него весточку только если ему нужны деньги. Забавно, как два человека могут делить утробу матери и детство, но по итогу оказаться такими разными.

Вероятно, он похож на нашего отца. Моя мать не любит говорить ни об одном из них. Однажды она сказала мне, что мой отец был милым мужчиной, который искал милую женщину, и совершил ошибку, влюбившись в ту, с которой ему было не справиться. Они оставались вместе, пока не родились мы с братом.

Он хотел жениться на ней, построить ей хороший дом и заботиться о ней.

Она хотела спасать мир, людей, и подготовка к чему-то подобному отнимала у нее столько времени и энергии, что отец поставил ее перед выбором: ее мечты или он.

Я знаю его имя и адрес. Он нашел женщину, которая разделяла его представление о том, какой должна быть семья. У них четверо прекрасных детей. Некоторое время я выслеживала их в социальных сетях. Он всеми уважаемый человек, работает менеджером банка. Его жена выглядит как модель и снимает видео об их семейной жизни и о том, насколько она счастлива. У нее впечатляющее количество подписчиков в интернете.

Однажды я позвонила отцу, потому что хотела познакомиться со своими сводными братьями и сестрами, а он стал умолять меня больше не связываться с ним. Его жена не знает о нас, и отец думал, что наше существование может разрушить его брак.

Я согласна со своей матерью во многих вещах, но не в отношении характера моего биологического отца. Он не милый. В такого рода слабости нет ничего приятного.

Этот единственный разговор объяснил все, что мне нужно было знать о нем. Объяснил, почему он не должен был остаться с моей матерью.

Я видела, как мама уговаривала наркомана выбросить оружие. Я наблюдала, как она остановилась после автомобильной аварии и спокойно позвала на помощь, чтобы потом рискнуть своей жизнью и утешить оказавшихся в ловушке жертв.

Она была слишком хороша для него.

И я рада, что она не позволила отцу убедить себя в обратном.

Итак, да, у меня все еще кружилась голова от того, что именно мне рассказали Мерседес и Шерил, как только мы вошли в мою квартиру. Несмотря на то, что и Хью, и Джек были здесь, я не верила тому, что они суперсолдаты. И я готова была поставить свою жизнь на то, что ни один из них никогда не был заперт в столовом серебре.

Конечно, на меня произвела впечатление их приверженность фэнтези, особенно когда Хью потребовал рассказать, где нож. Меня позабавило, что моей ролью в их пародии была роль женщины, выбравшей единственный предмет, который мог подвергнуть опасности всех.

Я имею в виду… а кто не любит плохих парней?

Не то чтобы я верила, что все это было на самом деле.

Даже когда Рэй свернул шею Джеку и тот упал на пол, я подумала, что это притворство. Таких вещей не бывает. Настоящий фильм ужасов начался тогда, когда Рэй фактически уничтожил тело Хью у нас на глазах.

В криках страха Мерседес не было ничего фальшивого.

Заверения Шерил в том, что Хью исцелится, были достаточно эмоциональными.

А эти мужчины оказались теми, за кого они себя выдают.

Они обладают сверхчеловеческой силой, а их раны заживают с пугающей скоростью.

Кровать с легким скрипом прогнулась, когда Шерил подходошла и села на ее край у ног Рэя. Джек стоит рядом с кроватью, его одежда окровавлена, но раны затянулись. Она прерывисто вздыхает.

— Что ж, это было ужасно.

Я нежно сжимаю руку Рэя.

— Для всех причастных.

Она кивает.

— Прости, что я разозлилась. Я должна была рассказать тебе о Джеке, но…

Я перевожу взгляд с нее на него, а затем издаю невеселый смешок.

— Я бы все равно тебе не поверила, так что я понимаю.

Тихо вмешивается Джек.

— То, что ты видела, не отражает того, кем является Рэй. Я не знаю, сотворило ли это с ним превращение в нож, или же ему дали что-то такое, от чего у него помутился рассудок, но это был не тот Рэй, которого я знаю.

Я смотрю на раскрасневшееся лицо Рэя. Его дыхание затруднено. Его кожа горит.

— Ему нужен врач.

Джек качает головой.

— Мы не можем так рисковать.

Мои глаза сужаются, и я бросаю на него свирепый взгляд.

— Он может умереть.

Переминаясь с ноги на ногу, Джек снова качает головой.

— Я бы отдал за него жизнь…

— Но…

Он смотрит на Шерил и моргает.

— Дело не только во мне. В столовом серебре могут быть заперты еще девять человек. Нас нельзя разоблачить, пока не появится шанс освободить их. Рэй не хотел бы, чтобы мы предпочли его им.

— После того, что только что произошло в моем кабинете, я серьезно сомневаюсь в том, что ты имеешь хоть малейшее представление о том, чего хотел бы Рэй.

— Рэй рисковал своей жизнью из-за гораздо меньшего, — Джек убирает руки в карманы. — Как я уже сказал, это был не он. Мы братья. Мы восстаем и сражаемся как один…

— Или падаем и помираем вместе, ага, я слышала, как ты это сказал, но я не видела, чтобы ты готов был умереть за Рэя. Да и Хью, кажется, тоже. Достань-ка ты уже палку из задницы и сделай что-нибудь для своего друга.

Выражение лица Джека напрягается.

— Если бы я знал, что делать, тебе не кажется, что я бы уже это сделал?

Шерил встает и присоединяется к нему, обнимая за талию.

— Эшли, мы просто волнуемся. Кто-то следил за нами. Джек заметил, что кто-то наблюдал за нами на днях, затем следили и за мной. Вот почему я так опоздала на встречу с тобой.

— И кто это?

— Мы не знаем, — отвечает Шерил. — Когда они поняли, что я их заметила, сразу пропали. Может показаться, что Хью наплевать на Рэя, но он планировал вернуть его… просто не сейчас. Вы сами видели, насколько опасным может быть Рэй. Все, чего хотел Хью, — это сначала разбудить остальных.

Я встречаюсь с измученным взглядом Джека.

— Ты не был согласен с этим планом.

Он медлит с ответом.

— Я не справляюсь с ролью ложки так, как Хью справляется с ролью вилки. Для меня это тюрьма. Я чувствую Шерил, но не могу освободиться, и это… тревожит. Из того, что я знаю о жизни Рэя до "Чернильницы", быть пойманным в ловушку и беспомощным было бы для него настоящей пыткой, а я не мог так поступить с ним.

— Но теперь ты можешь сидеть сложа руки и позволять ему умереть? Я не понимаю правил этого братства.

— Эшли… — начинает Шерил.

— Нет, — вмешиваюсь я. — Я хочу услышать это от Джека. Ты верен только до тех пор, пока это угрожает тебе и тому, что тебя волнует? Если так, то это нихрена не верность. Что случилось с “упасть и умереть вместе”? Слишком много обязательств для ложки?

Джек шумно втягивает воздух. Через мгновение он говорит:

— Рэй здесь, так что план Хью уже невозможен. Но если мы отвезем Рэя в больницу и у него возьмут анализ крови… мы могли бы с таким же успехом позвонить в правительство и сказать, чтобы они приехали за ним, как и за всеми нами, потому что именно это они и сделают.

Это хороший довод.

— Хорошо, нам нужен врач, но такой, которому мы можем доверять. У меня есть такой.

Шерил выпрямляется, и ее глаза расширяются.

— Твоя мать? Ты уверена, что хочешь впутать ее во все это? Ситуация чрезвычайно опасна.

— У тебя есть идеи получше?

Ее губы плотно сжимаются, и становится ясно, что ответ отрицательный.

Я отпускаю руку Рэя и тянусь за телефоном.

— Мам, ты мне нужна. Я у себя дома. Не могла бы ты взять медицинскую сумку, приехать сюда и никому не говорить, куда направляешься?

— Мне следует подготовиться к чему-нибудь конкретному?

Я вкратце описываю симптомы Рэя. Я также объясняю, что доставить его в больницу в настоящее время невозможно.

— Я в пути, — говорит моя мать, прежде, чем положить трубку.

Я бросаю телефон на кровать перед собой и беру руку Рэя снова. Странная связь, которую я чувствовала с ножом, все еще существует и даже стала сильнее теперь, когда он в человеческом обличье. Он позвал меня, и я ответила, забрав его домой.

Я бросаю взгляд на Джека.

— Были ли ты или Хью больны, когда вернулись?

— Нет. Смущены — да. Больны — нет.

— Ранее вы говорили, что все согласились больше не принимать эти наркотики. Какие наркотики вы имели в виду?

С порога донесся голос Хью:

— Они никогда не говорили нам, что в составе, но принимать их было обязательным условием участия в программе. Сначала мы думали, что они помогут нам лучше переносить инъекции, но это было нечто большее. Принимая их, мы могли не спать сутками. Это беспокоило меня, но то, что заставило меня прекратить их принимать — это жуткие спонтанные приступы ярости у мужчин в нашем подразделении. Этих мужчин забрали, и больше мы их никогда не видели. Те из нас, кто остался, начали тайком выбрасывать таблетки.

— Кроме Рэя, — Джек печально смотрит на своего друга сверху вниз. — И тогда я понял, что временно отказываться от наркотика намного хуже, чем постоянно сидеть на нем. Мы потеряли еще нескольких хороших людей из-за этого безумия. Их тоже забрали.

— Куда забрали? Кто?

На мгновение на лице Джека появляется такая грусть, что я жалею, что спросила. Есть огромная разница между представлением жестокой организации, проводившей эксперименты над безликими солдатами почти столетие назад, и рассказах об этих зверствах от тех, кто пережил это.

— Те, на кого работал директор Фалькон, по крайней мере, таково было наше предположение. Вы должны понимать, что проект "Чернильница" работал в тени войны. На бумаге, для истории, мы умерли раньше. Наши семьи верили в это. Фалькон сказал, что когда-нибудь после войны мы все вернемся домой, но я не уверен, что кто-то из нас действительно верил в это. Мертвецов не отправляют обратно в их семьи. Только не таких, как мы. Мы — секреты, которыми распоряжается правительство.

Хью добавляет:

— Мы обменяли наши души на шанс стать чем-то большим, чем мы были.

Джек обменивается взглядом с Хью. Что-то подсказывает мне, что Джек надеялся на лазейку в этой сделке. Я вспоминаю события, которые они описали, когда впервые вошли в мою квартиру.

— Итак, вы все были приглашены на ужин в честь награждения. Рэй встречался с вашим директором до того, как все началось, и после этого он больше ничего не помнит.

— По его словам, — говорит Хью.

Джек возражает:

— У него нет причин лгать.

С каждым разом, когда он встает на сторону Рэя, он нравится мне все больше.

Хью пожимает плечами.

— Если только он не лжет.

Это нас ни к чему не приведет.

— Скоро приедет моя мама. Есть что-нибудь, что может помочь ей вылечить его?

Джек и Хью обмениваются еще одним взглядом, прежде чем Джек говорит:

— Рэй хороший человек, но он ли это? Мы не знаем, что ему дали и не сломали ли его психику.

Мне грустно представлять, какое зло могло не просто создать этих людей, но и бессердечно стереть их, когда они были сочтены бесполезными. Каждая жизнь имеет ценность и за нее стоит бороться.

— Я не спрашиваю вас о его характере. Я спрашиваю, что, по вашему мнению, ему нужно с медицинской точки зрения.

— Я не знаю, — отвечает Хью. — Но что бы ни случилось, важно поддерживать биение его сердца. Мы исцеляемся, и делаем это быстро, но только в том случае, если мы еще живы.

Все это так же ошеломляюще, как и завораживающе.

— Как морская звезда.

— Быстрее, — добавляет Джек.

— Морские огурцы могут регенерировать кишечник и кишечную нервную систему, — я смотрю на Рэя и ахаю. — Он белый, как мои простыни. Он умирает?

Его рука в моей все еще теплая. Я протягиваю другую руку, чтобы коснуться его лба — все еще горячего.

— Хью может мимикрировать под любой фон, к которому прикоснется, — жизнерадостно говорит Мерседес. — Как осьминог.

Как осьминог.

Час назад я бы не поверила, что такое возможно, но теперь я уже вообще не понимаю, во что верить.

— Инъекция коктейля из многоклеточных морских существ?

Джек неловко пожимает плечами.

— Мы были не совсем в той ситуации, когда разрешено задавать много вопросов.

Следует тяжелое молчание. Затрудненное дыхание Рэя учащается. Его тело начинает трястись с головы до ног, и я никогда не чувствовала себя более беспомощной. Я наклоняюсь и тихо говорю ему на ухо.

— Не смей сдаваться, Рэй. Ты разрушил мой офис. Твоя задница должна быть рядом, чтобы помочь мне все починить. Я не потеряю из-за этого свой депозит.

Рэй не просыпается, но его губы слегка подергиваются, как будто он слышит меня и доволен этим.

— Твоя мама здесь! — объявляет Шерил.

Я неохотно выпрямляюсь и встаю. Скорость, с которой глаза моей матери обегают комнату, — единственный признак того, что залитый кровью офис, мимо которого она только что проходила, возымел на нее свое действие.

Я первая, кого она оценивает. Обрадованная тем, что я выгляжу невредимой, она быстро осматривает остальных. Ее глаза слегка расширяются, когда она, кажется, отмечает отсутствие травм под окровавленной одеждой.

Я бросаюсь к маме и спешно обнимаю. Мама отвечает мне взаимностью, но я могу с уверенностью сказать, что она уже в режиме врача скорой помощи.

Без колебаний я сообщаю ей о симптомах Рэя.

Окинув всех в комнате последним долгим взглядом, она обращает свое внимание на Рэя.

— Как долго он в таком состоянии?

— Примерно тридцать минут, — отвечаю я.

Я знаю взгляд, который она бросает в меня. Моя мать не имеет дела с приблизительными оценками. Ей нужна подробная и точная информация.

— Это вызвано употреблением наркотиков? — она спрашивает.

— Мы так считаем, — я прикусываю нижнюю губу. — Но есть смягчающие обстоятельства, о которых ты должна знать.

Она ставит свою большую медицинскую сумку на край кровати рядом с рукой Рэя и наклоняется ближе, чтобы изучить его бледную кожу. Цвет его руки меняется, чтобы соответствовать принту на ее сумке.

— Эшли Энн, с чем я здесь имею дело?

О, черт, она назвала меня по имени и отчеству. Я делаю глубокий вдох и тараторю:

— Он суперсолдат Второй Мировой войны, которого правительство пыталось стереть с лица земли, когда война закончилась, превратив в столовое серебро. Он третий, кто вернулся в человеческий облик. Мы считаем, что выброс дофамина и тестостерона — то, что инициирует трансформацию у других двух мужчин. Рэй, похоже, вернулся сам, но, возможно, из-за чего-то, что ему дали прямо перед попыткой уничтожить.

Мама пронзает меня взглядом.

Я никогда не лгала ей, даже не была одной из тех девочек, что любят фантазировать ради веселья.

— Остальные? — говорит она.

— Ты знаешь Шерил, — говорю я, затаив дыхание.

— Привет, Шерил, — говорит моя мама так, словно это самая нормальная ситуация в мире.

— Привет, мама Эшли, — говорит Шерил. Она берет Джека за руку. — Это мой… мы… Это Джек.

— Я Мерседес, — радостно щебечет девушка. — А это Хью. Мы помолвлены. Он был вилкой. Он до сих пор иногда вилка. Это… сложно.

Моя мать медленно кивает.

— Я понимаю.

Мерседес продолжает:

— Джек был ложкой.

— Вы все суперсолдаты?

Я вздрагиваю, поскольку Мерседес, кажется, не слышит сарказма в тоне моей матери.

Она отвечает в порыве эмоций:

— Суперсолдат? Я? — Мерседес смеется. — Было бы славно. Нет, мы с Шерил всего лишь женщины, которые обнаружили, как вернуть этих мужчин.

Мама хмурится.

— И как это?

Улыбка Мерседес становится шире.

— Давайте просто скажем, что это требует глубокого изучения столового серебра.

Маме не смешно. Однако в моем офисе достаточно разрушений, чтобы она была готова выслушивать бредни тех, кого считает психически неуравновешенным, достаточно долго, чтобы узнать, что произошло. Я видела, как она использовала ту же технику в отделении неотложной помощи.

Ее внимание возвращается ко мне, и ее брови приподнимаются с характерным выражением лица, которое говорит мне, что у нас с ней будет долгий и серьезный разговор, как только она сможет остаться со мной наедине.

Я чувствую необходимость пояснить и поднимаю обе руки в мольбе, чтобы она мне поверила.

— Я ничего не знаю об этой части. Рэй уже был в человеческой форме, когда я вернулась домой.

— Он вошел в квартиру без твоего ведома? — ее глаза сужаются.

— Я принесла его сюда, но я не верила, что все это существует на самом деле.

Она изучает мое лицо.

— Ты тоже что-то приняла?

Я яростно качаю головой.

— Конечно же нет.

Дыхание Рэя становится громче, и моя мать теряет интерес к тому, что я говорю, поскольку ее внимание возвращается к нему. Она проверяет его глаза и пульс, ее движения становятся более контролируемыми по мере того, как она оценивает серьезность его состояния.

— Вызовите скорую помощь. Ему нужна реанимация. Немедленно.

— Мама, ты не понимаешь…

— Сейчас! — настойчиво повторяет она и бросает на меня взгляд, полный такого разочарования, что я потрясена до глубины души. Она никогда раньше так на меня не смотрела.

Когда она снова поворачивается к Рэю, его уже нет.

— Куда он делся?

Я наклоняюсь ближе. Там, под моим одеялом, лежит нож. Он снова нож. О боже. Рэй — нож. Я знала это, но теперь, когда я увидела это…

— Срань господня.

— Он вернулся в форму ножа.

Мама несколько раз быстро моргает, прежде чем снова оглядывает комнату.

— Я не знаю, что здесь происходит, но ты явно думаешь, что у меня больше чувства юмора, чем есть на самом деле. Независимо от того, насколько изощренную шутку ты придумаешь, я никогда не сочту потенциально опасное для жизни событие забавным.

Я касаюсь ее руки, пытаясь достучаться до нее не только словами.

— Мама, это не розыгрыш. Я не шучу и не под наркотиками. И когда это ты видела, чтобы я придумывала что-то столь дикое, как все это?

Она вздыхает и поднимает глаза к потолку, словно прося Господа о терпении.

— Ну, ты дала имена роботам, над которыми работаешь, и называешь их своими друзьями.

Я отмахиваюсь от ее слов.

— Это другое.

Мерседес говорит:

— Если это поможет, Хью мог бы снова превратиться в вилку.

— Я мог бы, — говорит он, кивая.

Шерил качает головой.

— Этого было недостаточно, чтобы убедить меня. Я думала, что это иллюзия, какой-то магический трюк.

Мама берет свою сумку.

— Как бы вы все ни надеялись, что это будет интересно, но завтра у меня ранняя смена, и сегодня вечером мне лучше отдохнуть. — она оглядывается через плечо. — Надеюсь, у вас есть что-нибудь, чтобы очистить ковер от того, что вы использовали для имитации крови.

Я хватаю ее за руку.

— Не уходи, мам, — я смотрю в направлении ножа. — Ты должна быть здесь, когда он вернется, — меня посещает гнетущая мысль. — Если он вернется. Как ты думаешь, он может быть мертв?

— Нож?

Я киваю.

Мама наклоняется, откидывает одеяло и кладет палец на ту часть ножа, где ручка встречается с лезвием.

— Пульса нет. Холодный. Я уверена в диагнозе, который озвучу: эта посуда не живая.

Когда она выпрямляется, я встречаюсь с ней взглядом.

— Это не шутка, мам. Человек, которого ты только что видела, находится в этом ноже.

Она с отвращением качает головой.

— Тогда тебе нужен план на тот момент, когда он вернется, потому что, кто бы ни был здесь, он реалистично изображал умирающего человека.

— Это не было притворством. Возможно, это последствие отказа от наркотика, который ему давало правительство.

Она проводит рукой по лбу.

— Эшли, я люблю тебя, но я не сижу на огромном мешке с деньгами. Если вы пытаетесь упрятать меня в психиатрическую больницу, чтобы получить доступ к моему имуществу, вы, к сожалению, обнаружите, что у меня достаточно долгов по кредитам на колледж, которые я все еще буду выплачивать из могилы.

Я оглядываюсь по сторонам, надеясь, что у кого-нибудь еще есть способ убедить ее. Я бы тоже не поверила в эту историю, если бы не видела, как мужчины разрывали друг друга на части и исцелялись почти так же быстро, как ломались.

— Как я могу доказать, что они суперсолдаты? Что, если я порежу одного из них прямо сейчас, и ты лично убедишься, как быстро они исцеляются.

Джек пробормотал:

— Это явно не первый выбор способа убедить ее. Давай просто покажем.

На наших глазах он превращается в ложку, которая со звоном падает на пол.

На этот раз выражение лица моей матери становится расстроенным.

— Ты еще и накачиваешь меня наркотиками? Эшли, я показывала тебе, какое воздействие психоделические вещества могут оказывать на мозг. Вы никогда не должны подвергать кого-либо такому воздействию, особенно без его согласия. Как вы вводите вещество? В форме аэрозоля? Было ли это на чем-то, к чему я прикасалась? Какова была доза? О, Эшли, это было так неосторожно…

Я забираю у нее сумку, затем беру обе ее руки в свои.

— Тебя не накачивают наркотиками, мам. Это по-настоящему. Эти люди были правительственным экспериментом, и тому, кто лежал на моей кровати, дали нечто, что может убить его, если он вернется. Мне нужна твоя помощь. Рэю нужна твоя помощь. Я та, кто вернул его обратно. Я несу ответственность. Мы должны спасти его, мама, и ты единственная, кому я доверяю настолько, чтобы сделать это. Так что отбрось свои сомнения или просто подыграй мне, но, пожалуйста, я умоляю тебя. Помоги мне спасти его.

Долгое время никто не произносил ни слова и не двигался. В конце концов, моя мать глубоко вздохнула и снова посмотрела на нож, лежащий на кровати. Ее это не убеждает, но она достаточно обеспокоена, чтобы подыграть.

— Если бы что-то из этого было правдой, я полагаю, первым шагом нужно было бы определить, что дали твоему другу. Для этого мне понадобился бы образец крови. Но достать кровь из неодушевленного предмета — это то, что находится за пределами моего опыта.

— Я весь в его крови, — говорит Хью, поднимая руку. — Весь мой рукав.

С вымученной улыбкой моя мать говорит:

— Восхитительно.

Я пожимаю ей руку:

— Этого будет достаточно, чтобы определить, что они ему дали?

Она в замешательстве, но, по крайней мере, больше не думает, что я накачиваю ее наркотиками.

— Возможно.

— Дай мне свою рубашку, Хью, — требую я. Он сбрасывает с себя ткань и протягивает мне, а я протягиваю ее матери. — Сколько времени у тебя займут тесты?

— Если я буду делать это сама?

— Придется. Никто не должен знать об этом.

— Потому что?..

— Речь идет не только о трех мужчинах в этой комнате.

Моя мать приподнимает бровь, и я знаю, о чем она думает: в настоящее время здесь один мужчина, ложка и нож, но сейчас не время зацикливаться на семантике. Она знает, что я имею в виду.

Хриплым голосом Хью говорит:

— Нас двенадцать. По крайней мере, было. За нами кто-то следит. Кто — не знаем, но мы в опасности. Все, что сейчас имеет значение, — это спасение Рэя. Скажите, что вам нужно в качестве доказательства того, что мы те, за кого себя выдаем. Я могу превратиться в вилку, но вы воспримете это только как очередной трюк. Я могу порезать себе руку и позволить наблюдать, как она заживет прямо на ваших глазах. У меня есть длинный список вещей, о которых я сожалею. Я отказываюсь добавлять к этому смерть Рэя. Что я могу сделать, чтобы вы помогли нам?

Возможно, это было из-за того, что Хью — великолепный полуголый мужчина с прекрасными глазами, но моя мать кивает.

— Я проведу анализ крови. Я не могу ничего обещать. Это может занять несколько часов, но если я найду что-нибудь полезное, я вернусь.

— Спасибо, — говорит Хью низким голосом, и лицо моей матери краснеет.

Правда? Все, что потребовалось, чтобы ее недоверие растаяло — это мускулистая грудь?

— Он помолвлен, мам, — бормочу я, провожая ее из спальни, мимо моего разрушенного войной кабинета, к двери.

Мама бросает на меня такой строгий взгляд, что при любых других обстоятельствах я бы рассмеялась. Несмотря на всю эту серьезность, она все еще женщина, у которой нет иммунитета перед сильным мужчиной. Впрочем, сейчас все это неважно.

— Что мне делать, если он вернется, пока тебя не будет?

— Ты имеешь в виду, если он снова превратится из ножа в мужчину?

— Да.

Мама открывает рот, чтобы что-то сказать, но кажется, передумывает. Немного погодя, она говорит:

— Не зная, чем он болен, я не могу сказать. Поэтому предлагаю тебе проконтролировать, чтобы он остался ножом, пока у нас не появится какая-то информация.

Проконтролировать, чтобы он остался ножом?

Как, черт возьми, мне это сделать?

Я ведь даже не возвращала обратно…