‡
Эшли
Я стою у двери спальни и молюсь о том, чтобы принятое мной решение оказалось верным. Мерседес обнимает меня, и я говорю, что со мной все в порядке, но это не так. Что, если Рэй умрет без меня? Что, если все это ошибка?
В дверях появляется Хью, и я задерживаю дыхание. Его глаза темнеют от сдерживаемой внутри бури.
О Боже.
— Рэй?..
— Он снова нож, — холодно говорит Хью и проходит мимо меня. — Не входи туда, пока не придет твоя мать.
Я смахиваю слезу с щеки и, подняв глаза, вижу Джека. Выражение его лица напряженное.
— Он был еще жив, когда снова превратился в нож? Я должна знать.
Джек медленно кивает, но встречается со мной взглядом только после того, как заходит Шерил.
— Хью, возможно, только что спас Рэю жизнь, но я ненавижу то, что не было другого выхода. Рэй заслуживает счастья не меньше, если не больше, чем все мы. Неправильно, что он возвращается так, — Джек вздыхает и ненадолго закрывает глаза, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Я не понимаю, как это работает и почему наша связь так сильна с людьми, которые нас вернули, но ты важна для Рэя. Если он переживет это, то его чувства будут только усиливаться с каждой вашей совместно проведенной минутой.
Я ухмыляюсь:
— Ты говоришь таким тоном, словно это плохо.
— Только если ты не чувствуешь к нему того же. Он намеревался спасти мир, но сжег бы его дотла ради той, кого любит.
Я с трудом сглатываю. Это немного пугает, но, не буду врать, волнует не меньше.
— Любит? Он едва меня знает.
— Он выбрал тебя, — Джек целует Шерил в макушку. — Теперь ничто не имеет значения больше, чем эта связь. Ничто.
Я вспоминаю, как Джек вступался за Рэя, пока Хью не поставил во главу угла благополучие Шерил. Она смотрит на него с такой любовью, что взаимность их чувств становится очевидна.
Могло бы у нас с Рэем быть такое?
Мое сердце болит за него, но болит ли оно больше, чем могло бы из-за любого другого человека, который боролся бы за жизнь у меня на глазах?
Я не знаю.
— Я буду осторожна, — говорю я.
Сидящая рядом Мерседес изливает душу:
— Это сложно, но ты только подумай, что скоро все станет просто потрясающе. С нами случилось такое приключение, которого никто из нас не мог даже и представить.
Как она может всегда быть такой чертовски позитивной? Неужели она совершенно не замечает страданий Хью?
— Прочти свежие новости, Мерседес. Никто из нас не выбирал это приключение.
Она бросает взгляд через плечо, туда, где еще недавно стоял Хью.
— Тебе просто внушили ложь о том, что все хорошее должно доставаться легко. Нет ничего легкого в том, чтобы устроить хорошую жизнь для себя или полюбить кого-то. Я знаю Хью достаточно хорошо, чтобы понимать, что он сделал то, чего не хотел, но лишь потому, что чувствовал необходимость этого. Я могла бы пойти и сказать ему, что все в порядке, но это не помогло бы. Ему нужно время. Если я подойду к нему сейчас, он почувствует, что должен притворяться, что с ним все в порядке, ради меня. Ему становится лучше, когда он со мной. А я не хочу оставаться одна, когда мне больно. Любить кого-то — значит признать, что этот человек не обязательно должен быть таким же, как ты. Люди могут быть совершенно разными.
Шерил смотрит на Мерседес.
— Значит, ты боишься сказать ему что-то, от чего ему станет хуже?
Мерседес морщит нос.
— И это тоже.
Я киваю, потому как даже понятия не имею, что бы я сказала Рэю. Если бы я осталась с ним, велика вероятность, что он не превратился бы обратно в нож, и это могло стоить ему жизни.
Тем не менее, я не могу не ненавидеть Хью за то, что он выставил меня из комнаты. Я также не могу немного не ненавидеть себя за то, что ушла. Я не хочу это признавать, но в последнее время слова Мерседес обретают больше смысла. Я действительно надеюсь, что все хорошее будет даваться легко. Я просто не хочу, чтобы трудный путь был правильным.
Хью, вероятно, чувствует то же самое.
По мере того, как я перематываю последние несколько минут, прокручиваю их снова и снова, мой гнев улетучивается.
— Пожалуйста, передай Хью, что я ценю то, что он сделал, и то, как тяжело это, должно быть, было тяжело для него.
Мерседес снова обнимает меня, прежде чем сказать:
— Это то, что ему нужно услышать.
И с этими словами она уходит, чтобы найти его.
— Что нам теперь делать? — спрашивает Шерил.
— Ждать, — отвечаю я, опуская взгляд на телефон, чтобы отследить местонахождение матери. — Еще пять минут.
Пять минут никогда раньше не казались мне такими долгими.
Я встречаю мать в дверях и рассказываю ей о том, что произошло, пока ее не было — не о том, что было сказано или что кто-то чувствовал, — только факты.
— У тебя есть что-нибудь, что может ему помочь?
Она останавливается на полпути и пронзает меня взглядом.
— Я смогла изучить не только его кровь, но и несколько образцов кожи, которые были на рубашке Хью. Я не верила тебе, пока не посмотрела на все под микроскопом. Клетки его крови увеличены и имеют уникальную форму, присутствует огромное количество активных лейкоцитов. А еще в его крови и клетках его кожи я обнаружила металлические включения. Какую-то структуру, которую я никогда раньше не видела.
— Потому что иногда он — нож.
Она озадаченно качает головой.
— Структура его клеток подтверждает такую вероятность. Кто они, Эшли? Я все проверила. Они не люди.
— Они были ими. Я же говорила тебе, правительство проводило над ними эксперименты. Я снова и снова обдумывала то, что узнала о них, и я думаю, что инъекции, которые им делали, включали ДНК головоногих моллюсков, иглокожих и голотурий.
— Я не смогла изучить ДНК, но это также объясняет, почему Рэй может маскироваться под окружение.
— Чего я не понимаю, так это того, что если он может регенерировать, то почему не может победить тот наркотик, который ему дали? Он снова чуть не умер. Из-за чего?
— Используя образцы крови других мужчин, я смогла выявить данные о том, что могло так проявиться. Его уровень HVA чрезвычайно высок, но в его крови, в отличие от крови других, содержалось огромное количество свинца, а также биомаркеры, указывающие на какую-то другую форму токсина. Я ненавижу делать какие-либо выводы на основе поспешных анализов, но я предполагаю, что они дали ему кислоту, возможно, из водорослей, вместе с бактерией, вызывающей лихорадку.
Она смотрит вверх, размышляя.
Я догадываюсь, о чем она думает.
— Резкие перепады температуры могут повлиять на метаболические процессы осьминога.
Ее глаза светятся гордостью.
— Двойной удар. Ослабить иммунную систему ядом, а затем поджечь ее лихорадкой. Лейкоциты будут вырабатываться экспоненциально, пока система, по сути, не активируется сама.
— Это теория.
— Итак, что нам делать?
Она невесело смеется.
— Ставлю на то, что моя интуиция верна, и нужно дать ему безумно большую дозу антибиотиков.
— Достаточную, чтобы сбить лихорадку.
— Или достаточную, чтобы убить его, — она качает головой. — Есть так много неизвестных переменных…
Моя мама не говорит подобное просто так, потому дело действительно серьезно.
— Если тебе неудобно давать ему антибиотики, мама, это сделаю я. Мы — его единственный шанс на спасение.
— Я сделаю это, но все же было бы чудесно проконсультироваться с командой диагностов. Я понимаю, почему эти мужчины должны оставаться в тени. Они — чья-то ошибка, которую либо отправят на опыты, либо уничтожат. Когда правительство научится уважать природу? Кто-то очевидно решил поиграть в Бога, а из этого ничего хорошего не получается.
Хью и Джек присоединяются к нам.
— Итак? У нас есть план? — спрашивает Хью.
Я встречаюсь взглядом с Мерседес через всю комнату и бросаюсь к Хью, крепко обнимая его.
— Да, и благодаря тебе мы, возможно, сможем спасти Рэя.
Руки Хью нависают надо мной, не касаясь, но дрожь, пробегающая по его телу, говорит о том, что мои слова задели его. Я отпускаю его и отступаю. Он откашливается.
— Ладно, давай сделаем это.
Все мы собираемся вокруг моей кровати, где на подушке лежит Рэй, все еще находящийся в форме ножа. Я отчаянно хочу, чтобы он вернулся, но не знаю, как ему помочь. Даже если это необходимо, с моими нервами, которые и так натянуты как струна, мне меньше всего хочется прикасаться к нему сейчас.
Не со всеми в комнате.
Особенно когда здесь моя мать.
— Тебе нужно побыть с ним минутку наедине? — спрашивает она, и я съеживаюсь.
— У тебя есть мороженое? — вмешивается Мерседес.
Шерил кладет руку мне на плечо.
— Если твоя теория о дофамине верна, и если то, что они ему дали, включало его дозу, возможно, все, что тебе нужно сделать, это прикоснуться к нему. Он уже возвращался раньше. Просто подержи его в руках. Скажи ему, что он тебе небезразличен. Позови его к себе.
Я вглядываюсь в лица Хью и Джека.
— Сможет ли он меня услышать?
Джек отвечает:
— Он поймет, что ты рядом. Я не слышу слов, когда я ложка, но я чувствую присутствие Шерил, ее прикосновения… и ее тоску по мне.
— У меня с Мерседес то же самое, — тихо добавляет Хью.
Я смотрю на нож. Знакомы ли мы достаточно, чтобы я могла тосковать по нему? Но я определенно хочу спасти его. Так, я сажусь на кровать и кладу руку на нож.
— Рэй, мы все здесь, мы ждем тебя. Возвращайся.
Нож холоден под моим прикосновением, и от этого ощущения слезы наворачиваются на глаза. Там ли он? Или уже нет?.. Я бы хотела спросить у других мужчин, но понимаю, что проверить это невозможно.
Мерседес сидит рядом со мной.
— Самое страшное в любви — это разрешить себе поверить в то, что ты заслуживаешь быть счастливой и любимой. Как только ты снесешь эту стену, все изменится. Будет волшебно.
Я тяжело вздыхаю.
— Значит, все, что мне нужно делать, это поверить? Извини, но, кажется, это немного сложнее, чем возможность загадать желание над праздничным тортом.
Ее голова склоняется вбок.
— Не допускаешь мысль, что все именно так и этого достаточно? В детстве мы верили, что наши мечты могут сбыться. Возможно, вера в то, что все получится, и становится гарантом успеха. Тебе не нужно говорить ничего такого, во что не веришь, просто скажи ему, что ты чувствуешь. Скажи ему, чего ты хочешь. Позволь ему услышать тебя, почувствовать и ответить.
Я поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с мамой. Ее губы растягиваются в доброй улыбке.
— Если ты хочешь спросить меня, безумно ли это, то да, это абсолютно безумно. Люди превращаются в столовое серебро? Из этого не получился бы хороший сюжет даже для фильма. Но если ты хочешь спросить, считаю ли я, что ты сможешь вернуть его, то тебе следует знать, что у меня нет ни малейших сомнений в том, что ты справишься. Ты невероятная женщина, и он был бы дураком, если бы не прибежал обратно.
— Учишь меня обращаться с ножами? — спрашиваю я с улыбкой. То, что она здесь, со мной, значит больше, чем я могу выразить словами.
— Хватит тянуть время, — одна ее бровь приподнимается. — Если ты решишь сделать что-то большее, чем просто прижать его к себе, предупреди меня, чтобы я могла выйти из комнаты.
— В этом нет необходимости, — уверяю я, хотя вообще ни в чем не уверена. Я возвращаю свое внимание к ножу. — Все равно что загадывать желание… Я провожу пальцами по всей длине столового прибора, а затем закрываю глаза.
Я хочу, чтобы ты жил, Рэй.
Я хочу, чтобы с тобой происходило что-то хорошее.
Я не знаю, суждено ли нам быть вместе или я всего лишь хочу спасти тебя, но я хочу получить шанс понять, какой могла бы быть жизнь с тобой. Наша совместная жизнь. Давай сделаем это. Давай спасем тебя, твой отряд и, возможно, влюбимся по пути к цели.
Сначала ничего не происходит, но потом нож начинает нагреваться под моей рукой.
Он знает, что я здесь.
Я не только чувствую его, я чувствую его боль.
Он не хочет возвращаться.
Слезы наполняют мои глаза.
Хью не имел в виду того, что сказал тебе, Рэй. Он хочет вернуть тебя. И я хочу. Джек тоже.
Так много боли. Так много тоски.
Мое сердце разрывается из-за него.
Я открываю глаза.
— Я не могу справиться с этим одна. Хью. Джек. Вы тоже нужны ему, — они оба бросают на меня странные взгляды. — Положите свои руки на него рядом с моими. — Когда ни один из них не собирается этого делать, я говорю более решительно. — Тащите свои задницы сюда. Это ты отправил его обратно. Ему нужно услышать тебя.
Я кладу руку на середину ножа. Джек подходит к другой стороне кровати, садится и кладет руку на рукоятку ножа. Хью подходит к свободному месту рядом со мной, садится и кладет руку на оставшуюся часть.
Возникает ощущение, как будто я точно знаю, что делаю, и я говорю им обоим закрыть глаза.
— Хью, скажи ему, почему ты сделал это. Джек, скажи ему, как сильно ты любишь Шерил и почему ты чувствовал, что оставить его внутри ножа было единственным способом защитить ее. Дай ему понять, что он важен для тебя и что твоим планом всегда было спасти его.
Только после того, как они оба закрывают глаза, я делаю то же самое.
Рэй… послушай их. Ты не один. Мы прямо здесь, ждем тебя. Возвращайся к нам.
Когда нож начинает вибрировать, Хью отходит.
Джек тоже разрывает свою связь.
Я держусь и верю, что даже если Рэй меня не слышит, он может чувствовать мои эмоции, потому что я точно чувствую его.
Он напуган, но не настолько, чтобы не захотеть вернуться. Ему причинили боль, и он думает, что в чем-то виноват.
Это не так, Рэй. Плохие вещи случаются с хорошими людьми, но могут случиться и хорошие. Возвращайся.
Он снова вибрирует.
Я держу глаза закрытыми.
Ты хочешь чувствовать, что ты для кого-то значим. Я так понимаю тебя… Я хочу того же. Я не смогу пообещать тебе создать то, что нужно нам обоим, если ты не дашь нам шанс узнать друг друга получше.
Я тоже жажду принадлежать кому-то. Я знаю, каково это — быть совершенно ненужной тому, кто должен любить меня, но знаешь что?
Люди, которые нас не любят, не определяют нас.
Куда важнее в нашей жизни те, что любят.
Не оставляй меня здесь в таком состоянии, Рэй. Моя мама наблюдает. Кстати, ее сердце нелегко завоевать, но если ты будешь хорошо ко мне относиться…
Она из тех, кто готов сжечь мир дотла ради людей, которых любит.
И я тоже.
Но ты никогда не узнаешь, каково это — иметь таких людей на своей стороне, если не вернешься.